Одним из важнейших факторов развития Англии за последние двадцать лет стало расширение среднего класса как вверх, так и вниз. Это произошло в таких масштабах, что традиционная классификация общества на капиталистов, пролетариев и мелкую буржуазию (владельцев небольшой собственности) выглядит безнадежно устарелой.

Англия – страна, где собственность и финансовая власть сосредоточены в руках отдельных лиц. Немногие в стране вообще чем-то владеют, кроме одежды, мебели и в лучшем случае дома. Крестьянство давно исчезло, независимых лавочников теснят, мелкий бизнес тает на глазах. Но при этом современная индустрия настолько сложна, что она не может обойтись без большого числа управляющих, коммивояжеров, инженеров, химиков и технических специалистов самого разного профиля, получающих довольно высокие зарплаты. А они, в свою очередь, дают импульс профессиональным врачам, адвокатам, учителям, художникам и т. д. и т. д. Таким образом, развитой капитализм расширяет средний класс, а не вымывает его, как когда-то могло показаться.

Однако гораздо важнее распространение идей и традиций среднего класса в рабочей среде. Сегодня британский рабочий класс почти во всех отношениях гораздо лучше стоит на своих ногах, чем тридцать лет назад. Отчасти благодаря усилиям тред-юнионов, отчасти же просто в силу развития физических наук. Не всегда есть понимание того, что в неких узких рамках уровень жизни в стране может расти без соответствующего роста реальной заработной платы. До какого-то момента цивилизация способна тащить себя вверх за шнурки от ботинок. Как бы несправедливо ни было устроено общество, технические достижения неизбежно приносят пользу всем, ибо некоторые преимущества становятся общедоступными. Например, миллионер не может осветить улицы для себя, при этом оставив остальных в темноте. Сегодня почти все граждане цивилизованных стран пользуются хорошими дорогами, очищенной водой, защитой полиции, общедоступными библиотеками и тем или иным видом бесплатного образования. В Англии публичное образование страдает от вечной нехватки денег, и все же оно улучшается благодаря преданным усилиям учителей, и привычка к чтению становится повсеместной. Богатые и бедные все чаще читают одни книжки, смотрят одни фильмы, слушают одни и те же радиопередачи. Различия в их образе жизни стираются за счет массового производства дешевой одежды и подвижек в домостроительстве. Если говорить о внешнем виде, то гардероб богатых и бедных, особенно у женщин, различается куда меньше, чем тридцать или даже пятнадцать лет назад. Что до строительства, то в Англии, конечно, до сих пор есть трущобы, бросающие зловещую тень на цивилизацию, но за последние десять лет в этом отношении многое сделано, в основном местными властями. Современный муниципальный дом с ванной и электричеством будет поменьше виллы какого-нибудь биржевого маклера, но он по всем признакам того же типа в отличие от сельского домика. И человека, выросшего в условиях муниципальной застройки, скорее можно назвать – да таковым он и является – представителем среднего класса, нежели того, кто вырос в трущобе.

Результатом всего этого стало общее смягчение нравов. Дополнительно этому способствует то, что современная индустрия требует меньших мышечных затрат, и, следовательно, в конце рабочего дня у человека остается больше энергии. Многие из тех, кто занят в легкой промышленности, выполняют меньше ручного труда, чем врач или бакалейщик. В своих вкусах, привычках, манерах и внешнем виде рабочий класс и средний класс становятся все ближе. Несправедливые отличия еще сохраняются, но сущностное несходство сходит на нет. Старый «пролетарий» – без воротничка, небритый, с выпирающими бицепсами от тяжелого физического труда – все еще существует, но их число неуклонно идет на убыль; эта фигура остается заметной только в районах тяжелой промышленности на севере страны.

После 1918 года возникло явление, прежде Англии неведомое: люди неопределенного социального происхождения. Еще в десятом году каждого гражданина этих островов можно было мгновенно «идентифицировать» по его одежде, манерам, акценту. Больше нет. Прежде всего это касается новых городских районов, возникших с появлением дешевых автомобилей и смещением индустрии на юг. Зародыши будущей Англии следует искать в легкой промышленности и вдоль магистральных дорог. В Слоу, Дагенхэме, Барнете, Летчворте, Хейзе – да во всех предместьях больших городов – на смену прежней модели постепенно приходит новая. В этих раскинувшихся там и сям творениях из кирпича и стекла уже не увидишь разительных контрастов старого города с его трущобами и особняками или былого предместья с его поместными усадьбами и убогими лачугами. При большом неравенстве доходов жизнь более-менее одинакова что в квартирах эконом-класса и муниципальных домах, что в застройках вдоль бетонных трасс, что в обезоруживающе демократичных бассейнах. Это такая суетливая, бескультурная жизнь, сосредоточенная вокруг консервированных продуктов, «Пикчер пост», радиоприемника и двигателя внутреннего сгорания. Это цивилизация, где дети отлично знают, что такое индуктор, и не имеют никакого представления о Библии. К этой цивилизации принадлежат люди, чувствующие себя своими в современном мире: технические специалисты и хорошо оплачиваемые высококвалифицированные рабочие, летчики и авиамеханики, радиоэксперты, кинопродюсеры, популярные журналисты и сотрудники фармацевтических компаний. Они составляют тот неопределенный ареал, где начинают стираться прежние классовые различия.

Эта война, разве что мы ее проиграем, покончит с большинством существующих классовых привилегий. С каждым днем все меньше людей желают их сохранения. И нам не следует бояться того, что после этих изменений жизнь в Англии потеряет свой особый аромат. Новые краснокирпичные пригороды Большого Лондона смотрятся грубовато, но это всего лишь проявление спешки, сопровождающей перемены. Какой бы Англия ни вышла из войны, она будет явственно отмечена характеристиками, о которых сказано выше. Интеллектуалов, надеющихся увидеть ее русифицированной или германизированной, ждет разочарование. Мягкость в обращении, лицемерие, бездумность, почитание закона и неприязнь к униформе останутся вместе с пудингом на сале и туманами. Нужна поистине грандиозная катастрофа вроде длительной оккупации иностранной армии, чтобы уничтожить национальную культуру. Закроется фондовая биржа, на смену плугу придет трактор, загородные поместья превратят в детские лагеря отдыха, забудется матч между Итоном и Хэрроу, – но Англия останется Англией, неубиваемым животным, растянувшимся из прошлого в будущее и, как все живое, обладающим силой меняться до неузнаваемости и при этом оставаться тем же.

«Лев и единорог: социализм и английский гений», 19 февраля 1941