Часть II
Инспекция А

Дождь все еще барабанил по крыше автомобиля. Потом эта барабанная дробь превратилась в шелест. Дверца машины открылась, и мужчина, несмотря на свое массивное тело, неожиданно легко опустился на обитое черной кожей заднее сиденье – должно быть, ему помог Лян. Дверца захлопнулась с сильным лязгом и откроется теперь, только когда этого захочет Иоганн Марлоу. Через постоянно меняющийся рисунок дождевых капель на лобовом стекле доктор М. видел темное пальто Ляна Куэн Яо, который остался на улице под дождем.

Марлоу молча посмотрел на своего гостя. Мужчина накинул на плечи плащ, на котором дождь оставил темные следы, а под плащом на нем была только пижама. Его серое лицо было покрыто щетиной, а глаза свидетельствовали о том, что он мало спал. В машине распространялся запах алкоголя, пота и дождя. Несмотря на усталость, его глаза испуганно бегали взад и вперед, а голос пытался переиграть страх и поэтому звучал слишком решительно.

– Что это значит? Почему ваш китаец поднимает меня с постели среди ночи? В шесть часов утра я должен быть на Алексе. Мне надо выспаться!

Иоганн достал сигару толщиной в палец и, сохраняя полное спокойствие, обрезал у нее кончик. Прежде чем ответить, он дождался щелкающего звука ножниц для сигар. Его гость уже однажды видел, для чего еще с успехом может использоваться такой инструмент.

– Сегодня ко мне приходил один из твоих коллег, и у меня возник вопрос – почему я об этом ничего не знал, – сказал Марлоу, не отрываясь от своих манипуляций с сигарой.

– Что? Я не имею об этом понятия. Никаких официальных визитов не было. Зачистка ведь назначена только на завтра… – гость запнулся и исправился, посмотрев на часы, – …на сегодняшний вечер.

– Речь не о зачистке. Это был один полицейский. Рат, Гереон Рат. Говорит тебе что-то это имя?

Сидящий перед бандитом мужчина, казалось, задумался. Во всяком случае, он скривил рот, но потом всего лишь пожал плечами:

– В любом случае, он не работает в отделе по борьбе с наркотиками.

– Я плачу тебе не только за то, что ты избавляешь меня от ищеек, которые занимаются наркотиками. Я надеюсь, что ты еще получаешь дополнительную информацию на Алексе.

– А кто доложил вам, что полиция нравов планирует зачистку? Я ведь не могу знать каждого коллегу в Управлении. Вероятно, он новенький.

– Но ведь на Алексе не может быть так много новых сотрудников, прибывших из Рейнской области. Раскрой глаза!

– Из Рейнской? – Полицейский запнулся. – Возможно, я о нем что-то слышал. Как, ты говоришь, его имя?

– Рат. Гереон Рат.

Гость опять пожал плечами:

– Я не уверен, но, возможно, он работает в полиции нравов. Им навязали какого-то нового сотрудника. То ли из Дюссельдорфа, то ли из Кёльна. Откуда мне знать? По-моему, он закадычный друг начальника полиции.

Марлоу задумчиво кивнул.

– Теперь ты знаешь его имя. Подумай, что можно с этим сделать. Завтра мне нужна новая информация.

Он сделал легкое движение рукой, и Куэн Яо открыл дверцу. Дождь прекратился. Полицейский продолжал сидеть, неуверенно озираясь по сторонам.

– А теперь иди и продолжи свой заслуженный сон, – сказал ему Иоганн почти дружески. – Поговорим завтра вечером.

Едва гость Марлоу вышел из машины, Лян тут же закрыл за ним дверцу. Он не стал провожать его назад в дом, из которого перед этим привел его, а сразу подошел к двери водителя, бросил на пол у пассажирского места зонт и сел за руль. На его пальто не было ни одной капли. Как будто он вообще не был на улице.

– К Петерсу? – коротко спросил китаец.

Марлоу покачал головой.

– Довольно, Куэн Яо. Поехали домой.

Водитель включил двигатель, и новенький, черный как смоль, сверкающий «Стандарт 8» покатился назад на проезжую часть дороги.

Улицы постепенно заполнялись велосипедистами – первые рабочие ехали на фабрики. Лян спокойно и уверенно вел огромный лимузин «Адлер» по просыпающемуся городу. Ночные грозовые облака рассеивались так же быстро, как и появились. Только у восточной стороны горизонта они рисовали на утреннем небе красные полосы. Занимался погожий день. В зеркале заднего вида Марлоу видел темные загадочные глаза китайца.

Бруно Вольтер относился к той категории людей, которые легко встают утром – даже в шесть часов. Но сегодня он задумчиво посмотрел в окно, и не только потому, что знал: ему предстоит долгий день. Стояло прекрасное утро. Ночью, должно быть, шел дождь, и кое-где на асфальте еще блестели лужи. На Фрегерштрассе в ветвях деревьев щебетали птицы, делая все, чтобы встретить солнечный весенний день, но Дядя этого не слышал. Как во сне, Бруно соскреб с лица пену для бритья и задумался. Звонки, которые он получил накануне вечером, преследовали его, пока он не уснул, и до сих пор вертелись у него в голове. Он не думал, что ему следовало действительно беспокоиться, ведь они тщательно все спланировали. Но никогда не знаешь, как все сложится.

Одно, во всяком случае, было совершенно ясно: с новым комиссаром Вольтер скоро расстанется. При этом он уже почти привык к этому долговязому парню, хотя тот вел себя довольно амбициозно для человека, не имеющего никакого представления о том, что происходит в этом городе. Но Рат еще добьется своего и перейдет в инспекцию по расследованию убийств. Ну, успехов тебе, коллега! Выбритое наполовину лицо Дяди, отражавшееся в зеркале, изобразило гримасу.

– Бруно, – услышал он снизу голос жены. – Бруно, кофе готов!

После завтрака он почувствовал себя лучше. Эмми проводила его до самой двери, неся в руках его коричневую папку, и отдала ему ее, только когда он вышел из дома. Вольтер быстро поцеловал ее и направился к черному «Форду», который был припаркован прямо перед домом. Когда он отъехал, супруга помахала ему вслед. Он смотрел в зеркало заднего вида и видел, как постепенно она удалялась.

Эмми была женщиной, о которой он всегда мечтал. Она восхищала его, была заботливой и не задавала никаких вопросов. Все, что он делал, казалось ей правильным, и она доверяла ему целиком и полностью. И до сих пор он не разочаровывал ее. Они были женаты уже больше четырнадцати лет. Когда разразилась война и объявили мобилизацию, Бруно попросил ее руки. Эмили фон Бюлов пользовалась большим успехом, но он вышел победителем в этих соревнованиях. Во время его первого фронтового отпуска они поженились. На фронте было приятно осознавать, что есть кто-то, кому можно писать. И он делал это. Регулярно и подробно. И жена как минимум раз в неделю отправляла ему письмо. Пока война продолжалась и не отпускала солдат из окопов, у Эмми в Берлине все шло своим чередом. Шаг за шагом она обставляла их совместный дом, который им купили ее родители, в то время как ее муж защищал отечество за убогое жалованье, на которое они никогда бы не смогли позволить себе ничего подобного. Но они сражались не ради денег – ни один из его товарищей не думал об этом. Они сражались за будущее Германии. Это была установка, которую поддерживал тесть Бруно.

Чем дольше продолжалась война, тем более грязной она становилась. Многие из товарищей Вольтера порой думали только о том, чтобы целыми вернуться домой. Он – нет. Он надеялся до конца. В конце концов, они уже четыре года находились во вражеской стране. Но будущее Германии было погублено, когда «красные» в Берлине в конечном счете изгнали кайзера и подписали капитуляцию – и это несмотря на то, что Бруно со своим подразделением в течение трех лет не отступил ни на миллиметр. Они закрепились в центре Франции, ни разу не уступив, в самом центре территории врага, и потом неожиданно все сразу рухнуло: страны, за которую они сражались, больше не было. Она все еще называлась Германией, но это была больше не их страна.

При всем при этом Вольтер остался в полиции, где служил еще при кайзере. Но и при социал-демократах должен был, в конце концов, кто-то обеспечивать правопорядок. И он никогда не оставлял надежду на возвращение той Германии, за которую он сражался. Он хотел и дальше служить этой стране и поддерживал связь со старыми товарищами, которым удалось пережить войну.

Бруно припарковал «Форд» на Кайзераллее, прямо перед филиалом «Josty», и нашел себе солнечное место на террасе. Вскоре официант принес ему заказанный кофе, и Вольтер стал просматривать газеты. Все они писали о Плане Юнга. Идиотская болтовня эти переговоры в Женеве! Полицейский нетерпеливо шуршал бумагой, то и дело отрываясь от чтения и поглядывая на вход на террасу кафе и на широкий тротуар Кайзераллее. Его настроение заметно ухудшалось. Он не мог ждать бесконечно!

Прождав три четверти часа и выпив две чашки кофе, Дядя потерял терпение. Все-таки он рассчитывал на этого человека, и именно сегодня тот нарушил их договоренность! У Вольтера действительно было полно дел! Раздосадованный, он отсчитал деньги и положил их на стол. Покинув освещенную солнцем террасу и выйдя на Кайзераллее, Бруно попытался успокоиться. Не стоит нервничать, подумалось ему. Он достаточно долго был в деле. Лучше всего спокойно дождаться сегодняшнего вечера – тогда у него будет больше информации. А пока ему предстояло решить массу проблем.

На другой стороне улицы из тени газетного киоска появился силуэт мужчины. Когда Вольтер опустился на водительское сиденье своего автомобиля, этот мужчина остановил такси.

Рат проспал всего несколько часов, когда телефонный звонок вернул его из мрачных снов в реальность. Он заморгал склеившимися глазами и попытался нащупать рукой телефонную трубку.

– Алло, – пробормотал комиссар.

– Гереон?

Голос в трубке разом разбудил его.

Шарли!

Он сел в постели.

– Доброе… – Полицейский посмотрел на будильник. Половина одиннадцатого. – Доброе утро.

– Доброе утро, соня! – приветливо сказала девушка. – Я подумала, раз уж мы не встретимся сегодня в «замке», то нужно хотя бы поболтать по телефону.

– Да, – кратко ответил Рат. Его мысли путались в смутных снах слишком короткой ночи, и некоторые обрывки оставались там до сих пор. Звонок Шарли вырвал его из глубокого сна, в который он совсем недавно погрузился. Когда комиссар попытался прояснить свои мысли, он мгновенно понял, что одноглазый мужчина из его снов существовал в реальности. События прошедшей ночи снова настигли его, как выгнанная собака своего хозяина. Нелюбимая, но привязчивая. В голове Гереона начал жужжать кинопроектор, который отображал картинки, преследовавшие его, пока он не уснул: нападение незнакомца, выстрел, кровь в пустой глазнице, труп, исчезнувший в бетоне. Картинки без звука, но идеальной резкости.

– У тебя такой голос, будто я тебя разбудила. – Голос Риттер остановил беззвучный фильм, и у Рата возникло ощущение, будто его в чем-то уличили. Как будто проектор работал в том числе и для Шарли, как будто ей удалось заглянуть в самый отдаленный уголок его души и увидеть ее темную сторону. О Кёльне он еще ничего не рассказывал. Ни разу. Как он должен был сейчас преподать ей то, что произошло вчера ночью? Гереон махнул рукой по воздуху, как будто хотел прогнать эти мысли, как назойливую муху. Однажды он все ей расскажет. Всю эту ужасную историю. Но не сейчас.

– Я действительно еще лежу в постели, – сказал полицейский. Боже мой, как омерзительно он себя чувствовал! Почему ей пришло в голову ему позвонить?

– Я надеюсь, один?

– Ты ведь знаешь, что я всегда выпроваживаю дам из дома ранним утром.

Шарлотта рассмеялась, и комиссар услышал в трубке звук, похожий на автомобильный сигнал. Разумеется, она никогда бы не стала звонить ему из офиса, где рядом так много обладающих тонким слухом полицейских. Наверное, девушка воспользовалась телефоном-автоматом где-нибудь на Алексе. Она понизила голос:

– Жаль, что ты не меня вынужден был сегодня выпроводить, – прошептала она.

Ее голос! Гереон тосковал по Шарли больше, чем сам себе мог в этом признаться. Прежде всего, больше, чем он в данный момент мог себе позволить. Его голова была забита сейчас другими вещами.

– Наверное, это было бы неплохо, – сказал он, и это прозвучало жестче, чем ему хотелось. – Мне надо было выспаться.

– Вчера утром мне не показалось, что тебе надо выспаться.

Ее подозрения сводили его с ума. Почему она за это зацепилась?

– Да уж, иногда я еще тот хвастун, – признался полицейский.

– Только не сегодня. Сейчас ты скорее производишь впечатление человека, который хочет, чтобы его не беспокоили.

– Глупости, – запротестовал Рат, хотя и знал, что она была права. – Я всего лишь немного устал. У меня сейчас дел по горло.

– Я знаю, – согласилась Риттер, – вчера совещание, сегодня ваша зачистка. У меня тоже полно работы. Тем не менее я бы сейчас с удовольствием оказалась у тебя.

– А я у тебя, – ответил Гереон, зная, что это было не так. И хотя ему очень хотелось ее близости, он никак не мог быть сейчас рядом с ней. Конечно, комиссар с радостью заключил бы ее в объятия, с наслаждением вдохнул бы ее запах, почувствовал бы ее тело. Но только в другой Вселенной, в другом мире, в котором никогда бы не произошли события минувшей ночи. Он солгал Шарлотте о якобы назначенном на вчера совещании и вместо этого встретился с преступником и закопал мертвого человека. Безобидная вынужденная ложь неожиданно обрела значение, о котором девушке не следовало знать. Как он теперь покажется ей на глаза?

– Ты у меня? – Она засмеялась. – В данный момент это не самая хорошая идея. Я стою в телефонной будке. Здесь было бы довольно тесно. И я уже должна возвращаться в «замок». Но, возможно, Бём отпустит меня сегодня пораньше, и тогда мы могли бы встретиться еще до вашей операции. Когда вы начинаете?

– Сегодня во второй половине дня. Но нам надо еще кое-что подготовить.

– Я, наверное, смогу уйти около двух. Потом можно выпить кофе в «Последней инстанции».

Вообще-то это была неплохая идея. «Последняя инстанция» на Клостерштрассе находилась недалеко от Управления и, несмотря на свое название, не пользовалась особой популярностью среди сотрудников полиции. Но Рат отмахнулся. Он надеялся, что его отказ не прозвучал так же ужасно, как он чувствовал себя на самом деле.

– Я боюсь, не получится, – сказал он, – у меня еще много дел. – Например, уничтожить следы, сжечь испачканные бетоном и кровью вещи. Купить новый костюм, и желательно еще новую обувь. – И мне бы хотелось еще немного поспать.

– Поспать? Спят только в конце месяца!

Комиссар заметил, что смех его собеседницы был натянутым. Она застигла его врасплох.

– Что с тобой? Что-нибудь случилось? – спросила она.

– Почему ты так решила?

– Я чувствую себя довольно глупо. Может быть, мне не надо было тебе звонить?

– Перестань! – Рат осознавал, что все его фразы звучат неубедительно. – Я всего лишь немного устал, только и всего.

– Хорошо, в ближайшие дни у тебя будет возможность выспаться. Во всяком случае, я не буду тебя беспокоить, если ты этого не захочешь. Мой телефон у тебя есть. И служебный, и домашний.

Его правая рука с телефонной трубкой упала вниз, как мешок с песком, которым проверяют виселицу перед казнью. Погруженный в свои мысли, он держал в руке трубку, в которой раздавались короткие гудки. На улице за окном светило солнце, уничтожая следы ночного грозового дождя. Гереон чувствовал себя мерзко. Звук упавшей на рычаг телефонной трубки больно уколол его, но одновременно он почувствовал облегчение. Он больше не выдержал бы ни секунды разговора с фройляйн Риттер.

Множество спутанных мыслей проносилось в голове Рата. Он должен навести порядок в этом хаосе, понять, что произошло. Что он сделал и что ему еще предстоит сделать.

Его никто не видел, когда он среди ночи возвращался на велосипеде назад в Шарлоттенбург. На набережной Лютцоууфер комиссар бросил велосипед в Ландвер-канал и остаток пути прошел пешком. Когда он, наконец, добрался до двери своего дома на Нюрнбергерштрассе, уже щебетали птицы. Он все еще действовал так, будто им кто-то руководил, механически, не слишком задумываясь над тем, что делает. Потому что знал, что нужно делать. Сначала надо было как можно быстрее снять одежду. Его пальто и костюм были в плачевном состоянии. Следы бетона, грязи и крови могли выдать его. Кроме того, Гереон оставил несколько следов от своих ботинок из опойка в грязи на строительной площадке. Ему было жаль красивых туфель, но от них надо было избавиться – все указывающее на него должно было исчезнуть. Этим полицейский хотел заняться сегодня утром. Прежде чем погрузиться в короткий сон, он выбрал меньший из двух чемоданов, с которыми два месяца назад приехал в Берлин, упаковал в него все снятые с себя вещи и снова задвинул его под кровать.

Теперь комиссар встал и стал рассматривать себя в небольшом зеркале на туалетном столике. Вообще-то он выглядел вполне сносно, если не считать щетину и круги под глазами. Ванна пойдет ему на пользу. Он накинул халат и пошел в столовую. Со стола после завтрака было уже убрано, и только на месте Гереона стоял одинокий прибор. Кофе в кофейнике уже остыл. Рат налил кофе в чашку и выпил его одним глотком. Сейчас речь шла не о вкусе, а о действии. Аппетита у него не было, и он даже не прикоснулся к корзинке с хлебом. Он постучал в дверь, которая вела в апартаменты его хозяйки. Никакой реакции. Ее не было дома или она была обижена?

– Элизабет, я хочу принять ванну! – крикнул полицейский через дверь на тот случай, если Бенке вдруг именно сейчас вздумается затеять уборку в ванной комнате своих квартиросъемщиков.

Вообще-то Гереон не думал, что ей в голову могут прийти идиотские мысли, но, вернувшись в ванную с полотенцем и чистым бельем, он все же запер дверь, после чего открыл противопожарную заслонку в водогрейной колонке, поджег клочок газеты и подкинул брикет. Пока печка постепенно нагревалась, комиссар раздевался. Потом он развернул полотенце, и на напольную плитку упали его грязные вещи. Он вынул из сумки для банных принадлежностей ножницы и стал резать на полоски пахнущую дождем влажную ткань. Сначала пальто, потом костюм. Фрагменты ткани один за другим отправлялись в печь, пока все, наконец, не исчезло в языках пламени.

Некоторое время спустя Рат сидел в горячей ванне, погрузившись в свои мысли. Он еще не знал точно, как ему освободиться от туфель, но, вероятно, лучше всего было бы бросить их, как и велосипед, в канал – конечно, в другом месте, примерно на расстоянии в несколько километров. Ему все равно надо было ехать сегодня в Кройцберг, а дом на Луизенуфер находился совсем недалеко от Урбанхафен. Прежде чем приступить к выполнению задания инспекции Е, он хотел взглянуть на квартиру графини Светланы Сорокиной.

Он должен раскрыть это проклятое дело. Особенно теперь! Чьи интересы он задел своей слежкой? Терьер, которого они натравили на него, только убедил комиссара в том, что он вышел на правильный след. Марлоу явно замешан в игре – возможно, именно он послал за Гереоном того парня, который лежит сейчас в бетоне. Доктор М. имел какое-то отношение к смерти Бориса, и Гереон Рат был намерен выяснить, какое именно. В любом случае Марлоу знал о золоте Сорокина. И Алексей Кардаков работал на него и был в близких отношениях с графиней Сорокиной. Любезная парочка исчезла, а третий русский был мертв.

Когда Рат вылез из взбодрившей его воды, он почувствовал себя лучше. К нему постепенно возвращалась прежняя энергия. Прежде чем выйти из ванной, он заглянул в печку и не обнаружил там никаких остатков ткани – все превратилось в пепел. Его любимого костюма больше не существовало. Теперь ему оставалось лишь избавиться от обуви и надеяться на то, что строительные работы в квартале Штралау продолжатся в хорошем темпе.

– Вы теперь будете заходить каждую субботу? Потому что знаете, что моего мужа нет дома? Или почему?

Она его сразу узнала. На лестнице так же пахло моющими средствами, как и неделю назад. Гереон снова помешал ее домашней уборке. На лестничной площадке еще стояло ведро.

– Мне надо задать вам еще пару вопросов, фрау Шеффнер. – Рат на этот раз не предъявил ей свое служебное удостоверение. Она впустила его и так. Он не стал садиться в кресло, а предпочел говорить с ней стоя. Шеффнер в это время демонстративно махала по полкам тряпкой для пыли.

– На этот раз я ищу женщину…

– Э-э-э… я уже замужем!

– …одинокую женщину, которая живет в этом доме. – Рат не дал сбить себя с толку этим язвительным юмором. – Женщину, которая некоторое время тому назад уехала.

– Почему же вы ничего не сказали на прошлой неделе? Речь шла о каком-то русском! А сейчас вы, наверное, имеете в виду фрау Штайнрюк. Она считает себя довольно утонченной дамой, но при этом живет в маленькой лачуге под крышей. Но она не русская, я бы это знала.

Полицейский решил не полагаться на информацию дамы-портье. Он даже не говорил ей, что искал русскую – это не должно ее интересовать. Гереон попросил фрау Шеффнер открыть квартиру той женщины, и она принесла из деревянного сарая во дворе ключ, после чего стала театрально изображать одышку, поднимаясь перед ним по лестнице. Ингеборга Штайнрюк жила в первом доме из тех, что располагались во дворе, на самом верхнем этаже. Когда Рат зажег свет в прихожей, где не было окон, любопытная Шеффнер остановилась сзади.

– Извините, что я прервал вашу уборку, – сказал комиссар, обернувшись к толстушке, – но теперь вы можете продолжать.

Хозяйка с недоумением посмотрела на него.

– Я верну вам ключ, когда закончу здесь, – добавил Рат. – Или мне просто повесить его в сарай?

В глазах женщины на секунду вспыхнуло недоверие и, как показалось Гереону, обманутое любопытство, но потом она молча повернулась и стала спускаться вниз по лестнице. Связку ключей она оставила в замочной скважине. По крайней мере, эта дама испытывала достаточное уважение к властям, чтобы не просить предъявить ордер на обыск. Рат вошел в квартиру.

Она выглядела более убранной, чем он ожидал. Вероятно, это была работа Ильи Тречкова. Даже цветы под небольшими мансардными окнами – единственным источником света здесь, наверху – кажется, были политы. Квартира состояла из мансардной комнаты, в которой размещались кровать, шкаф и маленький стол со стулом, небольшой кухни и совсем крохотной ванной. На резиденцию графини, семья которой располагала сказочным состоянием, это в любом случае похоже не было. О каком-то налете роскоши напоминал лишь электрический фен для волос, который лежал под зеркалом в сверкающей чистотой ванной.

Взгляд Рата блуждал по комнате. Он искал какую-то отправную точку, что-то, что могло бы подсказать ему, в каком направлении он должен вести свое расследование. На стене над кроватью висела книжная полка. Все книги были на немецком языке. Ни одного русского названия, ни одного русского автора. Комиссар полистал книги. Ничего особенного, никаких записок – ничего! Эта женщина действительно приложила все усилия, чтобы скрыть свои русские и аристократические корни. Корзина для мусора под столом была пуста. Если Сорокина действительно сбежала, она определенно постаралась не оставить никаких улик. А если она что-то и просмотрела, то Тречков уже давно это обнаружил. Все здесь выглядело так, будто он хорошо потрудился.

Гереон не нашел ни одной фотографии. Ни на стенах, ни на тумбочке, ни в ящиках. Никаких плакатов, ничего, что указывало бы на профессию певицы. Рат достал из кармана программку «Делфи» и посмотрел на лицо Светланы. Красивая женщина. Почему же она исчезла?

Было только три предположения: она сбежала внезапно очертя голову, ее увезли насильно или кто-то ее убил. Сбежала ли она с Кардаковым? А может быть, люди Сталина вывезли ее в Москву? Или она была на совести Кардакова так же, как и Борис, потому что Кардаков хотел присвоить золото, и ему мешали оба – и курьер, и владелица? Рат очень немного знал о своем предшественнике-арендаторе, чтобы судить, способен тот на такое или нет. Правда, в своей профессии комиссар сталкивался с тем, что люди иногда совершали такие поступки, которые, казалось бы, были им совершенно несвойственны.

Платяной шкаф был полон вещей – простых, но свидетельствовавших о хорошем вкусе хозяйки. Рат снял с вешалки платье в осенних тонах и стал его рассматривать. Графиня, должно быть, была изысканной дамой. Он просмотрел весь шкаф. В нем висело и одно зимнее пальто. Значит, она исчезла после волны жаркой погоды? Или была вынуждена его оставить? Пальто было более старым, чем выглядело. Подкладка в одном месте разорвалась. Нет, не разорвалась, а была аккуратно отпорота. Гереон стал внимательно рассматривать это место. Создавалось такое впечатление, что кто-то хотел что-то вынуть из-под подкладки. И этому «кому-то», очевидно, повезло. Рат обыскал все пальто и ничего не нашел. Потом он тщательно осмотрел комнату. Ничего! Все было стерильным, как в клинике, и полицейский понял, что он должен еще раз нанести визит Тречкову.

Вскоре после этого он снова встретился с фрау Шеффнер. Она, пока он исследовал комнату Сорокиной, поставила свое ведро и мыла лестницу в заднем корпусе. Оторвавшись от работы, женщина подняла голову. У нее было красное, мокрое от пота лицо.

– Вы здесь? – удивился Рат. – А я думал, вы сначала моете лестницу в первом доме?

Толстушка выразительно вздохнула. Ее жирные плечи затряслись, когда она стала шумно выжимать тряпку.

– А вы думаете, что я работаю только в первом доме? Не надо судить опрометчиво. Берегите нервы!

Полицейский намеренно пропустил ее упрек мимо ушей. Это прозвучало так, будто весь мир был виноват в том, что Маргарет Шеффнер должна мыть лестницу, а в первую очередь виноваты берлинская полиция и комиссар по уголовным делам Гереон Рат.

– Крепкие нервы – это основное условие при приеме на работу в прусскую полицию, – сказал он и побренчал связкой ключей.

– Так, и куда я их сейчас дену?

– Сделайте перерыв и отнесите их в сарай. Я все равно хотел бы задать вам еще пару вопросов.

– Опять вопросы? – Хозяйка бросила тряпку в ведро и вытерла руки о фартук. – Скажите, а вы не хотели бы приобрести у меня абонемент? Тогда это обошлось бы вам дешевле!

Глупо, но метко. Рат проигнорировал ее тон. Несмотря на это, она встала и пошла вместе с ним вниз.

– Вы знаете, как давно уехала фрау Штайнрюк? – спросил он еще на лестнице.

– Откуда мне знать? Может быть, недели две тому назад, может быть, больше. Она постоянно куда-то уезжает.

– Кто-нибудь в доме был с ней знаком более близко?

– С Штайнрюк? Вы шутите! Она ведь особенная и никогда ни с кем из нас не общалась! И видели мы ее лишь изредка, она всегда долго валялась в постели и уходила в основном только вечером.

– Как и этот господин.

– Что?

Рат указал на дверь квартиры, мимо которой они как раз проходили.

– Господин Мюллер, – сказал комиссар. – Он ведь тоже работает по ночам.

Он раскрыл перед Маргарет дверь во двор, и она протиснулась через нее.

– У господина Мюллера, по крайней мере, есть причина – он ходит на работу, – заявила женщина.

– А фрау Штайнрюк – нет? Ведь она певица, не так ли?

– Так она говорит, но мы нечасто слышали, как она поет. Если вы меня спросите, то я скажу вам, что у женщины есть еще и другие возможности, чтобы зарабатывать деньги ночью.

– У нее бывал кто-нибудь?

– Бывал? Постоянно! И исключительно мужчины!

– Русский, фотографию которого я вам показывал на прошлой неделе, тоже здесь был?

– Откуда мне знать? Когда эти парни приходили, было уже почти всегда темно.

Они подошли к переднему дому. Шеффнер открыла квартиру, вошла в нее и насторожилась, когда Рат остался за дверью.

– Ну! Что такое? – удивилась она.

– А что не так?

– Вы не зайдете?

– Спасибо за приглашение, но я уже задал вам все вопросы. До свидания. – С этими словами Гереон чуть приподнял шляпу, после чего развернулся и ушел. Он представлял себе лицо толстушки, хотя и повернулся к ней спиной. Прошла примерно секунда, прежде чем она заговорила:

– И для этого я шла сюда через весь двор? Вы могли бы задать мне эти вопросы и на лестничной клетке! Это просто…

То, что она хотела сказать еще, полицейский уже не расслышал, потому что тяжелая входная дверь захлопнулась. Рат даже не пытался скрыть свою гримасу, когда проходил мимо больших окон молочного магазина, направляясь к городской железной дороге.

Было начало пятого, когда Гереон пришел в «замок». Он надеялся, что не встретит Шарли, ведь она уже давно должна была уйти с работы. С визитом к Илье Тречкову он мог бы повременить. Трубача не было дома, и Рат несолоно хлебавши вернулся из Шёнеберга. По крайней мере, он купил себе в «Титце» на Алексе новый костюм. Коричневый шевиотовый костюм за шестьдесят восемь марок. Типичный костюм полицейского – недорогой, потому что хорошую одежду вполне можно испортить на службе. Или в свободное время при закапывании трупа. Кроме этого, комиссар потратил почти двадцать марок на обувь. Его вчерашний поход дорого обошелся ему. И еще он должен купить себе новое пальто – в своем старом плаще он выглядел, как шпик из политической полиции.

Гереон поставил на письменный стол бумажные пакеты с покупками. Бруно и новичка еще не было, и он решил еще раз примерить новые вещи. Он как раз пытался заправить рубашку в новые брюки, когда зазвонил телефон на его письменном столе.

– Рат, криминальная полиция, – взял он трубку.

– Аналогично.

Так отвечал только один человек – начальник криминальной полиции Энгельберт Рат. Сердечные поздравления! Его благонамеренными советами Гереон меньше всего мог сейчас воспользоваться.

– О, какой сюрприз, – пробормотал младший Рат в трубку. – Откуда ты знаешь, что я еще в офисе? – Он зажал трубку плечом и продолжил одеваться, одновременно разговаривая с отцом.

– Я сотрудник криминальной полиции, мой мальчик, – ответил Энгельберт и рассмеялся своим лаконичным, но громким смехом. Даже по телефону отец Гереона казался человеком, который одновременно кладет кому-то руку на плечо, берет сигару в рот и разговаривает. – Нет, я шучу! Твоя хозяйка сказала мне, что ты сегодня работаешь во второй половине дня. Правильно! Всегда надо работать на полную катушку!

Элизабет Бенке подошла к его телефону! Что она забыла в его комнате? Любопытная корова! Хорошо, что он взял сегодня утром маленький чемодан с собой и утилизировал его.

– А ты? Ты все еще сидишь в Кребсгассе? – поинтересовался Рат-младший.

– А ты догадлив, мой мальчик!

– Считай это криминалистическим инстинктом, – сказал Гереон, застегивая ремень. – Тебе надо пораньше отпускать свою секретаршу. Дома не стучат пишущие машинки в соседнем кабинете. Как мама?

– Ну ты ведь знаешь ее проблемы с коленом. А так все хорошо. Она передавала тебе привет. – В голосе Энгельберта Рата послышалась отцовская нотка. – Позвони ей, – добавил он. – Она очень хочет знать, как у тебя идут дела в Берлине.

– А она не хочет также знать, как идут дела у ее сына в Нью-Йорке?

– Что за намеки?

– Если она хочет знать, как у меня идут дела, пусть позвонит мне и спросит.

– Ты ведь ее знаешь. Она не любит навязываться. При этом она будет так рада, если ты позвонишь сам.

– Меня нет дома уже два месяца.

– Гереон, я прошу тебя.

– Хорошо, я позвоню ей на днях.

– Замечательно! А что нового у тебя?

«Я вчера закопал человека, – подумал комиссар, – а так все идет своим чередом».

– У меня уйма дел, – сказал он вслух. – Сегодня ночью у нас крупная операция…

– Зачистка? Карл мне об этом рассказывал.

Значит, старик опять звонил Дёррцвибелю! Но все же работу инспекции Е отмечают в аппарате шефа.

– Ты делаешь успехи, мой мальчик, – продолжал отец. – Начальник полиции возлагает на тебя большие надежды.

– Я надеюсь, не только из-за моей фамилии.

– Не будь таким восприимчивым!

– К тому, что твой отец обращается на «ты» к твоему начальству, надо еще привыкнуть.

– Но ты ведь это знаешь.

Верно. Гереон знал это слишком хорошо. В Управлении Кёльнской полиции ее начальник Энгельберт Рат был не только сотрудником полиции высокого ранга, но и легендой. Он был человеком, с которым почти все работающие на Кребсгассе люди, занимавшие высокие посты, были на «ты» и гордились этим. Перевод в Берлин Гереон рассматривал как шанс, позволявший ему наконец работать без опеки со стороны отца. Но тень Рата-старшего падала достаточно далеко.

– Так что же рассказал старый Сушеный Лук? – спросил Рат-младший.

– Перестань, ты знаешь, что я не терплю эту кличку!

Конечно, Гереон это знал. Поэтому он ее и употребил.

– Ну хорошо, у меня просто вырвалось.

– Я слышал, что ты хорошо за это время вписался в полицию нравов.

– Как сказать… Это все еще не отдел моей мечты, даже если сегодня вечером все вдруг пройдет гладко.

– Благодаря твоей работе, мой мальчик! Поверь мне, что даже на самом верху известно, что ты добился решающего успеха! Возможно, ты в ближайшее время снова будешь работать в более интересном подразделении. Карл уверен, что тебя скоро прикомандируют к комиссии по расследованию убийств.

– Здесь так принято. В этом нет ничего особенного, такое в порядке очереди проходит каждый. А потом, через четыре месяца, опять возвращается в свой отдел.

– Возможно, но Карл знает тебя еще по Кёльну. Он понимает, что тебе нечего делать в полиции нравов. Скоро в инспекции А освобождается штатная единица. Она предполагает должность комиссара.

– Ага. – Гереон понял, что последует дальше.

– Карл хочет, чтобы ее занял ты. Конечно, он не может в качестве аргументов привести Геннату твои рекомендации из Кёльна. Это секретное дело. Старые истории не должны всплывать. Но он хочет дать тебе шанс, чтобы ты проявил свой талант.

– Что это значит? – Младший Рат почувствовал, как его тон стал более агрессивным. Почему старик не может просто не вмешиваться в его жизнь?

– Не сердись. Ты знаешь, что начальник полиции придает особое значение тому, чтобы каждый сотрудник использовался в соответствии со своими способностями. Карл уже разговаривал с начальником инспекции по расследованию убийств о том, чтобы поручить тебе, по возможности, ответственное задание в их отделе. И если ты с этим успешно справишься, мой мальчик – а в этом мы все ни капли не сомневаемся, – то у тебя появятся прекрасные перспективы на вакантную должность. Ну, хорошую новость я тебе сообщил?

Гереон, как в трансе, уставился на городскую карту в торце своего кабинета, на которой пестрыми флажками были отмечены самые злачные места Берлина. Это старик великолепно организовал. Вот он, прекрасный шанс для комиссара по уголовным делам Гереона Рата! Сам Цёргибель хотел перевести его в инспекцию А! При небольшом участии Энгельберта Рата.

– До сего времени мне еще никто не говорил, что я перехожу в убойный отдел, – сказал комиссар. – Не говоря уже о том, чем я там буду заниматься. – Это был мягкий протест. Он злился на себя самого. Причем не только из-за этого ответа. Каждый раз, когда Гереон говорил с отцом, он казался себе маленьким мальчиком.

Что он сделал за одну неделю? Вспугнул главаря преступного мира, настроил против себя русскую колонию в Берлине и ночью тайно избавился от трупа. Браво! Блестящий итог! Если бы его отец позвонил на день раньше, ничего бы этого не случилось. Никаких выстрелов, никаких трупов. Он и дальше продолжал бы свою службу в инспекции Е и спокойно ждал перевода в убойный отдел. Если бы мог, продолжал бы.

Нетерпеливый голос Энгельберта оторвал его от размышлений.

– Или как? – еще раз проскрипел этот голос в трубке. Рат-младший понятия не имел, что подразумевалось под этим или.

– Что ты сказал? – переспросил он.

– Ты что, меня не слушаешь?

– Плохо слышно.

– Я сказал, что официально ты тоже еще ничего об этом не знаешь, но я думаю, будет лучше, если ты будешь информирован, не так ли? Ты знаешь мой девиз: «Знание – …

– …сила».

Старый лозунг. Рат всегда думал, что его отцу было бы лучше работать в политической полиции.

Несмотря на то что солнце уже давно исчезло за домами, на улице все еще ощущалось приятное летнее тепло. Из «Тетра на Ноллендорфплац» как раз выходила публика после окончания последнего представления, когда за угол свернули два грузовика, которые на бешеной скорости помчались на Мотцштрассе. Посетители кинотеатра посмотрели вслед этим автомобилям, а те, завизжав шинами, через несколько метров остановились за американской церковью. Почти одновременно открылись их задние откидные дверцы, и на асфальт один за другим стали выпрыгивать мужчины в синей униформе. Казалось, будто что-то произошло. Несколько зевак, очевидно, ожидавших продолжения фильма в реальной жизни, с любопытством направились туда, другие же незаметно ретировались в противоположном направлении. У многих любителей приключений были основания избегать контактов с полицией, даже в качестве любопытствующих.

Рат стоял рядом с Вольтером возле зеленого «Опеля» на противоположной стороне улицы и наблюдал за происходящим. На заднем сиденье располагался Штефан Йенике рядом с бледным мужчиной, на руки которого были надеты наручники, прицепленные к скрытому шарниру. Они всего несколько минут тому назад задержали агента, который незаметно слонялся перед «Пилле». Дяде не составило особого труда при короткой беседе тет-а-тет в салоне машины выбить у парня пароль в виде условного стука в дверь, при котором стальная дверь кабака в подвале открывалась как по мановению руки. Потом он вышел из машины и дал условный сигнал сотруднику в гражданской одежде на Ноллендорфплац. Не прошло и двух минут, как подъехали два грузовика.

Гереон и Бруно пересекли улицу, и готовые к операции полицейские выжидательно посмотрели на них. Вольтер сделал знак, и они последовали за оперативниками через арку во двор. Дядя спустился вниз по лестнице и постучал в неприглядную дверь, ведущую в полуподвальное помещение. Три коротких стука, два длинных – и в стальной двери открылась заслонка. Послышалась приглушенная музыка.

– Ты что-то поздно, дорогой, – сказал неожиданно высокий голос. В окошке появилась пара глаз, зрачки которых взволнованно бегали справа налево. Очевидно, кому-то не хватало здесь сторожевого пса, который обычно отводил гостей к входу и стучал в дверь.

– А где же Джонни? – Голос неожиданно зазвучал недоверчиво и даже уже не столь приветливо.

– Он пошел справить нужду, – сказал Вольтер и в тот же самый момент сунул ствол своего «Р 08» в окошко. – Но мы с моими друзьями все же войдем, хорошо?

Дверь открылась, и перед ними оказался худой трансвестит в зеленом бархатном платье, который поднял вверх довольно мускулистые руки.

– Ты от Красного Хуго? Тебе, видно, надоело жить, если ты хочешь здесь неприятностей! С этим я вас сюда не пущу!

– Нам не надоело жить, нас много. – Бруно легким движением головы указал на лестницу. – И кроме того, у нас есть форма, дорогуша. И приготовься к тому, что сегодняшнюю ночь ты проведешь на Алексе.

Он отодвинул назад мужчину в женском платье, где его перехватили двое полицейских, надевших на него наручники. Одна группа стражей порядка вошла в пивную вместе с Вольтером и Ратом, а другая осталась на улице, чтобы заниматься клиентами и записывать номера машин, которые парковались перед въездом во двор.

Когда полицейские в синей униформе спустились по лестнице и очутились в длинном темном коридоре, который вел непосредственно в увеселительное заведение, началась ужасная суматоха. Там было человек пять мужчин, и некоторые, похоже, только сейчас поняли, что случилось. Бруно раскрыл жестяной жетон на своем жилете и медленными шагами с обнаженным оружием направился вдоль подвала. Рат тоже вынул свой маузер и последовал за коллегой. Только сейчас ему пришло в голову, что после вчерашнего случая он его не дозарядил. Он молился, чтобы во время этой операции ему не пришлось производить выстрелы, иначе потом будет ясно, что в магазине его маузера не хватает одного патрона. За ними тянулись другие полицейские, тоже с оружием наготове.

Они согнали мужчин в одно место. Некоторые из них подчинились, но многие попытались скрыться. Как в лисьей норе во время охоты. Лисы побежали ко второму выходу, не предполагая, что и там их ждет свора собак. Резвых собак. Один грузовик полиция поставила у Кляйстштрассе, возле двора, в который можно было попасть через задний выход «Пилле». Там ждал отряд опытных полицейских, которые действовали не мешкая, так как туда направились прежде всего те, кто прекрасно ориентируется в этом лабиринте подвалов. Крутые парни.

Музыка стала громче, и стражи порядка неожиданно оказались в большом подвале, где горело лишь несколько тусклых ламп. Самой светлой была зона сцены, которая погрузилась в яркий свет прожектора. Две женщины обнимались, изображая нечто наподобие танца, правда, их движения не всегда совпадали со звуками музыки. Когда они заметили стену мужчин в синей униформе, которые выстроились у входа, то плотно прижались друг к другу, как будто им было холодно. Возможно, танцовщицы стыдились. При этом они не были полностью обнаженными. Вообще это заведение было относительно безобидным, подумал Рат. В «Венускеллер» обстановка была более крутой.

Оба комиссара по уголовным делам, сохраняя полное спокойствие, встали перед остальными полицейскими и осмотрелись в подвале. Они не спешили преследовать убегающих мужчин, потому что знали, что никто из них не уйдет. Дверь сзади вела в следующий подвал, и, насколько им было известно, это помещение было таким же просторным, как и то, в котором они находились, – правда, оно делилось на несколько небольших отдельных кабинетов. За столики в кабинетах нужно было платить более крупную сумму, чем здесь, в общем зале, где предлагался вполне безобидный стриптиз.

Вольтер убрал оружие, сунул большие пальцы за ремень и попытался привлечь к себе внимание, но его голос все еще заглушался музыкой. Прошло некоторое время, пока ансамбль не разобрался в ситуации. Последним закончил свою партию кларнет. Потом Бруно дождался, когда стихнет общий гул и можно будет разобрать его голос.

– Прошу всех сохранять спокойствие. Это полицейское мероприятие. Мы всего лишь доставим вас в Полицейское управление, установим там личности и запишем ваши краткие показания. Потом вас отпустят. Данная акция проводится в отношении владельцев этой нелегальной пивной, а не ее посетителей.

Многие гости повели себя, как послушные ягнята, подчинившись требованию полицейских. Как и музыканты, которые даже не пытались скрыться. Персонал за стойкой тоже был спокоен. Лишь некоторые помчались вниз, где также скрылись мужчины из коридора. Обычно здесь был охранник крепкого телосложения, который следил за тем, чтобы во втором подвале случайно не оказался тот, кто за это не заплатил, но теперь туда мог пройти каждый. Из заднего помещения послышался крик. Какая-то полуобнаженная женщина показалась в двери, но, увидев полицейских, сразу удалилась.

Постепенно суматоха, вызванная бегущими в разных направлениях людьми, улеглась, и помещение опустело. Рат сделал Вольтеру знак, что он идет вниз, прихватив с собой четверых полицейских. Они не занимались кабинетами, где на диванах сидели мужчины, поспешно натягивающие на себя одежду. Женщины исчезли, и только кое-где валялась одежда. За следующей дверью открывался длинный мрачный коридор, по потолку которого проходили канализационные трубы. Гереон включил карманный фонарь, который он прихватил с собой специально для этого мероприятия. Справа извилистые коридоры вели в задний двор, выходивший на Кляйстштрассе. Комиссар повел своих людей в другом направлении. В конце сводчатого коридора обозначилась стальная дверь, за которой раздавались звуки органа. Сейчас будет ясно, можно ли доверять Краевски.

Рат выключил фонарь. Никто не знал, охраняется ли это помещение, и если это было так, то карманный фонарь мог стать хорошей целью. Дверь была плотно закрыта, и он нанес прицельный удар ногой на уровне замка. Дверь распахнулась, открывая их взору темное помещение.

Только пучок света, который мерцал среди висевшего в воздухе сигаретного дыма, разгонял темноту. Духовой орган исполнял вычурную музыку – странную смесь «Марсельезы» и «Славься ты в венце победном». Никто не обернулся в их сторону: орган заглушал все прочие звуки, и все вокруг были прикованы к происходившему на экране. В том числе и полицейские, которые вслед за Ратом вошли в помещение.

Экран был явно меньше, чем в «Глория-Паласт», но фильм, вероятно, заполнил бы и крупнейшие кинозалы города, если бы он мог демонстрироваться там легально. Довольно крепкий кайзер Вильгельм, на этот раз Первый, развлекался с дамой, которая очень напоминала французскую императрицу Евгению, в то время как Наполеон Третий сидел на стуле и наблюдал за ними, вне себя от ярости, но будучи не в силах оторваться. На тумбочке стоял симпатичный портрет Бисмарка. Был очевиден почерк Иоганна Кёнига, на этот раз в движущихся фотографиях. Гереон подошел к органистке, глаза которой были полностью сконцентрированы на фильме, и слегка коснулся ее плеча. Она вздрогнула, но перестала играть, только когда он приложил указательный палец к губам.

Когда звуки органа смолкли, еще какое-то время были слышны отдельные вздохи и жужжание проектора, а потом все замерло, и вспыхнувший карманный фонарь Рата дал толчок к мгновенной суматохе. Женщины, которые, очевидно, сидели в глубине помещения, стали вскакивать, одергивая одежду. Они казались менее испуганными, чем мужчины в зале, лица которых освещал неестественный свет фонаря. Солидный пожилой господин, явно возбужденный происходящим на экране и услугами какой-то молодой особы, поспешно натягивал брюки. Другие мужчины в зале, примерно десятка два, были заняты аналогичными делами, с дамами или в одиночку.

– Это полицейская операция, господа, – объявил Гереон. – Прошу вас подчиниться силам порядка.

– Какая наглость! – проворчал толстяк, который продолжал натягивать брюки, чтобы поскорее скрыть свое возбуждение. – Это вам еще аукнется, молодой человек! Вы не имеете права так со мной поступать!

– Я имею, – сказал Рат и повернулся к полицейским: – Буйного жирдяя отправьте на всякий случай в камеру!

Толстяк начал было протестовать, но двое стражей порядка взяли его под руки и повели к выходу.

– Вы еще об этом пожалеете, я вам обещаю! – раздавались крики толстяка уже на улице. – Министр внутренних дел – мой знакомый! Это будет скандал!

– И не говорите! – крикнул Рат ему вслед.

Этот тип был не первым мужчиной с якобы высокопоставленными друзьями, который сегодня вечером угодил им в руки. У кого из задержанных действительно есть связи, вплоть до правительственных и прочих кругов, они узнают не позже следующей недели, если к начальнику полиции поступят соответствующие жалобы. Но Гереон сомневался, что их будет много. Некоторые, даже располагая влиятельными знакомыми, предпочли бы провести ночь в полицейской тюрьме на Алексе, о которой они больше не будут распространяться, нежели подтвердить, что они развлекаются в нелегальных ночных клубах сомнительного толка.

Не прошло и получаса, когда и посетители, и персонал были загружены в машины. Рат посмотрел вслед двум грузовикам, которые отъехали с Мотцштрассе в направлении Алекса. Зеленый «Опель» все еще стоял на обочине дороги. Из окна заднего сиденья выглядывал охранник Джонни, как его назвал трансвестит. По паспорту у него было обычное имя – Вильфрид Йонен. Гереону показалось, что за последние полчаса этот мужчина еще больше побледнел. Это было неудивительно, Джонни каждую минуту ждал, что со всей этой пестрой толпой, которую помещали на грузовики, мимо него пройдут и его работодатели. В этом случае не очень приятно сидеть в полицейском автомобиле. Вероятно, охраннику повезло, так как многим ответственным лицам пришлось ждать отправки на Алекс на Кляйстштрассе.

Штефан Йенике сидел на заднем сиденье с таким окаменевшим лицом, какое могло быть только у выходца из Восточной Пруссии. Ничто не говорило даже о малейшем душевном волнении. Рат знал, что новичок в последние полчаса ни словом не обмолвился с охранником. Нечто подобное не раз демонстрировали парни из Восточной Вестфалии, с которыми Гереон работал вместе в Кёльне. Йенике идеально подходил для этой работы: ничто так не нервировало мошенника такого калибра, как полицейский, не произносивший ни единого слова. Вильфрид Джонни-Йонен сварится всмятку, прежде чем доедет до Управления.

Вольтер показал на свои часы и поднял вверх пять пальцев. Штефан кивнул. Рат последовал за Дядей в катакомбы «Пилле», перед которыми одиноко дежурил полицейский. С поднятыми служебными удостоверениями они вышли из подвала с другой стороны, но двор был пуст. Двигатель грузовика, стоявшего на Кляйст-штрассе, уже работал, хотя откидная дверца была еще открыта, и над ней трудились двое полицейских. Оба сотрудника криминальной полиции поздоровались и подошли ближе. Гереон посмотрел на погрузочную платформу, но мало что сумел разглядеть.

– А ты симпатичный, – раздался женский голос. – Может быть, еще развлечемся сегодня?

Пару женщин эта фраза развеселила, но их хихиканье остановил грубый мужской голос:

– Заткнитесь!

Трудно было разобрать, принадлежал ли этот голос коллеге Рата внутри грузовика или сутенеру. Пока Бруно разговаривал с полицейскими, Гереон отошел чуть в сторону и зажег сигарету. Эта зачистка была на сегодня последней. За ночь полиция обработала в целом девять нелегальных ночных заведений. В большинстве операций они с Дядей участвовали непосредственно, производя одну облаву за другой, следуя поминутному временному плану. Теперь все было позади, Рат глубоко вдохнул дым сигареты, как будто это был кислород.

Бруно стоял рядом с полицейским, который как раз фиксировал шибер на последнем грузовике и должен был остаться здесь в качестве дежурного. После того как автомобиль, заревев, тронулся с места, Дядя что-то еще сказал этому полицейскому и отошел. На ходу он достал из пиджака пачку сигарет.

– Мы это заслужили, не так ли? – сказал он, остановившись рядом с Ратом.

– Одиннадцатая заповедь: ты не должен прекословить своему шефу.

– Ты рад, что все позади?

Гереон кивнул.

– Ты выглядишь усталым. – Вольтер посмотрел на него. – Мало спал прошлой ночью?

Круги под глазами говорили обо всем. Это невозможно было скрыть, и комиссар пожал плечами.

– Такая акция, в конце концов, тоже случается не каждый день.

– Это точно. Все могло бы пойти коту под хвост. Но теперь можно вздохнуть спокойно. И при этом нет ни одного заведения, которое мы накрыли не на законных основаниях. Никто из них не почуял неладное. И старого Ланке мы тоже не застукали в разгар любви. Лучше и быть не могло.

Рат усмехнулся, представив себе шефа инспекции Е, развлекающегося с проституткой. Но Бруно был прав. Все прошло практически без срывов. Максимум от них упорхнула стая ночных бабочек, зато в каждой пивной в их сеть угодило несколько крутых парней. Кроме того, им удалось заполучить кое-какие доказательства – во многих пивных владельцы даже аккуратно вели журнал. Правда, смысла таких операций Гереон все еще не понимал. Зачистка преступных притонов, ликвидация точек хранения наркотиков и складов оружия – все это имело смысл! Но ночные заведения? Если люди хотят развлекаться, пусть себе развлекаются!

Вольтер хлопнул его по плечу.

– Что задумался, мой мальчик? Я бы не оторвал тебе голову, если бы сегодня вечером операция провалилась. Мы вместе планировали ее, и если бы что-то пошло не так, я бы подставил свою голову на отсечение. И Ланке мог бы долго биться о нее, она выдержала бы.

– Все, к счастью, прошло гладко.

– Да. И если примерно три десятка ближайших друзей министра внутренних дел, рейхсканцлера и китайского кайзера, которых мы сегодня отправили на Алекс, не подадут жалобы, то у нас даже не будет неприятностей. – Бруно посмотрел на часы. – Через два часа мы должны закончить. Ты продержишься столько на ногах?

– Кофейник крепкого кофе, несколько сигарет – и я хоть до послезавтра буду заниматься самыми крутыми парнями.

– Да, но мы не должны перегибать палку. Закончим не позже трех. Если захочешь, я отвезу тебя домой. Сегодня еще сделаем небольшую отсортировку. Основная работа будет все равно завтра. Поэтому тебе надо выспаться. Будет долгий день.

– Штефана это не очень обрадует.

– Почему?

– Его футбольное воскресенье пойдет крахом. По-моему, завтра играет Герта.

– Кстати, нам надо за ним присмотреть, что-то он меня беспокоит.

Коллеги бросили свои сигареты на мостовую и, пройдя мимо дежурного, направились в подвал.

– Кстати, Ланке недавно интересовался тобой, – сообщил Вольтер как бы между прочим, когда Рат своим карманным фонариком осветил путь через лабиринт.

– Да?

– Он звонил мне даже домой. Я впервые удостоился такой чести. Интересовался, как ты справляешься. Это звучало очень по-отечески, мне стало прямо-таки не по себе.

Было ощущение, будто начальник полиции справляется у шефа инспекции Е о сыне своего друга. Ланке самому никогда бы не пришла в голову такая идея, и Гереон заметил, что и Бруно было любопытно, что за этим кроется. Интересно, предполагал ли он что-нибудь?

– И что? – спросил Рат.

– Как что? Я рассказал ему, что ты строптивый провинциальный полицейский, которого я должен был ввести в курс дела.

– Я имею в виду: что именно Ланке хотел узнать?

– Трудно сказать. Но мне, как ни странно, не показалось, что он ищет какие-либо промахи, чтобы намазать тебе их на хлеб. Скорее напротив. У него был вполне дружелюбный тон, когда я ему рассказывал, кому мы обязаны нашим небольшим успехом в расследовании.

Конечно, подумал Рат, Ланке опять чует выгодное дельце. Если Цёргибель дал понять, что он думал о том, чтобы перевести одного сотрудника из Е в А, то Ланке был бы только рад получить замену. Замену из криминального ведомства Кёпеник. Может быть, Бруно боялся именно этого? Того, что они ему, чего доброго, подсадят Ланке-младшего? Теряясь в догадках, Гереон шел дальше, освещая путь.

Наконец Дядя нарушил тишину.

– Ты уже подал заявление в инспекцию А? – спросил он прямо.

– Что? – Похоже было, что этот человек умел читать мысли.

– Ходят слухи, что скоро там освободится место, когда коллега Рёдер предпочтет доносить свои героические поступки до народа в форме книги, вместо того, чтобы продолжать делать для Генната эту грязную работу.

– Рёдер собрался уходить? – спросил Рат, и его удивление было неподдельным. Эрвин Рёдер славился в «замке» своим тщеславием и опубликовал немало книг о героических операциях, в которых он участвовал в качестве комиссара по уголовным делам. Правда, эти книги вызывали среди его коллег скорее усмешки, нежели восхищение. К тому же коллега Рёдер изображал из себя «карманного» Шерлока Холмса в отвратительной маскировочной одежде. Так что он сделал выводы из своей писательской деятельности, не слишком одобряемой важными птицами. Может быть, Цёргибель и Вайс также поставили его перед выбором. Как бы начальник полиции и его заместитель ни ценили сотрудничество с прессой, ничто не злило их больше, чем тот факт, что комиссар стал более известной личностью среди общественности, чем они сами. Кроме того, Эрвину приписывали определенные антисемитские тенденции, а начальник полиции испытывал аллергию на подобные вещи.

Бруно не отступал.

– Так все-таки – ты подал заявление? – повторил он свой вопрос.

– Нет, – ответил Рат с чистой совестью.

– И ты не делаешь никакую дополнительную работу для отдела А?

– Что это такое? Допрос? – Гереон остановился и посветил карманным фонариком Вольтеру в лицо. Он лихорадочно думал. Что мог знать Бруно? Может быть, он все же что-то увидел тогда, во время своего визита на Нюрнбергерштрассе? Или Элизабет Бенке рассказала ему что-нибудь про имущество Кардакова? Да и Бём мог пустить соответствующие слухи. С другой стороны, это все был вчерашний снег. Рата не интересовало больше дело «Водолей». Кошмар, случившийся в ночь на субботу, разом подвел черту под всеми самостоятельными расследованиями, которые с самого начала были обречены. Достаточно этого постоянного страха – быть уличенным в нарушении должностных инструкций, в превышении полномочий. Со всем этим покончено. Пусть даже его брала досада, что он должен оставить это дело именно сейчас, когда ему удалось сделать значительный шаг вперед в своем расследовании.

– Если бы это был допрос, мы должны были бы осветить твое лицо, а не мое, – пошутил Вольтер и подмигнул подчиненному. Он смотрел Рату прямо в глаза, хотя при всем своем желании не мог видеть их в темноте, да еще и будучи ослепленным карманным фонариком.

– Я только задаюсь вопросом, как тебе пришло в голову, что я веду какие-то расследования для отдела А? Примерно две недели тому назад я получил фото, как и каждый оперативник в «замке», и на этом все закончилось. Если ты называешь это дополнительной работой, тогда я тебе в этом признаюсь. Но я думал, что мы давно закрыли эту тему!

– Ты прав, – сказал Бруно, – это уже однажды спровоцировало ненужную ссору, не будем наступать на те же грабли.

– Не будем. – Рат опять направил луч света на пол, и они пошли дальше. – Ты знаешь, что я действительно хотел бы работать в убойном отделе, и рано или поздно я использую свой шанс. Но я играю открытыми картами.

Они дошли до заднего двора на Мотцштрассе и попрощались с полицейским у главного входа «Пилле». При выходе из двора на улицу Вольтер остановился под темной аркой и положил руку на плечо Гереона.

– Не будем обманывать себя, – сказал он. – Похоже, операция «Ночной сокол» была нашей последней совместной операцией в полиции нравов. Если я правильно понял звонок Ланке, на следующей неделе ты отправишься на гастроли в убойный отдел.

Рат посмотрел в сторону своего шефа, но не смог разглядеть в тени его глаза.

– Если бы это было так, я бы уже давно об этом знал, – успокоил он коллегу. – Меня еще никто об этом не информировал.

– Не информировал? Это необязательно. – Вольтер засмеялся и сымитировал грассирующий грубый начальственный тон. – Ты будешь делать то, что тебе прикажет твое начальство, понятно?

– Менять отдел, когда еще не закончено расследование? Что за бред!

– Бред? – Дядя пожал плечами. – Может быть, ты и прав. Но, поверь мне, это еще никому в «замке» не мешало. Если Геннату нужны люди, то он их получит.

Часы в большом конференц-зале Управления полиции показывали половину первого, и здесь царила сутолока, как в зале ожидания на Ангальтском вокзале. Это впечатление усиливал беспорядочный гул бесчисленных голосов. Все светильники были включены, и зал окутал дневной свет, создавая ощущение светлого дня, хотя на улице уже стояла глубокая ночь. Все толпились у стен, и только восемь столов аккуратно выстроились в ряд. За каждым из них сидели по двое оперативных сотрудников – один из инспекции I, службы уголовной регистрации, чаще называемой просто ED, и один из инспекции Е, под руководством которой проводилась операция. У каждого стола длинными вереницами стояли ожидающие своей очереди люди под наблюдением нескольких полицейских. Ночные гуляки из девяти нелегальных заведений, в которых несколькими часами раньше происходила полицейская зачистка. Здесь были мужчины с повязанными вокруг талии фартуками, рядом с ними – жиголо в элегантных вечерних костюмах, сомнительные типы в явно дорогой одежде и солидные господа, которые, судя по их внешности, являлись как минимум тайными советниками или генеральными директорами. Еще более пёстрыми выглядели очереди ожидающих, образовавшиеся перед двумя столами, за которыми сидели сотрудницы инспекции G, женской криминальной полиции. Там стояли молодые и старые, черные и белые женщины, причем несколько девушек выглядели так молодо, что их можно было принять за несовершеннолетних. В очереди скучали дамы, на которых были прусские форменные жакеты из двух прошлых веков. Это была, вероятно, труппа из «Пегаса». Многие сумели лишь едва прикрыть наготу, накинув на себя что попало. Некоторые набросили лишь мужские пальто, и не всегда с разрешения владельца: если один из потерпевших обнаруживал свою украденную у него дорогую вещь на женщине, с которой он развлекался еще пару часов назад, раздавался громкий протестующий крик.

Рат наблюдал за происходящим. Они только что прибыли в «замок». Бруно и новичок вместе с Джонни, застигнутым врасплох вышибалой в «Пилле», были все еще в переговорной комнате. Они хотели допросить Джонни еще сегодня – он уже вполне созрел. Гереон чувствовал, что парень расколется. Прежде всего, если узнает, что в ином случае его не отправят в камеру к его приятелям. А если он там не появится, то это вызовет больше подозрений, чем все остальное.

Камеры постепенно заполнялись, но основная часть улова полицейских все еще находилась в конференц-зале. То, что казалось хаосом, имело вполне упорядоченную систему: когда подходила очередь очередного любителя ночной жизни, следовала стандартная процедура: предъявление паспорта, личный досмотр, несколько вопросов. Если он оказывался ничем себя не опорочившим гражданином и не значился в списках службы уголовной регистрации, если у него не было при себе никаких запрещенных предметов, таких, как, например, наркотики, порнография или даже оружие, то он мог забрать свои документы и отправляться домой, при условии, что не подозревался в чем-либо еще. Тот, кого задерживали, передавался полицейским, дежурившим в коридоре, потом направлялся к фотографу службы уголовной регистрации и, наконец, в полицейскую тюрьму в «замке».

Полицейский аппарат работал безукоризненно. Здесь, в конференц-зале, Бруно и Гереону, собственно говоря, делать было нечего. Разве что только показаться на глаза. Это было дело чести. Они отвечали за операцию «Ночной сокол», благодаря которой их коллеги в зале вынуждены были работать в ночную смену, да к тому же в выходные.

Рат бесцельно шел через ряды. Здесь надо было смотреть в оба. Собрать первые впечатления и обдумать, как следует завтра начать допросы. Сегодня они задержали больше пятисот человек, и из них примерно шестая часть после проверки личных данных проведет остаток ночи в полицейской тюрьме. Все равно это от восьмидесяти до девяноста человек. И все они должны быть допрошены.

– И вы здесь, юный друг! Какой сюрприз! Вот что значит не держать ухо востро! В «Пегас» я больше ни ногой, я вам точно говорю! – услышал Гереон знакомый голос и обернулся. Оппенберг, киношник из «Венускеллер», смотрел на него сияющими глазами. Несомненно, это был он. Мужчина, который угощал его кокаином. Зачистка не испортила ему настроение. Возможно, он к этому привык.

Неожиданно он перешел на конфиденциальный тон.

– Не беспокойтесь, – прошептал он, – фараоны нас отпустят. Главное, что у вас с собой документы и в кармане нет порошка.

Рат не нашелся, что ответить. Этот мужчина был столь же словоохотлив, как и при первой встрече.

– Где же вас подцепили? – поинтересовался он. – Вы опять были в «Венускеллер»? Вы тогда так внезапно исчезли, Вивиан вас недоставало. Что делать! Но мы все равно хорошо развлеклись!

«Воробушек» потянул Гереона в сторону, оглядываясь при этом по сторонам. Вероятно, в поисках «ангела». Но Вивиан нигде не было видно. Возможно, она улизнула от полицейских. Рат это вполне допускал.

Один из полицейских заметил эту сцену и протиснулся вперед.

– Спокойно, дружок, – сказал он и довольно грубо похлопал Оппенберга по плечу резиновой дубинкой. – Оставьте в покое господина комиссара!

Ошеломленный кинопродюсер посмотрел сначала на этого полицейского, а потом на Гереона. На мгновенье их взгляды встретились, а потом Рат тоже перевел глаза на своего коллегу.

– Все в порядке, господин вахмистр, – обратился он к дежурному. – Господин только сообщил мне кое-что важное.

Прежде чем Рат успел почувствовать себя еще более неловко, присутствующих в зале отвлек громкий крик, и все повернули головы в том направлении. На другом конце зала двум полицейским пришлось вмешаться, когда двое мужчин, встретившихся, очевидно, в очереди, бросились друг на друга. Было непонятно, что они не поделили, но лица у обоих были бордового цвета. Сутенеры, подумал Гереон, который воспользовался суматохой и незаметно улизнул от Оппенберга. Полицейские разняли петухов и вывели их наружу. Тот, кто ведет себя таким образом, честно заслуживает ночь в камере, так что в их случае больше не потребуется никаких расследований.

– Что здесь происходит? – Перед комиссаром возник Бруно.

Рат кивнул.

– По крайней мере, не так скучно, как на собраниях Цёргибеля.

– Да, наконец-то можно побыть в помещении.

– Ну как? – спросил Гереон. – Пропел что-нибудь наш паренек?

– Он более упертый, чем я думал. Хотя я ему ясно втолковал, что ему грозит. Блондин сейчас у него. Посмотрим, кто будет молчать дольше.

Неожиданно Рат увидел еще одно знакомое лицо. Собственно говоря, их было даже два: пара мускулистых русских парней из бара «Какаду». Тех самых, которые невольно вывели его на «Берлин» и, соответственно, на след Кардакова. Эти двое и здесь, в «замке», в ожидании проверки службой уголовной регистрации, казались неразлучной парой – тип со шрамом на лице и его неотесанный друг. Гереон был готов скорее встретить обоих еще раз в «Какаду», чем именно здесь, в Управлении. В этот момент как раз подошла очередь типа со шрамом, и он положил на стол свой желтый паспорт. Это напомнило Рату о документах, которые он отобрал у торговца кокаином в «Берлине». Было самое время передать их в бюро находок.

Он почувствовал, как вместе с воспоминаниями о том вечере вновь проснулось его любопытство. Эти двое русских тогда недвусмысленно ему угрожали. Два сторожевых пса, которые защитили своего соотечественника от немецкой полиции? Во всяком случае, у них была более тесная связь с Кардаковым, чем у всех тех, с кем он до этого имел дело, – комиссар это чувствовал. Возможно, они все входили в этот одиозный политический тайный союз. Направляясь вместе с Бруно к одной из очередей у стола женской полиции, Гереон постарался по возможности не поворачиваться лицом непосредственно к русским. Они не должны узнать его здесь, на глазах у всех. Пока Вольтер разговаривал с женщиной-комиссаром из инспекции G, Рат постоянно наблюдал уголками глаз за русскими и быстро понял, что у него нет необходимости слишком стараться, потому что те, в свою очередь, тоже отводили взгляды, и это было слишком явно, чтобы подумать, будто они его не заметили. Тем лучше, подумал комиссар, значит, парни, похоже, тоже не лезут из кожи вон, чтобы снова сцепиться с ним.

Сотрудник службы уголовной регистрации тщательно проверил паспорт типа со шрамом, внес его личные данные в свой список и стал листать журнал фотографий и отпечатков пальцев преступников, а его коллега из полиции нравов в это время обыскивал мужчину, проверяя все карманы и тщательно ощупывая его с головы до ног. Закончив осмотр, он отрицательно покачал головой. Сотрудник службы уголовной регистрации, похоже, что-то обнаружил в досье и долго делал какие-то записи. Во всяком случае, домой русского не отпустили и вывели в сопровождении полицейского. Его друг подвергся аналогичной процедуре. Оба выдержали это со стоическим хладнокровием. Похоже, ночь за решеткой не казалась им чем-то устрашающим.

Когда Рат и Вольтер подошли к столу, русские уже давно были на пути в камеру. Дядя обращался на «ты» к сотруднику полиции нравов, с которым Гереон был знаком лишь мимолетно. Пока Бруно разговаривал с коллегой, Рат незаметно посмотрел через плечо сотрудника службы уголовной регистрации. Ужасный почерк! Оба имени, указанных в списке, было не так просто разобрать. Комиссару показалось, что имя одного из русских было Никита И. Фалин. Вероятно, это был тип со шрамом. Под ним стояло имя Виталий П. Зеленский или Геленский. Обоих задержали в баре «Нуар», небольшой пивной поблизости от площади Винтерфельд-плац. Зачистка одновременно проводилась и в «Пилле». Записи в графе «Примечание» Рат разобрать не смог, как, впрочем, и адреса. Ну и ладно, подумал он, отведя взгляд от списка. Бруно покосился на него, удивляясь любопытству коллеги.

Гереон снова обежал глазами сутолоку в конференц-зале и огляделся. Теперь осталось только увидеть среди ожидающих своей очереди непосредственно Кардакова. Впрочем, он считал, что может случиться всякое – у судьбы иногда самым странным образом проявлялось чувство юмора. Но вместо исчезнувшего русского он заметил другого хорошего знакомого. Этот мужчина спокойно шел по рядам, скрестив руки за спиной. Своим вечерним нарядом он едва ли отличался от ночных гуляк, одетых даже более изысканно. Он бросился Рату в глаза только благодаря своему внимательному лисьему взгляду и слегка согнутой фигуре, из-за которой этот человек получил прозвище Кривой Ланке. Не было сомнений – советник по уголовным делам Вернер Ланке, шеф инспекции Е, собственной персоной принимал парад и ради этого, очевидно, даже прервал свой отдых в выходной день.

Рат толкнул Вольтера, украдкой указав ему на Вернера.

– Теперь меня не удивляет, что мы не застали Ланке в каком-нибудь борделе, – прошептал он. – Он был в курсе.

– Н-да, я проболтался. Неудивительно, если шеф звонит тебе домой.

Когда Ланке увидел комиссаров полиции нравов, на его лице появилась улыбка, и он взял курс в их направлении. Гереон почувствовал себя неловко. Было неприятно видеть этого человека улыбающимся. Чуть ли не больше, чем быть им обруганным.

Советник по уголовным делам Вернер Ланке, кажется, в самом деле был в прекрасном расположении духа.

– Ну, господа, – поприветствовал он своих коллег по-прусски лаконично, – все идет блестяще! Как в былые времена!

– Так точно, господин советник. – Вольтер знал, как положено докладывать, и сообщил: – Операция «Ночной сокол» прошла успешно.

– Да, вы притащили целую кучу всякого сброда. При этом среди них есть и несколько важных птиц, как мне только что сказал Кронберг из службы уголовной регистрации. Заведения, в которых вы производили зачистку, похоже, представляют собой в чистом виде преступные норы.

– Это как сказать, господин советник, среди этого сброда немало и честных граждан. Прежде всего, с помощью этой акции полиции нравов мы надеемся несколько поубавить пыл нелегальных ночных заведений. Некоторые господа после сегодняшнего вечера понесут ощутимые финансовые потери.

– Все правильно! Никаких шансов пороку!

Рат, который как младший по званию до сих пор скромно молчал, слегка струхнул, когда советник неожиданно обратился к нему и к тому же перешел на конфиденциальный шепот:

– Ну что, юный друг? Кажется, вы хорошо адаптировались у нас, не так ли?

Юный друг! Так Ланке к нему еще никогда не обращался. Такими словами Кривой, вероятно, еще никогда никого не называл. Комиссар чуть заметно кивнул, смущенно улыбнувшись, когда руководитель инспекции положил руку ему на плечо и отозвал в сторону.

– Ваше участие в этом деле не останется незамеченным, поверьте мне!

Теперь они стояли у одного из окон, которые выходили на Александерштрассе, на некотором отдалении от суеты в зале. Непривычное дружелюбие шефа вызвало у Рата дрожь.

– На вас обратили внимание наверху, – сказал Ланке. По тому, как он указал глазами на потолок, можно было подумать, что «наверху» для Вернера Ланке мог быть только бог. – Я знаю, что вы у нас работаете недавно, – продолжил он, – но как вы посмотрите на то, что вам могут поручить задание с еще большей ответственностью в другой инспекции?

– Я не совсем понимаю, господин советник…

– Вы на следующей неделе будете работать в инспекции по расследованию убийств, – сказал Вернер. – Как вам, возможно, уже известно, инспекция Е время от времени предоставляет сотрудников по уголовным делам следователям убойного отдела. В четырехнедельном ритме. – Он сделал указательным пальцем вращательное движение. – Ротация. Вы понимаете?

Рат старательно кивнул.

– Но теперь это будет происходить иначе, чем обычно. – Ланке походил на крестного отца, который сразу раскрыл все карты. – Начальник полиции обратился ко мне с вопросом, могу ли я порекомендовать ему сотрудника, который был бы в состоянии в случае необходимости взять на себя ответственность. В инспекции А в настоящее время отмечается относительный дефицит персонала. Там нужен кто-то с опытом, возможно, даже на длительное время.

Гереон понимал, что происходило. Ну конечно, Кривой Ланке только что продал ему ту самую идею, автором которой уже давно был Энгельберт Рат, как свою собственную.

– И здесь я, конечно, сразу подумал о вас, – продолжал советник. – О вас с вашими навыками. Если вам интересно, Бруно Вольтер о вас очень высокого мнения. Но я ему уже сказал, что таких людей, как комиссар Рат, тяжело удержать – они нужны в других инспекциях.

– Вы в самом деле могли бы посодействовать моему переходу в инспекцию по расследованию убийств?

Ланке кивнул.

– Мое слово что-то да значит в «замке», – сказал он. – Я надеюсь, что вы имеете представление, какой большой честью является работа в инспекции А. Коллега Геннат берет только лучших!

– Но я как раз включился в работу в вашей инспекции, господин советник, я ведь не могу так сразу бросить вас и старшего комиссара Вольтера на произвол судьбы. – Испытывая чувство признательности, Рат все же не мог не воспользоваться шансом, чтобы немного не позлить Кривого Ланке. – Вы знаете, что у нас так много работы, операция «Ночной сокол» сегодня ведь только началась, предстоят допросы, все еще надо обработать и подготовить материалы для прокуратуры.

– Для этого у нас ведь достаточно людей в инспекции Е. А в отношении Вольтера вы не беспокойтесь. Он относится к этому с пониманием.

Гереон был по-прежнему настроен скептически.

– Наверное, я должен все же подумать. Когда завершится операция «Ночной сокол», тогда можно будет об этом по…

– Я боюсь, вы меня не до конца понимаете. – Вернер быстро, словно переключив тумблер, перешел на интонацию, к которой Рат привык при общении с ним. – Я ваш начальник, мой дорогой господин комиссар, и если я говорю, что вы лучшая кандидатура, которую я могу предложить инспекции А, то так оно и есть. В понедельник утром, ровно в восемь, вы должны явиться к советнику по уголовным делам Геннату, понятно?

– Так точно, господин советник. – Гереону с трудом удалось скрыть усмешку и придать своему лицу типичное выражение прусского чиновника: разочарование, завуалированное строгой дисциплиной.

Ланке, кажется, это понравилось. Он тоже улыбнулся.

– Ну и хорошо, – сказал он и похлопал собеседника по плечу. – Значит, мы понимаем друг друга. И, между прочим… – Шеф полиции нравов в последний раз наклонился к Рату и опять зашептал: – Я не жду никакой благодарности. Радуйтесь втихомолку. Завтра ваш последний рабочий день в моем отделе. Я не хочу больше видеть вас в инспекции Е, мой друг.

Гереон вернулся к столу, и его коллеги нетерпеливо посмотрели на него. Когда Ланке отошел довольно далеко, Бруно не мог больше скрывать свое любопытство.

– Ну что? – спросил он, кивнув головой в сторону Вернера, который, привычно согнувшись, направлялся к выходу. – Когда?

– Что – когда? – Рат вопросительно посмотрел на коллегу. – Что ты имеешь в виду?

– Ну, когда вы женитесь? – спросил Дядя с серьезной миной, а потом прыснул со смеху. К его веселью присоединились и два других сотрудника.

Снова короткая ночь. Он лег около половины четвертого, а в половине восьмого его разбудил сильный шум где-то в квартире. Элизабет Бенке что-то громко говорила. Наверное, Вайнерт забыл вовремя выпроводить из квартиры свою подругу. Хотя достаточно было бы и менее веской причины, чтобы привести Бенке в бешенство. Настроение их хозяйки в последние дни значительно ухудшилось. Даже из-за мелочей она выходила из себя.

Гереону нужно было быть в «замке» только в десять, и он попытался снова заснуть и поспать хотя бы еще полчасика. Но не тут-то было. Едва он задремал, как крик раздался с новой силой. Полицейский сдался и встал. Отражение в зеркале подсказало ему, что сегодня он выглядит не лучше, чем вчера. Под глазами у него по-прежнему синели круги, но сегодня он хотя бы лучше себя чувствовал. Призраки, которые преследовали его накануне, исчезли. Чем отчетливее он представлял себе вчерашний день, тем лучше становилось его настроение. «В понедельник утром, ровно в восемь вы должны явиться к советнику по уголовным делам Геннату!» Первый приказ Ланке, которому он с удовольствием последует.

Конечно, они говорили об этом, когда Бруно повез Гереона домой. Дядя только кивнул, услышав от него распоряжение Ланке, что, видимо, должно было означать: «Я же ведь тебе говорил». Когда черный «Форд» остановился на Нюрнбергерштрассе, Рат некоторое время продолжал сидеть в машине. Прощание у двери автомобиля казалось ему прощанием с инспекцией Е. Прощанием с коллегой, которого уже не будет на его новом месте работы.

– Если окружение в инспекции А будет слишком уж действовать тебе на нервы, то просто заходи ко мне! – крикнул Вольтер ему вслед, и «Форд» покатил вниз по Нюрнбергерштрассе.

Небо за окнами было невероятно синим. У Рата не было желания портить себе это утро из-за дурного настроения Элизабет Бенке – тем более что была подходящая погода для завтрака в «Джости» на Потсдамерплац. По утрам солнце освещало Лейпцигерштрассе, попадая точно на террасу кафе.

Попытка Гереона не попасться фрау Бенке на глаза не удалась. Он едва не столкнулся с ней. Что их хозяйка забыла ранним утром в ванной комнате своих квартиросъемщиков?

Она сидела на корточках перед открытой дверцей печки и ковыряла кочергой в пепле, а когда ее жилец вошел, гневно сверкнула на него глазами.

– Ну, – прошипела женщина, – хорошо спалось, господин комиссар?

Полицейский проигнорировал ее интонацию.

– О да, спасибо, очень хорошо, – ответил он, зная, что утрированной приветливостью сможет спровоцировать ее больше, чем всем остальным. – Правда, меня разбудили несколько громкие звуки…

Бенке пошевелила кочергой в пепле, отчего поднялась пыль, и встала.

– Господин хотел принять ванну и пожаловался, что печка не вычищена.

Вот почему сегодня утром возникла ссора. Рат не мог представить себе, чтобы Вайнерт к этому стремился.

– Но, Элизабет… – начал он.

– Не называй меня Элизабет! – всерьез разозлилась хозяйка. – Ты можешь мне сказать, что значит это свинство здесь?

Гереон все еще не понимал, что она имела в виду. А фрау Бенке опять опустилась перед печкой на корточки, с остервенением покрутила крючком кочерги и вытащила длинную, наполовину сгоревшую полоску ткани. Рат оторопел. Фрагмент его костюма!

– Ты можешь мне объяснить, зачем ты суешь в печку тряпки для уборки? – напустилась на него домовладелица. – И не говори мне, что это не ты! Вайнерт не смог сегодня утром растопить печку из-за этого свинства и, так и не приняв ванну, злой уехал в редакцию. Но тебе на это наплевать! Вас ничего не беспокоит, это только старая Бенке должна всегда делать эту грязную работу!

– Я прошу прощения. – Комиссару действительно было досадно. Почему он вчера не проверил печь как следует? – Давай я все уберу.

Он протянул руку, чтобы взять обгоревшую ткань, но Бенке неожиданно начала рыдать, закрыв лицо своими испачканными сажей руками. Клочок бывшего костюма упал на пол. Полицейский заметил, что ей было неловко плакать в его присутствии. Больше всего ему хотелось обнять ее и успокоить, но это было бы самым неверным, что он только мог бы сделать в этой ситуации. Он беспомощно замер рядом с ней.

– Элизабет, ну хватит. Я не подумал. Я просто хотел уничтожить старую тряпку и…

Женщина встала и посмотрела на него заплаканными и измазанными черной краской глазами.

– Почему ты просто не можешь не выпендриваться? – сказала она и исчезла за дверью. Рат посмотрел на безобразие перед печкой и, вздохнув, принялся за уборку.