Глава 46
– Никто, – мрачно ответил полковник, – но у вас получилось. Екатерина ощутила недомогание, испугалась до предела, решила, что упаковка лопнула. Далее включилась психосоматика. Девочку охватил страх смерти, резко подскочило давление, ужас зашкалил за все отметки, кое-как она смогла войти в зал прилета и, думаю, увидела полицейских, которые деловито шли в ее сторону. Давайте вспомним о том, что Катя была очень законопослушной, даже улицу только на зеленый свет переходила, на перевозку героина ее толкнула безбрежная любовь к Вадиму. Наверное, несчастная подумала, что не спасет лучшего мужчину на свете, да и сама окажется в тюрьме. У Екатерины началась сильная паника, и она умерла. От страха.
– Поверьте, я не хотела такого результата, – тихо произнесла Зинаида.
– Но Катя умерла, – заметил Арсений.
– Вот что странно, – протянула я. – Почему, когда Вадим врал про Катю и таблетки, вы, совсем не глупый человек, не спросили себя: а как Носова узнала о тайнике? Ладно, пусть она неведомым образом обнаружила его в вашей квартире. Но кто ей нашептал про препарат Семена Нечеткина? Кто сообщил, что в банке находится уникальный медикамент? Встаньте на место Носовой. Предположим, она устроила обыск, чтобы найти какие-то ценности. Попалась упаковка с капсулами, названия на банке нет. Зачем их красть? Что за препарат? Как им пользоваться? Удивительно, что вы поверили Вадиму, не сообразили: банку стянул он. Сам уволок, а свалил на Катю.
Зинаида пожала плечами.
– Вибров владеет даром убеждения, прямо колдун. Врет он, как дышит, делает это так виртуозно, что вы попадаетесь на его удочку. Но через некоторое время мозг включается, вы понимаете: наврал парень. Я не сразу сообразила, что, даже сперев пилюли, Катя бы не знала, что с ними делать. А вот Вибров! Он постоянно крутился в доме, часто в квартире один оставался.
– Зачем? – удивилась я.
Зинаида Семеновна улыбнулась.
– Из-за Мышки. Собачки. Она совсем старенькой была, шестнадцать лет прожила. В последние годы жизни стала бояться одна дома находиться, плакала. Я просила Вадима с Мышкой в наше отсутствие посидеть. Один раз он у нас в квартире целый месяц жил, мы с Сонечкой полетели в Италию отдохнуть. У меня в спальне не только спрятаны лекарства в тайнике, но и доклад отца на полке стоит. Он подготовил простым, ненаучным языком написанную бумагу. Хотел ее на самый верх в правительство передать, поэтому и составил документ, в котором не обремененный специальными знаниями человек разберется, поймет действие препарата, оценит его важность для государства. Отец надеялся, что НИИ не закроют. Но отправить свой труд не успел, институт расформировали. Я вспомнила про папку с докладом, про то, как Вадим у нас месяц жил. И меня осенило: не Екатерина пилюли украла. Вибров в мое отсутствие рылся везде, нашел бумаги, отрыл таблетки. Сообразил, гаденыш, что их дорого продать можно. Я вызвала Вадима для беседы.
Зинаида замолчала.
– Не станем сейчас углубляться в детали, – произнес полковник. – Вы разорвали с ним отношения?
– Да, – сухо ответила старшая Нечеткина, – мы серьезно поговорили. Сволочь мелкая! Он все отрицал, но я ему жестко сказала: «Исчезаешь из нашей жизни. Если узнаю, что ты подошел к Сонечке или к нашему дому ближе, чем на километр, это будет последний день твоей жалкой жизни. Уж поверь, я слов на ветер не бросаю».
– Интересно, что он в лесу делал? – пробормотала я.
– Обманывал Модеста Капельфана, – неожиданно сказал Петя.
– Ой, – подпрыгнула я, – Модест Модестович Капельфан! Именно это имя было на надгробии в лесу! Вспомнила! А вы откуда знаете?
Петя поморщился.
– От Вероники. Я готов согласиться с Зинаидой Семеновной. Вадим на некоторых женщин действует, как кобра на кролика. Бабы теряют голову и начинают исполнять заказанные Вибровым танцы. Вот такой талант ему достался.
– Это правда, – признала Юля, – словно в дурмане, живешь, потом вдруг, раз! И понимаешь: боже, как я могла его любить!
– У Ники прозрение так и не наступило, – мрачно заметил Петя. – После той истории с долгом, который Вибров Невзоровой вовремя не отдал, я ей сказал: «Ты как хочешь, а я с этим типом больше на одном поле ничего делать не стану».
Она завела речь о том, какие у говнюка проблемы, что он непременно все вернет, но позднее. Я Нику остановил: «Любишь его? Не имею права запрещать тебе с кем-либо общаться. Но сам о Виброве слышать не желаю. Он мошенник. Он думает, что это я ему сотняшку отвалил, и не вернул назад. Вот я его и посылаю на три веселые буквы».
На том и порешили. Ника не говорила более о Виброве ни слова. Я бывшего приятеля из всех списков контактов вычеркнул. Вам это кажется странным в свете того, что он не мои сто тысяч заныкал? Кто насрал Нике, тот и мне нагадил. Невзорова влюбленная баба, ей…
– Странная женщина, – удивилась Юля, – мне столько неприятной информации про Вадима выложила, говорила: «Я обожала его, но теперь прозрела. Более с Вибровым дел не имею». А потом снова с ним общалась? Или я вас не так поняла?
Петр махнул рукой.
– Стадия отрезвления. Сколько раз я от Ники подобные речи слышал: «Все! Вадима больше видеть не желаю». А через пару дней: «Вадюша ранимый, ничего плохого он не сделал, люди его не понимают». Вы просто с ней встретились в тот момент, когда Вероника открытыми глазами на Виброва смотрела, а потом опять шоры появились и туннельное зрение возникло.
Петр вынул из сумки айпад.
– Ника мне прислала… Она в последнее время постоянно на головную боль жаловалась…
– Аневризма, – бормотнул Дегтярев.
– Что? – не понял Петя.
– При вскрытии выяснилось, что у Невзоровой было выпячивание одного сосуда в мозге, – начал объяснять Александр Михайлович, – по-медицински аневризма. Людям с таким диагнозом запрещают летать самолетами, нервничать, потому что любой перепад давления может привести к разрыву стенки сосуда, и все.
– Ничего себе, – испугалась Соня, – она же не старуха!
– Аневризма может быть врожденной, – уточнил полковник, – часто человек и не подозревает, что у него тяжелый недуг, в особенности, если он не достиг пенсионного возраста. Ну болит изредка голова, так поноет и перестанет. От разрыва аневризмы прямо на сцене умер Андрей Миронов, ему исполнилось всего сорок шесть лет.
– Ника на мигрень жаловалась, – повторил Петя, – аспирин глотала, и отпускало. Она думала, что на погоду реагирует.
– Это не мигрень, – заметила я, – просто головная боль. Что вам Невзорова прислала?
Иванов нажал пальцем на экран, в комнате раздался женский голос:
– Петяша! Знаю, ты не любишь аудиозаписи. Но я жутко нервничаю. Срочно нужен твой совет. И помощь. Что-то я неправильно сделала. Извини, если путано рассказывать буду. Только не бросай трубку. Речь пойдет о Вадике.
Вероника кашлянула.
– Да, ты Виброва терпеть не можешь. Я тоже сто раз решала с ним более не встречаться. И пока он не звонит, все отлично, а потом звякнет, и я бегу к нему собачкой. Может, он колдун? Все для него сделать готова. Выполню его просьбу, вернусь домой и думаю: «Какого черта я опять ему помогла?» Ладно, говорю сжато. У Вадика полная фигня с бизнесом. Прямо вижу, как ты сейчас скривился. Нет, денег я ему больше не даю. Но у Виброва реально дела не идут. Заказов совсем нет. С теткой он поругался. Зинаида Семеновна ему не заплатила за полгода работы и, чтобы деньги вообще не отдавать, из дома выперла навсегда.
– Вранье, – подпрыгнула Нечеткина, – как только он посылку в нужное место доставлял, тут же в руки деньги получал.
– Давайте просто послушаем, – попросил Арсений, – Петр, снимите запись с паузы.
В кабинете снова раздался голос Вероники:
– Вадик все время рыщет в поисках заработка. В начале этого года он познакомился с Модестом Капельфаном. Это пожилой человек, не очень умный. У него есть внучка, эстрадная певичка не первой величины, но прилично зарабатывает. Поет под именем Лаура, обожает старика, дает ему деньги на любые капризы. Модест давно хотел составить свою родословную, ему бабушка сто лет назад во времена царя Гороха рассказывала, что Капельфаны ну очень старинный род, он возник при Всеславе Полоцком. Модест обращался к разным людям, просил найти его предков, но все историки в один голос твердили:
– Нет нигде записей о Капельфанах. Вы, скорей всего, немец, возможно, ваши предки прибыли в Россию не при Всеславе Полоцком, а в начале двадцатого века.
Но Модест стоял на своем, он верил бабке, которая пятилетнему мальчику толковала про его пращуров тевтонских рыцарей из Подмосковья.
– Бред, – хмыкнул Арсений.
– Модест считал информацию верной, а сотрудников архива дураками, не способными найти нужные записи, – продолжала Ника. – И тут ему встретился Вадим, который сказал, что вмиг найдет корни Модеста хоть на Земле, хоть на Луне. Только дорого его услуги стоят.
Капельфан обрадовался, стал давать Виброву разные суммы. Почти год Вадим «доил» деда, чья внучка исправно платила за каприз старика большие деньги. Рассказывал, как по разным городам летает, в документах копается. Но потом Модест вдруг стал нервничать и спрашивать:
– Где же моя родословная?
Вадим соврал наивному пенсионеру, что нашел кладбище с могилами его предков. Погост заброшен, однако надписи на плитах сохранились, более того, он показал старику фото: лес, среди деревьев несколько надгробий. На самом большом надпись «Капельфан Модест Модестович», и год, я забыла какой. Тысяча семьсот… шестьсот… Дедок обрадовался и вдруг заявил:
– Ура! Клад мой.
