Глава 29

Это был первый день нашего двухнедельного путешествия к Люмине. Тайрус находился в моей каюте и разглядывал испещренную звездами пустоту за иллюминаторами «Александрии». Последняя только что отстыковалась от Хризантемы, оставив прореху в «Valor Novus». Из соседней каюты временами доносился лай Карателя.

– О чем ты думаешь? – спросила я.

Когда Тайрус раздумывал о будущем, его лоб прочерчивали глубокие морщины. Со стороны казалось, что в его голове вращаются шестеренки. Он пошатнулся, корабль как раз вошел в субпространство и звезды исчезли. Тайрус повернулся ко мне.

– Меня все считают кощунником. Это может помочь в нашей миссии на Люмине. Ты наверняка слышала, что излишние придерживаются более древних религий. Они лишь для виду выполняют гелионические ритуалы, и то когда этого требуют гранды. С другой стороны, если я изображу сочувствие их… богохульствам, в дальнейшем меня будут ждать другие проблемы.

– С будущей поддержкой грандства?

– Именно, – он посмотрел на меня и до него вдруг дошло. – Вот это да! Ты все это время стояла на руках?

Раз мы находились в моей каюте, я решила, что Тайрусу придется смириться с моими привычками. Легла на пол и отжалась, держа тело параллельно полу и опираясь только на костяшки пальцев.

Вместо ответа я вытянула ноги вверх и сделала стойку на руках.

– Ты такая сильная, – пробормотал Тайрус, обходя меня кругом. – Кажется, ты делаешь это без малейших усилий.

– Минимум усилий все же необходим, – удовлетворенно ответила я. – С тех пор, как мне пришлось занять место Сидонии, я вынуждена была избегать любых физических упражнений. Дело в том, что я слишком легко набираю массу.

– И я занимаюсь по два часа в день.

Что же, это объясняло крепость его рук.

– Надо же, какое тщеславие.

– Если бы меня волновала внешность, я бы прибег к помощи робомедиков. Я занимаюсь для того, чтобы не чувствовать себя слабаком.

Я удивленно покосилась на него. Этот резон был мне хорошо понятен. Другое дело, я никогда не думала, что наследник престола может испытывать подобные чувства.

– Путешествие будет довольно скучным, – сказал он. – Мне было бы любопытно провести с тобой спарринг.

– Ты проиграешь.

– Как насчет небольшой форы? – хитро улыбнулся он. – Например, можно привязать тебе одну руку за спиной.

– Да хоть обе. Ты проиграешь, ваша светлость. Не хочу причинять тебе боль.

– Ничего, я пойду на такой риск.

– Тогда, раз уж речь зашла о соревновании с дьяболиком, тебе следует знать, что я – нетипичный дьяболик. У меня искусственно удалена большая часть мышечной массы.

– Что же, значит, фора уже есть.

– Она ничтожна. Я ведь все равно остаюсь дьяболиком.

Роботы обтесали мои кости, чтобы я больше походила на человеческую девушку, но в действительности я ею никогда не стану. Удивительно, что он об этом постоянно забывает. А еще удивительнее то, что меня заинтересовала его новая идея.

– То есть ты отказываешься со мной драться? – спросил он.

Немного смутившись, я сделала сальто и встала на ноги. Его глаза расширились.

– Ого! – воскликнул он так, словно я совершила подвиг.

– Ага, – буркнула я, почувствовав непонятное раздражение. – Если ты так жаждешь, чтобы я тебя поколотила, кто я такая, чтобы отказывать? Желаешь прямо сейчас? – предложила я. Заодно, кстати, узнает кое-что о моей настоящей природе.

– Нет, давай сразу после службы, – захохотал он. – Тогда это будет выглядеть так, словно Сидония Эмпиреан поколотила своего дружка за неуважение к Живому Космосу.

Шутка натолкнула меня на мысль.

– А ведь Сидония была очень набожна. – Боль воспоминаний пронзила мне грудь, но я продолжила, подавив эмоции. – Да, она разделяла интерес отца к науке, но при этом не пропускала ни одной проповеди.

– Я слышал об этом, – Тайрус приподнял бровь.

– Почему бы нам это не использовать? Ты ведь сам захотел, чтобы на публике я на вас влияла? Ты можешь угодить люминарцам своим безбожием, а грандству – своим благочестием по моему настоянию. Они закроют глаза на твои прошлые святотатства, когда увидят, что ты стремишься сделаться ревностным гелиоником.

– Умно, – усмехнулся Тайрус. – Под твоим патронажем я буду посещать проповеди, наемники Домитрианов на этом корабле начнут об этом судачить, и слухи достигнут нужных ушей в Хризантеме. Все узнают, что Сидония Эмпиреан оказывает благотворное влияние на бедного сумасшедшего.

Так мы и сделали.

На малолюдном корабле службы в Гелиосфере выглядели непривычно. Самые высокопоставленные прихожане должны были сидеть в наиболее близком к священнику круге, а все остальные – во внешних, согласно рангу. Тайрус оказался в гордом одиночестве в первом круге, во втором – я, в третьем – Нивени. Во внешнем круге размещалась горстка челяди и наемников.

Во время проповеди Тайрус то и дело беспокойно вскакивал и делал вид, что собирается уйти. И всякий раз я, нарушая этикет, выходила вперед, клала руку ему на плечо и громким шепотом напоминала, что он обещал мне потерпеть.

Тайрус снисходительно улыбался, всем своим видом показывая, на какие подвиги ему приходится идти ради любимой. Я спиной чувствовала жадные взгляды наемников, уже составлявших доклады тем, кто их подкупил в Хризантеме. Наверняка нашлось немало желающих разжиться крохами информации, собранной во время путешествия наследника трона.

Нивени, молчаливая и неподвижная, всю службу смотрела стеклянными глазами в черную пустоту.

Потом мы вышли в коридор, и она направилась к своей каюте. Я ее окликнула:

– Пообедаешь со мной?

Мы не разговаривали с того самого дня, когда она узнала о моих отношениях с Тайрусом, и это мучило меня куда больше, чем я себе самой признавалась. Нивени обернулась, но в глаза мне так и не посмотрела.

– Спасибо, я не голодна.

– Но ты рада, что возвращаешься домой? – сделала я еще одну попытку.

– Так это ты устроила, Сидония?

– Я сказала принцу, что ты можешь помочь прекратить смуту.

– Вот, значит, что меня ждет, – Нивени обреченно рассмеялась. – И как же мне это сделать? Люди на планете знают, что на пути прогресса стоит империя с ее гелионизмом. Та самая империя, которая выкачивает с Люмины гораздо больше, чем дает ей взамен. Зачем нам, собственно, вы нужны? Ради защиты? От кого? Главную угрозу представляет сама империя с ее разложившимся грандством и древними кораблями, сеющими вокруг себя злокачественное пространство!

Я оглянулась, чтобы удостовериться, что никто не слышит опасные речи.

– Ко всему этому император добавил смертельное оскорбление, убив мою мать, избранную народом Люмины. – Голос Нивени дрогнул. – Неудивительно, что люди взбунтовались. Мы лишены гражданских прав, а теперь нас лишили даже иллюзии выбора вождей. И теперь я должна объявить им, что все это не имеет значения?

– Не знаю, что ты можешь им сказать, – медленно проговорила я. – Но знаю одно: ты – единственная, кто может их спасти. Император безжалостен, Нивени. Он скорее уничтожит планету, чем позволит ей отколоться от империи.

– Он попытается уничтожить… – Глаза девушки странно заблестели. – Даже если я помогу императору, ничто не помешает ему вернуть меня в Хризантему и убить. Или стереть мою планету с лица вселенной, когда люди меньше всего будут этого ожидать. Сейчас же мы находимся в сильной позиции. Если мы уйдем, другие планеты последуют за нами и будут сражаться на нашей стороне. В общем, мне нет причин помогать твоему любимому Тайрусу. Напротив, мне следует сказать тебе кое-что. Я не верю в гелионизм! По-моему, все его постулаты – полный бред! – с вызовом выкрикнула Нивени.

Я вновь оглянулась на Гелиосферу, в страхе, что нас подслушает какой-нибудь наемник Домитрианов.

– Я не верю, что космос – это живое божественное начало, создавшее нас, – рявкнула Нивени. – Космос – всего лишь пустота, объект, который наравне с нами был создан Богом. В этой вере вырастила меня моя мама. – Ее лицо болезненно сморщилось. – Я не слишком-то ее слушала. Ах, если бы я только могла вернуться назад… – Ее голос задрожал, она часто задышала, стараясь успокоиться. – Сидония, что бы мы ни делали в Хризантеме, на какие бы вечеринки ни ходили, какие бы наряды ни напяливали, сколько бы денег ты мне ни дала – я вовсе не грандесса. Не такая, как ты. Я родилась не в космосе и не пользуюсь благоволением империи. Я – одна из них, из излишних, – Нивени словно выплюнула это слово мне в лицо.

Только тут до меня дошло, что наименование, которое я слышала множество раз и сама бездумно повторяла, было оскорблением. Излишние. Оно подразумевало, что подавляющая часть человеческих существ была бесполезным балластом.

– Не знаю, поверишь ты или нет, – тихо пробормотала я, – но мне безразлично, еретичка ты или верующая. Совершенно безразлично.

Наверное, это был не тот ответ, который она хотела услышать.

– Две недели назад, – произнесла она с горькой улыбкой, – мне было бы лестно, скажи ты такое. Я бы вообразила, что грандесса признала меня за равную. Мне так этого хотелось. Я злилась на мать. – Губы Нивени искривились. – И все недоумевала, зачем она бросила вызов сенатору фон Пасусу. Теперь я поняла, зачем. Я поняла, что моя мать – настоящая героиня. И собираюсь стать такой, какой ей хотелось бы меня видеть.

И не говоря больше ни слова, Нивени ушла. Мне стало тошно. Я не ожидала, что она отвергнет нашу помощь. Можно ли было теперь на нее рассчитывать? Этого я не знала. Нивени слишком рассердилась, слишком глубоко погрязла в своем горе, чтобы быть предсказуемым игроком в столь сложной игре.