Глава 27
Следующие несколько дней у меня голова шла кругом. Явившись на праздник с наследником трона, я тем самым получила в Хризантеме новый статус. Это обнаружилось следующим утром, едва пробил час, подходящий для визитов.
– Креденца Фордайс прибыла с визитом к Сидонии фон Эмпиреан.
– Ивиньи фон Уоллстром прибыла с визитом к Сидонии фон Эмпиреан.
– Эфени Локлайт прибыла с визитом к Сидонии фон Эмпиреан.
Вслед за каждым объявлением ко мне на виллу вваливалась какая-нибудь очередная придворная дива со всем своим окружением. Они рассаживались по креслам и принимались с любопытством осматривать меня, мою челядь и мою обстановку, болтая всякую чепуху. Мне же светские разговоры ни о чем давались с огромным трудом. Приходилось постоянно одергивать себя, чтобы не таращиться на посетителей и не смущать их. Впрочем, все они, похоже, были сосредоточены только на том, чтобы получше преподнести самих себя, и не особенно обращали внимание на мое поведение.
– Ах, Сидония, ты помнишь тот социальный форум три года назад? Я еще тогда отметила, что у тебя премиленький аватарчик, – щебетала грандесса фон Флейверт.
– Какие у тебя крепкие челядинцы, – бубнила Креденца Фордайс, все еще смущенная моим внезапным возвышением и необходимостью изменить ко мне отношение. – Ты обязана, просто обязана мне сказать, чем их кормишь.
– Едой, – ответила я. – Они едят еду.
– Еду? Как интересно! – взвизгнула она.
Я уставилась на нее, она – на меня. Повисло молчание.
– Наверное, я должна давать своим больше этой самой еды, – нервно улыбнулась Креденца.
Но все эти визиты были ничем, по сравнению с прибытием самого сенатора фон Пасуса, за которым тащилась ядовито ухмыляющаяся Элантра.
– …имел удовольствие познакомиться с твоим отцом. Когда же это было? Кажется, лет двадцать тому. Или двадцать один? – громогласно гудел сенатор.
– Это было ровно двадцать два года назад, отец, – встряла Элантра. – Вы сто раз рассказывали мне об этом.
– Да-да, двадцать два года тому. Мы тогда оба только-только сделались главами своих родов, – по лицу сенатора блуждала смутная улыбка. – Я так огорчился, когда узнал, что с ним случилось. Веришь ли, я наслаждался нашими стычками в сенате. Жаль, конечно, что мы с ним разошлись по принципиальнейшим вопросам нашей эпохи. А ведь сложись все иначе, могли бы вместе вершить великие дела. – Он откашлялся и разгладил свою ухоженную бородку. – Но дело, видишь ли, в том, моя дорогая, что я хорошо знаю, когда надо забыть старые споры. А без родительского глаза тебе придется нелегко.
– Мы с отцом счастливы предложить тебе нашу помощь, – улыбка Элантры выглядела резиновой.
– Именно, – кивнул сенатор. – Ведь ты еще так юна, моя дорогая. У тебя вряд ли было время как следует изучить тонкости нашей работы. – Он помолчал. – Например, как вести дела с излишними, проживающими в твоих владениях. Мы у себя считаем само собой разумеющимся, что они будут учиться на нашем примере, но зачастую все не так просто. Иначе почему какой-нибудь негодяй, когда ты меньше всего этого ожидаешь, умудряется убедить их, что они имеют право судить о том, в чем…
– Вроде наместницы Санъяу? – невинно уточнила я.
Сенатор захлопнул рот. Элантра злобно взглянула на отца, словно говоря: «Я же предупреждала!»
Мне было безразлично, что я нарушила табу, упомянув при Пасусах имя той, которая бросила им вызов на их же собственной территории. Имя женщины, которая не принадлежала к грандству, но была убита вместе с благородными врагами императора. Это могло быть только работой Пасуса. Император вряд ли интересовался какой-то наместницей, каковы бы ни были ее взгляды. Мать Нивени не представляла для него угрозы, следовательно, сенатор лично попросил его включить наместницу в расстрельный список.
– Дело в том, – сенатор попытался горделиво выпрямиться, – что провинция Ламанос…
– Люмина, – с приторной улыбочкой поправила Элантра.
– Ну, да, Люмина. От нее вечно одни неприятности. Каменистая планета с подозрительными способностями населения к самообеспечению. Вот их вожди и возгордились без меры. Наместница Санъяу была демагогом, развратившим своих подчиненных. Большинство излишних ослеплено пропагандой или невежественно, чтобы понять, насколько они нуждаются в империи и сколько выгод получают от покровительства грандов. – Сенатор подался ко мне, в ярком свете атриума холодно и остро блеснули его глаза. – Но им был преподан суровый урок. Ни одна планета, ни один уголок вселенной не избегнут нашего гнева. Сила – вот единственное, что уважают излишние. Ты еще вспомнишь мои слова после того, как они будут усмирены.
Несколько дней спустя я получила приглашение на мой первый ужин с семьей Домитрианов.
Тайрус пододвинул мне кресло, помогая усесться за столом в пиршественном зале. Император отсутствовал, его кресло во главе стола пустовало. Я сидела рядом с принцем, чувствуя на себе тяжелый, пронизывающий взгляд его бабки Цинии. Она принадлежала к побочной ветви рода Домитрианов, прежде куда более многочисленной, члены которой склонны были умирать молодыми. Сигиллой ее ветви был пульсар, а не шесть императорских звезд.
Для того чтобы взойти на трон, Цинии пришлось выйти замуж за принца. Однако тот оказался излишне строптив и не желал прислушиваться к ее мудрым советам. Теперь она пыталась руководить империей, управляя своим любимым отпрыском, то есть – нынешним императором. Она же стояла и во главе устранения всех других претендентов на трон.
К моему огорчению, Циния притащила с собой Сэливара и Дивинию. Они уже оправились от отравления, хотя и были не в лучшей форме. Супруги безмятежно улыбались, однако их лица были бледны, а глаза – затуманены, словно они не понимали, где находятся. Изо рта Сэливара стекала струйка слюны, которую то и дело вытирал шелковым платочком челядинец.
Тайрус склонился ко мне, для виду поигрывая серьгой в моем ухе. Я ощутила тепло его дыхания, когда он прошептал:
– Они ничего не помнят. Дивиния даже говорить внятно не может, а Сэливар забыл, как его зовут.
– Все так печально?
– С «Дыханием скорпиона» шутки плохи. Чуть превысишь дозу – и можно окочуриться.
Я почувствовала прилив удовлетворения, глядя на родственников императора и вспоминая, что они готовили для Сидонии и что сотворили с Нивени. Супруги неуклюже орудовали столовыми приборами, сражаясь с едой на своих тарелках.
– Попытайся умерить радость. – Тайрус снова щелкнул по моей серьге. – От бабушкиного взгляда ничто не ускользнет.
Когда он отстранился, я увидела, что Циния действительно не сводит с меня глаз. Она явно заметила мою довольную физиономию.
– Вам нравится видеть мою внучку и ее мужа в таком состоянии, сенатор фон Эмпиреан?
– Ни в коем случае, ваша светлость, – поспешно сказала я. – Я улыбнулась лишь воспоминанию о том, какими они были прежде…
– Прежде чем заболели, а у вас отшибло память?
Эта женщина убила собственных детей, которым не повезло стать ее любимчиками. Если она узнает, что я сделала с Сэливаром и Дивинией, то не колеблясь убьет и меня.
– Совершенно верно, ваша светлость, – пробормотала я. – Такая трагедия!
– Расскажите, как это вы умудрились познакомиться с моим внуком? – Грандесса Циния нервно дернула уголком рта.
Тайрус накрыл мою руку своей, я заметила, что он слегка напрягся.
– Я ведь уже все вам рассказывал, бабушка…
– Я желаю послушать эту волшебную сказку от самой юной леди.
На какой-то момент я растерялась, но потом вспомнила историю, которую сочинил Тайрус для объяснения нашей связи императору.
– Я была ужасно огорчена недавними событиями, думаю, вы меня поймете, – произнесла я и отпила вина, чтобы выиграть время.
Рука Тайруса все еще лежала на моей, его большой палец поглаживал тыльную сторону моей ладони, – очередной спектакль на публику. Мне это немного мешало, но я не решилась убрать руку, поскольку Циния сразу бы обратила на это внимание.
– Его светлость встретил меня, когда я была очень расстроена, и отвел на «Александрию». Сперва он развлекал меня, показывая эти смешные древние штуки, называемые книгами, потом одно, другое и… – я повернулась к Тайрусу и улыбнулась, надеясь, что никто не заметит моих холодных, хищных глаз. Он улыбнулся в ответ.
– Ну да, как это я сразу не сообразила, – ехидно заметила Циния. – Вас очаровала его библиотека? Одним звездам известно, зачем Тайрус вцепился в эти книги. Однако вы, разумеется, переняли от своего отца любовь к ненужным знаниям.
Это были опасные слова, она явно пыталась загнать меня в ловушку.
– Нет-нет, ваша светлость, знания – это не для меня. Просто эти книги… они такие забавные.
– Между тем внутри их скрывается яд. – Циния отпила вина. – Никогда не могла понять всей этой любви к чтению. Учение – абсурдная потеря времени, если вас интересует мое мнение. Особенно с учетом того, что все нужное можно узнать у компьютера. Будьте осторожны, сенатор фон Эмпиреан. Не оступитесь на том самом месте, что и ваш покойный батюшка.
– Ни за что, ваша светлость! – Я до боли сжала кулак под столом.
– Что меня особенно удивляет, – продолжила Циния, – так это то, что мой собственный внук влюбился в одну из Эмпиреанов. Не знала, что у него могут быть подобные склонности. Я-то всегда думала, что собирание книг – это глупая причуда, а не интеллектуальная склонность.
Разговор принял очень опасный оборот, но Тайрус сумел выкрутиться. Он дико захохотал, потом откинулся на спинку стула и тупо уставился в потолок.
– Знаете, бабушка, если уж начистоту, то у меня никогда не возникало особого желания читать эти книги. Я просто думал, что в них содержится ответ на вопрос: почему я так превосхожу во всем заурядных людей? Ведь у меня в голове роится масса вопросов. Отчего люди не слепнут при взгляде на мою сверкающую трансцендентную сущность? Почему именно я имею прямой доступ ко всей мудрости Космоса, тогда как остальные не способны слышать его голосов? Что именно в моей скромной телесной оболочке столь возвышает меня над серой массой? – Он поднес мою ладонь к своим теплым губам, не сводя при этом взгляда со своей бабки. – Надеюсь, Сидония Эмпиреан даст мне ответы на все эти загадки.
– Да неужели? – Циния приподняла тонкую бровь.
– Ну, разумеется! Она считает, что на самом деле я вовсе не сам Живой Космос, выражающий божественную волю через человеческое тело, а, скорее, продукт космического творения, как и всякое другое существо.
– Я сама тысячу раз говорила тебе то же самое, – рявкнула Циния.
– Видимо, бабушка, ваш голос звучал менее убедительно, чем ее сладкий голосок. – Он подался вперед и провел большим пальцем по моим губам. – Я ведь уже говорил тебе об этом, милая?
Интересно, наш спектакль на самом деле требовал постоянных прикосновений? Заглянув в глаза Тайрусу, я поняла, что он просто пытается следовать нашему плану: представить все так, что мне как-то удается сдерживать его буйный нрав.
Грандесса Циния пристально смотрела на него, ее рука, сжимавшая бокал, побелела.
– Хорошо, – взяв в себя руки, сказала она, отпивая глоток вина. – Хорошо, Тайрус, на сей раз тебе действительно удалось меня удивить.
Она ему поверила! Разумеется, поверила. Если все эти годы она верила его маскараду, почему бы ей не поверить и сейчас?
Вдруг свет в зале изменился, приобрел золотистый оттенок, превратив резной узор на стенах в сверкающий кружевной гобелен. Вошел Живодер, за ним появился император, окруженный дронами. Шествие замыкал второй дьяболик, Кат. Я сразу заметила, что император одет в бронежилет.
– Сын мой, поцелуй меня. – Циния приподняла острый подбородок.
Улыбка Рандевальда застыла на лице. Похоже, ему не нравилось, что при всей своей власти в империи он до сих пор получает приказы от матери. Но, соблюдая приличия, он склонился и дотронулся губами до ее гладкой щеки.
– Приятно видеть всю семью в сборе, – объявил Рандевальд. Его глаза наткнулись на меня, рот растянулся в ухмылке. – Прими мои поздравления, племянничек, у тебя отменный вкус. Сенатор фон Эмпиреан очаровательна.
Я подумывала, не вернуться ли к моему натуральному цвету волос и оттенку кожи, особенно после того, как увидела тело Злючки в клетке мантикоры. Какая-то злобная и мстительная часть моей натуры желала выставить напоказ сходство с мертвым дьяболиком, от которого с такой легкостью избавились.
Но, разумеется, я этого не сделала, опасаясь, что оставшиеся дьяболики посчитают сходство слишком сильным, чтобы его можно было объяснить иначе, чем общим ДНК. Вместо этого я выбрала темно-рыжие волосы и белоснежную кожу, что прекрасно сочеталось с цветом волос Тайруса. Теперь мы выглядели настоящей парой.
Роботы-официанты принесли кушанья, и дроны принялись кружить вокруг стола. В соответствии с обычаем, члены семьи начали дегустировать пищу, прежде чем ее пробовал император. Я заметила, что Рандевальд не обратил особого внимания на Тайруса, зато с жадным ожиданием взирал на Цинию, отрезавшую тончайший ломтик сочной ветчины. Когда же Сэливар и Дивиния получили на пробу свои порции, он только покачал головой:
– Было бы почти милосердием, если бы они, в их состоянии, проглотили яд, верно?
Убедившись, что блюда не отравлены, Рандевальд с аппетитом принялся за еду.
– Какое вульгарное замечание, сын мой. Мы все должны молиться об их выздоровлении. Неужели нигде не осталось робомедиков получше? – грандесса Циния деликатно отправляла в рот крошечные кусочки яств, неприязненно косясь на жужжащих над головой дронов. – Сын, этот шум совершенно непереносим. Они что, будут кружить тут на протяжении всего ужина?
– Матушка. – Улыбка императора сделалась ледяной. – Вы вряд ли посмеете обвинить меня в излишних мерах предосторожности. Неделю назад у меня было три дьяболика, а теперь только два.
Образ Злючки, пожираемой мантикорой, так и встал у меня перед глазами. Я сжала нож в кулаке. Хотелось вскочить, прыгнуть и вонзить его прямо в глаз Рандевальду.
К счастью, возникшая у двери суматоха спасла меня от необдуманного поступка. Туда немедленно полетели дроны. Кат обернулся, напрягая свои внушительные мускулы. В зале появился сенатор фон Пасус. Его лицо было багровым, седые волосы растрепаны, будто он пытался их вырвать. Опустившись на колени, сенатор выпалил:
– Приношу вам глубочайшие извинения, ваше величество, за то, что прерываю вашу трапезу, но у меня срочные новости.
Император тяжело вздохнул, встал из-за стола и протянул сенатору руки, позволив прижать свои пальцы к щекам. Они с Пасусом обменялись несколькими фразами, которые даже я не смогла расслышать из-за гудения дронов. Император побледнел.
– Найдите эту девчонку и приведите сюда. Такое спускать нельзя, – рявкнул он и вернулся к столу.
Тайрус делал вид, что внимательно изучает собственные ногти. Но когда наши плечи соприкоснулись, я почувствовала, что он одеревенел. Дивиния и Сэливар продолжали пускать слюни, бессмысленно уставившись в свои тарелки.
– Это просто прелесть какая-то. Нет, воистину забавный поворот событий! – император издал ядовитый смешок и повернулся к Цинии. – Люмина объявила о своей независимости. Они выслали имперских чиновников из своей системы.
– Не может быть! – Лицо Цинии посерело.
– И тем не менее. Они требуют… Требуют, обращаю на это ваше внимание, возвращения дочери наместницы, Нивени Санъяу.
Нивени! Я беспомощно поглядела на Тайруса. Он все еще прикидывался совершенно безразличным и не заметил моего отчаянного взгляда.
– Что же, я отправлю ее им, – хмыкнул император. – Точнее, ее голову в коробке.
