Слабый рассветный свет разбудил его, Айзек распахнул глаза. Подумал было, что лежит в своей кровати. Нет. В спальном мешке на краю поляны. Повернул голову. Поле для гольфа. Мягкая постель. Чтоб новых синяков не появилось. Вдохнул поглубже, выдохнул, понаблюдал, как пар вырывается изо рта. Холодно, мертвая тишина вокруг, на всей земле в живых остался он один. Раньше любил просыпаться в такую рань. Попробуем еще вздремнуть.

Он опять закрыл глаза, дожидаясь, пока небо посветлеет настолько, чтобы разбудить птиц, сначала одинокий свист, чириканье, а потом постепенно крепнущий хор, щебет и трели, воркованье поп-поп-поп пиит пиит пиит чриил чриил чриил. Что-то порхнуло прямо перед лицом, серо-белая вспышка. Королевский тиранн. Пчелоед. Заложив руки за голову, он лежал так еще минут десять, прислушиваясь к птичьему гомону и наблюдая, как небо меняет цвет, пока встает солнце.

Айзек стремительно сел и тут же дернулся от резкой боли – ребра. Я что, вчера опять неудачно прыгнул? Нет. Воскресные остатки. Болит внутри, отдает в живот. Уж лучше руку сломать. Как сказать. Хороший перелом ребра лучше, чем плохой перелом руки. Хуже всего перелом ноги – невозможно двигаться – конец. И потерять вдобавок кварту крови, если сломано бедро. Поэтому они перебивают тебе ноги на кресте – акт милосердия.

Он очень долго возился с рюкзаком, каждое движение вызывало боль. Хуже, чем вчера. Второй день после побоев хуже, чем первый. Тело не дает знать о повреждениях, пока опасность не минует, – дожидается, пока ты будешь в состоянии переварить дурные новости. Сохраняет мироощущение. Бережет твой мозг.

Айзек стоял, подставив голову солнцу, словно пропуская свет прямо к мозгу, бодрящий и живительный, прямиком к эпифизу. Солнечный свет и вместе с ним – ощущение опасности: тебя могут увидеть. Увидеть, насколько ты уязвим. Спать днем, двигаться по ночам. Верные старые ништяки – поэтому животные хорошо видят в темноте. Ночное зрение не только отражает свет, но и поглощает. Элементарно, Ватсон.

Забросив рюкзак за плечи, он поплелся в лес, вниз по холму вдоль дренажной канавы, ноги ныли еще сильнее, чем вчера. Айзек брел сгорбившись, еле перебирал ногами, словно тащил непосильный груз. Невыносимо хотелось выбросить из рюкзака лишнее, но ничего лишнего там не было. Вдоль ручья росли незнакомые яркие цветы, но даже медленное движение отнимало все силы – он проходил мимо, не разглядывая их. Что у нас сегодня на повестке дня? Возможно, сломанная спина. Придется драться со стариком за его кресло. Ха, он победит – у него есть особая тактика. Война инвалидных колясок. Что бы старик сказал, увидев тебя сейчас? Неблагодарное дерьмо, выживает сильнейший, пошлите мне всяких несчастных, отверженных, бездомных и голодных, ага, вроде того. Я в мясорубку их засуну живо, пущу их на сосиски королю. Обед из дряни. Как же далеко до города.

Он добрался до гребня, взглянул вниз на реку, петляющую по зеленой долине, скрывающуюся под сенью деревьев. Электростанция Элрама высилась над горизонтом на другом берегу, ярко-оранжевая труба, футов пятьдесят в диаметре, пятьсот в высоту. Шлейф дыма длиной в милю. До Элизабет всего три-четыре мили. Всего, уныло подумал он. Таким темпом – целый день.

Айзек медленно двинулся вниз. Видел дорогу, с которой ушел накануне ночью, а прямо за ней рельсы и дальше река. Каждый шаг отзывался болью в ногах. Но Малыш спокоен. Он знает, что путешествие на двух здоровых конечностях не требует усилий, и предпочитает ковылять, преодолевая трудности, мазохист. Пустой желудок проясняет голову. А наскучит идти, он отрастит жабры, поплывет вверх по реке, выйдет на берег в центре города. Толпа в обмороке. Русалки благоговеют перед победителем Шведов.

Через каждые несколько сотен шагов приходилось останавливаться и отдыхать. Он опять проголодался. Позади остались какие-то мелкие поселки, потом что-то вроде грузовой станции. Там на территории стоял автомат с напитками, он с трудом перевалился через забор, нашел в кошельке доллар и получил свой “Доктор Пеппер”. Выпил залпом, не отходя от автомата, и сразу почувствовал себя лучше. Второй доллар потратил еще на одну банку, на будущее.

Краем глаза он заметил, что какой-то человек в форме направляется к нему с другого конца парковки, и поспешил обратно к лесу. Вот так, правильно, продолжать движение. Отлично – никто не идет следом. Вскоре он почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы передохнуть немного у ручейка, текущего к реке. Вокруг никого. Айзек привалился спиной к рюкзаку, вздремнул немного и пошел дальше к железной дороге.

Наконец показался мост через Мон, и Айзек понял, что добрался до Элизабет. Малыш упорный. Его преследуют люди и звери, а он опасается не достичь просветления по завершении пути. Жалуется, что ноги просто в синяках, а не перебиты. Атлант своей страны, новый Поль Баньян. Добродетельный император – его народ отверг папских священников и президентов. А он пяти футов пяти дюймов ростом и еще растет. И будет идти, пока ноги есть.

Местность вокруг Элизабет холмистая и лесистая, хотя это все та же речная долина с еще одной электростанцией, высокой бело-оранжевой трубой; и горы угля неподалеку, сами не меньше сотни футов в высоту, и баржи, с которых выгружали все тот же уголь, еще и еще. Ниже по реке нефтеперерабатывающий завод, потом очередной шлюз. По склонам холмов множество домов. У моста в Элизабет небольшой пирс, и там сидела парочка, примерно его возраста.

– Сигаретка есть? – окликнул парень.

Айзек покачал головой и медленно пошел дальше.

– Точно? – переспросила девчонка.

– Я не курю, – отозвался Айзек чуть громче, чем рассчитывал.

– Так я тебе и поверил, – ухмыльнулся парень.

Рядом с мостом пристроилась бензоколонка с магазинчиком. Малыш нашел золотую жилу, подумал он. И отлично справляется в одиночку.

Дядька за стойкой в упор уставился на него. Чувствует свое превосходство. Индиец или пакистанец – они захапали все отели и бензоколонки. Интересно почему. Не обращая внимания на взгляды продавца, Айзек бросал в корзинку злаковые батончики, несколько банок консервированных сосисок, пакет молока, полдюжины шоколадок, две большие бутылки воды. От одного ощущения тяжести корзинки в руках рот наполнился слюной, он еле сдерживался, чтобы не начать разрывать упаковки прямо на месте. Выложил свое добро на прилавок, заметил на стойке с картами дорожный атлас и добавил его к покупкам.

– Что там дальше по дороге? – поинтересовался Айзек.

Продавец недоуменно взглянул на него.

– Какой город? Клэртон?

– Клэртон за рекой. По этому берегу следующий город Гласспорт. Восемнадцать семьдесят.

Расплачиваясь, Айзек заметил, что в бумажнике остался всего один доллар. Хотя в кармане штанов еще куча денег. Он уложил еду в рюкзак, затолкал туда же атлас, потом подумал немного, пошел к прилавку с хот-догами и прихватил там толстую стопку салфеток. Продавец явно мысленно прикинул количество, но промолчал.

Он потратил чуть больше тридцати долларов, а прошел миль двадцать. Надо было сесть на поезд. Молоко он выпил сразу, всю кварту, восполняя дефицит витаминов, тут же полегчало. Вполне мог бы жить на одном молоке, кстати. Единственная жидкость, которая утоляет голод. Где он это прочел? Привет из детства.

Элизабет такой же захудалый и обшарпанный городишко, как и все прочие в Долине, – склоны холма, утыканные некрашеными домиками, стальной мост над рекой, единственный на десять миль. А севернее – Гласспорт, один из самых богатых городов. Там бродяга будет бросаться в глаза, и там есть полиция. Айзек повернул обратно к мосту. Движение плотное – он все ближе к Питтсбургу. Ниже по реке виднелись длинные склады Клэртонской коксовой фабрики, вереница зданий насколько хватает глаз, дюжины труб. Сама фабрика тянулась на несколько миль – больше, чем сам город. Вот и первая парковка, новые автомобили, среди которых мелькают люди в темно-синих рабочих куртках. Неплохая тут работа – семнадцать в час для начала. Вдоль берега с полсотни барж на разной стадии разгрузки, громадный грузовой двор. Но город все равно в запустении, на центральном бульваре много брошенных домов. И даже крупнейшая в стране коксовая фабрика не могла спасти Клэртон от обращения в прах. Старик называет его теперь не иначе как Ниггертаун. Не смей повторять, одернул он себя, даже мысленно. Не уподобляйся.

Присев отдохнуть на травянистом пригорке, Айзек любовался рекой и заводами. Долина здесь узкая, по обоим берегам крутые склоны холмов. Смотри не влипни, не нарывайся, – большая часть героина поступает именно из Клэртона. Детский стишок. Айзек наблюдал, как разгружают баржи. Из тьмы мы извлекаем свет – из черной нефти и черного угля. Все дело в углероде – потому сжигайте своих предков.

Незаметно он задремал и очнулся уже глубокой ночью, очень замерз, спал в расстегнутой куртке. Кругом темнота. Единственный свет – со стороны фабрики, тусклые лампочки аварийного освещения вдоль всех труб и по контурам зданий. В темноте все это выглядело единой конструкцией длиной в несколько миль. Сколько футов труб – да миллионы, запросто. Коксовые печи, краны, конвейеры, кто знает, что происходит в недрах всех этих строений, пар поднимается над каждым цехом, валит из каждой трубы. Жар и пар и чернота угля. Преисподняя.

На одной из темных улиц, у забора, мимо которого проходил Айзек, сидел человек, замотанный в одеяло. Он взглянул на Айзека и отвернулся. Айзек прошел было дальше, но вдруг остановился, потянулся к заднему карману штанов, попытался нашарить купюру внутри конверта. Нелегко оказалось вытащить только одну. Ну а что, отдай ему всю пачку. Отдашь – и можешь спокойно возвращаться домой. Постоял, размышляя. Нет. Надо идти.

Он вернулся к бродяге, протянул двадцатку; тот колебался мгновение, но все же взял. Молодой парень, заметил Айзек, лицо грязное. Наверное, наркоман.

– Премного благодарен, – сказал он.

– Нет проблем, – ответил Айзек.

Пора садиться в поезд, большой побег. Взяв себя в руки, он двинулся в сторону фабрики, ветер изменился, и запах стал интенсивнее. Город молитвы, как было написано на плакате в том фильме, здесь больше красивых исторических построек, но тоже заколочены, темные улицы, осколки прошлого. Как там в дурацкой шутке? Парень с девчонкой сосутся в машине; наконец девчонка не может больше терпеть. Поцелуй меня, шепчет она. Поцелуй там, где воняет. И он привозит ее в Клэртон.

Впереди слышался какой-то шум, словно гомонила большая толпа людей, свет позади массивного старинного здания, школы наверное. Жилых домов вокруг не видно. Не местные, вероятно. Может, кто-нибудь подскажет расписание поездов.

Два здоровенных костра в мусорных баках во дворе за школой, пара дюжин людей сидят или стоят вдоль стен, вокруг других костерков, поменьше; несколько импровизированных хижин из фанеры и листов жести. У одной из стен подросток с дредами стучит по двум пластиковым ведрам, в руках настоящие барабанные палочки, синкопированный ритм, не простой любитель, выгнали из школьного оркестра. Тамбурмажор ассимилировался среди туземцев.

Айзек постоял за кустами, присматриваясь. Пестрое сборище, половина – местные алкаши, другая половина – молодежь и подростки. На улице холодно, но грудастая деваха, сбросив блузку, отплясывает по центру двора в одном лифчике под редкие одобрительные выкрики и гиканье. Но вот угомонилась наконец, села. Несколько человек возятся в углу над пламенем свечи, он не сразу сообразил, что ширяются.

Давай, вперед, подбадривал он себя. Ты ничем от них не отличаешься. Но никак не мог решиться. Внезапно вспыхнула драка, яростно сцепились здоровяк и коротышка, поначалу никто не обратил внимания, лишь некоторое время спустя несколько человек поднялись и разняли дерущихся. Тот, что покрепче, бритоголовый, был моложе, он поднялся и отошел к своим приятелям. Мужик постарше остался в одиночестве. Из-за другого угла здания появились еще люди, парень с девушкой, которых Айзек видел раньше у моста. Парень тащил по упаковке пива в каждой руке, девчонка – корзинку с едой.

Айзек уже собрался с духом, чтобы выйти на свет, как бритоголовый и “старикан” сцепились вновь, но на этот раз лысый допустил ошибку и противник врезал ему палкой по голове, лысый упал и получил еще несколько ударов, катаясь по земле. Коротышка, одержав победу, подхватил свой рюкзак и поспешил прочь, а все остальные молча проводили его взглядами. Убегая, он едва не налетел на Айзека.

– Я тебя не вижу, – проговорил мужик, продираясь сквозь кусты, – но я не тот, кого тебе следует бояться. – Ростом он был примерно с Айзека, и Айзек слегка расслабился. – Так себе местечко тут, – продолжал он. – Есть парочка говнюков, наркоманы, и когда они глазели, как я молотил того лысого ублюдка, то явно намылились на что посерьезнее.

За спиной у мужика болтался рюкзак с притороченным снизу спальным мешком, и он резво перебирал ногами по направлению к железной дороге. Айзек подумал и поспешил следом.

Через сотню ярдов мужик снизил темп, чтобы Айзек смог догнать его.

– Хочешь – можем почесать кулаки.

– Я не дерусь, – возразил Айзек.

– Ну тогда ладно, тогда иди уже рядом и перестань мотать мне нервы.

Айзек с трудом поспевал за ним.

– Есть там несколько дебоширов, – продолжал рассказывать мужик. – Иногда бывают проблемы.

Щека у него был измазана кровью. Заметив взгляд Айзека, он вздохнул:

– О черт, крепко врезал мне, да?

– Похоже на то.

– Заживет, как всегда. Ты этих мест вообще не знаешь?

– Я местный.

– Сматываешься?

– Куда-нибудь на юг.

– Че-то шиворот-навыворот у тебя. Летом надо тут гудеть, если не в курсе, сейчас самое время – на севера податься.

– Все нормально.

– Бунтовщик, что ль, а?

Айзек лишь пожал плечами:

– Ну, мне оно тоже по душе.

Они шли по направлению к коксовой фабрике. Когда мужик остановился отлить, прямо на путях, Айзек незаметно поправил нож в ножнах. Ты превращаешься в параноика, подумал он.

– А куда на самом деле путь держишь?

– В Калифорнию.

– И как намерен добираться?

– Понятия не имею, – признался Айзек и тут же пожалел, что ответил, сообразив, почему его спрашивают.

– Черт, я покажу тебе способ. Самому надо в ту сторону.

Айзек молчал.

– Тебе повезло. Всегда полезно иметь наставника. Я не прочь быть твоим учителем.

– Да я вообще-то и сам неплохо справляюсь.

– Лады, только скажи – и я сразу отвалю. Если ты из тех одиночек, что вечно становятся занозой в заднице.

Айзек невольно усмехнулся:

– Да нет, никаких проблем.

Они уже добрались до северной оконечности фабрики. Айзек по-прежнему не мог трезво оценить ее размеры, очевидно больше даже завода в Бьюэлле, но его спутника, похоже, это нисколько не волновало. Они остановились в зарослях кустарника на берегу, разглядывая грузовой двор станции: не меньше дюжины путей в разных направлениях. Несколько длинных товарных поездов, груженных коксом.

– Давай-ка сгоняй разузнай, который тут куда идет.

– И что я там скажу?

– Да что обычно.

Айзек опять недоуменно пожал плечами.

– Ты что, не знаешь, как спросить, что ли?

Этот парень псих, точно.

– Ладно, возьму это дело на себя. Сиди тихо. – Мужик уже начал спускаться вниз к станции, но остановился: – Меня зовут Винстон, кстати. Но вообще люди зовут меня Барон.

Айзек назвался, а потом подумал, что надо бы пользоваться вымышленным именем. Нет, неправильно, ты же именно этого хотел. Ускользнешь от него, если надо будет. Но сейчас тебе нужна его помощь.

Вскоре Барон вернулся:

– Вон тот, из четырех секций. Тот, в конце, идет вверх по реке, недалеко, а большой – куда-то к Детройту. Столько всякой хрени отсюда увозят и привозят сюда – запросто найдешь, чего тебе надо.

– Когда он отходит?

– Сказали, что в любой момент. Обычно означает, что еще пару часов проваландаются.

Ровно в этот миг над кабиной машиниста вспыхнул прожектор, взревел дизель, разогреваясь, и вот он уже работает на полную мощность, пока вхолостую.

Барон весело ухмыльнулся:

– Вот черт, да ты приносишь мне удачу. Я три дня мечтал накостылять тому придурку. А теперь нам и такси подали. Просто повторяй за мной.

– Я умею запрыгивать в поезд, – сказал Айзек.

– Ну делай как знаешь, крепкий орешек. Я занимаюсь этим уже тридцать семь лет, но, уверен, тебе нечему у меня поучиться.

– Обязательно посмотрю, как надо.

– Хороший мальчик.

Поезд медленно пополз вперед, его яркие прожектора слепили глаза; они бежали сначала через свободные пути, а потом вдоль идущего поезда, ноги Айзека тонули в гравии, Барон обогнал его, зашвырнул свой рюкзак на платформу, ухватился за металлическую лесенку и скрылся между вагонами. Айзек успел сунуть свой рюкзак на край другой платформы, подтянулся по лесенке. Уселся на крошечной металлической площадке, лицом к следующему вагону.

Темно, но, судя по ладоням, здесь очень грязно. Ну и пускай – зато ты едешь и не надо перебирать ногами. Просто чудо после всей этой бесконечной ходьбы. Поглядим, почему люди выбирают такую жизнь.

Он вытянул ноги, а поезд постепенно набирал скорость, шум становился все сильнее и сильнее.

Айзек смотрел, как мелькают огни на той стороне реки. Все быстрее и быстрее, он даже озяб на ветру. А когда мы выберемся из Долины, рельсы перестанут петлять вдоль берега, станет еще холоднее. Принялся было вытаскивать спальный мешок, но передумал – еще унесет ветром. Только отморозишь вконец задницу. Нет уж, полезай в нору. Он ощупал металлические стенки, нашарил высокую прорезь, что-то вроде бойницы в стенке вагона, правда, непонятно, достаточно ли места внутри. Но там, по крайней мере, безопаснее. Он решил подождать немного.

Через несколько минут показался Питтсбург: небоскребы, электростанция на острове; поезд замедлил ход, повернул влево, на запад, Айзек одной рукой ухватился за поручень, другой придержал рюкзак, чтобы тот не соскользнул под колеса. А потом и город остался позади, скрылись из виду высотные здания, мосты и река.