Глава двенадцатая
Я не знаю слова «коварство»!
Каково это – чувствовать себя дураком? Нет, не сразу… а приходить к этой мысли постепенно, шаг за шагом. Поначалу восхищаться собственной смелостью и сообразительностью – достаточной, чтобы, забравшись на холм, кривляться с вершины над удаляющимся тарбозавром. Да и хитрости не занимать. Ее вполне хватает, чтобы спрятаться в кустах и подстеречь глупого овираптора. А память такая, что клятву переписчика он помнит вплоть до необходимых интонаций. Только все это к черту! Это ничто рядом с интеллектом выдворенного за стены города выродка.
Гай еще раз осмотрел себя с головы до ног. Шак же так и сказал – ты не видишь того, что тебе и так дано! Что он не видит? Какие еще сюрпризы таит его шкура? Шак добыл огонь! Шак легко понял, что происходит и где они находятся. Разобрался с «особой возможностью». Он был так же невероятно умен, как и силен. Ничем подобным Гай похвастаться не мог. Говорят, у дурака всегда все хорошо кончается! И все у него сложится само собой. Хорошо бы! Вот если бы Шак сам покончил с собой, или его сожрал тираннозавр. А может, на водопое его схватит огромная тварь из реки? Или он станет жертвой стаи троодонов? Так нет же! Скорее всего, это произойдет с ним, с Гаем!
В сердцах он лягнул в перегородивший нору пятнистый зад. Еще не успевший уснуть Ур тяжело развернулся в тесных стенах и уставился на него долгим немигающим взглядом.
– Что я еще не знаю? Я еще глупее, чем ты!
Удивительно, но на барже он не чувствовал подобной растерянности. Там он четко знал, что делает сейчас и каким будет его следующий шаг. На барже все было ясно и понятно – в трюме оберегаемое стадо, над головой хищная стая! Вопрос лишь в том, кто кого.
– Чего уставился, сосок поросячий?!
Гай чувствовал, что еще немного и злость от собственного бессилия он сорвет на Уре. Но Ур был непробиваем и продолжал смотреть на него крохотными зачарованными глазками невинного ребенка. Гай тяжело выдохнул и принялся снова ощупывать собственную оболочку. Начал с подошв. Ничего… – гладкая эластичная пленка с утолщением на пятке и пальцах. Кстати, пальцы на руках тоже покрыты утолщенными подушечками. Гай поднес ладони к лицу – возможно, разгадка в них? Ударил пальцем о палец. Ничего не произошло. Затем его взгляд упал на экран. Что-то в нем изменилось. Нет, там не появились новые цели. По-прежнему светилось лишь пятно от Ура. Изменения произошли в правом верхнем углу, рядом с блямбой «особой возможности». Теперь надпись «особая возможность», опоясывающая блямбу снизу, смыкалась с надписью верхом «доступность чужевидения». Уже привыкнув к экрану и обращаясь к нему лишь при сигнале тревоги, Гай секунду смотрел на тусклые буквы, не скрывая удивления, потом, приготовившись к любому сюрпризу, накрыл их пальцем. Вмиг все перевернулось, и он увидел самого себя! Согнувшегося в тесной норе, в обтягивающей оболочке и с вытянутой от изумления физиономией. От неожиданности Гай вскрикнул и все исчезло. Перед ним снова стоял Ур и таращился невинными глазами точно ему в рот.
– Что это было? – спросил его Гай, вполне допуская, что после всего происшедшего не будет ничего удивительного, если Ур ему ответит человеческим голосом. – Ты видел?
Ур промолчал, и Гай, поколебавшись, снова накрыл пальцем надпись. Мгновенный переворот и вместо брахицератопса снова он. Двойник, словно в зеркале, с рукой, сжимающей экран. Гай хлопнул ртом, и его двойник сделал то же. Осталось еще попробовать его разговорить. Мгновение, и Гай бы так и сделал. Спросил бы, куда подевался Ур? Или как это Ур превратился в него самого? Но его вовремя осенило! И подсказку дала надпись вокруг блямбы «особой возможности». Никуда Ур не исчезал и не превращался. Он по-прежнему глядел на Гая, а Гай видел сам себя его глазами. Чужевидение – сотню переписчиков вам в селезенку! От волнения Гай заметался по тесной норе, вылез наружу, уткнулся в кусты и не заметил, как иглы впились в лицо. Вернулся обратно и, схватив за рог снова пытавшегося уснуть Ура, развернул к себе.
– Смотри на меня!
Палец на блямбе, и Гай опять видит сам себя с перекошенным от восторга лицом.
– Теперь туда!
Перед глазами закачались повисшие из стен корни.
– Вот моя «особая возможность»! Не такой я и глупый, Шак! Так, что еще?
Трясущимися руками он ощупал себя с головы до макушки, но больше ничего не обнаружил.
– Но как-то же этот выродок добыл огонь? – волнуясь, он продолжал говорить вслух, то и дело пиная упорно пытавшегося уснуть Ура.
С потянувшейся в нору прохладой Ур становился заторможенным и медлительным, и с каждым разом приходилось прикладываться все сильней и сильней.
– Как он добыл огонь? – Гай заглянул в помутневшие глаза брахицератопса, потом, безнадежно махнув рукой, оставил его в покое. – Где-то должен быть источник огня.
Он ощупал каждый изгиб, каждый рубец, надеясь найти выступ, под которым прячется зажигалка или термофитиль, каким в богатых городских квартирах зажигают мазут. Ничего….
– Кстати, о рубцах… – Гай взглянул на линию вдоль груди и между ног. Половины оболочки при необходимости расходились с легкостью, если их потянуть в стороны, но стоило отпустить, тут же смыкались, будто намагниченные, и превращались в едва заметный герметичный шов. – Но ведь вокруг экрана ничего нет? – Гай говорил вслух, поглядывая на Ура, но его глаза уже бесповоротно спрятались под роговыми веками. Облокотившись о стену и стоя на растопыренных ногах, малыш уже спал. – Как экран держится, если его ничего не держит?
Гай перебрался ближе к выходу и протянул руку с экраном навстречу последним лучам заходящего солнца. Ни зажимов, ни креплений с застежками. Но ведь Гай что только с ним не делал: лазил по деревьям, убегал от троодонов, пробирался сквозь непролазные заросли, – и ни разу его не потерял.
Взявшись за экран, Гай попытался его оторвать. Показалось, что экран слегка сдвинулся. Тогда он потянул изо всех сил. Изогнутая поверхность поддалась и отделилась от руки на дюйм, сверкнув голубым разрядом. Гай отпустил, и она мгновенно прилепилась обратно.
– Интересно… – задумчиво забубнил он под нос. – Тоже магнитит как на рубцах, но гораздо сильнее. Очень интересно.
Взявшись поудобней, он оторвал экран еще раз, с трудом удерживая его на расстоянии пары дюймов. Между экраном и рукавом потрескивали тонкие линии разрядов.
– А вот и огонь! – Гай глядел на миниатюрные молнии, пляшущие на его руке и, едва сдерживая нахлынувшую радость, нервно хихикнул. – Как все просто. Вот я тебя и догнал. Так что мы еще поборемся, Шак. Мы еще поборемся…. И я тебя уверяю, со мной тебе скучно не будет.
Выбравшись из норы, он собрал сухой хворост, осыпавшуюся хвою и кору, жухлые листья, щедро устилавшие склон, и соорудил небольшую кучу, затем поднес к ней руку и оттянул экран. Поначалу ничего не вышло. Нужно было приспособиться и подобрать расстояние. Потом в небо потянулась струйка дыма.
В опустившейся черноте пламя запылало как маяк на глубоко врезавшейся в ночной океан скале – ярко и мощно освещая замершие кусты и склонившиеся деревья. Гай подбрасывал еще и еще, пока от жара не затрещал и не вспыхнул рядом папоротник. Пусть Шак с той стороны видит, что он ловит все на лету. Ему достаточно намека, и он все поймет. А Шак, пусть и в насмешку, но дал ему подсказки, о которых еще пожалеет.
Огонь осветил валуны на склоне, и у Гая возникла мысль заглянуть под один из них, как это делал днем, при свете солнца. Под первым же камнем распласталась пятнистая ящерица с жирными, отвисшими боками. На этот раз она не убежала. Лежала смирно, не шевелясь и не подавая признаков жизни. Встрепенулась она лишь тогда, когда Гай крепко схватил ее за лапу. Не давая шанса на побег, он ударил ее головой о камень и понес к костру. Жареная ящерица – это вам не сырая! Это если хотите – деликатес, под который можно и ночь не спать. Он так и сделал – просидел ночь напролет, наслаждаясь запахом жареного мяса и тишиной. Лес удивительно молчал. Не кричали шумные овирапторы, не ревел, сбивая с ног настигнутую жертву, тарбозавр. И даже ветер уснул, запутавшись в развесистых кронах. Лишь еле слышно журчала река, да безмолвно светила луна. Сейчас ночь не нагоняла панический ужас. Она казалась притихшей и покорной. Огонь прогорел и теперь тускло светился угасающими углями. Разомлев, Гай втягивал носом смесь дыма и аромата древесной смолы, вплотную придвинувшись к костру и ловя остатки исчезающего тепла вытянутыми ладонями. Он больше не подбрасывал в огонь сухих веток, потому что над холмом уже забрезжил рассвет. Очарование открытого колышущегося пламени, пляшущего в ночной тьме, неумолимо исчезало с первыми солнечными лучами. В городе за открытый огонь его бы наказали огромным штрафом, а здесь он словно награда. Теперь его жизнь изменилась. А с ней изменился и он сам. И тарбозавр не казался так страшен, как в ту их первую встречу. Всего лишь гора пропитанных злобой мышц, но совершенно бессильная перед безобидным склоном. И шныряющие в зарослях троодоны казались милыми ребятами. Не тревожь их, не тронь гнезда, не заходи в болото на их территорию, и они не побеспокоят тебя. Не входи в воду, пей с мелководья, и не станешь добычей речных монстров. Соблюдай правила, и ты переживешь всех этих тварей вместе взятых! Они больше не страшны. Они отступили на второй план, потому что появился другой. Безжалостный, коварный и, главное, не в пример остальным, умный. Шак! О нем Гай думал всю ночь. Пока что их разделяет река. Но наверняка хитрый Шак уже разрабатывает план, как перебраться на его сторону. Сначала разделается с промышляющим на том берегу тираннозавром, а потом возьмется и за Гая. В отличие от него, Шак наперед знает каждый свой шаг. Он впереди на несколько ходов вперед. Он будет действовать первым номером, не дожидаясь, пока ошибется его противник. Он беспощадная и не ведающая сбоев машина-убийца!
Гай скрипнул зубами. Собственная обреченность начинала его злить. Как часто бывало, злость породила решительность. А за ней и презрение к собственной трусости. Да, он немного отстал! Да, он не так преуспел в изучении окружающей обстановки, как его противник! Но он еще жив!
Гай вскочил и от бешенства, а скорее от захлестнувшей жажды борьбы, ударил ногой в прогоревший костер. Фонтан пепла взлетел сотнями искр. Вот так Гай разделается со всеми своими врагами! Кое-кто поторопился списывать его со счетов! Теперь он снова был тем Гаем-Непримиримым, который не испугался бросить вызов Шаку на барже. Не побоится бросить и сейчас. Пусть даже весь лес с полчищами динозавров станет у него на пути. Шака они не спасут!
Собственное перерождение пришлось Гаю по душе. Он ухмыльнулся, подобрался, почувствовал, как внутри вспыхнул огонь, в голове роем пронеслись мысли одна рискованнее другой, рука крепко сжала каменный топор – он готовился к битве. Для начала нужен план! Хотя бы в отрывочных набросках. Лишь наметки. Общее направление!
Гай взглянул с вершины на оживающий лес, решая, с чего начать. Мысли метались, словно молнии под экраном на рукаве. Река! Нужно проверить – нет ли в ней скрытого брода или поваленных деревьев. Если есть, то Шак непременно использует эту возможность. Но там тарбозавр? Убить тарбозавра!
Уфф…! Гай вытер вспотевший лоб. Это он, пожалуй, хватил через край! Так и до атаки идиота недалеко. С топором в одной руке и факелом в другой. Бесстрашно и нелепо! Тарбозавру на смех и на завтрак! Хотя идея с ним разделаться Гаю понравилась. Пусть и не новая, но притягивающая своей неизбежностью. Как бы он ни откладывал это на потом, но если он хочет победить Шака, то для начала нужно избавиться от тарбозавра. Думать о засадах, делать ловушки и ползать в траве, выслеживая Шака, невозможно, если подозреваешь, что тебя в ту же минуту выслеживает тарбозавр.
Солнце стремительно рвалось ввысь, и вместе с ним проснулись десятки звуков. Выбрались из укрытий овирапторы. Собравшись в стаю, они ринулись вдоль склона, но, заметив наблюдавшего за ними Гая, с криками скрылись за стеной кустов. Напрасно. Кусты кустам рознь. Нужно было в те, что правее. А в этих кто-то из них сегодня станет добычей троодонов. Овирапторов с их крохотными мозгами жизнь ничему не учит. И на этот раз потеряв своих сородичей, завтра они опять полезут в болотистые заросли. Гай это видел не первое утро. Всегда одно и тоже.
– Как эти твари еще не исчезли? – произнес он за спину, заметив выбирающегося из норы Ура.
Над головой, хлопая перепончатыми крыльями, пронеслось существо с тонким зубастым клювом. Гай никак не успевал отследить его на экране, чтобы узнать – опасное оно или нет. Затем далеко внизу затрубил в отросток на голове зауролоф. Огромный, но совершенно безобидный. Загудел проснувшийся рой стрекоз. Оживала всплесками река. Но это все не то. Не этот звук он ожидал услышать. Он ждал жуткого рева, от которого стынет кровь. Убедиться, что чудовище все еще здесь, на своем месте, за стеной сосен, и от него никуда ни деться. Казалось, их встреча предрешена. Это неизбежно, от этого не отвертеться, а, значит, в лесу два победителя быть не может!
Ждать долго не пришлось, и наконец подал голос хозяин! Пробудившись и отогревшись на солнце, он возвестил всем, что голоден, и тот, кто не спрятался, пусть пеняет на себя. Вот он-то Гаю и нужен!
За спиной затрещали кусты. Это проголодавшийся Ур принялся их обгладывать, не отступив перед царапающими морду иголками. Гай поморщился – сколько можно?! Что ни утро – то одно и тоже. Он взял его за рог и оттащил к побегам папоротника. Кусты с шипами надежно прикрывали вход в нору. Даже троодоны спасовали перед их длинными иглами. А Ур, укрывшись за прочной броней, с маниакальным упрямством все время пытался их уничтожить.
Гай задумчиво глядел на его не останавливающиеся ни на секунду челюсти, и постепенно обрывки мыслей превращались в стройный план.
– Пошли, незрелый динозавр, – подтолкнул он Ура, хотя и так был уверен, что тот засеменит следом.
От того, что он задумал, на душе неприятным осадком осталось ощущение вины. Чувство непривычное и давно забытое. Даже вручая повестку, он подобное ощущал лишь в начале своей карьеры переписчика. Потом чувство жалости исчезло, как неприемлемое в его профессии. И вот снова….
– Ты – жертвенная свинья, а я безжалостный переписчик! И закончим на этом!
Произнес громко, скорее убеждая себя, чем оправдываясь перед Уром. И чтобы ненужные эмоции не мешали думать, Гай заставил себя сосредоточиться на плане. Он казался довольно прост, хотя во многом зависел от удачи. Когда солнце перевалит через верхушку холма и станет над рекой, придет тарбозавр. В обходе своей территории это чудовище было точно, словно имело часы. Пройдет вдоль реки, огибая болото, потом по тропе у склона и дальше за лес, где когда-то паслись аргирозавры. Со стороны, направленной к реке, холм обрывался вниз уступами различной высоты. Самый низкий нависал над водой на расстоянии метров двадцати. Но он Гая не интересовал. Маловероятно, что тарбозавр зайдет вводу, даже если там его будет ждать приманка. А вот соседний, чуть выше, хотя и не такой широкий, располагался как раз над поляной, недалеко от тропы тарбозавра. Если его заманить под этот выступ, а затем сбросить на голову хороший валун, размером этак с баржевую бочку, то с такой высоты вполне возможно, что удар по голове станет для динозавра роковым.
Стараясь на Ура не глядеть, Гай шел вниз по скрипевшей под ногами гальке и плел из папоротниковых веток веревку. Хорошая получалась веревка – гибкая, крепкая, с палец толщиной. Свернув петлю, накинул Уру на шею и затянул. Пока что малыш не возражал и словно на поводке послушно шел рядом, задевая ногу раскачивающимися боками. От его покорности к горлу подкатил ком. Уж лучше бы брыкался, пытался вырваться, бодаться рогом. Не было бы этого омерзительного чувства вины.
Поляна под обрывом колосилась от ярко-зеленых побегов, укрывших Ура с головой. Лишь торчавший из листьев воротник широко раскачивался в такт ковырявшему землю рогу, выдавая местонахождение детеныша. Ур по достоинству оценил новое пастбище и с удовольствием принялся его уничтожать. Учиненный им треск стеблей, разносился далеко за пределы поляны.
– Вот и хорошо, – произнес Гай.
Петлю на другом конце веревки он затянул вокруг подвернувшегося под руку бревна и остался доволен. Поводок на шее Ура казался коротковат, и не давал ему свободу на всю поляну, но это и не нужно. Съесть всю траву он все равно не успеет. Солнце вон перевалило через холм и сверкает в воде между двух берегов, а значит тарбозавр уже где-то недалеко.
– Будь тут! – сказал напоследок Гай и не удержался, чтобы не попрощаться, похлопав его по воротнику. – А мне пора.
Ур рванул следом, поднатужившись, сдвинул с места бревно, протяжно заурчал, но Гай остался неумолим. За спиной он слышал возню, недовольное ворчание, но весь путь по склону ни разу не обернулся. Лишь когда поднялся на уровень обрыва, собрался с духом и бросил взгляд вниз. Он ожидал увидеть душераздирающую сцену, с глазами, полными тоски и обвинения в предательстве, но, потеряв его из виду, Ур неожиданно успокоился и снова увлекся травой.
– Вот и хорошо, – повторил Гай. – Прости, но ты не на того поставил. Ты отжил свой лимит, а я тебе не друг, а всего лишь безжалостный переписчик. Считай, что я вручил тебе повестку.
Он посмотрел на снующую в зеленых волнах пятнистую спину и, громко выдохнув, окончательно подавил остатки жалости. Теперь необходим камень. Такой как нужен – круглый, тяжелый и вполне подходящий, чтобы катить и чтобы свалить на голову тарбозавру, лежал недалеко. Уперевшись спиной, Гай вытолкнул его из продавленной вмятины и покатил к обрыву. Из-под ног метнулась ящерица, очень даже крупная, но сейчас было не до нее. Гай напирал на камень всем весом, опасаясь не успеть. Тарбозавр должен был появиться с минуты на минуту. Как назло, он почему-то молчал. По реву Гай всегда безошибочно определял его местоположение, сейчас же не за что было зацепиться.
Он подкатил камень к обрыву, заглянул вниз, потом бросил взгляд на застывший лес. И вдруг мощный рев раздался совсем рядом. Вздрогнув, Гай бросился шарить глазами между сомкнувшихся стеной деревьев. Дальше от холма лес вздымался высокими раскидистыми соснами, надежно скрывающими ревущего тарбозавра, но ближе к склону лес уступал зарослям кустарника. Неожиданно над их верхушками показалась голова. Точь-в-точь как тогда, в их первую встречу. Тарбозавр выглянул, замер, повел носом, затем его глаза впились в колышущиеся волны травы. Из-за выступающего обрыва Гай не видел Ура, но догадался, что тарбозавр его заметил. Показалось, что он даже присел, спрятал между веток голову, слился с зеленью листьев и неотрывно смотрел в одну точку.
– Ну… давай, – шепнул Гай.
Ему вдруг показалось, что тарбозавр раскусил подвох. Увидел поводок на шее приманки, заметил нависающий камень, просчитал варианты событий и их последствия. Гай не удержался от улыбки. Своего противника он подсознательно отождествлял с Шаком и наделял его таким же умом и хитростью. Что-то вроде генеральной репетиции перед их с Шаком решающим сражением.
Внизу, заметив опасность, встрепенувшись, взвизгнул Ур. Жалобно и тихо, будто опасаясь себя выдать. Тарбозавр ответил вибрирующим от предчувствия добычи ревом и бросился из укрытия. Через мгновение его бугристая спина скрылась под обрывом. Гай налег на валун, столкнул и тут же распластался на краю, глядя за его полетом. Камень врезался в траву, аккурат в то место, где секунду назад находился Ур. Врезался сочно, увесистой массой впечатав в землю куст с черными ягодами. Окажись на его пути голова тарбозавра, лежать бы ей сейчас рядом, заливая траву кровью. Но вся незадача была в том, что на пути камня этой головы не оказалось. Целый и невредимый тарбозавр шел вдоль склона, тяжело путаясь в цепляющихся за когти зарослях, а впереди него мчался Ур – от хвоста до головы облепленный комьями грязи и с обрывком петли на шее. Яростный, прерываемый тяжелым дыханием рев за спиной придавал ему скорости и сил. Сообразив, что его спасение на холме, малыш несся длинными прыжками, забираясь все выше и выше. Инстинкт самосохранения четко отпечатал в его крошечных полушариях, что безопасное место там, за стеной кустов, в проделанном между корней лазе, в низких стенах темной норы. И он летел туда, не оглядываясь, даже тогда, когда тарбозавр уже отстал, и не одолев покатый подъем, остановился, провожая его злобным взглядом. С вершины обрыва Гай хорошо видел обоих. Ур без труда пересек склон, безошибочно определил направление на убежище и сходу влетел в заросли, мгновенно пропав из виду. Тарбозавр же с потерей смирился легко. Гая всегда это удивляло. Стоило тарбозавру чуть отстать от добычи, он тут же прекращал погоню. Эту картину Гай видел не раз. Ни ожиданий в засаде, ни подкарауливания у водопоя или изнурительной погони, ни коварных охотничьих приемов, вроде загона в западню с одним выходом. Прямолинейно, бесхитростно и на удивление глупо. Как правило, доставались тарбозавру лишь те, кто не успевал убежать из-за слабости, больные или раненые, не брезговал он и падалью.
Тарбозавр исчез. Теперь его голодный рев доносился с другого конца леса, а Гай, не зная, то ли огорчаться, что его план провалился и гигантский динозавр остался жив, или из-за этого провала радоваться, потому что остался жив динозавр, который был гораздо меньше? Он взглянул на закрывающие выход кусты – Ур не появлялся, и тогда Гай первым сделал шаг на встречу. Раздвинув в стороны ветки с иглами, он согнулся, чтобы протиснуться в нору и наткнулся на наставленный рог. Малыш, растопырив лапы и пытаясь увеличить собственный рост вздыбленным воротником, загородил вход и сверлил его налившимися кровью глазами.
«Неужели он что-то понимает?» – удивился Гай.
Эта догадка показалась дикой, но не лишенной изящества. То, что Ур не глуп, добавляло в их тандем особую изюминку. Теперь, если вспомнить его монологи с малышом по душам, то они уже не воспринимались как разговор со стенкой. Такая мысль притягивала новизной, и Гай решил ей подыграть.
– А ты с характером.
Он отодвинул от лица иглы и присел рядом, облокотившись на глиняный навес.
– Жить хочешь? – Гай сочувственно посмотрел в крохотные глазки. – Я тоже, – вздохнул он. – Но что нам делать с этим чудовищем? Не знаешь? Вот и я не знаю, – его вдруг прорвало выговориться. – А тут еще этот Шак! Мало нам тарбозавра, так еще он на нашу голову. А ты не радуйся. Если меня он просто убьет, то тебя зажарит на костре. Ты для него свинья. Я бы тоже мог, но как видишь – этого еще не сделал. А что привязал тебя, так это мы, переписчики, так шутим. Я был уверен, что ты вырвешься.
Гай искоса взглянул на реакцию Ура.
– Я к реке. Ты со мной? Пошли, пошли, я тебе покажу на берегу такой вкусный папоротник, что язык проглотишь!
Малыш не сдвинулся с места, и Гай пожал плечами.
– Ну, как знаешь.
Он медленно встал, потянулся, взглянул вдоль пустынного берега и, не заметив ничего подозрительного, неторопливо пошел вниз. На показ, громко шаркая ногами, то топчась на месте, то останавливаясь. Все для того чтобы Ур успел присоединиться. Но ожидаемый треск кустов за спиной так и не раздался.
Потрясенный Гай обернулся:
– Ур, ты не можешь обижаться! Ты всего лишь закованный в панцирь безмозглый поросенок! Ты чего о себе возомнил? Твоих мозгов хватает, чтобы пожевать траву, да нагадить рядом с норой, привлекая троодонов. И все! Ты пустоголовый динозавр и не можешь думать. Здесь думаю я! И если я тебя зову, то ты должен бежать, подпрыгивая и виляя хвостом!
Тишина.
– Ах, так! – разозлился Гай. – В таком случае, чтобы, когда я вернусь, ноги твоей в норе не было! Нора моя! Ищи себе другое укрытие. Если приду и застану – сделаю свинячье жаркое! Попомни мое слово – так и сделаю! И не спасут тебя ни жалобные глазки, ни щенячий возраст.
Река предупредила об опасности недвусмысленным всплеском и показав черную спину с костяным плавником. Гай замер, отслеживая на воде круги, добежавшие до обоих берегов. Не решившись напиться в этом месте, он пошел вдоль берега в поисках отмели или ручья. Он шел по краю воды, вздымая в воздух полчища насекомых. Подступивший к реке лес нависал над головой, закрывая солнце и расточая тысячи запахов. Странный лес. Пропитан водой, как губка. Вода стекает по стволам, веткам, листьям. Все здесь странное, словно болотная кочка, увеличенная в тысячу раз. Шак сказал – семьдесят миллионов лет! Гай снова ощутил волнительный трепет. Их бросили на выживание и к тому же столкнули носами, как двух ненавидящих друг друга скорпионов. Только скорпионам никто не мешал расправляться друг с другом. Здесь же повсюду ящеры! Они рычат, шипят, визжат. Охотятся друг на друга. Крупные расправляются с мелкими. Мелкие собираются в стаи, чтобы расправиться с крупными. Ящеры куда ни глянь. Мирные и хищные. Медлительные и быстроногие. Покрытые кожей, волосами, перьями. Ящеры на двух и на четырех ногах. Ящеры с ластами вместо ног, и ящеры с крыльями.
Тысячу переписчиков вам в двери! Как здесь выжить?
Гай замер, глядя под ноги на высунувшийся из грязи рот. Словно ботинок с оторванной подошвой, рот распахнулся перед плюхнувшимся рядом жуком, схватил его за панцирь и, выпустив мутный пузырь, уволок в чавкнувшее болото.
Как здесь выжить? Если на любой размер и вкус здесь найдется свой рот!
Исполинский хвощ преградил путь, хлестнув по лицу мягкой кистью. Желание пробираться к реке пропало, и Гай собрал воду с длинных пушистых побегов. Ноги провалились в болотную жижу. Тогда решив не дожидаться, когда из нее появится рот побольше, Гай свернул в сторону леса. Грузное, неуклюжее существо, выставив вперед челюсти-клещи, упрямо карабкалось по бесконечному перу папоротника. Перо раскачивалось перед лицом, сверкая каплями росы и зелеными кольцами членистого брюха. Существо повернуло голову и уставилось на Гая крохотными глазками с красными огоньками. Размах, и он влепил кулаком в огоньки, накрыв и голову с клещами, и полосатое брюхо. Болото закончилось, а дальше под ногами зашуршала лесная подстилка, напоминающая бурелом из ветвей и огромных кусков зеленой коры.
Гай брел, раздвигая заросли, пиная мох, отмахиваясь от надоедливых стрекоз, и думал, думал, думал….
Шак! Кто он? За что попал в отчуждение? Хотя с этим-то как раз все понятно. С его образом жизни городского отброса – на барже самое место. Но из отбросов редко кто может прочесть даже собственное имя, а Шак… Шак поражал своими знаниями. В прошлую их встречу Гаю показалось, что он говорит с мудрецом кластера открытий. Сплин так и говорил, что если где-то еще и остались мозги, то это только в этом кластере. От напряженных размышлений разболелась голова. Что может быть общего у Шака с кластером открытий, где каждый ученый бесценен? Ничего!
Остановившись, Гай уставился на экран. Упорно думая о Шаке, он никак не мог переключиться на то, что видел. Экран светился оранжевыми искрами, заполонившими весь передний сектор. Меток было много, но все они сгрудились в одном месте. Троодоны! Гай встрепенулся, замер, затем отступил, боясь выдать себя неосторожным движением. Мечущийся взгляд по сторонам! До холма далеко, но его вполне устроит высокое дерево. Этот прием здесь работал безукоризненно. Чуть что, сразу по стволу вверх, и как можно выше. А эти твари не умеют лазать по деревьям – хоть какое-то, но слабое место у них есть! Хорошо бы увидеть рядом столб мамонтового гиганта, да на худой конец, сойдет и пальма. Медленно занеся ногу, он сделал шаг назад и, как назло, наступил на ветку. Сухой треск показался взрывом. Затравленно взглянув на экран, Гай застыл, не смея шелохнуться. Если кто-то позаботился, чтобы он не выдавал себя запахом, то почему бы еще не сделать его движения бесшумными? Эта мысль навязчиво буравила мозг, пока он медленно поднимал ногу из выступившей под ступней влаги. Теперь казалось, что каждый его поворот, каждый вздох подобен падающим с горы камням.
Плавно двинув головой, будто его шея была мраморной, Гай склонился к экрану и заметил, что одна оранжевая точка отделилась от светящейся кучи и направилась в его сторону. Чье-то внимание он все-таки умудрился привлечь. Тогда Гай сорвался с места и нацелился на сосну, растопырившую ветви между ним и приближающимся троодоном. Услышав шум его шагов, метка на экране сорвалась, набирая скорость. Они бежали навстречу друг другу, словно соревнуясь, кому первому достанется сосна. Гаю оставалась всего пара прыжков, когда из-за дерева вылетела гладкая, как блестящая голова Метиса, вытянутая морда с черными глазами, подведенными зелеными полосами. Выскочив на поляну, троодон ростом чуть больше метра неожиданно замер. Напасть в одиночку он не решился. Нервно переминаясь с ноги на ногу и царапая землю шпорами, он зашипел, затем, подняв к небу пасть, затряс шеей и испустил протяжный визгливый клич. Гай ткнул ему в морду каменным топором, попытался достать до щелкающей зубами пасти, но троодон, не в пример глупому овираптору, тут же отпрыгнул и, сохраняя дистанцию, закричал еще громче. Из болота откликнулись таким же вибрирующим визгом. Услышав приближение сородичей, троодон осмелел, попытался схватить топор зубами, подскочил на кочку, замолотил воздух верхними конечностями, словно пытаясь увеличить собственный рост, и устрашающе зашипел.
Приближающийся вой подстегнул Гая, как электрический разряд. Он бросился вперед, размахивая своим орудием направо, налево, сверху вниз. Такого напора троодон не выдержал и юркнул в кусты. Швырнув топор ему вслед, Гай схватил нависающую над головой толстую ветку, подтянулся и оседлал ее верхом. Уже через секунду под сосной металась разъяренная стая. Троодоны подпрыгивали, норовя достать его за ноги, кусали друг друга за хвосты и жутко вопили. Гай полез еще выше, пока они не скрылись за зеленью веток. Добравшись до вершины, он увидел всю панораму от подножия холма до зарослей хвоща на болоте целиком. Потеряв его из виду, стая успокоилась и вернулась туда, откуда пришла. В двух десятках шагов от сосны лежала туша эуплоцефала, той самой ящерицы в доспехах, которую Гай считал непобедимой. Троодоны облепили тушу, скрываясь с головой в распоротом брюхе и прыгая по спине, рядом с уже бесполезными шипами и гребнями. Хвост с булавой изогнулся кольцом и сейчас казался совсем не страшным. Троодон просунул узкую морду между костяными пластинами и трепал его, вырывая куски мяса. Число троодонов не поддавалось подсчету. За их полосатыми непрерывно снующими по туше телами эуплоцефала не было видно. Лишь на мгновение открывались детали: утыканная шипами голова темнела пустыми глазницами, да белыми кольцами оголились ребра. И все. Троодоны тушу уже доедали. Но не могли они его убить! За то короткое время полученный здесь опыт утверждал однозначно – такого быть не может! Не те зубы, пусть и умноженные стаей, не те возможности, и не та сила. Эуплоцефала убил тарбозавр. А троодонам остались объедки с его стола. Лишь сейчас Гай понял, с кем он решил потягаться силой. Его страх перед тарбозавром колебался подобно незамысловатой гиперболе. Сначала вверх, до замирающего от ужаса сердца, то вниз, до бесшабашного мужества, с планами расправы. Теперь вот снова вверх….
Он забрался на раскачивающуюся верхушку сосны посмотреть да послушать. Но тарбозавр никак себя не проявлял.
«Наелся и где-нибудь дремлет… – успокоил себя Гай. – Осталось дождаться, когда наедятся троодоны».
Но злобные и юркие троодоны оказались удивительно прожорливы. Насытившись, те, что покрупнее, отходили и уступали место тем, что помельче. Недовольно рыча, алчно следили, сопровождая каждый кусок мяса плотоядным взглядом, затем набрасывались снова. Потом в дело вновь вступала мелочь. И все повторялось.
Солнце уже перевалило за холм Шака, залилось вечерним багровым румянцем, а Гай все сидел на сосне и ждал, когда они наедятся. Обняв, липкий от смолы ствол, он и сам уже разомлел, подставив теплым лучам спину. Очередной раз встрепенувшись, взглянул на опускающийся к горизонту диск, затем на экран – троодоны все еще пировали, затем снова закрыл глаза. И так час за часом. Заметив чуть ниже спутавшиеся в паутину ветки, Гай спустился и расположился в них, словно в гамаке. Все шло к тому, что ему придется провести здесь ночь. Он уже смирился с этой мыслью и, обламывая пушистую крону, готовил место для ночлега. Ветка к ветке, накрест и вдоль, толстые вниз, тонкие сверху. Он так увлекся, что невольно залюбовался собственным сооружением. Получалось что-то, смахивающее на гигантское уютное гнездо и одновременно на полицейскую вышку городской стены. Не хватало лишь крыши на случай дождя. Гай опять вскарабкался на вершину, взглянуть на темнеющий горизонт. Чистые голубые линии не предвещали грозу. И здесь ему повезло – крыша не понадобится. Над головой снова спланировал за реку крылатый ящер, и снова Гай не успел его увидеть на экране. Зато он увидел, что экран теперь не пугает оранжевыми точками. Всего две, три и те уходят за границу слежения. Сейчас об их присутствии напоминал лишь обглоданный скелет эуплоцефала. Троодоны хорошо постарались. На белых костях не осталось ни клочка мяса. Даже набежавшая под брюхом лужа крови и та исчезла. Гай взглянул на гору прилепленных веток вокруг ствола сосны. Гнездо в один миг потеряло всю свою привлекательность. Нора казалась куда надежней и уютней. Он спустился и затрусил к холму. Экран не пугал новыми метками, ни оранжевыми, ни зелеными, и, успокоившись Гай пошел вдоль склона, по привычке переворачивая камни. Кусты у норы раскачивались и тряслись, будто их поливали волнами парализатора. Упрямый Ур боролся с иглами, добираясь до самых глубин. На Гая он даже не взглянул. Все его внимание захватил торчавший из земли корень. Поддевая его сросшимся с верхней губой клювом, Ур смешно упирался толстыми лапами, выворачивая горы глины.
– Попробуй там, где тоньше! – окликнул его Гай.
Его дельный совет проигнорировали, тогда он уточнил, ткнув пальцем:
– Вот здесь! – Не помогло и на этот раз, и Гай отмахнулся. – Что с тебя взять – одно слово – свинья! Пока меня не было, никто не заходил?
Разговор явно не клеился, тогда он пошел на вершину. Посмотреть на закат, темнеющее небо, собрать хворост. Сегодня он разожжет огонь так, чтобы его видели из самых дальних уголков леса. Даже те, по чьей воле он здесь находится! После Шака – это вторая головоломка, которая не давала Гаю покоя. Тарбозавр – и тот отошел на третий план. Шак сказал, что не знает, кто они, но уверен, что это их рук дело. Может, они – это так к месту вспомнившиеся мудрецы из кластера открытий? А что? На то они и мудрецы. Они умные, могли придумать, что угодно. А их плавание и не отчуждение вовсе, а острие хитрого эксперимента! Такой поворот вполне имеет место быть!
Разволновавшись, Гай забыл, зачем он забрался на самую верхушку холма. От завертевшихся догадок голова пошла кругом.
Конечно! Это же так логично! Их подбирали по какому-то только этим умникам понятному плану. Иначе как объяснить, что его, Гая, приговорили к отчуждению всего за три дня отсрочки человеку, отжившему свой лимит? Пусть это и была запрещаемая жалость, но ведь он упрямо утверждал, что произошла ошибка. А ошибки у него бывали и раньше. И ничего! Случалось, что вручал не тому повестку, или случались ляпы с подсчетом лимита возраста. Писал уточняющую рапорт-объяснительную, и все! Максимум – штраф с предупреждением! Конечно, семьдесят миллионов лет – немыслимо! Но кто его знает, до чего могли додуматься ученые в таком, который сам за себя так красноречиво говорит, кластере открытий?
А вот о своем открытии Гай непременно должен рассказать Шаку. Вызвать и рассказать! Шак ошибается! Шак понял все не так!
Забыв и о закате, и о костре, он побежал к обрыву, на ходу присматривая сигнальный камень. Подхватив круглый валун, Гай понес его, прижимая к груди, спотыкаясь и не разбирая дороги. Холм напротив приближался серыми залысинами на зеленой канве. Где-то там бродит Шак и ничего не знает!
Почувствовав под ногами гладкий уступ, Гай бросил камень и покатил его к краю. Встал, вытер лоб и от удивления отвесил челюсть. Он удивился бы куда меньше, если бы вернувшись, у входа в нору вместо Ура застал мирно пасущегося тарбозавра. На той стороне, также едва удерживаясь на краю, лежал камень, который не заметить было невозможно. Шак его подобрал по своей силе. Такой, что камень Гая казался колесом вездехода рядом с самим вездеходом – раз в пять меньше.
Гай крякнул, затем хихикнул, а потом рассмеялся, вызывающе громко и торжествующе. Шак и здесь его опередил! Он тоже все понял! Он умный, и его раньше осенила догадка о кластере открытий. Но на этот раз Гай был не в обиде.
Обрыв по ту сторону был пуст, и, сложив руки рупором, Гай закричал:
– Шак, я здесь! Я увидел твой сигнал! Ты даже не представляешь, как я рад!
Он пробежался взглядом вдоль холма, в надежде увидеть костер. А рядом – могучую фигуру Шака. Как в прошлый раз.
– Как мы сразу об этом не догадались?! Но ведь лучше сейчас, чем после гибели одного из нас?
Сумерки поползли меж холмов, затем потянулись к вершинам. Гай начинал нервничать. Шак не отзывался, и как ни ломал он глаза, так и не смог увидеть хоть какой-то намек на его присутствие. Будто и не было никогда.
– Шак, я здесь! – напрасно надрывал Гай горло. Шак не появлялся.
Но уступ напротив упрямо твердил, что Шак приходил туда. Прежде этого камня не было. В этом Гай был уверен. Тот же куст, расколовший монолитный утес и висевший над рекой зеленым шаром. Те же глыбы, отступившие вглубь и маячившие в пяти шагах от обрыва рыжим мхом. За ними согнувшийся от ветра хвощ. Все как в прошлый раз, но камня не было. Безусловно, это был оговоренный сигнал о встрече!
Гай подошел к краю, гадая, что могло пойти не так, и, на всякий случай заглянув вниз, растерянно пожал плечами. Неожиданно на той стороне произошло едва уловимое движение. Гай заметил его скорее интуитивно, боковым зрением. Еще не понял, что произошло, но увидел изменение. От глыб, снизу доверху покрытых мхом, отделилась часть и на мгновение приняла человеческий контур. За отпавшей частью глыбы исчез хвощ, глыба замерцала, затем приняла вид колеблющейся дымки, хотя хвощ так и не появился. Дымка то исчезала, то превращалась в едва различимую фигуру. Внезапно расплывчатая фигура побежала, на бегу превращаясь в Шака. В три прыжка преодолев расстояние от глыб до края обрыва, Шак размахнулся, и в сторону Гая полетел длинный тонкий шест, похожий на копье с обугленным на огне острием. Его стремительный полет напомнил выстрел парализатора. Заметный лишь всколыхнувшимся воздухом да темным длинным штрихом. Удар сбил Гая с ног, и он покатился, запоздало схватившись за торчавшее из груди древко. Боль резанула вдоль позвонка, будто его надели на штырь. В глазах вспыхнули миллиарды звезд, за звездами поплыли черные круги. Шак на обрыве перевернулся и завертелся в слившемся круговороте. Гай закричал, вскочил, дернул копье, раз, другой. Выдернуть получилось лишь с третьего. Сквозь дыру в оболочке пузырилась кровь. Смешиваясь с испачканными золой краями, она побежала вдоль груди к поясу грязным, тонким ручейком. Но пугало не это. Гай вдруг понял, что ничего не видит. Только что видел рану и вдруг – всюду чернота. Он протер глаза, прищурился, моргнул, тряхнул головой. Сквозь черноту проступил край обрыва. Сначала свой, потом – напротив. На нем внимательно глядящий Шак. Очень внимательно глядящий! Шак следил за каждым его движением.
– Ты – коварный ублюдок! – выкрикнул Гай.
Шак ухмыльнулся.
– Не больше, чем ты. Хотя я не знаю, что такое коварство? Гай, оно стоит победы? Неужели есть что-то ценнее, чем победа? А как тебе моя «особая возможность»? Ты со своей так и не разобрался? Ты куда, Гай? Не уходи, я хочу видеть, как ты сдохнешь!
Ноги больше не держали и, подогнувшись, повалились на траву. Траву, быстро окрасившуюся кровью. Не сумев подняться еще раз, Гай пополз на четвереньках. Подальше от обрыва. Пока он еще его видит. Потом распластался плашмя и тащился к норе, будто плыл в океане, поочередно выбрасывая вперед руки и вгоняя в землю пальцы.
– Ничего! Можешь прятаться! – кричал вдогонку Шак. – То, что ты сдох, я пойму, когда меня вернут обратно на баржу!
Все покрылось чернотой. Она опустилась разом и беспроглядной стеной. А с ней исчезло и время. Гай полз и не мог понять – он только начал свой путь или уже ползет всю ночь? Хотя это его мало волновало. Все бы ничего, если бы не эта чернота! Он не видел вокруг ни проблеска света, ни травинки у лица. Он не знал, куда ползет! Но еще хуже, что он не понимал, откуда взялась эта чернота? Это уже наступила ночь? А может, он уже забрался в нору? Если забраться в самую глубь, там тоже такая тьма, хоть выколи глаза. Страшнее всего, если он ослеп! Гай скрипнул зубами, приподнялся на локтях, рванул тело вперед и наткнулся на острые иглы.
