Композиция 22
Калёнов
Подмосковье
Проблему – куда поехать и что делать дальше – решила Ева.
– Не хочу сидеть на базе, – сказала она, сморщив носик. – Казарменная жизнь не для меня. Есть предложения?
Калёнов всей грудью вдохнул чистый, насыщенный влагой после недавнего дождичка воздух. Ему и самому не хотелось оставаться на базе ССО, но и в голову ничего путного не приходило.
Подошли к машинам.
Вечерело, небо снова закрыли облака, где-то недалеко погромыхивало.
– Нам нельзя появляться в Москве.
– Предлагаю поехать в Чисмену, к отцу.
Калёнов не ответил, раздумывая, стоит ли встречаться с Болотовым, и Ева добавила:
– Папа уехал, у него встреча с институтскими друзьями.
– Звучит заманчиво.
– Не раскатывай губу, Макс, – рассердилась женщина. – Я не предлагаю делить одну койку на двоих и мечтать о несбывшемся.
– Как вы разговариваете с полковником ГРУ?! – изумился Калёнов. – Да ещё старше вас на тридцать с лишним лет?!
– Как хочу, так и разговариваю! Едешь?
– Думаю.
– Чем?
– В основном головой. Голова дана человеку, чтобы думать.
– Чтобы думать, но не раздумывать.
– Чувствую, меня здесь никто не любит.
– Не драматизируй, полковник, тебя не любят только те, кто тебя знает.
Калёнов не выдержал, засмеялся.
– Умеете же вы уговаривать, товарищ военспец. Поехали в Чисмену. На твоей скорой или на моей медленной?
– На твоей, мне заправляться неохота.
Сели в белую «Хёндэ Кисс» Калёнова, и охранник на воротах выпустил машину с территории базы, не глянув, кто в ней сидит.
До Чисмены доехали за полтора часа, объехав Москву по Кольцевой автодороге. Разговаривали мало, так как Ева постоянно кому-то звонила либо слушала сообщения абонентов.
Калёнов поставил машину в гараже Болотова, пристыкованном с юга к основному корпусу дачи.
Ева открыла входную дверь, дождалась Максима, включила свет во всём доме.
– Располагайся в гостиной, я переоденусь и сооружу ужин на скорую руку.
– Надо было заехать в магазин и купить чего-нибудь.
– У отца всегда хранится в холодильнике запас еды, овощи и фрукты, он надолго не уезжает, так что с голоду не помрём.
Калёнов прошёл в гостиную, сел на знакомый диван цвета человеческой кожи, разглядывая картины на стенах, в основном – пейзажи молодых художников, и книжные полки.
Ева спустилась со второго этажа в цветастом топике с тонкими бретельками и в шортах. Судя по колыханию топика, бюстгальтера под ним не было, и Калёнов с трудом заставил себя отвести взгляд от груди женщины. Кивнул на картины:
– Отец собрал неплохую коллекцию. Хотя, на мой взгляд, ей не хватает разнообразия. – Калёнов улыбнулся. – Чёрный квадрат не помешал бы.
– Отец не любит абстракции.
– Ну, «Чёрный квадрат» не абстракция.
– Согласна, под чёрным квадратом Малевич спрятал облик дьявола.
– Я слышал эту версию. Ещё более изощрённо поступил Леонардо да Винчи, спрятав лик дьявола под портретом Джоконды.
– Чего только не видится спьяну ценителям высокого искусства! – фыркнула Ева. – Посиди, я позову тебя на кухню.
Она убежала, соблазнительно женственная, хотя и не воздушная как фея или представительница художественной гимнастики, а скорее спортсменка-волейболистка. Как же он её любил век назад!..
Губы невольно сложились в ироническую полуулыбку: век…
Он был тогда моложе на десять лет, но если и в те годы решил следовать принципу «молодое – для молодых», то что говорить теперь, когда на пороге семидесятилетие…
Чтобы не бередить душу воспоминаниями, снял с полки увесистый том Брэма «Жизнь животных» издания тысяча девятьсот пятого года, начал листать. Поставил на место, вытащил томик Джека Лондона, полистал, вспоминая, с каким упоением читал в детстве великолепные «Рассказы южных морей». Поставил томик обратно, снял с полки сборник фантастики.
Вошла Ева, вытирая руки полотенцем.
– Что смотришь?
– Ежегодник фантастики издательства ЭКСМО. Не знал, что Иван Дмитриевич читает фантастику.
– Фантастику он не собирает, но почитывает, а вот фэнтези не любит напрочь. Говорит, что современная фэнтези служит возбуждению нездоровых фантазий, дозволяющих кровь, убийства, грязные сексуальные иллюзии и прочий негатив.
– Пожалуй, соглашусь с его мнением, хотя первые фэнтезийные произведения давно стали классикой.
– А сам что читаешь? Исторические романы?
– Исторические романы – та же фэнтези, призванная окончательно исказить историю. Если классики вроде Алексея Толстого уделяли больше внимания эмоциональному насыщению творений, обладая к тому же литературным даром, то современные писаки типа Акунина – вообще полный мрак!
– Ты не любишь Акунина?
– Я достаточно равнодушен к нему как к писателю, но считаю его нечистоплотным человеком. Мой начальник, директор пансионата, сталкивался с ним не раз и считает отморозком от литературы, возомнившим себя живым классиком и ментором. Недаром он уехал в Европу и гавкает оттуда на Россию как блохастая лысая болонка.
Ева засмеялась, кинув взгляд на голый череп Максима, исчезла за дверью.
В гостиную потянулись вкусные запахи с кухни.
Калёнов ощутил голод, вспомнив, что давно не ел.
Взял в руки лежащий на журнальном столике увесистый томик с закладкой, прочитал имя автора и название книги. Ли Чайлд: «Джек Ричер: смертельный спиннер».
Впорхнула Ева, поправляя фартучек.
– Хлеба нет, я испеку оладьи.
– Как хочешь. Оказывается, твой отец и боевики читает.
– Это упрёк?
– Нет, я тоже позволяю себе расслабиться на детективах, а Ли Чайлд, между прочим, не худший автор. Другое дело, что его талант расходуется на конфликтную литературу.
– Такова жизнь, полковник. Вся человеческая культура базируется не на красоте и гармонии, а на конфликте и конкуренции, литература не исключение.
– Ты читала про Джека Ричера?
– Несколько лет назад смотрела фильм про Джека Ричера с Томом Крузом в главной роли. Но американские боевики в массе своей отражают генетическую матрицу нации – насилие. Розовая американская мечта: бывший киллер становится на сторону добра, с особой жестокостью расправляясь с бывшими коллегами по профессии и бандитами, а девушка с панели превращается в прекрасную леди, защитницу добродетели.
– То есть американцев ты не любишь.
– А ты от них в восторге? Кстати, отсутствие у американцев отчества также является отражением их коллективного бессознательного, несущего весь ужас их проклятого богом генофонда, основу которого составили сбежавшие от правосудия из Старого Света воры, бандиты, обманщики, патологические лжецы и убийцы.
Калёнов невольно залюбовался раскрасневшимся лицом женщины.
– Ты случайно не сталкивалась с этим генофондом?
– Было дело, у нас украли молодого специалиста, соблазнённого посулами американцев.
– Тогда понятно. – Он показал обложку книги Еве. – «Смертельный спиннер». Интересно, что Чайлд имел в виду?
– Спиннер – это тренажёр для пальцев рук, рассчитанный на непоседливых детей. Развивает мелкую моторику.
– Я читал в Сети отзывы и согласен с одним из экспертов, утверждавших, что эта игрушка чрезвычайно вредна, так как блокирует мыслительную деятельность ребёнка. Крути себе и крути – думать не надо. Детки часами зависают на пальцах.
Ева прыснула.
– Хорошо сказал – зависают на пальцах. Может, он и прав, эксперт, сейчас на свет вылезает всё сатанинское, а ради выгоды разработчики таких игрушек готовы продавать всё что угодно. Мандзони продавал в пузырьках «дерьмо художника».
– Да ладно.
– Отстал от жизни, Максим. Знаешь, сколько такой шедевр в баночке стоит на европейских аукционах?
– Сколько?
– От ста пятидесяти до двухсот тысяч евро. Ещё пример: в моде нынче попселфи, слышал?
– Поп – от слова…
– Практически да. Начал этот бизнес проктолог-художник Сантьяго де Сор – делал селфи с пациентами во время операций и продавал. Теперь этим занимается повально весь Интернет.
Калёнов засмеялся.
– Давно известно, Европа в поп-культурном плане – гниющая свалка мерзости. Надеюсь, не предложишь мне посмотреть на творчество этого Сантьяго?
– Фи, полковник! – сморщилась Ева. – Не вовремя я вспомнила о нелюдских увлечениях. Хочешь, я разогрею рассольник с грибами?
– А ты будешь?
– Я нет, пожую овощи.
– Тогда и я не буду.
Ева снова убежала.
Запахи усилились. Глотая слюну, гадая, что готовит дочь Болотова, Калёнов бросил книгу на столик и прошествовал на кухню.
На плите стояли сразу три сковороды. На одной шкворчали разнообразные измельчённые овощи, на второй поднимался пышный омлет с ветчиной, на третьей Ева пекла оладьи.
Захотелось подойти сзади и обнять.
– Помочь?
– Обойдусь, уже скоро. Здесь будем есть или пойдём в гостиную?
– Лучше здесь. Вкусно пахнет.
– Потому что ты голодный, печёнкой чую.
«Знала бы ты, к а к о й я голодный!» – подумал он.
– Вообще-то на ночь я предпочитаю не наедаться.
– Я уже заметила, ты в отличной форме. Выглядишь не хуже майора.
– Ты мне льстишь.
– Если бы льстила, сравнила бы с лейтенантом Яшутиным.
– А он что, покруче выглядит?
– Он моложе тебя на сорок пять лет.
– Вот где собака порылась, всё-таки возраст имеет значение.
– Не впадай в детство, Максим Олегович, когда ты молчишь, выглядишь солиднее. Присаживайся.
Ева ловко разложила по тарелкам горячий салат и омлет, на отдельное блюдо выложила оладьи.
Они сели.
Ева взяла в руки вилку и виновато сморщилась.
– Не предложила выпить, не хочешь?
– А ты?
– Глотнула бы винца. – Она вскочила, направляясь в гостиную. – Проверю, что у отца в баре. Вообще-то он не любитель спиртного.
Послышался щелчок дверцы и звон.
– Есть коньяк.
– Тяжёлые напитки не употребляю, – отозвался Калёнов.
– Шампанское?
– Странно, Иван вроде бы не баловался шипучкой.
– Для гостей бережёт. Есть красное полусладкое, «Крымский погребок».
– Давай.
Ева принесла бутылку, Калёнов открыл, наполнил бокалы.
– За что пьём?
– За хорошее настроение. Я так жалею, что ввязалась в эту историю с ГОН! Побыстрей бы развязаться!
– За настроение!
Пригубили вино, поглядывая друг на друга.
– В отпуске давно была? – поинтересовался Калёнов. – Смотрю, ты не загорелая вовсе.
– Во-первых, отпуск у меня на сентябрь намечен, полечу как раз в Крым, в Гурзуф, а во-вторых, валяться на солнце не люблю. Ты тоже не особо загорел, хотя и работаешь в пансионате. На морях бываешь?
Она начала есть.
– Редко, – признался он, – когда зовут друзья, да и то на мне висит параграф одиннадцатый – не имею права летать за бугор. В основном изучаю родную державу. Прошлым летом побывал на древнерусской регате.
– Ешь, а то остынет. Что ещё за регата такая?
– Проводится почти ежегодно на реке Рузе у села Осташёво. Собираются любители русской старины, устраивают гонки на ладьях, абордажные схватки, бои викингов на мечах.
– Не знала, что у нас такое происходит. А ты в чём участвовал? В боях?
– Дегустировал блюда русской кухни, – улыбнулся Калёнов. – Кстати, очень вкусно готовят, да и торжище в шатрах очень даже ассортиментное. Я купил там старинную новгородскую печать двенадцатого века.
– Неужели артефакт?
– Новодел, конечно, но точно повторяет старинное изделие.
– Я помню, ты печати коллекционировал.
– И сейчас собираю, могу показать коллекцию.
– Может быть, и соберусь как-нибудь, – кивнула Ева, сделав вид, что не поняла намёка. – Отец марки в детстве собирал, потом отдал коллекцию племяннику.
– Почему не тебе?
– Я по натуре не коллекционер, живу как мотылёк, кружусь вокруг огонька свечи с риском крылышки опалить, как поёт Меладзе.
– В наше время одной нельзя. – Калёнов подумал, цепляя на вилку кусочек ветчины. – Да и одному тоже неуютно. Почему развелась с мужем?
– Тебе это интересно?
Он помолчал.
– Нет.
– Тогда зачем спрашиваешь? Сам-то как живёшь?
Калёнов отставил вилку, сердце защемило, захотелось пожаловаться, что он до сих пор не может себе простить своё решение десятилетней давности.
– Честно?
– Глупый вопрос.
– Если честно, то я как пловец в реке: плыву меж двух берегов, теряя силы, и не знаю, к какому берегу пристать. Оба берега неласковые, зыбкие, на одном – горечь воспоминаний и потерь, на другом – иллюзии и умирающие надежды. И нигде меня не ждут.
Ева встала, поставила тарелки в раковину, оглянулась.
– Я точно знаю, что ты ошибаешься, по крайней мере один берег тебя бы принял. Но ты сам этого не захотел. Измени свою стратегию бытия или, как нынче модно говорить, парадигму целеустремлений, и кто знает, может, заживёшь по-человечески. Хватит плыть в одиночку.
Калёнов открыл рот, чтобы ответить, и в этот момент мяукнул его айфон. Он посмотрел на высветившийся в экранчике номер, удивлённо поднял брови:
– Не спится человеку.
– Кто это?
– Барсов… слушаю, товарищ майор.
– Вы где?! – быстро спросил Барсов.
Калёнов покосился на Еву.
– В Чисмене.
– У Болотова? Слава богу, что не в Москве! Но и там небезопасно! Вы с Евой?
– В чём дело, Вениамин Валерьевич?
– Бескудников связан с Подвальным! А поскольку вы попали в поле зрения Следственного комитета, он может вполне послать за вами группу зачистки!
– С какого бодуна?
– Они все повязаны: Зеленов, Лавецкий, Подвальный, Бескудников, – и представляют российский филиал Даркмина.
– Чего?
– Так называют Бильдербергский клуб – по аналогии с Даркнетом – чёрным Интернетом.
– А Гаранин?
– Полковник чист, он взял Зеленова и поехал на приём к президенту, но лучше перестраховаться. Осмотритесь, Максим Олегович, вы человек опытный, должны определить, сидит у вас на хвосте кто или нет. Ева с вами?
Калёнов встретил тревожный взгляд женщины.
– Да, мы вместе.
Барсов сделал паузу, и Калёнов мысленно обозвал себя болваном: майору Ева нравилась, и он после слов «мы вместе» мог подумать что угодно.
– Звоните.
Калёнов выключил мобильный.
– Задёрни шторы.
– Они и так задёрнуты, разве что в спальне…
– Я поднимусь, гляну на посёлок со второго этажа.
– Что происходит, Максим?!
– Майор беспокоится, что Бескудников найдёт нас и здесь.
Где-то недалеко на улице рыкнул мотор автомобиля и смолк.
Калёнов замер, прислушиваясь.
– Выключи везде свет, жди!
Вернулось подзабытое за годы спокойной жизни состояние боеготовности. Напряглись мышцы живота и бёдер. Усилием воли он сделал их гибкими и бесшумно поднялся на второй этаж дачи.
Коттеджный посёлок на краю Чисмены представлял собой огороженный участок территории площадью около гектара между низинкой, переходящей в смешанный лес, и деревушкой Гряды. В нём насчитывалось три улочки и два десятка дачных коттеджей разного калибра и достатка. Скромный двухэтажный домик Болотова стоял на восточной стороне посёлка, венчая крайнюю улицу, у забора, отделявшего посёлок от низинки.
Улицы посёлка освещались фонарями на столбах, и хотя два из них не горели, в том числе тот, что стоял рядом с усадьбой Болотова, всё же было видно, что на улочке остановился белый фургон, больше похожий на автокемпер с длинными, узкими, затемнёнными стеклянными полосами окон по бортам. Фары кемпера весьма экзотического вида не светили, и никого возле него не было, но Калёнов чуял, что внутри находятся люди, ждущие приказа броситься в атаку.
Мало того, ему показалось, что у забора с северной стороны усадьбы колышутся кусты тёрна, а с неба, затянутого тучами, доносится тихий звон.
«Беспилотник! – мелькнула догадка. – Нас обложили, как террористов! Боятся парни, а раз боятся, значит, уважают. Не стоит их разочаровывать».
Он спустился вниз.
– Одевайся!
– Что происходит, Максим?! – прошептала Ева.
– Похоже, нас нашли. Надень что-нибудь спортивное и желательно тёмное.
Ева исчезла на втором этаже.
Калёнов скользнул в гостиную, выходящую окнами на три стороны света, оценил тишину в саду и на огороде, заметил мелькнувшую под забором у гаража фигуру. Сомнений не оставалось: дом Болотова окружал спецназ.
– Майор, – позвал Максим Олегович, присев в простенке между книжными шкафами и прикрыв ладонью айфон, – здесь целая команда, по моим прикидкам – десяток бойцов и машина прикрытия.
– М-мать вашу! – в сердцах выдохнул Барсов. – Предупреждал же! Какого дьявола вы уехали с базы, не сказав?!
– Майор, мы не опера твоей группы.
Барсов взял себя в руки.
– Положение осложнилось, Максим Олегович, неужели не понятно? Сможете продержаться минут сорок до нашего прибытия? Мы подскочим.
– Не знаю, всё зависит от того, когда эти парни пойдут на абордаж. Да и не успеете вы за сорок минут.
– На «вертушке» успеем. В крайнем случае бегите, если есть возможность спрятаться. Мы вылетаем.
– Хорошо, перезвоню. – Калёнов перевёл айфон в режим без звука, тенью поднялся на второй этаж. Пришла мысль, что отряд на улице может иметь спецаппаратуру, позволяющую видеть всё за стенами дома, но он отбросил эту мысль: вряд ли Бескудников видел в объектах задержания опасных бойцов (старпёр плюс женщина), командир же отряда просто выполнял инструкции системы оперативного реагирования, требующие надлежащей подготовки для успешного завершения операции.
Ева выскочила из спальни и наткнулась на него – Калёнов еле успел зажать её рот ладонью, прижимая к себе:
– Тихо, это я! Будем делать ноги. Ты окрестности хорошо знаешь?
– Не очень, только соседние дворы.
– Южная сторона забора выходит на лес.
– Там болотце…
– Это не беда, главное – выбраться из дома. Хорошо бы сбить дрон, иначе они заметят, что мы пытаемся сбежать, и не дадут нам шанса. Калитка имеется? Неохота лезть через забор.
– Имеется, но там замок.
– Оружие у отца есть?
– Никогда не спрашивала, он не охотник, можем поискать в подвале.
– Нет времени искать.
– Погоди, вспомнила, у него в тумбочке, в спальне, я как-то убирала и видела пистолет.
– Пошли.
Они обшарили спальню Ивана Дмитриевича и действительно нашли пистолет, хотя он оказался не боевым. Это был перцовый распылитель s1 Pepper Spray Gun, формой напоминающий немецкий «глок». Он выстреливал струю слезоточивого газа на расстояние до двадцати метров. Калёнов проверил обойму на десять зарядов, убедился, что она полна, поколебался пару секунд, но всё же решил взять. Сунул под ремень штанов сзади, прикрыл рубашкой.
– Нам бы незаметно добраться до забора…
– Из дома есть ещё один выход – во двор.
– Дрон заметит, и нас накроют.
– Что же делать?
– У отца есть фонарь?
– Должен быть, он же рыбачит и по лесам бродит.
– Плохо, что он не охотник, ружьём бы обзавелись. Ладно, ищем фонарь.
Обыскали спальни, гостиную, спустились в гараж, имеющий вход со стороны дома, где и обнаружили рыбацкие снасти, резиновую лодку и снаряжение для походов на лодке, в том числе мощный аккумуляторный фонарь диаметром с кулак человека.
В голове родилась идея стартануть из гаража на машине, но Максим отбросил её, так как спецназ вполне мог открыть огонь. Рисковать жизнью Евы не хотелось.
– Что ты планируешь делать? – спросила женщина, когда они вернулись из гаража.
– Попробую ослепить дрон или в крайнем случае отвлечь внимание оператора.
Калёнов сориентировался, бесшумно открыл окно второй спальни на втором этаже, выходящее на плоскую крышу гаража.
– Теперь лезем на крышу дома.
Всё так же не включая света, они поднялись по опускающейся железной лесенке в тесный шатёр подкрышного пространства, и Калёнов, стараясь не производить шума, открыл небольшое оконце треугольного выступа с противоположной от гаража стороны крыши. Скотчем приладил фонарь к доске, чтобы он не свалился на землю, включил фонарь, высунул доску с фонарём наружу, направляя луч в небо.
– Бежим!
Они спустились на второй этаж, протиснулись в окно, и Калёнов замер, ворочая головой как антенной, пытаясь определить местоположение противника. Организм освоился с режимом экстремальной активности, обострились зрение и слух, и Калёнов за несколько мгновений взял под чувственный контроль территорию усадьбы. Многолетний опыт десантно-разведывательных операций давно превратился в «программное обеспечение» физиологии, и стереть его из памяти на смогла даже спокойная жизнь пенсионера.
Дом Болотова был окружён со всех сторон. Интуиция насчитала шестерых бойцов, одетых в камуфляж-костюмы спецназа, почти невидимых в темноте. Гости с севера и с востока уже подкрались к окнам первого этажа коттеджа, к главному входу подползали двое, участок сада от забора до гаража давился тишиной, и Калёнов понял, что гости с этой стороны уже притаились у стен; по ощущениям, их тоже было двое.
Калёнов притянул Еву к себе, показал два пальца, ткнул ими вниз.
Она кивнула в ответ.
Он нагнулся, ощупал односкатную крышу гаража, полого спускавшуюся к краю. К счастью, она была покрыта не железом, а сплошными композитными плитами, и по ней можно было идти, не боясь устроить грохот.
Покопавшись в бумажнике, Калёнов вытащил пятирублёвую монету, прицелился, бросил в раму шезлонга в десяти шагах и, не дожидаясь реакции гостей, нырнул с крыши под стену гаража как пловец в воду, превращаясь в сгусток энергии и силы.
Время замедлило свой бег.
Сотые доли секунды ушли на оценку противника.
Их действительно было двое, присевших на корточки с пистолетами-пулемётами в руках, в полном боевом камуфляже, со шлемами на головах и очками ночного видения, и оба смотрели туда, откуда прилетел звук ударившейся о раму шезлонга монеты.
Ещё несколько сотых долей секунды потребовалось на оценку места приземления: метровой ширины асфальтовой ленты, окружавшей гараж и весь дом.
Полсекунды занял расчёт тактики действий.
А потом он долетел до асфальта, превращаясь в упругое массивное ядро, – весь прыжок с высоты трёх с половиной метров занял одну секунду, – и одним ударом снизу вверх отправил бойца спецназа в небо.
Напарник спецназовца дёрнулся, поворачивая голову на звук удара, и получил такой же удар, только уже сверху вниз, едва не вбивший ему голову в плечи. Не издав ни звука, парень сунулся носом в клумбу.
Калёнов подставил руки, поймал падающего после «полёта» первого спецназовца, замер на мгновение, прислушиваясь к тишине вокруг, опустил потерявшего сознание парня на асфальт. Снял с него шлем, натянул себе на голову, услышал тихий голос в наушнике:
– Что там за шум, Рэм?
Калёнов помедлил, взвешивая ответ, прошептал едва слышно:
– Сейчас проверю…
Сбросил шлем, поднял голову, заметил над обрезом крыши гаража бледное пятно – лицо Евы, подставил руки, дал знак – прыгай.
Она прыгнула без колебаний.
Максим Олегович поймал женщину, прижал к себе, вдыхая запах её чистого тела и вслушиваясь в стук сердца.
– Отпусти… – едва слышно прошептала она.
С улицы донеслись голоса, и тотчас же с другой стороны дома раздался треск: спецназовцы взломали входную дверь и ворвались в коттедж.
– За мной!
Калёнов схватил Еву за руку, и они устремились к забору.
В доме вспыхнул свет.
Ева оглянулась, зацепилась ногой за кирпич бордюра, ограждающего дорожку, Калёнов едва успел подставить руку, удерживая спутницу от падения, и не услышал – спиной почувствовал движение за беседкой.
Времени на предупреждение Евы не было, поэтому он просто сбил её с ног и, вытащив из-под ремня перцовый пистолет, сделал серию выстрелов в направлении беседки, очертив стволом круг.
Spray Gun издал пять негромких щелчков, извергая струйки мгновенно испаряющейся жидкости, и в десяти шагах от бегущих раздался изумлённый вскрик, кашель и мат: перцовый спрей попал в цель. Выстрелить боец команды захвата не успел.
Калёнов метнулся на звук кашля, нашёл согнувшуюся фигуру в камуфляже, ударил дважды, с двух рук, буквально вколачивая противника в землю. Метнулся назад к поднимавшейся Еве, подтолкнул её к забору:
– Стрелой!
– Их нет! – раздался крик со стороны входа в дом. – Командир, они сбежали!
– Дэн, за коттедж, к забору!
Послышался топот, грохот разлетавшегося гравия, треск ветвей: к заднему участку усадьбы бежали с двух сторон. Но спецназовцам требовалось секунд десять, чтобы в темноте добежать до забора, а беглецы были уже рядом.
– Замок! – слабым голосом охнула Ева.
Калёнов не ответил, обхватывая руками большой амбарный замок, и одним рывком вырвал его из деревянной пластины вместе с дужкой. Распахнул калитку, вытолкнул женщину.
– Беги!
– А ты?!
– Догоню!
Ева не стала колебаться и говорить лишнее, она просто бросилась бежать сквозь вал густой травы, исчезая в темноте, и Калёнов был ей благодарен за поведение, так как она своим беспрекословным подчинением дала понять, что всецело ему доверяет. Мгновением позже он вернулся на территорию усадьбы, закрыл за собой калитку и нырнул в траву под забором. И вовремя: по забору на уровне человеческой груди хлестнула очередь пуль, породив дробный треск и грохот.
По деревьям и кустам сада метнулись лучи фонарей.
На дорожке показались бегущие одна за другой фигуры.
Калёнов дождался, когда первый из спецназовцев добежит до калитки, упруго вскочил, вырастая перед противником глыбой мрака, вырвал у него из рук пистолет-пулемёт (это был новейший «ПП-2000») и одним движением отбросил бойца на несколько метров от дорожки.
Бегущий следом боец группы захвата поднял ствол своего пистолета-пулемёта, но получил в забрало шлема струю перца, охнул, выпустил оружие и улетел вслед за своим напарником.
Калёнов выбросил перцовый пистолет с опустевшей обоймой, дал две очереди из двух «ПП» сразу, целясь по деревьям и крыше беседки, чтобы не задеть парней в камуфляже, крикнул:
– Лечь и не вставать! Перестреляю всех!
Бегущие по дорожке бойцы дружно нырнули в траву по обе стороны.
Калёнов для убедительности выпустил ещё две очереди, пули веером сыпанули по забору, нашли бочку для воды, породив железный грохот.
– Лежать! – Калёнов бросил разряженные пистолеты-пулемёты на землю, собираясь последовать за Евой, и в этот момент послышался нарастающий рокот, над домами посёлка появился вертолёт, снизился над коттеджем Болотова, завис, заливая его территорию слепящим светом прожекторов, и с неба проревел усиленный мегафоном голос:
– Прекратить стрельбу! Всем не двигаться! На любое движение открываем огонь на поражение!
Спустя мгновение на землю на тросах посыпались десантники в спецкомбинезонах, вооружённые автоматами «АЕК-971». Они быстро разоружили застывших спецназовцев, не получивших, к счастью, приказа отбить атаку, и вертолёт, винты которого подняли настоящую бурю, пригибая к земле деревья и кустарники, взлетел выше, хотя и продолжал освещать усадьбу.
Калёнов поднял на всякий случай руки вверх, повернулся лицом к дому.
К нему подбежали двое рослых десантников, откинули забрала шлемов, и Калёнов узнал Барсова и Яшутина.
– Живы?! – в один голос заговорили они. – Где Ева?!
Барсов покосился на Яшутина, и лейтенант отступил назад.
Калёнов, не отвечая, поспешил к забору, распахнул калитку, собираясь позвать дочь Болотова, однако она вынырнула перед ним из темноты как ночной призрак и бросилась на шею:
– Максим!
Стояли, обнявшись, до тех пор, пока не подошёл Барсов.
– Уходим, Максим Олегович.
Ева отпустила Калёнова, повернулась к Барсову:
– Спасибо, товарищ майор, вовремя подоспели. Костя, и вам спасибо.
Сказав так, она поправила волосы и пошла к дому, бросив на ходу:
– Я на минуту.
Мужчины молча смотрели ей вслед.
– Пропустите! – раздался чей-то возмущённый голос, и к Барсову подбежал командир спецназа, штурмовавшего коттедж, уже без шлема и без оружия, козырнул: – Капитан Зотов, волоколамский СОБР. Вы кто?! Что происходит?!
– Майор Барсов, ССО Росгвардии, – сухо ответил Барсов. – Это я вас хочу спросить, что происходит. По какому праву вы нападаете на наших сотрудников?
– Ваших со… – ошеломлённо начал капитан. – Я не знал… получил приказ задержать вооружённых террористов…
– Свободны, капитан Зотов. Забирайте свою кавалерию и возвращайтесь в часть.
– Но я не могу не выполнить…
– Доложите командованию, что Росгвардия своих людей не бросает. Пусть разбираются начальники наверху. И не дай вам бог, капитан, попытаться выполнить приказ ещё раз!
– Но…
– Второй!
Подскочил Алексеев.
– Помогите СОБРу убраться с территории посёлка!
– Есть! – Алексеев взял командира собровцев под локоть и повёл, не обращая внимания на сопротивление, к воротам усадьбы. За ним бойцы ГОН сопроводили и остальных солдат волоколамского СОБРа.
– Пойдёмте, Максим Олегович, – сказал Барсов. – Хлебнём чайку, если хозяйка угостит. Всё равно придётся подождать, транспорт будет через полчаса.
Они побрели к дому, посматривая, как вертолёт исчезает в беззвёздном небе.
– Что нового? – спросил Калёнов, расслабляясь.
– Гаранин получил карт-бланш президента.
– На что?
– Будем брать Лавецкого, Бескудникова и, возможно… – Барсов помолчал, – председателя правительства.
Калёнов споткнулся.
– Когда?!
– Лавецкого – сегодня ночью. Надо спешить, пока эти бильдербергские крысы не начали разбегаться.
– Но ведь президент мог вызвать Лавецкого к себе в Кремль и там задержать.
– Ночью? Командующий Росгвардией не дурак, сообразил бы, что к чему.
– Тогда вы зря отпустили СОБР. Командир группы доложит своему начальству, оно свяжется с Бескудниковым, и генералы встревожатся.
– Они уверены, что всё под контролем, и уж точно не предполагают, что мы готовим их захват. До утра они вряд ли что-либо предпримут.
– Спустят с цепи группу зачистки.
– Вот потому и надо спешить с Лавецким, он наверняка знает, кто командует киллерами. Не отставай, лейтенант.
Втроём они поднялись по ступенькам крыльца и вошли в распахнутую входную дверь со сломанным замком.
