Часть III
Вся правда
21 мая – 21 июня 1929
26
Он позвонил трижды, но за дверью не было слышно ни единого звука. И когда он повернул ключ в замке, в квартире по-прежнему было тихо. Он вошел в дом и осторожно прикрыл за собой дверь. Часы в конце коридора показывали половину четвертого. Странное чувство: один средь бела дня в этой квартире, причем тайно. А что, если Эмми Вольтер внезапно появится в дверях? Может быть, она прилегла и не успела так быстро среагировать на его звонок и подойти к двери. Но он мог объяснить ей, что что-то забыл, и она, вероятно, ему бы даже поверила. А если бы он начал копошиться в их вещах? Как он смог бы это объяснить? Наверное, это была все же сумасбродная мысль – поехать сюда. Но Рат не мог поступить иначе, он должен был убедиться в своих предположениях.
Геннат забрал акт экспертизы себе. И сразу взялся за дело Йозефа Вильчека. Для руководителя инспекции было ясно, что на совести убийцы Вильчека висит также и смерть Йенике. Вероятно, согласно его теории, ассистент по уголовным делам, ведя расследование в среде объединения, установил убийцу Святого Йозефа.
При обычных обстоятельствах Гереон был бы рад тому, что получил собственный письменный стол в инспекции А, тому, что влился в команду легендарного Будды, и, конечно, тому, что Геннат рано или поздно поставит дело Вильчека в ряд «висяков».
При обычных обстоятельствах он был бы всем этим доволен, но обычными они, кажется, не будут уже никогда.
Комиссар пытался заниматься работой, но мысли его кружились вокруг совсем других вещей. Он заметил, что ищет объяснений, которые могли бы снять обвинение с Бруно. Может быть, Дядя вернул «Лигнозе» Краевски? Или просто его кому-нибудь сбагрил? Но зачем?
И зачем ему понадобилось убивать Йенике?
Все вертелось вокруг этого вопроса: зачем?
Скачущие мысли не давали Рату покоя. Он взял автомобиль и поехал во Фриденау.
И вот он, как взломщик, стоял здесь, в квартире Вольтеров. Гереон прошел наверх, где располагалась комната для гостей, в которой он сам в настоящее время жил. Там ему нечего было искать, так же как практически нечего ему было делать и в спальне Вольтеров, хотя там стоял огромный платяной шкаф, в котором определенно можно было спрятать что угодно. Но где? Рат попытался представить себе, как бы он поступил, если бы был женат на Эмми Вольтер и решил что-то от нее спрятать.
У Бруно был кабинет, который являлся его империей, и Эмми никогда не смела туда входить. Даже если она хотела там убраться, то всегда спрашивала его разрешения. Гереон был в этой комнате всего один раз и то мельком, когда пару дней тому назад искал Вольтера. Он успел бросить на комнату лишь беглый взгляд – хозяин сразу встал из-за стола, вывел его из кабинета, и они спустились вниз, в гостиную. Там они потом уютно сидели, попивая пивко. Так случалось частенько в последние дни.
Сегодня комиссара никто отсюда не выведет.
На первый взгляд помещение выглядело как совершенно обычный кабинет. Письменный стол, несколько шкафов с жалюзи, на стенах фотографии в рамках… Никакого шкафа для оружия. Рат стал рассматривать фотографии. Почти на всех были изображены люди в униформе: в солдатской или полицейской. На одной из фотографий, кажется, был запечатлен генерал-майор Зеегерс, правда, в форме прусского капитана, который пожимал руку тогда еще довольно стройному ефрейтору Бруно Вольтеру. На другой фотографии Вольтер, уже с галунами унтер-офицера, гордо смотрел в камеру, стоя рядом с другим унтер-офицером, которого Гереон не знал, но предположил, что это был Гельмут Бенке. Еще на одном фото, должно быть, сделанном в самом начале войны, были изображены три ефрейтора в стрелковом окопе, перепачканные и изможденные после битвы, но весело смеющиеся. Вольтера и мужчину на следующей фотографии Рат узнал сразу – возле Бруно был Руди Шеер в молодые годы, Комиссар познакомился с ним, когда был в гостях у Вольтера на Троицу. А еще один снимок, который, видимо, висел рядом, похоже, недавно убрали, о чем свидетельствовало темное пятно прямоугольной формы на обоях.
Гереон оторвал свой взгляд от фотографий и посмотрел на шкафы. Типичные шкафы, какие можно увидеть и в «замке». Возможно, Бруно именно там их и добыл. Рат натянул пару перчаток и стал исследовать первый шкаф. Он был заперт. Как, впрочем, и остальные. Полицейский поискал ключ в ящиках письменного стола. Особого порядка там не было. В самом верхнем, неглубоком ящике лежали монеты, пара грошей и несколько марок, ластик, несколько карандашей и ножик для вскрытия конвертов. И повсюду были канцелярские скрепки, которые, как лесные клещи, прицепились ко всему прочему хламу. В следующем ящике комиссар обнаружил массу всевозможных бумаг: счета, налоговые квитанции, письма, открытки и несколько газет: «Ди Штандарте», «Дер Штальхельм»… В нижнем ящике царил еще больший хаос. В нем был маленький деревянный ящичек, в котором лежали всевозможные безделушки. Рат выдвинул его и опрокинул. На паркет упали коробочки с боеприпасами, и по полу покатились патроны различных калибров, маленькие нагрудные значки в форме стального шлема, клещи, небольшой молоток и масса прочего хлама. Боеприпасы вселили в Гереона надежду, но пистолета нигде не было.
Как ему его найти? Если Вольтер действительно убил Штефана, он уже, вероятно, давно избавился от оружия. Возможно, даже просто вернул его ничего не подозревающему сексоту Краевски. История могла бы разыгрываться следующим образом: ассистент по уголовным делам Йенике обнаружил последнее недостающее звено (какое подходящее понятие, подумалось Рату) порнобанды Кёнига: Франца Краевски. И тот из страха разоблачения замочил беднягу. Тогда Бруно должен был распространить еще одну анонимную наводку и послать в притон порнокайзера отряд полицейских, чтобы они нашли у него оружие преступления. Доказательства в отношении бедного Краевски были бы неопровержимыми. Что-то в этом роде можно было бы преподнести любому прокурору.
Поиски ключа среди всей это рухляди оказались напрасными, и Рат стал медленно укладывать все назад. Он уже почти положил на место небольшую черную книжечку, но вдруг понял, что именно держит в руках.
Черный блокнот!
Это еще ничего не означало. Существует множество подобных блокнотов. Но когда комиссар открыл его и прочитал имя на первой странице, он убедился в своих предположениях.
Он нашел блокнот погибшего ассистента по уголовным делам Штефана Йенике.
Это был исчезнувший блокнот, который искал Геннат.
Рат неожиданно утратил интерес к пистолету – блокнот дал ему тот же ответ.
Бруно Вольтер был убийцей!
Но ответа на решающий вопрос у Гереона все еще не было. Почему Вольтер убил? Почему он убил коллегу, который никому не мог навредить, безобидного парня, который только что пришел из полицейской школы?
Рат лихорадочно листал тонкие страницы. В конце блокнота не было никаких записей и было вырвано несколько страниц. Вероятно, Йенике нужно было несколько чистых листов, и он разорил свою записную книжку. В начале блокнота шли записи по делу Вильчека. Их было немного, и в них не было ничего, кроме того, о чем Штефан писал в своих отчетах. Но это был не просто блокнот. Йенике использовал книжку еще и как календарь. Правда, из этих записей мало что можно было разобрать. Время и дата были понятны, но дальше молодой человек использовал только сокращения. Сокращения, которые допускали множество интерпретаций.
«1505/900/И – Б»
День смерти Йеннике. Но что означали буквы? Может быть, он хотел в 9 часов передать информацию какому-то Б.? Бруно? Но какую информацию? Или это означало что-то совсем иное?
У Гереона больше не было времени, чтобы продолжать пережевывать эти мысли: он услышал какой-то звук. Поворот ключа в замке, лязг ключей, а потом звучное защелкивание тяжелой входной двери.
Черт подери!
Полицейский сложил все в ящичек и сунул блокнот в карман. Инстинктивно. Скорее, прочь отсюда!
Он осторожно прокрался к лестнице и посмотрел вниз. На вешалке висела красная дамская шляпа, а затем Рат увидел светлую шевелюру Эмми Вольтер. Она повернулась, и Гереон отпрянул назад. Похоже, хозяйка дома его не заметила. Он слышал, как она повесила на плечики пальто и исчезла в пространстве квартиры.
Комиссар прислушался. Он надеялся, что Эмми отправится на кухню, чтобы приготовить ужин, но это так и осталось несбывшейся надеждой. Полицейский уже собрался спускаться вниз по лестнице, когда дверь в гостиную распахнулась, и фрау Вольтер снова вошла в прихожую, держа в руке пакет с покупками и напевая какой-то шлягер. Рат быстро вбежал в комнату для гостей. Если уж она его застанет, то, по крайней мере, там!
Он тихо закрыл за собой дверь и прислушался. Жена Бруно поднялась вверх по лестнице и вошла в ванную. Пожалуй, это был его шанс. В ванной женщины, как правило, задерживаются достаточно долго. Быстро, но бесшумно Рат открыл дверь, выскользнул из комнаты и снова прикрыл дверь. Он слышал, как в ванной все еще раздавалась некая смесь пения и свиста.
Он как раз дошел до лестницы, когда Эмми Вольтер, открыв локтем дверь ванной комнаты, напевая, вышла в коридор. В одной руке она держала наполовину наполненный стакан для чистки зубов, а в другой – бутылку водки. Внезапно женщина оборвала песню, и ее лицо застыло. Она неподвижно уставилась на гостя.
– О, – вырвалось у нее.
Гереон ничего не сказал. Он размышлял, как объяснить ей свое присутствие, одновременно спрятав руки за спиной и незаметно стянув перчатки.
– Вот так сюрприз, господин Рат, – сказала Эмми. Ее голос слегка дрожал. – Вы так рано пришли с работы?
Комиссар только теперь понял, что это именно она чувствовала себя застигнутой врасплох!
– Добрый день, фрау Вольтер, – сказал Гереон. – Дурная голова ногам покоя не дает… – Он похлопал по нагрудному карману пиджака. – Забыл важные записи.
– Вот как. – Хозяйка дома все еще стояла, как вкопанная. Она напоминала кролика, который неожиданно оказался перед лисой.
– Вы позволяете себе?.. – спросил полицейский и указал на бутылку.
– Бог мой, господин Рат… – забормотала женщина. – Это всего лишь… Вы не говорите… Вы должны… – Она сглотнула. – Бруно не должен это знать!
Гереон строго посмотрел на нее и сделал вид, будто размышляет, может ли он пойти на конфликт с совестью и не информировать друга о сильной тайной страсти его жены.
– Гм, – сказал комиссар наконец, – у каждого есть свои тайны, не правда ли? – Он посмотрел на Эмми заговорщицким взглядом. – Тогда уж и вы, пожалуйста, ничего не рассказывайте Бруно о том, что я так забывчив. Никто в Управлении не должен знать, что я приезжал сюда среди дня.
Он приложил к губам указательный палец, и фрау Вольтер с готовностью кивнула в ответ. А потом Гереон оставил ее и стал спускаться вниз по лестнице.
– Ну… тогда до вечера, господин Рат! – крикнула женщина ему вслед дрожащим голосом.
***
К вечеру, вскоре после того, как он вернулся в «замок», его снова охватил страх. В Управлении он мог сделать все, чтобы не попадаться Бруно Вольтеру на глаза, но в целом встреча с ним была неминуема. Первая встреча с того момента, когда в Гереоне зародилось подозрение, которое переросло в уверенность. Самое позднее, их встреча состоится сегодня вечером в доме Вольтеров.
Рат также старался избегать Генната и остальных сотрудников своего отдела. Сдав автомобиль на автобазу, он отправился назад в свой кабинет отшельника и сделал вид, что занимается дальнейшим расследованием по делу Вильчека/Йенике.
Что он в какой-то мере и делал. Он пытался разобраться в записях в блокноте Йенике. Большинство этих сокращений, напоминающих календарь, касалось рокового В., с которым Штефан о чем-то договаривался, очевидно, всего пять раз. В первый раз в середине апреля, задолго до расследований по Вильчеку. «СГ!» – было написано жирным шрифтом после первой записи и подчеркнуто.
Кто был этот В.? Вряд ли Вильчек. Вольтер? Во всяком случае, на 15 мая не было назначено никакой встречи с В. Ничего, кроме записи, которую Рат уже видел: «1505/900/И – Б». Что это могло означать? Может быть, под Б подразумевалась площадь Бюловплац?
Шестая встреча с В., очевидно, еще только должна была состояться 24 мая, то есть через три дня, в 8.30, в П., где и всегда. Может быть, в Потсдаме? Там Йенике учился в полицейской школе. Знал ли В. о смерти Йенике? Скорее всего, ведь пресса так много об этом писала.
Весь оставшийся вечер Рат корпел над записями и был готов в любую минуту сбросить черную книжку в открытый верхний ящик письменного стола, если появится какой-нибудь непрошеный гость, например, кто-то из команды Генната, а может быть, и Бруно Вольтер. Обе двери, которые вели в приемную и в коридор, Гереон осторожно закрыл.
Он пролистал весь блокнот в поисках записей, где упоминался В. Записей разговоров или чего-то похожего. Штефан так часто встречался с этим человеком, что должен был написать что-то еще, кроме дат. А может быть, и нет. А если В. – это женщина? Блестящий ложный путь! А если под этим роковым В. скрывается какая-нибудь Вильгельмина или Вальтрауд, в которую был влюблен наш робкий выходец из Восточной Пруссии?
Рат продолжал листать блокнот. В первой части своей книжки Штефан Йенике записывал номера телефонов. Комиссар обнаружил служебные номера инспекции Е, сразу за ними шел домашний номер телефона Бруно и чуть дальше – домашний номер Гереона Рата на Нюрнбергерштрассе или, точнее, его бывший номер. К аппарату с этим номером теперь подходит только Элизабет Бенке. Надо не забыть снять телефон с регистрационного учета. Не хватало только, чтобы Бенке напоследок звонила по его линии!
Номера не были отсортированы. Ни по алфавиту, ни по какой-либо иной известной системе. Неожиданно Рат наткнулся на номер, который его озадачил – потому, что там не было указано имя. Просто телефонный номер, один из многих, который едва ли чем-то выделялся среди массы цифр и букв: «Вестенд 2531».
Может быть, это был след. Комиссар снял трубку.
– Фройляйн? Соедините, пожалуйста, с телефонной станцией Вестенд. Номер два-пять-три-один. Спасибо, я жду.
Через некоторое время на другом конце провода сняли трубку, и женский голос проговорил:
– Вюндиш.
Рат настолько растерялся, что забыл положить трубку.
– Алло! – сказала женщина. – Кто говорит?
И тогда Гереон решил не бросать трубку.
– Бём! – прорычал он в аппарат. – Попросите, пожалуйста, вашего мужа!
– Моего мужа? Извините, его нет дома. Но вы можете еще застать его в Полицейском управлении.
Рат пробурчал что-то невразумительное и положил трубку.
Действительно!
В блокноте Йенике был записан домашний телефон регирунгсдиректора Вюндиша!
Крупный начальник отдела IA, шеф политической полиции.
Даже никто из руководителей инспекций в «замке» не знал его домашнего номера телефона, настолько этот человек стремился к покрову таинственности.
Но у простого ассистента по уголовным делам, который всего несколько недель тому назад получил диплом об окончании полицейской школы, этот номер был записан в его блокноте, как будто это являлось само собой разумеющимся фактом.
Теперь комиссар знал, кто скрывался под буквой В. И он также знал, что означают буквы СС: совершенно секретно.
Политическая полиция завербовала новичка для своих скрытых целей. Вюндиш лично его нанял, вероятно, еще в полицейской школе в Айхе. Рат полистал блокнот Йенике и нашел подтверждение своему подозрению. Первая встреча с В., должно быть, состоялась еще в феврале: «1102/1700/В в П».
Политическая полиция завербовала Штефана Йенике, когда он еще не работал в инспекции Е. И это могло означать только одно: они подобрали старательного и способного курсанта полицейской школы и сознательно внедрили его в инспекцию Е.
За кем он вел там слежку, было очевидно: за своим шефом и будущим убийцей. Рат вспомнил то воскресенье, когда он неожиданно застал Йенике в их кабинете в инспекции Е. Тогда он даже не заметил, что парень что-то искал в письменном столе Вольтера.
Но все еще оставался один вопрос: что, черт подери, сделал Бруно Вольтер, что он представлял такой интерес для отдела IA?
Насколько Гереону было известно, Дядя никогда не проявлял никакого интереса к политике, по крайней мере, в той степени, чтобы стать объектом наблюдения отдела IA. Он был не единственным в полицейском корпусе, кого отличала несколько ностальгическая привязанность к старым военным друзьям. Или речь шла не о политике, а о коррупции? Ищейки из отдела IA активно использовались начальником полиции в том числе и для внутренних расследований любого рода. Но почему Вюндиш лично контактировал с Йенике, если речь шла всего лишь о подкупленном полицейском из полиции нравов?
Нет, за этим крылось нечто большее, и Рат хотел знать, что именно. Он хотел понять: почему погиб Штефан Йенике, что сделало Бруно Вольтера убийцей?
Перед тем как покинуть Управление, Гереон стал размышлять, что ему сделать с небольшим черным блокнотом. Сначала он носился с мыслью о том, чтобы скопировать самые важные записи, а оригинал незаметно положить назад в письменный стол Бруно. Но потом полицейский оставил эту идею – он должен был действовать наверняка.
Если блокнот Йенике попал в личный письменный стол Вольтера случайно, чему Рат не верил, то он, так или иначе, не хватился бы его, потому что ничего не знал о его существовании. А если Бруно имел отношение к смерти Штефана, он мог сделать из этого свои собственные выводы, так как результат баллистической экспертизы в «замке» уже давно был всем известен. Нет, Рат должен был сохранить блокнот в качестве залога. Он бы уже давно передал его Геннату, если бы это было возможно, но для этого он сам слишком глубоко увяз в этой истории. Он уничтожил улики, поменяв пули!
Покидая здание Управления, Гереон не стал проходить мимо инспекции Е. Конечно, он не мог в целом избежать встречи с Вольтером, но хотел отодвинуть ее, насколько это было возможно. Он доехал на общественном транспорте до Фрегештрассе и, прежде чем сесть в поезд «Ваннзеебан», оставил блокнот в камере хранения на Потсдамском вокзале, а ключ от нее положил в конверт прусской полиции, который тщательно запечатал и на который наклеил марку. Потом комиссар стал искать в вечерней суете вокзала синий почтовый ящик имперской почты. Ящик нашелся прямо у выхода, и он бросил туда письмо. Через четверть часа Гереон вышел из поезда на платформу во Фриденау и глубоко вдохнул воздух, как будто ему предстояло сейчас погрузиться в глубокую подводную пещеру. Именно так он себе это и представлял. Закрыть глаза, и вперед! Нет, лучше открыть глаза, и вперед!
***
Бруно появился к столу в несколько раздраженном и обиженном настроении, а Эмми Вольтер из-за их с Ратом общей тайны казалась заметно взволнованной. У самого Рата пропал аппетит, но он пытался не показывать виду. Насколько это было возможно, он с трудом осилил жареный картофель и яичницу, хотя еда была довольно вкусной.
Его участие в разговоре ограничилось отдельными хвалебными комментариями в отношении еды, которые противоречили его ленивому ковырянию в тарелке, свидетельствовавшему об отсутствии аппетита. Один раз он попросил Эмми Вольтер передать ему солонку, но она перепутала ее с сахарницей.
Ее муж заметил это, а сама она была расстроена из-за своей оплошности.
– Не огорчайся, Эмми, – сказал Бруно, – такое бывает. Даже следователь по уголовным делам может перепутать или поменять какие-то вещи, не так ли, Гереон?
Поменять? Рат насторожился.
Правильные ли выводы сделал Вольтер? Тогда они оба были в равной степени хитры: каждый знал, что у другого рыльце в пушку, но ни один из них не знал подробностей. Дядя догадывался о том, что в смерти Йозефа Вильчека есть некие неувязки, в которые, похоже, впутан комиссар по уголовным делам по имени Гереон Рат.
Но, возможно, Рату только мерещились опасности, и слова Вольтера вообще ничего не значили. Гереон сделал вид, что не обратил на них внимание.
– Спасибо, – сказал он и взял солонку, которую ему передала Эмми Вольтер.
– Ну как идет ваше расследование? – спросил Бруно, проглотив очередной кусок. – Уже есть какие-то мысли, кто мог убить Йенике? Или этого воришку? Забыл, как его имя.
– Вильчек, – подсказал Гереон.
– Точно. Получается, что это один и тот же убийца?
– Похоже на то. По крайней мере, пули выпущены из одного оружия.
Вольтер кивнул.
– Если бы мы у кого-то нашли оружие, то, вероятно, нашли бы и убийцу, – сказал Рат. Эта фраза была пробным шаром.
Но старший комиссар был слишком опытен, чтобы позволить заглянуть в свои карты.
– Это совсем непросто – найти оружие в миллионном городе, – ответил он.
– Если бы где-то еще нашелся блокнот Йенике, мы бы тоже сделали шаг вперед, – предположил Гереон. – Наверное, его забрал убийца. Ведь в нем мог содержаться мотив.
Он знал, что Бруно еще не заглядывал в свой кабинет. Значит, пока хозяин дома не мог обнаружить пропажу. Даже если бы Эмми Вольтер наболтала ему по телефону о том, что Рат во второй половине дня приходил домой и муж попросил бы ее проверить его письменный стол. Но на это не было похоже. Последует ли Эмми вообще их договоренности? Комиссар в этом сомневался.
– Если ты хочешь услышать мое мнение, то это был один из этих чертовых коммунистов. – Голос Вольтера, когда он говорил, звучал решительно. – Вильчек ведь тоже был застрелен в таком же коммунистическом квартале.
– Если бы это было всегда так просто… Иногда убийцей оказывается тот, на кого уж никак не могло пасть подозрение, – возразил Гереон.
– А иногда дела об убийствах просто остаются нераскрытыми, и их делопроизводство прекращают.
– Только не у Генната.
– И он капитулировал перед некоторыми делами.
– Но любопытство всегда заставляет двигаться вперед, ты ведь это знаешь, – сказал Рат. – Вопрос – почему человек умер? – не отпускает тебя.
– Иногда бывает лучше просто оставить умерших в покое. Не всегда тот, кто раскрывает убийство, получает собственный кабинет. Иногда он получает только проблемы.
– Йенике знал своего убийцу. – Рат наблюдал за лицом Бруно, когда говорил это, но не уловил никакого волнения. – Каким хладнокровием надо обладать, чтобы в упор выстрелить в своего друга? Как ты считаешь?
Вольтер пожал плечами:
– Жизнь не всегда так проста, как кажется. И что такое дружба? Не каждый знакомый сразу становится другом. Друг – это тот, кто никогда не бросит тебя на произвол судьбы. Это тот, кто поддержит в тяжелые времена.
Теперь пожал плечами Рат.
– Кстати, я нашел новую комнату, – сказал он через некоторое время. – С завтрашнего дня я больше не буду вас обременять.
– О! – Бруно, казалось, был удивлен. – К чему такая спешка? Ты мог бы и подождать покидать нас. Мы уже привыкли к тебе, правда, Эмми?
– Конечно, дорогой. – Фрау Вольтер была немного рассеянна. Разговор мужчин привел ее в замешательство, и к тому же ее, видимо, все еще мучили угрызения совести.
– Нет, я не могу больше злоупотреблять вашим гостеприимством, – заявил Гереон.
Он положил на стол салфетку и встал.
– Но, господин Рат, я надеюсь, вы будете нас навещать, – сказала Эмми. Похоже, от нее не ускользнуло, что между мужчинами возникло странное напряжение.
Рат не сказал больше ничего, кроме «Спокойной ночи!», после чего пошел наверх и стал собирать свои вещи.
27
Следующим утром, уже в начале восьмого, он стоял в просторном фойе отеля «Эксельсиор», который своей пышной флорой очень напоминал пальмовую оранжерею в Далеме. Днем раньше, перед тем, как ехать во Фриденау, Гереон прямо из Управления забронировал себе по телефону одноместный номер. Лучше заплатить пять марок за ночь, чем еще один день оставаться на Фрегештрассе. Портье у стойки администратора приветливо поздоровался с ним, но, проверив список бронирования, скорчил мину чрезвычайного сожаления.
– Господин Рат, я должен признаться, что мы не рассчитывали, что вы удостоите нас своим прибытием в столь ранний час. Номер, который зарезервирован для вас, еще занят.
– Могу ли я в таком случае оставить здесь свои вещи?
– Разумеется. – Портье бросил неодобрительный косой взгляд на коробку полицейского и жестом подозвал боя.
– Спасибо, – поблагодарил Рат, когда мальчик погрузил на тележку тяжелый чемодан и коробку, и снова повернулся к портье: – Я пока пойду завтракать, а вы подумайте, что все-таки можно сделать.
– Конечно, – ответил служащий с кислой улыбкой.
Чуть позже Гереон уже сидел за завтраком в ресторане отеля «Эксельсиор». Он чувствовал себя в этом отеле почти как дома. Кофе пошел ему на пользу.
Минувшей ночью комиссар почти не спал. Причем это не сознание того, что он спит под одной крышей с убийцей, не давало ему сомкнуть глаз. Скорее это были беспрестанные мысли, которые его беспокоили, и постоянный вопрос, на который не было ответа: почему?
Он должен был бы уйти еще накануне вечером. Сразу после ужина встать и уйти. Но по непостижимым причинам Гереон хотел сохранить видимость того, что в их отношениях не произошло открытого разрыва. Возможно, чтобы получить последнюю надежду на то, что все еще может оказаться всего лишь большим заблуждением.
Чтобы потом ранним утром тихонько улизнуть из дома.
Рат оставил на обеденном столе записку прохладного, но дружеского содержания, в которой еще раз благодарил Вольтеров и объяснил свой ранний уход тем, что он должен въехать в свою новую комнату. О том, что при этом речь идет о гостиничном номере, полицейский умолчал. На записку он положил купюру в двадцать марок – деньги, которые Бруно никогда бы не взял, не говоря уже об Эмми. Но Гереон ничем не хотел быть обязанным Вольтерам. Даже расходами за телефонный звонок, который он сделал, заказывая такси.
Комиссар покинул их дом так же, как и прибыл туда неделю тому назад: с чемоданом и картонной коробкой. Он не обернулся, когда садился в такси.
Теперь он не торопясь завтракал в «Эксельсиоре». Прошел час, когда он вернулся к стойке администратора. Портье сразу узнал его.
– А, господин Рат! – воскликнул он. – У меня для вас хорошая новость! Ключ от вашего номера… – Служащий протянул руку назад и снял ключ с крючка. – Господин уехал. Я сразу распорядился, чтобы ваш номер был немедленно убран и вы могли бы как можно быстрее въехать.
– Большое спасибо. – Очевидно, портье ждал чаевых за свои особые старания, но Гереон решил это проигнорировать.
– Еще, пожалуйста, некоторые формальности… – Портье протянул ему через стойку регистрационный бланк.
– Извините, но сейчас я спешу. Давайте сделаем это сегодня днем. – Полицейский положил ключ на бланк и подвинул его к портье.
– Вообще-то такое не принято, но для завсегдатаев мы, разумеется, можем сделать исключение.
***
Гереон пришел на работу довольно поздно, но, по крайней мере, успел оказаться в «замке» до девяти. Он вздрогнул от неожиданности, когда, открыв дверь в свой кабинет, увидел в приемной молодую девушку, которая сидела за письменным столом и, скучая, играла карандашом. Светлые пряди волос свисали ей на лоб, а над несколько тонкими губами выдавался немного крупный нос.
Когда хозяин кабинета вошел, она вскочила с места.
– Эрика Фосс, господин комиссар, – сказала она услужливым тоном и протянула ему руку. – Я ваш новый секретарь!
Рат повесил на вешалку свое пальто.
– Вы работали у господина Рёдера?
Девушка покачала головой.
– Я здесь новенькая, господин комиссар.
Кого же прислал ему Цёргибель? Гереон дал бы ей не больше двадцати. Она распространяла характерный аромат кёльнской воды. Запах Шарли был лучше.
– Так-так, – кивнул полицейский. – Это ничего. Кто-нибудь уже звонил?
– Нет, господин комиссар. Вы что-нибудь желаете, господин комиссар?
– Вы можете сделать кофе?
Это Эрика могла. Вскоре на письменном столе Гереона дымилась чашка кофе. Он закрыл дверь в приемную. Ему хотелось побыть в тишине и подумать, постепенно снова погрузиться в текущие расследования, какими бы абсурдными они ни были. Эрику Фосс нужно было чем-то занять. Геннат не должен думать, что он гонится за несбыточным, что убийцы, у которого на совести Йенике и Вильчек, вовсе не было.
Тишина царила не слишком долго: вскоре Рат услышал в приемной какой-то шум, а потом громкий голос:
– Но мне надо поговорить с господином комиссаром!
Фройляйн Фосс, видимо, пыталась избавить своего нового начальника от визита. Это ему понравилось.
В дверь постучали, и она просунула в дверь свои светлые пряди.
– Господин комиссар, там пришел господин Рёдер. Он говорит, что это его кабинет…
Рёдер? Что ему нужно здесь?
– Пусть он пройдет, – ответил Гереон.
Эрика Фосс кивнула и сделала Эрвину Рёдеру знак войти. Предшественник Рата был еще меньшего роста, чем он думал. Этот мужчина держал в руке шляпу и осматривался вокруг.
– Н-да, все пока выглядит так же, как и раньше, – проговорил он и только после этого протянул новому хозяину кабинета руку. – Рёдер, – представился он, – Эрвин Рёдер. Я раньше здесь работал.
– Я знаю. Меня зовут Рат. Гереон Рат. Чем могу быть полезен, господин Рёдер?
– Мое расставание со службой в полиции произошло несколько неожиданно, и в последние недели у меня была масса дел. Вы знаете, писательство ведь занимает очень много времени, и…
– Давайте к делу, коллега.
– Я не знаю, как давно вы здесь работаете, но ваша фамилия уже написана на двери. Если вы уже убирали свои вещи в мой письменный стол, вы, конечно, там это обнаружили.
– Что, господин Рёдер? – Этот тип начинал раздражать Гереона.
– Фотографии, господин Рат. Я оставил в своем письменном столе несколько фотографий, которые хотел бы сейчас забрать. Важные фотографии.
Рат не мог вспомнить никаких фотографий. Правда, слишком тщательно ящики стола он еще не обследовал.
Он пожал плечами:
– Я не знаю, о чем вы говорите.
– Могу ли я быстро… – Эрвин сделал шаг вперед и собрался открыть один из ящиков стола.
– Не смейте! – Голос Рата прозвучал громче, чем ему этого хотелось. Рёдер отпрянул назад и обезоруженно посмотрел на него.
– Это теперь мой кабинет. И мой письменный стол, – продолжал Гереон, на этот раз тише, но все еще категорично. – Я сам могу посмотреть, не оставили ли вы здесь что-то. Если вы этого хотите.
– Да, прошу вас, – сказал отставной полицейский и отвел глаза в сторону, как обиженный тенор. – Фотографии должны лежать в черной коробке.
Рат стал рыться в письменном столе. В верхнем ящике лежали только его собственные вещи – несколько бумаг по делу Вильчека, карандаши и бумага, – но в большом нижнем ящике его ждал сюрприз. Большая тяжелая коробка, как и говорил Рёдер. И спрятанный за ней маленький пистолет. Гереон бы его и не заметил, если бы не вытащил коробку из ящика.
«Лигнозе»!
Он сразу понял, что это был за пистолет, и в долю секунды пришел к заключению: его положил сюда Бруно! Вероятно, Дядя обнаружил пропажу блокнота и сделал свои выводы. Если уж Рат заполучил блокнот, надо подсунуть ему и пистолет. И тогда он смог бы представить Геннату превосходного подозреваемого в убийстве. «Если бы мы нашли оружие, то, вероятно, установили бы и убийцу», – так сказал ему Гереон, и Вольтер благодарно подхватил это пожелание.
Необходимо было как можно быстрее избавиться от пистолета!
Рат размышлял недолго – на это у него не было времени. Он снял крышку с черной картонной коробки, осторожно ухватил пистолет листком бумаги, который нашел в ящике, и сбросил его в большую стопку фотографий. Это были не любительские снимки, а фото, сделанные профессионалом. Гереон успел это разглядеть, когда быстро положил несколько фотографий поверх пистолета. Снимок, который лежал сверху, при других обстоятельствах вызвал бы у него улыбку: на нем Рёдер, изображавший взломщика, в большой кепке, с накладной бородой и с газовым резаком, со свирепым видом смотрел в камеру. Рат поспешно закрыл коробку крышкой, пока его предшественник ничего не заметил, и вытащил тяжелую коробку из ящика.
– Это то, что вы ищете?
Рёдер старательно закивал и взял коробку у него из рук. Рат напрасно надеялся, что он не будет в нее заглядывать.
– Вы позволите? – Эрвин приподнял крышку и стал перебирать самые верхние глянцевые фотографии. Похоже, он был доволен. – Очень хорошо, – сказал он, – большое спасибо. – Затем Рёдер надел шляпу. – Мне надо идти. Срочные дела. И позаботьтесь о том, чтобы процент раскрываемости инспекции А снова стал выше, юный друг. Как известно, в последнее время он оставляет желать много лучшего.
– До свидания, господин Рёдер. – Гереон больше не мог выносить здесь этого человека. Он буквально вытолкал его из кабинета, мимо Эрики Фосс, к двери приемной.
Там писатель чуть было не столкнулся с Эрнстом Геннатом. Будда удивленно посмотрел на своего бывшего сотрудника.
– Кого я вижу, Рёдер! Что вы здесь делаете? Вас разве не арестовали за убийство?
– Не беспокойтесь, господин советник! Этого не произойдет. Вы сегодня видите меня в последний раз в этих коридорах! Я хотел всего лишь познакомиться со своим преемником. Adieu!
Эрвин крепко зажал под мышкой коробку и направился к лестнице. Гереон повернулся к своему шефу.
– Доброе утро, господин советник, – сказал он. – Входите же!
– Доброе утро, Рат! О, у вас уже есть секретарша, как я вижу! – Будда поднял руку к воображаемой шляпе. – Доброе утро, фройляйн Фосс. – Затем он отвел подчиненного в сторону. – Мне надо переговорить с вами с глазу на глаз, господин комиссар.
Они отправились в кабинет Рата.
В дверях Геннат еще раз обернулся.
– Фройляйн Фосс, будьте любезны, пойдите в мой кабинет и попросите у фройляйн Штайнер дело Йенике, – сказал он.
Секретарша исчезла, и Эрнст закрыл дверь.
– Исключительно меры предосторожности, – объяснил он Рату. – Эрика Фосс работает у нас всего три недели и поэтому очень любопытна. Трудхен ее немного займет. А мы пока спокойно поговорим.
– Речь идет о чем-то конфиденциальном, господин советник?
– Можно сказать и так, господин комиссар, я бы даже сказал больше: о строго конфиденциальном. – Геннат замолчал и сделал задумчивое лицо, а потом продолжил: – Я не хочу ходить вокруг да около. Только что поступил анонимный звонок по делу Йенике, и какой-то неизвестный высказал неслыханное подозрение.
– Анонимный звонок? С каких пор мы относимся к таким вещам серьезно?
– Это надо всегда взвешивать, господин комиссар. В этом случае аноним, похоже, был невероятно хорошо информирован о деталях убийства Йенике, так что, боюсь, мы должны ответственно отнестись к этому звонку. Он знает, например, что мы не можем найти черный блокнот Йенике. И то, что ассистент по уголовным делам был убит с помощью «Лигнозе».
– А о каком подозрении вы говорите?
– Это неслыханное подозрение, в которое я не верю, но которое я все-таки обязан проверить. Поэтому я пришел к вам лично, чтобы обеспечить оптимальную конфиденциальность. – Геннат чуть запнулся, прежде чем продолжить свой монолог. – Господин Рат, звонивший сказал, что пистолет, из которого был застрелен Штефан Йенике, принадлежит вам.
– Но это ведь смешно!
Гереон это предвидел. Еще в тот момент, когда он нашел пистолет в ящике своего письменного стола, он предполагал: Бруно перешел в наступление.
– Если этот человек так хорошо осведомлен, – сказал он насколько мог спокойно, – то не исключено, что он сам является убийцей и хочет таким образом ввести полицию в заблуждение.
– Я тоже это предполагаю, господин Рат. Но я должен перестраховаться. – Эрнст откашлялся. – Господин комиссар, вы не будете возражать, если я распоряжусь произвести в вашем кабинете обыск?
– Если вы на этом настаиваете, господин советник, то я не имею ничего против.
Рат почувствовал ком в горле, но сглотнул, только когда его шеф взял телефонную трубку и вызвал своих сотрудников.
Ими, как нарочно, оказались секретарь по уголовным делам Пауль Червински и ассистент по уголовным делам Альфонс Хеннинг, которые меньше чем через минуту вошли в кабинет. Плих и Плюх, бывшие коллеги Рата по делу Вильчека, которые теперь выполняли текущую работу для Будды. Пока эти двое мужчин обыскивали его кабинет, Геннат не спускал с него глаз. Гереон стоял у окна, курил и смотрел на улицу. Он пытался изображать из себя немного обиженного и считал, что ему это прекрасно удалось. На улице мимо окон прогрохотал поезд городской железной дороги, который только что отъехал от вокзала и медленно набирал скорость. Через несколько мгновений он проедет мимо окон инспекции Е. Увидит ли Бруно этот самый поезд? Какие мысли пронесутся у него в голове?
Плиху и Плюху не потребовалось и десяти минут. Они также обыскали и осиротевший кабинет Эрики Фосс.
– Ничего, господин советник.
Геннат кивнул.
– Хорошо.
Похоже, он действительно был доволен, что с Рата были сняты подозрения в убийстве. И это не удивительно. Еще хуже, чем убитый полицейский, – это полицейский-убийца. А возможно, дело было еще и в симпатии Эрнста к новому сотруднику. Хотя Рат знал, что это никогда не мешало Геннату направлять своих клиентов, как он их с любовью называл, к своему отцу, который руководил тюрьмой Плётцензее.
– Хорошо, – повторил Будда. – Тогда нам остается проверить вашу квартиру, и на этом закончим.
Гереон снова сглотнул. Ещё и это.
– Мы с моей квартирной хозяйкой как раз расторгли договор, – сказал он. – Я живу в отеле.
– Мы будем действовать тайно.
Чуть позже четыре сотрудника по уголовным делам стояли в фойе отеля «Эксельсиор». Портье был исключительно приветлив.
– Господин комиссар! У вас есть сейчас время, чтобы мы выполнили формальности?
– Потом, – покачал головой Рат. – Дайте, пожалуйста, ключ. Мне нужно в номер, у нас там будет небольшая беседа.
– Как вам будет угодно, господин комиссар. – Портье положил на стойку ключ. – Номер четыреста двенадцать. Принести вам в номер напитки?
– В этом нет необходимости. Мой багаж уже наверху?
– Разумеется. Удачного вам дня!
Через некоторое время сотрудники из команды Генната произвели обыск и в гостиничном номере. И хотя Гереон объяснил им, что он еще даже не входил в этот номер, они проверили не только его багаж, но и все шкафы, которые находились в небольшом, но практично обставленном помещении. Рат снова стоял у окна. На этот раз перед ним был не Ангальтский вокзал, а пустой задний двор, без единого дерева.
– Извините за доставленные неудобства, господин комиссар, – сказал Геннат после того, как Плих и Плюх завершили обыск той же фразой: «Ничего, господин советник!»
– Ничего, – успокоил Рат Будду, у которого был совершенно сокрушенный вид. – Я бы на вашем месте поступил точно так же.
– Вы правы. Надо проверять каждый след, который представляется более-менее убедительным, даже если на первый взгляд он кажется нелепым. Вряд ли вас это могло бы утешить, господин Рат, но известен не один случай, когда полицейский убивает своего коллегу.
Гереон кивнул. Если бы Будда знал, как близок он был к правде, произнеся эту фразу!
***
После произведенного обыска они снова предстали перед портье в соответствии с сочиненной версией: четверо коллег, которые обсуждали какое-то дело.
Несмотря на то что время обеда еще не наступило, Геннат пригласил подчиненных на чашку кофе с тортом в кафе «Джости» на расположенной поблизости площади Потсдамерплац. Из-за проведенной акции всем было все еще немного неловко, и Будда попытался восстановить коллегиальный мир. Он заказал большой торт, и уже после первого куска Рат понял, что сегодня он обойдется без обеда. У Червински и Хеннинга, похоже, были аналогичные ощущения. Они все дружно отказались от следующей порции, которую Эрнст уже собрался положить им на тарелки. Будда с непониманием пожал плечами и положил кусок шварцвальдского вишневого торта себе.
– Н-да, господа, – сказал в завершение начальник инспекции, поглотив четвертый кусок торта, – мы это заслужили! Опять масса работы, и все из-за какого-то приколиста! – Это прозвучало так, будто Рат тоже принимал участие в обыске, а не являлся тем, кого они проверяли.
– Я не думаю, что это был приколист, по моему мнению, это был убийца, – сказал Гереон.
Геннат кивнул.
– Здесь что-то не так, вы правы. Но ему, по крайней мере, не удалось посмеяться над тупыми фараонами. Мы действовали настолько конфиденциально, что никто ничего не заметил.
Вероятно, Будда договорился также с Хеннингом и Червински о том, что они будут молчать, подумал Рат. Никто не отважился бы выложить что-то прессе, если круг посвященных столь невелик.
Было около двенадцати, когда они вернулись в «замок».
– Ну, господа, теперь за работу, – сказал Геннат, прощаясь с коллегами перед дверью своего кабинета. – Увидимся завтра на похоронах.
Гереон едва не забыл об этом: завтра утром, в одиннадцать, Штефан Йенике будет похоронен на кладбище Георгенфридхоф на Грайфсвальдерштрассе.
***
В конце дня он ощутил себя вольным, как шут при дворе. Геннат больше не решился обременять его новым заданием, так что у него опять появилось время для размышлений. Почему Вюндиш интересовался Вольтером? До чего докопался Йенике?
В течение какого-то времени Рат раздумывал, не следует ли ему просто позвонить шефу политической полиции и спросить его. Но он знал, что это не очень хорошая идея. Стремление отдела IА делать из всего тайну было известно всем. И если потом кто-то во время секретной операции лишался жизни, не стоило ожидать, что политическая полиция выдаст какую-либо информацию. Они хотели все держать в тайне. И, возможно, Вольтер именно на это и рассчитывал.
Но Дядя не предполагал, что Рат теперь тем более не отступит. Именно потому, что Бруно хотел навесить дело на него.
Ему нужна была более подробная информация об использовании Йенике в отделе IА, и Гереон надеялся найти ее в блокноте. Возможно, там были еще какие-то ссылки, которые он до этого не увидел. Ему надо было все еще раз тщательно проработать. Плохо, что он не может сделать этого сейчас. Упущенное время.
С другой стороны, хорошо, что Плих и Плюх не нашли у него блокнот. Ему нужно было набраться терпения.
В начале четвертого позвонил Рёдер. Рат ждал его звонка.
– В вашей коробке с фотографиями, говорите вы? А я уже давно ищу его. Наверное, он туда случайно упал.
– Господин комиссар, вы не рассчитывайте, что я принесу вам ваш пистолет! Вы должны сами об этом позаботиться! Я поклялся себе, что ноги моей больше не будет в Полицейском управлении!
– Конечно, господин Рёдер. Я рад, что он вообще нашелся. Я немедленно его у вас заберу, если вам это удобно.
– Нет-нет, сейчас у меня нет времени. Но я предлагаю вам прийти в пять часов в кафе «Император», у меня там назначена встреча с моим издателем.
– На Фридрихштрассе?
– Вот именно. Тогда у вас не будет необходимости ехать ко мне. И позвольте дать вам еще один совет, юный коллега…
– Слушаю вас.
– Следите за порядком в вашем кабинете! Порядок – это главное в нашей профессии. А конкретно, вы должны более аккуратно обращаться с огнестрельным оружием! А сейчас извините, у меня много дел!
***
Когда Рат в начале шестого вошел в «Император», Рёдер уже сидел за столиком с полным мужчиной в очках, очевидно, с доктором Хильдебрандтом. Бывший полицейский завернул «Лигнозе» в газету, чтобы передача пистолета не привлекла чьего-либо внимания в кафе. Скорее всего, отпечатки пальцев Эрвина были единственными, которые служба обеспечения сохранности следов смогла бы обнаружить сейчас на пистолете, подумал Рат, поблагодарив Рёдера и сунув сверток в карман пальто. С Фридрихштрассе он поехал прямо в «Эксельсиор». Портье, похоже, уже соскучился по нему.
– А, господин комиссар! – Он положил на стойку перед ним регистрационный бланк и облегченно вздохнул, когда новый постоялец, наконец, заполнил его.
– Еще кое-что… – Портье помахал конвертом. – Только что пришла почта для вас.
Рат взял письмо и направился к лифту. Закрыв за собой дверь номера 412, он вскрыл конверт, и из него выпал маленький серебристый ключ.
Прежде чем лечь спать, Гереон совершил небольшую прогулку на вокзал Потсдамер Банхоф и открыл свою ячейку. Он положил туда пистолет, достал небольшой черный блокнот и снова запер дверцу. Блокнот Йенике был для него сейчас самым увлекательным чтением, которое он только мог себе представить, пусть даже он едва мог там что-то разобрать.
28
Церковь едва смогла вместить всех пришедших. На похороны Штефана Йенике явился внушительный отряд полицейских, а в задних рядах толпились гражданские лица. Многие жители Берлина близко восприняли насильственную смерть молодого полицейского, и почти все газеты направили на церемонию своих репортеров.
Мужчины с камерами скромно держались у дверей церкви.
Рат огляделся. Несколько скамеек были полностью заняты полицейскими в форме. Гражданские как будто тоже облачились в униформу – все были в черном, с цилиндрами в руках. На Гереоне был тот же самый черный костюм, который он надевал на похороны советника юстиции Александра ЛеКлерка. Неприятные воспоминания. Он чувствовал, как они стали распространяться у него в голове.
Перед алтарем стоял гроб, покрытый скромным черно-белым флагом Пруссии. По обеим сторонам вытянулись по стойке «смирно» двое полицейских в парадной форме с блестящими пуговицами и в сверкающих сапогах. В первом ряду, прямо рядом с Цёргибелем, стояли мужчина и женщина. У обоих были седые волосы, хотя им, должно быть, было не больше пятидесяти лет. Родители Штефана Йенике приехали из Алленштайна. Насколько Рату было известно, они впервые пересекли польский коридор и вообще в первый раз покинули свою родину – Восточную Пруссию.
Как бы они отреагировали, если бы знали, что всего в нескольких метрах от них стоит убийца их сына? Бруно Вольтер сделал серьезную мину, войдя в церковь. Наверняка это была притворная скорбь. Теперь Рат уже не видел лица Вольтера – тот занял место где-то сзади. Гереону хотелось по возможности избежать встречи с Дядей, один взгляд которого был ему неприятен. Неужели убийца сможет посмотреть в глаза родителям Йенике, стоя у его могилы? Неужели он сможет пожать им руки и выразить соболезнование?
Блокнот погибшего все еще не дал никакого ответа. Сегодня утром Рат уже хотел выбросить его вместе с пистолетом в канал вместо того, чтобы положить назад в камеру хранения. Но комиссар не хотел так быстро терять надежду. Если бы он знал мотив, то мог бы привести необходимые доказательства. Тогда бы фатальная баллистическая экспертиза показала, что убийца – Бруно Вольтер и что он, очевидно, застрелил также и некоего Йозефа Вильчека. Гереон не стал бы против этого возражать. Нет, у него не было больше никаких сомнений в виновности бывшего шефа после того, как тот попытался подсунуть ему орудие убийства и сделать его самого подозреваемым.
Богослужение проходило скромно, без какой-либо помпезности. Рат впервые оказался в евангелистской церкви и был почти разочарован. Когда похоронная процессия двинулась по Грайфсвальдерштрассе, он старался подальше держаться от Вольтера. Это было несложно, так как тот и сам явно не стремился к встрече и шел в самом конце траурного шествия. Гереон оставался впереди, среди следователей, занимающихся расследованием убийства Йенике, Генната и Бёма.
Шарли он не видел ни в церкви, ни здесь. Наверное, она осталась в «замке». Может, это было и к лучшему. Похороны Йенике были не совсем подходящим поводом, чтобы встретиться с ней впервые со дня их незабываемой ссоры на пресс-конференции. «А вы, оказывается, еще тот подонок, господин Рат!» Сейчас комиссара ранило каждое сказанное девушкой слово. Когда он вспоминал тот самый момент, он опять видел ее – видел, как она жестко смотрит ему в глаза, и в ее глазах уже нет никакой любви, а только разочарование и презрение.
Шестеро молодых мужчин – все бывшие товарищи Йенике по полицейской школе в Айхе – сняли гроб с катафалка и взяли его на плечи. Сразу за священником они вошли в ворота кладбища, и похоронная процессия последовала за ними. Было тихо. Над могилами кричал чиж. Коллеги молча шли рядом. Их сопровождал небольшой дождь, но тем не менее было похоже, что день будет теплым. Парниковая погода. Рат был не единственным, кому было жарко. Цёргибель белым носовым платком вытирал пот со лба. Для него это была тяжелая миссия – сопровождать родителей полицейского к могиле их сына, который погиб на службе.
Начальник полиции шагал вместе с родителями Йенике за гробом и священником во главе процессии. Мужчины, которые несли гроб, прошли приличное расстояние по главной аллее, а потом свернули направо, на другую широкую дорогу. Через некоторое время они достигли каменной стены, за которой всего в нескольких метрах возвышались фасады многоквартирных домов и рядом с которой располагалось кирпичное здание школы. Возле стены Рат увидел свежевырытую могилу.
Священник подошел к могиле и остановился. Друзья Штефана прошли чуть дальше и встали справа и слева от могилы. Они хотели осторожно опустить гроб на деревянные брусья, которые лежали поперек могилы, когда тишину нарушил непродолжительный, но громкий крик.
Возглас изумления или ужаса? Рат не мог определить это точно. Во всяком случае, закричал один из тех людей, которые несли гроб. Шестеро мужчин замерли, не успев опустить его на брусья. Гроб опасно накренился в одну сторону, потому что не все, кто его держал, одновременно заметили, что что-то было не в порядке. Черты лиц этих шестерых все больше искажались, но они быстро взяли себя в руки и приняли такой же стоически серьезный вид, как и прежде. В полицейской школе курсанты учатся владеть собой, но Гереон понял, что они увидели что-то ужасное.
И дальше все происходило совсем не так, как на обычных похоронах.
Гроб все еще висел между небом и землей, а друзья покойного, кажется, не могли решить, куда они должны его поставить, и неуверенно переглядывались. Потом они опять подняли гроб на плечи и медленно понесли его назад на кладбищенскую аллею. Священник, который остановился на гравии, чтобы сказать последние слова, отошел в сторону, совершенно сбитый с толку. Цёргибель же среагировал моментально. Он оставил чету Йенике и быстро, но сохраняя достоинство, направился к открытой могиле и посмотрел вниз, и только его глаза, которые он лишь на долю секунды широко раскрыл, выдали его изумление. Он снял цилиндр и вытер вспотевший лоб. Крепко держа супругов Йенике под руки и оттесняя их от могилы, Карл сделал незаметный знак Геннату, который стоял в паре метров от Рата. Несмотря на тучность, шеф инспекции А двигался на удивление проворно. По выражению его лица невозможно было понять, что он увидел в могиле. Он жестом подозвал Бёма и еще пару коллег. Гереон не понял, относится ли и он к их числу, но тоже направился в его сторону. Что же случилось?
Собравшихся вокруг охватывало все большее беспокойство. Несколько любопытствующих прошли вперед, желая посмотреть, что именно вызвало такую странную реакцию. Было слышно бормотание, которое перерастало во все более громкий гул голосов. Похороны Штефана Йенике неожиданно утратили всякую торжественность.
Рат протиснулся мимо мужчин, которые все еще держали на плечах тяжелый дубовый гроб. Из влажной земли шел невыносимый запах.
А потом Гереон увидел это…
В вырытой могиле уже лежал труп. Комья земли покрывали его грязный и истлевший серый костюм, а руки и ноги превратились в кровавое затвердевшее месиво. Разложение было основательным.
Вспыхнул свет вспышки и на мгновенье осветил труп призрачно ярким светом.
Несколько репортеров схватили свои камеры и инстинктивно начали фотографировать. Геннат прорычал какие-то указания, и полицейские оттеснили репортеров в сторону. Быстро образовалась цепочка из полицейских, которая окружила могилу, преграждая путь любопытствующим, которые желали заглянуть в могилу.
Рат стоял между двумя полицейскими и смотрел на труп, едва понимая произошедшее. Разложение оставило на нем свои следы, в том числе и на его лице, но тем не менее черты этого лица оставались настолько отчетливыми, что в его схожести с фотороботом не могло быть никаких сомнений.
Гереону не нужно было ждать официальной идентификации, чтобы понять, что этот труп принесет ему неприятности.
В могиле, которая была вырыта для Штефана Йенике, покоились останки Алексея Ивановича Кардакова.
«Останки». В данном случае буквально – то, что осталось. Так подумалось Рату, когда он спустя примерно полчаса наблюдал, как двое экспертов стояли на дне вырытой могилы, прямо рядом со зловонным трупом Кардакова, а точнее, с тем, что от него осталось, и заливали гипсом отпечатки ступней. Третий сотрудник осторожно, с помощью пинцета и стержня, обследовал карманы сгнившего костюма. Все трое повязали на нос и рот носовые платки и при этом оставались в цилиндрах.
Небольшой дождь между тем прекратился. Духота становилась все более невыносимой, и от земли шел пар. Теплый влажный воздух развевал над могилами запах разложения. Даже здесь, наверху, он был ужасным, подумал Гереон. А каким жутким он должен был быть там, внизу!
Все необходимые работы удалось начать немедленно – у Генната присутствовали на месте почти все специалисты. Большинство из них были, правда, одеты неподобающим для такой работы образом, но все безропотно принялись за дело. Эрнсту пришлось только вызвать доктора Шварца и затребовать из «замка» прибор для обеспечения сохранности следов. На это ушло немного времени, благо до Алекса было недалеко.
Гроб с телом Штефана Йенике стоял в кладбищенской часовне. До тех пор пока служба сохранности следов не завершит свою работу, Йенике не может быть погребен. Рату хотелось бы знать, как Цёргибель это объяснил родителям Штефана.
Какую бы цель ни преследовал тот, кто положил труп в могилу, одного он добился в любом случае: этот человек не просто помешал торжественным похоронам погибшего при исполнении служебных обязанностей полицейского, он их просто сорвал.
Собравшиеся на похороны быстро разошлись. Это обеспечили полицейские. Насколько это было возможно в подобной ситуации, они деликатно выпроводили народ с кладбища, и теперь между могилами сновали только сотрудники инспекций А и I, убойного отдела и отдела криминалистической техники. В своих черных цилиндрах мужчины напоминали потерявших ориентир участников траурной церемонии. У главных ворот на Грайфсвальдерштрассе дежурила полиция, временно перекрыв вход на кладбище. Небольшие ворота на Хайнрих-Роллер-штрассе тоже были закрыты.
Сотрудники отдела криминалистической техники прежде всего искали на влажной земле следы обуви, и здесь у них было много работы. Там, где участники похоронной процессии следовали за гробом, сотни ног вытоптали землю, и было совершенно бессмысленно пытаться что-то обнаружить. Непосредственно у могилы ситуация, на первый взгляд, была не лучше: свои следы оставили не только сотрудники, которые несли гроб, и священник, но еще и Цёргибель, команда Генната и полицейские, которые образовали первое заградительное кольцо, не говоря уже о любопытствующих и фотокорреспондентах. Однако Эрнст молниеносно распорядился записать персональные данные всех этих людей, чтобы в дальнейшем можно было произвести сличение следов, что будет сложной, но вполне разрешимой задачей. Поиски следа, который не подпадал под сличение, пусть даже это был сапог кладбищенского садовника, не казались такими уж безнадежными.
Газетные фотографы сначала заартачились и не хотели называть свои имена, опасаясь проблем с полицией. Но полицейские не конфисковали ни одной камеры, боясь спровоцировать скандал: Цёргибель самолично пригласил прессу на похороны Йенике. Рат, как и Геннат, тоже мало верил в то, что какая-нибудь газета напечатает фото разложившегося трупа. Проявленные пленки, которые попадут в редакции, исчезнут в шкафу с запрещенной литературой. Но благодаря им пресса, по крайней мере, добьется одного: берлинская полиция не сможет отказаться обсуждать это дело. Фотографии поведали каждому полицейскому репортеру интересную историю: в свежевырытой могиле, приготовленной для убитого оперативника Штефана Йенике, сегодня утром лежал труп, и этим трупом оказался недавно объявленный в розыск предполагаемый убийца Алексей Кардаков. Этой информацией с добавлением нескольких подогретых фактов, опубликованных неделей раньше, находчивый журналист мог бы заполнить всю титульную страницу – для этого ему не потребовалась бы никакая пресс-конференция и никакая эксклюзивная информация болтливого полицейского. Так или иначе, бессмысленно пытаться скрывать событие, свидетелями которого стало столько народу, и Цёргибель тоже должен был это понимать.
Между тем служба сохранности следов закончила свою работу в могиле, и ассистент по уголовным делам Рейнгольд Грэф опустил фотоаппарат и сделал несколько снимков с близкого расстояния. Грэф тоже обвязал лицо носовым платком и, кроме того, до самых глаз поднял воротник пальто. Рат сомневался, что это что-то даст. Ассистент был почти таким же бледным, как и сам труп.
Сотрудник отдела криминалистической техники показал Геннату, что он обнаружил в карманах пиджака Кардакова: на удивление хорошо сохранившийся пакетик с кокаином, значок члена общества «Беролина» и желтый паспорт, действительный до 16 мая 1929 года.
Эрнст стал листать паспорт, воспользовавшись носовым платком, чтобы не оставить отпечатков пальцев.
– Н-да, вот мы и нашли вашего убийцу, господин Рат, – сказал он. – К сожалению, выглядит он достаточно мертвым. Допросить его, увы, не удастся.
Гереон молча и смиренно кивнул. Геннат отреагировал на возникшую ситуацию относительно мирно. Взгляды коллег сначала были более беспощадными. Труп Кардакова вконец опозорил нового следователя по расследованию убийств Гереона Рата перед собравшимися сотрудниками Берлинской полиции. Мужчина, которого Рат считал убийцей и объявил в розыск, сам, очевидно, оказался жертвой насильственного преступления.
– Когда он был убит? – спросил Эрнст.
– Примерно три недели тому назад, – сказал один из криминалистов.
– Я бы сказал, что наш труп выглядел примерно так же, как этот, – заметил Геннат.
Точно такая же мысль пришла и в голову Рату. Кардаков был не убийцей, он был жертвой. Жертвой того же самого убийцы, на совести которого был и Борис. Гереон понял это в тот самый момент, когда узнал труп и увидел жуткие повреждения на его руках и ногах.
– Мне кажется, объявление в розыск было несколько поспешным, господин советник, – сказал он.
Геннат кивнул.
– Но еще более поспешным было без каких-либо доказательств подозревать этого человека в убийстве. С этим трупом вы еще хорошо отделались! Представьте себе, что бедный парень был бы жив и просто на пару недель уехал бы на Балтийское море, а вернувшись, был бы арестован на Шецинском вокзале полицией, а его портрет красовался бы во всех газетах. Нечто подобное попахивает злонамеренной клеветой! И вы бы несли ответственность за это, господин комиссар!
«Не я один, еще и начальник полиции», – подумал Гереон. Цёргибель проигнорировал протесты Генната, распорядился объявить Кардакова в розыск и обратился к общественности с теорией Рата. Значит, начальник полиции сегодня тоже осрамился. И Рат уже знал, что Сушеный Лук ему этого не простит.
Он приобрел много врагов в «замке». Излишне много. Бём стоял позади него рядом с Кронбергом и несколькими сотрудниками отдела криминалистической техники – чуть в стороне, возле кладбищенской стены. Похоже, он отошел туда не столько для того, чтобы удалиться от источника зловонного запаха, сколько для того, чтобы держаться подальше от Рата. «Для Бёма я тоже разлагающийся труп», – подумал Гереон. Точнее говоря, у него больше не было ни одного друга на Алексе. Последний, кого он считал таковым, оказался худшим из всех. Дядя. Бруно Вольтер.
Нерезкое красное цветовое пятно на краю его поля зрения заставило его поднять глаза.
В самом деле! Она пришла!
Шарли!
В своем красном платье она шла по кладбищу, мимо одетых в черные костюмы мужчин. В одной руке девушка держала сложенный зонт, а в другой – блокнот. У Рата кольнуло в груди, когда он заметил, как она быстро смерила его взглядом, а потом прошла мимо него. Шарлотта направилась к Геннату, даже не посмотрев на Гереона, не говоря уже о приветствии. Тем более сердечно поздоровалась она с советником по уголовным делам.
– А, фройляйн Риттер, – сказал Будда приветливо, насколько это было возможно в данной обстановке, – хорошо, что вы пришли! – Он сразу отправил ее к Кронбергу, который стоял сзади, у стены, и что-то обсуждал с Бёмом. – Запишите сначала сведения службы обеспечения сохранности следов. Когда доктор Шварц сделает свою работу, мы обратимся к нашему другу.
Шарли отправилась дальше, и Рат посмотрел ей вслед.
Почувствовал ли Геннат напряжение между ними? Если и да, то Будда не подал виду. Он задумчиво смотрел на труп.
– Если вы хотите знать мое мнение, то он мертв уже как минимум недели четыре, – заявил Эрнст.
Доктор Магнус Шварц, который, наконец, прибыл вскоре после этого, подтвердил предположение Генната. Медик то и дело качал головой, обследуя труп Кардакова. Шварц, казалось, был единственным, у кого запах от разложения не вызывал таких неприятных ощущений. Он ни разу не проявил отвращения, пока занимался своим делом, находясь непосредственно возле трупа в вырытой могиле.
– Похоже, его сначала закопали, а потом опять выкопали, – сказал он, выбравшись из ямы и стоя наверху рядом с оперативниками. – Но точнее вам, наверное, скажет служба сохранности следов.
– Отчего он умер? – спросил Геннат.
– Пока я вам не могу этого сказать, – пожал плечами Магнус Шварц. – Напрашивается параллель с другим исследованным мною трупом. Но, кажется, здесь есть и несколько явных отличий.
Эрнст кивнул.
– Вы имеете в виду дело, которым занимался коллега Бём, не так ли? – Он положил пальцы в рот и громко свистнул, а потом сделал знак старшему комиссару. Вильгельм все еще стоял с Кронбергом и Шарли у кладбищенской стены. Теперь он уже не мог избежать встречи с Ратом, поскольку его звал шеф. Бём подошел к Геннату, не удостоив Гереона даже взглядом. Причину этого он, похоже, уже обсудил с Шарлоттой.
– Слушаю вас, господин советник, – прорычал Вильгельм.
– Вам не мешало бы послушать, что говорит доктор Шварц, – сказал Эрнст. – В конце концов, речь идет о деле, которым занимаетесь вы.
– Я не уверен, что это была моя идея – объявить в розыск этого мужчину, который гниет там, внизу!
– Вы знаете, что я чрезвычайно ценю конкуренцию в моей инспекции, дорогой Бём, но она не должна отравлять производственный климат. Мы только выиграем от того, если будем работать сообща. – Произнося последнюю фразу, Геннат перевел взгляд с Бёма на Рата. – Я счел бы уместным, если бы вы оба подали друг другу руки, – продолжил Будда. – Вы ведь сегодня друг друга даже еще не поприветствовали.
– Ах, в самом деле? – Бём протянул свою лапу, и Гереон пожал ее. Раз уж это необходимо… Примирение с Шарли было бы ему больше по душе. Он посмотрел в ее сторону, пока доктор Шварц продолжал свой доклад.
***
Спустя полчаса Рат упустил свой первый шанс помириться с фройляйн Риттер. Геннат не только вынудил их пожать друг другу руки, но и отправил вместе на задание. Начальник инспекции откомандировал примерно двадцать сотрудников для опроса жителей Хайнрих-Роллер-штрассе, которая граничила непосредственно с кладбищем. Дом номер 17 должны были обходить именно Гереон Рат и Шарлотта Риттер. Но если это должна была быть миротворческая акция, то она совсем не заладилась.
Сердце Рата сначала сделало скачок, когда Эрнст объявил об их совместном рейде, но он не понял, от чего – то ли от радости, то ли от волнения. Он уже испытывал некую эйфорию от того, что девушка была рядом, и уж тем более от ее прикосновения.
Но потом ее поведение вновь его отрезвило.
Шарли была холодной и сдержанной. Она шла рядом с ним, как совершенно чужой ему человек, почти ничего не говорила, а при необходимости упорно обращалась к нему на «вы». И делала она это не просто для того, чтобы сохранять видимость – это подсказывали Рату ее глаза. Каким жестким был ее взгляд! Нет. Конечно, она его еще не простила.
– Какие у вас будут предложения, господин комиссар? – спросила стенографистка, когда они оказались с другой стороны кладбищенской стены перед пятиэтажным многоквартирным домом. Их коллеги уже давно исчезли в соседних домах.
– Мы можем спокойно обращаться друг к другу на «ты», никто нас не слышит, – предложил Гереон, посчитав, что стоит сделать попытку помириться.
– У меня нет желания получить проблемы на работе из-за того, что я слишком доверительно обхожусь с комиссаром. К тому же еще с таким, который этого не заслуживает.
Шарлотта была юристом. И, очевидно, неплохим.
– Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Не могла бы ты меня, по крайней мере…
– Я что-то не припомню, чтобы советник по уголовным делам поручал вам что-то обсуждать со мной, – перебила девушка Рата.
Он не стал предпринимать вторую попытку. Раз уж она так хотела! Он тоже умел быть бесчувственным.
– Хорошо. Чтобы не возникло опасности возникновения между нами слишком доверительных отношений, я предлагаю опрос свидетелей производить отдельно друг от друга. Вы возьмете на себя одну половину квартир, а я другую.
Гереон тоже стал обращаться к стенографистке на «вы», но у него не возникло ощущения, что это задело ее. Его такое обращение раздражало гораздо больше.
– Как будет угодно, господин комиссар, – кивнула Риттер.
– Тогда берите два верхних этажа, а я – три нижних.
Девушка ничего не ответила, и ее стройные ноги устремились вверх по лестнице.
Рат посмотрел ей вслед, пожал плечами и принялся за работу.
Он завершил ее довольно быстро. Из квартир, расположенных на первом этаже, ничего нельзя было увидеть через кладбищенскую стену, да и другие жильцы не заметили ничего особенного – ни комендант, ни учитель, который жил в квартире напротив. А в квартирах, расположенных выше, никого не было дома, кроме Эльфриды Гэде, глуховатой пожилой дамы со второго этажа. У фрау Гэде, правда, лоджия выходила на кладбище, но она была занята только своими бесчисленными кошками, которые бродили по всем комнатам. Это продолжалось до тех пор, пока Рат не понял, что Эльфрида не только глуха, но и почти слепа. Комиссар вздохнул с облегчением, когда вышел из пропахшей кошачьей мочой квартиры. Успешная операция!
Он спустился вниз по лестнице, вышел на улицу и огляделся. Шарли еще не было. Слева, рядом с многоквартирным домом, на углу здания из красного кирпича стояли Плих и Плюх. У каждого в руке была сигарета. Рат направился к ним, тоже доставая пачку «Оверштольца». Оба его коллеги как минимум не удалились при его приближении.
– Вы тоже уже закончили? – спросил Гереон, убирая пачку с сигаретами.
– Это школа, – сказал Червински, – и во всем огромном здании проживают только комендант и его жена. – Он глубоко затянулся. – Оба ничего не видели.
– На мой взгляд, это сумасбродная затея, – добавил Альфонс Хеннинг. – Что должны были увидеть люди здесь, на улице? Тот, кто бросил труп в могилу, прошел через кладбище. Если бы он перелезал через стену, это привлекло бы немало внимания. Тем более с трупом. Кроме того, это должен быть кто-то, кто знаком с персоналом кладбища, тот, кто знал, что здесь сегодня должен быть погребен полицейский.
– Это знал весь город, об этом было написано в каждой газете, – возразил Рат. – А на кладбище Георгиенфридхоф сегодня утром было не так много свежих могил.
– Странная история, – продолжил Хеннинг. – Почему кто-то бросает старый труп в свежую могилу полицейского?
– В самом деле, поразительно, – согласился Гереон.
Несомненно, убийца не без причины подбросил труп Кардакова на всеобщее обозрение. Может быть, для того, чтобы посадить в лужу начальника полиции? Или Рата? И сделал ли это вообще сам убийца – или кто-то другой поместил труп в могилу Йенике? Казалось, что все это было выставлено напоказ – кокаин в кармане пиджака, паспорт… И потом, значок общества «Беролина». Не был ли здесь замешан Марлоу? Возможно, кто-то хотел сказать этим полиции, что обоих русских отправил на тот свет Марлоу или Красный Хуго. А может быть, враждебное объединение, которое хотело доставить «Беролине» неприятности. И при этом оно лишь воспользовалось возможностью, чтобы выставить полицию на посмешище. Общество «Северные пираты» было как раз не в лучших отношениях с «Беролиной». Может быть, можно будет выудить что-то там?
Трое мужчин докурили свои сигареты. Рат решил вернуться на кладбище вместе с Хеннингом и Червински. Он не обязан дожидаться Шарли, чтобы она потом отделала его, как последнее дерьмо. Это, конечно, не совсем любезно с его стороны, но ему было все равно.
Несмотря на то что трое полицейских потратили какое-то время на перекур, они все равно оказались первыми, кто явился к Геннату. Информации они добыли немного. Тем не менее один мужчина из дома 19 видел, как утром двое мужчин тащили по главной аллее кладбища тележку, но точного времени, когда это произошло, он не помнил. Постепенно возвращались другие сотрудники полиции, в том числе и те, кто допрашивал персонал кладбища. Будда терпеливо выслушивал все отчеты. Он почти ничего не записывал. Все вокруг знали о его феноменальной памяти.
Постепенно они получили четкую картину того, что произошло. Накануне садовник кладбища вырыл одну-единственную могилу, и это была могила Йенике. Сегодня около десяти часов, как уверял этот мужчина, в могиле еще не было трупа, так как он еще раз проверил бруски, на которые должны были установить гроб. Следовательно, мужчины – если это были те двое, которых видел свидетель – сделали свою работу в это время. Хоть что-то, от чего можно оттолкнуться.
Шарлотта вернулась с Хайнрих-Роллер-штрассе только вместе с последними полицейскими. Она шла рядом с Райнхольдом Грэфом, смеясь и оживленно болтая.
Неожиданно Рата охватило чувство ревности, и у него болезненно закололо в груди.
«Черт подери! – подумал он. – У тебя и так достаточно проблем, зачем они тебе еще от этой женщины?! Забудь Шарли, выкинь ее из головы! Не позволяй так с собой обращаться!»
На данном этапе полиция завершила свою работу. Некоторые сотрудники уже отправились назад в «замок», чтобы написать отчеты, а двое агентов похоронного бюро достали тело Кардакова из могилы, осторожно уложили его в цинковый гроб и повезли к выходу на Грайфсвальдерштрассе, где их уже ждал автомобиль для перевозки трупов.
Странная последовательность, подумал Рат, наблюдая за мужчинами. Из могилы – в труповозку. Обычно покойники проделывают обратный путь.
***
Гереон предчувствовал скандал.
Когда он вернулся в «замок», Эрика Фосс уже ждала его с сообщением.
– Господин начальник полиции хочет с вами поговорить, господин комиссар.
Рат знал, что это не будет обычная беседа, и оказался прав. Таким разъяренным он толстяка никогда еще не видел. Цёргибель выскочил из-за письменного стола и стал ходить по кабинету взад и вперед. Его голос поднялся до самых высоких тонов.
Дверь в приемную была закрыта, но Гереон знал, что Дагмар Клинг слышит каждое слово, если в кабинете говорят достаточно громко. А Карл говорил именно так.
– Вы вообще имеете представление, в какое положение меня поставили?!
Инстинкт подсказывал Рату, что сейчас лучше вообще ничего не говорить, и он решил довериться этому инстинкту.
– Вы выставили меня и всю Берлинскую полицию на посмешище! На посмешище перед всеми!
Провинившийся полицейский по-прежнему молчал. Пусть Сушеный Лук перебесится. По крайней мере, теперь уже никто не упрекнет Гереона в том, что начальник полиции – его лучший друг.
– Мы объявляем человека в розыск, рассматриваем его как главного подозреваемого в деле об убийстве, а мужчина оказывается сам убитым, причем еще раньше, чем его жертва! Как это выглядит?!
– Прошу прощения, господин начальник полиции, но я не помещал туда труп!
– Еще только этого не хватало! Но вы, дорогой господин Рат, пустили весь полицейский аппарат по ложному следу! Мы задействовали огромные силы, ведя розыск человека, который вот уже несколько недель мертв! Все газеты опубликовали его фото. Так же, как сейчас они все настрочат эту невероятную историю. Какой еще сюрприз вы нам приготовили? Какой еще труп всплывет следующим? Может быть, графини?
Гереон пожал плечами:
– Я надеюсь, что нет, господин начальник полиции.
– Вы обязаны, черт подери, надеяться! Мой дорогой комиссар, я не знаю, понятно ли вам это. Но если бы вы не были сыном Энгельберта Рата, вы бы уже сейчас могли собирать свои вещи и отправляться в уголовный розыск в Кёпеник! Там как раз есть вакансия. И там вы могли бы заниматься отловом убежавших кошек. И благодарите бога, что я не отправляю вас на всю оставшуюся жизнь вытирать пыль в камеру вещественных доказательств!
Как просто было, однако, впасть в немилость у Цёргибеля!
Еще вчера Гереон Рат был восхваляемым героем, тем, заслугами которого так восторгался начальник полиции. А сегодня он уже слыл идиотом в своей профессии, который нес личную ответственность за то, что Карл «прославился» в прессе.
– Я сделаю все возможное, чтобы исправить ситуацию, господин начальник полиции, – пообещал комиссар.
– Исправить? Как вы намерены ее исправить? Это смешно!
Рат понимал, почему Цёргибель был так разгневан. На следующей неделе СДПГ наметила провести в Магдебурге съезд, и начальник Берлинской полиции должен был выступать перед своими однопартийцами и отчитаться по поводу кровавых майских беспорядков и вообще по безопасности и порядку в столице империи. Лозунгами, которые он в последнее время провозглашал, Цёргибель не произвел на своих товарищей никакого эффекта. И теперь еще эта история на кладбище! Неслыханный позор! Утрата авторитета! Карл просто опасался, что социал-демократы накинутся на него.
– Я всего лишь хотел этим сказать, господин начальник полиции, что, если я как-то могу вам помочь, я готов сделать это. Дайте мне, по крайней мере, шанс, – попросил Гереон.
– Я дам вам еще один-единственный шанс, дорогой господин Рат, и советую вам его использовать: найдите мне, наконец, виновного, который ответственен за эти жуткие преступления и который так нагло водит полицию за нос. Чтобы мы в конце концов забыли об этом чудовище. Я хочу получить результаты не позже, чем через пять дней!
– Это слишком короткий срок, господин начальник по…
– Если вы хотите сохранить ваше место в инспекции А, вам должно хватить этого времени!
– Вообще-то этим делом занимается старший комиссар Бём, и советник по уголовным делам Геннат…
– Как вы это организуете, мне абсолютно безразлично! Если Бём не хочет, чтобы вы этим занимались, тогда работайте самостоятельно. Вы ведь умеете это делать так успешно! – Цёргибель снова сел за свой письменный стол и указал Рату на дверь. – Вы можете идти! Принимайтесь за работу! Когда вы в следующий раз войдете в эту дверь, вы должны представить мне какие-то результаты. Например, убийцу. И на этот раз, пожалуйста, с вескими и удовлетворяющими требования суда доказательствами! Надеюсь, мы поняли друг друга?
Рат кивнул и открыл дверь. Да, он понял. И он был уверен, что и Дагмар Клинг поняла каждое слово.
