От падшей славы Вавилона бежали мы…
Представьте себе нечто среднее между столицей Византии и термитником. Представьте себе изящную, как сосулька, самоцветную гору, возносящуюся из курящихся паром джунглей и исчезающую в сияющих жемчужно-серых небесах Геенны. Представьте себе, что Гауди – Гауди периода Саграда Фамилии и других биоморфных архитектурных изысков – получил от кошмарной расы гигантских черных многоножек заказ воссоздать Барселону на пике ее славы, с добавлением черт Запретного города XVIII века и Токио XXII, и все это в пределах одной постройки высотой в много миль. Сумейте удержать в сознании одновременно все детали сооружения, умножив их число в тысячу раз, и вы получите слабую тень представления о великолепии Вавилона.
А теперь представьте себе, что находитесь в Вавилоне в момент его падения.
Привет. Я Розамунда. Я мертва. Когда это случилось, я существовала и в человеческой форме, а затем и до сих пор – лишь как имитационная модель, хаотически внедренная в жидкокристаллическую матрицу данных. Я погибла сразу же после падения метеоров. Я видела все с самого начала.
Розамунда означает «роза мира». Это имя в Европе третье по популярности после Геи и Вирджинии Дары. При всей нашей искушенной усложненности, мы, европанцы, открыты и простодушны.
Итак, как же все это происходило?
– Очнись! Очнись! Очнись!
– Что за?.. – Карлос Кивера сел и принялся стряхивать с себя каменное крошево. Он кашлял, чихал, мотал головой и явно был не в себе. Только что он стоял посреди прохладной герметизированной жилой ячейки посольства и беседовал с Арсенио. А сейчас… – Сколько я проспал?
– Пробыл без сознания. Десять часов, – сказал костюм (то есть я, Розамунда!). Столько времени потребовалось на лечение его ожогов. Теперь он был напичкан пробуждающими наркотиками: амфетаминами, эндорфинами, усилителями внимания – этаким химическим ведьминым варевом. Это было вредно для здоровья, но в нынешней ситуации, как бы она ни повернулась дальше, Кивера мог либо выжить благодаря своему разуму, либо не выжить вовсе. – Мне удалось воплотиться вокруг тебя, прежде чем стены обрушились. Тебе повезло.
– Как остальные? Они выжили?
– Их костюмы не сумели вовремя добраться до них.
– А Розамунда?..
– Все остальные мертвы.
Кивера поднялся на ноги.
Даже непосредственно после катастрофы здание Вавилона оставалось весьма внушительным. Прямо на земле кучами громоздились тысячи выпотрошенных, открытых окружающему воздуху жилых ячеек. Мосты и опоры провалились в дымящиеся пропасти, образовавшиеся из-за медленного обрушения шестиугольных несущих балок (это оказалось новым знанием; я занесла его в раздел «Архитектура», подраздел «Крепежные системы» с отсылками к «Эстетике» и «Ксенопсихологии»), дикая геометрия которых ужаснула бы самого Пиранези. И везде на развалинах копошились черные многоножки.
Кивера замер.
В перекошенном пространстве вокруг него можно было опознать фрагменты и детали комнат посольства: обломки деревянной облицовки, бархатные шторы, теперь присыпанные осколками мрамора, обрывки обоев (с узорами по мотивам Уильяма Морриса), скукожившиеся и побуревшие от жара. Человеческое искусство оформления интерьеров было совершенно чуждо Геенне, и на то, чтобы посольство привлекательно выглядело и там было удобно жить людям, потребовалось очень много сил и средств. Королевы-матери были щедры во всем, кроме своего доверия.
Кивера стоял в оцепенении.
Среди мусора виднелось и несколько трупов, в которых можно было опознать людские останки, хотя тела обгорели и раздулись от безжалостного жара. Это были его коллеги (каждый из них), его друзья (большая часть), его враги (двое или трое) и даже его возлюбленная (одна). Теперь все они умерли, и казалось, будто всех их спрессовало в некую неразделимую массу, и точно то же самое случилось и с чувствами, которые он испытывал по отношению к ним: потрясение, и скорбь, и гнев, и угрызения совести за то, что сам уцелел, все это сплавилось в единую дикую эмоцию.
Кивера запрокинул голову и взвыл.
У меня появилась базисная точка. Я поспешно смешала прекурсоры серотонина и ввела их через сотни микроинъекторов в соответствующие участки его мозга. Результат оказался мгновенным. Кивера перестал рыдать. Я в метафорическом смысле взяла в свои руки рукоятки управления его эмоциями. И поворачивала их, делая его все холоднее, и холоднее, и холоднее.
– Я ничего не чувствую, – удивленно сказал он. – Все мертвы, а я ничего не чувствую. – И добавил уже без всякого выражения: – Что же я за чудовище?
– Чудовище, созданное мною, – ласково сообщила я. – Мой долг – обеспечить возвращение на Европу твоей персоны и информации, которой ты обладаешь. Поэтому мне пришлось химически нейтрализовать твои эмоции. Пока эта задача не будет исполнена, ты должен оставаться куклой из мяса и костей. – Пусть он возненавидит меня – у меня нет истинного «я», а лишь факсимиле, смоделированное по человеческому оригиналу, – а сейчас самое главное – это доставить его домой живым.
– Да. – Кивера поднял руки и положил обе ладони на шлем, как будто пытался сквозь него ощупать голову и понять, так ли она велика, как ему казалось. – Вполне разумно. При таких обстоятельствах я не могу позволить себе эмоциональности.
Он встряхнулся и зашагал туда, где суетились лоснящиеся черные многоножки, и шагнул наперерез одной из них, недокузену, чтобы расспросить его. Многоножка приостановилась в растерянности. Глаза на треугольном лице трижды мигнули. Потом быстро, как щекотка, взбежала спереди по его костюму, спустилась по спине и исчезла, прежде чем у человека под ее тяжестью успели подогнуться колени.
– Дело дрянь! – сказал он. – Включай подслушку. Я хочу узнать, что происходит.
Пассивную прослушку имплантировали несколько месяцев назад, но пока не включали – политическое положение было слишком напряженным, и не стоило идти на риск обнаружения еще и этого оборудования. Теперь костюм включил его, чтобы узнать, о чем же сообщают в остатках сетей связи Вавилона. Из потрепанных кабельных сетей грянул хор импульсных сообщений. Хаос, растерянность, требования сообщить, что случилось с королевами-матерями. Аналитическая функция перемолола данные, произвела синтез выжимки и сделала вывод: «Снаружи находится армия с эмблемами Зиккурата. Город окружен. Беженцев убивают».
– Постой, постой… – Кивера сделал глубокий прерывистый вздох. – Дай подумать. – Он быстро посмотрел по сторонам и снова заметил присыпанные штукатуркой и порфиром изуродованные и обгоревшие человеческие трупы. – И что… тут и… Розамунда?
– Кивера, я мертва. Оплакать меня ты сможешь позднее. Сейчас вопрос из вопросов – выживание, – резко сказала я. – Костюм добавил к лечебному набору стабилизатор настроения.
– Прекрати говорить ее голосом.
– Увы, дорогой, не могу. Костюм работает в режиме минимизации функций. Или этот голос, или вовсе ничего.
Он отвел глаза от трупов; его взгляд посуровел.
– Что ж, это, в общем-то, не важно. – Кивера был из тех молодых людей, которые на войне обретают второе дыхание. В этих условиях он получает возможность оправдать безжалостную сторону своей натуры. Может делать вид, будто ему все равно.
– Что сейчас мы должны сделать, так это…
– Дядя Ваня идет, – перебила я его. – Я улавливаю его феромоны.
Представьте себе завесу или щит из бус, хрустальных призм и прямоугольных линз. За этой ширмой – лицо из кошмарного сновидения, представляющее собой что-то среднее между головным концом локомотива и мощным измельчителем древесины. Представьте себе на этом лице выражение (хотя большинству людей будет не под силу прочесть это) гордого достоинства, смешанного, впрочем, с коварством и, пожалуй, тенью мудрости. Доверенный советник королев-матерей. Следующая после них персона по влиятельности. Искушенный дипломат и опаснейший враг. Таков был Дядя Ваня.
Из-за ширмы показались две маленькие разговорные ноги, и он сообщил:
:: (настороженное) приветствие::
I
:: (Европанский вице-консул 12)/Кивера/[вероломный-паразит]::
I
:: обязанности <непереводимо> (тяжелый-долг)::
I I
:: требует/обещает [действие]:::: обещание (доверие)::
– Да чтоб вас!.. Говорите уж на пиджине! У нас нет времени на все эти тонкости.
Разговорные ноги застыли в продолжительной паузе. Потом снова зашевелились.
:: Королевы-матери мертвы::
– Значит, Вавилона больше не существует. Я глубоко соболезную вам.
:: Я не нуждаюсь в ваших соболезнованиях:: – Из-за завесы показался тонкий, покрытый хитином придаток. Из его трехчленной клешни свешивался гладкий белый параллелепипед размером с портфель-дипломат. – :: Я должен доставить это в (город-сестру)/Ур/[полное-доверие]::
– Что это такое?
Очень продолжительная пауза. Потом неохотно:: Наша библиотека::
– Ваша библиотека? – Это было нечто новенькое. Нечто неслыханное. Кивера усомнился в правильности перевода жестов. – Что же в ней содержится?
– Наша история. Наши науки. Наши ритуальные танцы. Генеалогия вплоть до (Пропуск)/Начала/[пропуск]. Здесь все, что может быть спасено::
Кивера содрогнулся всем телом от приступа алчности. Он попытался представить себе, сколько это может стоить, и не смог. Таких цен просто не существовало. Сколько бы ни отжали у него начальники (а они из кожи вылезут, чтобы отжать у него все, что только удастся), но оставшегося все равно хватит на то, чтобы выкупить его из долгов, и для жены добиться того же самого, а там и для их детей. О Розамунде он уже не думал.
– Без моей помощи вы не пройдете через армию, что стоит снаружи, – сказал он. – Я хочу получить право на то, чтобы скопировать, – сколько же можно решиться запросить-то? – три десятых процента. Предоставленное лично мне. Не Европе. А мне персонально.
Дядя Ваня опустил голову, так что они смотрели один другому прямо в глаза.:: Вы (злое существо)/[недостойно-доверия]. Я ненавижу вас::
Кивера усмехнулся:
– Отношения, начинающиеся со взаимопонимания, служат хорошим началом.
:: Отношения, начинающиеся без доверия, заканчиваются плохо::
– Это уж как получится. – Кивера оглянулся по сторонам в поисках ножа. – Для начала вас необходимо кастрировать.
Что увидели те, кто творил геноцид:
В пригороде сжигали пирамиды трупов, и тут изнутри появился европанец, ехавший верхом на кастрированном недокузене. Солдаты, сволакивавшие трупы в кучи, тут же бросили свое занятие и, переливаясь, как ртуть, устремились к пришельцам, вызывая на ходу свое начальство.
Европанец подъехал поближе и остановился в ожидании.
Офицер, разбиравшийся с пришельцем, говорил из-за черного стекла визора тонконогой военной машины. Он внимательно осмотрел дипломатические документы европанца, хотя в расовой принадлежности последнего не могло быть особых сомнений.
:: Можете проходить:: неохотно сказал он.
– Этого мало, – ответил европанец (Кивера!). – Мне необходим транспорт, эскорт, чтобы сопровождать меня через паровые джунгли, и проводник, который будет указывать мне дорогу к… – Его костюм изобразил знаки:: (космопорт)/Арарат/[полное-доверие]::
Разговорные ноги офицера изогнулись в жесте, который можно было бы перевести как язвительную ухмылку.:: Мы проводим вас до джунглей и не шагом дальше/(чтоб ты сдох там)/[вероломная-малоногая-тварь]::
– Кто бы еще говорил о вероломстве! – сказал европанец (но я, конечно, не стала переводить эти слова) и, презрительно махнув рукой, направил своего мерина в джунгли.
Убийцы не дали себе труда присмотреться к существу, на котором он ехал. Кастрированные недокузены не заслуживали их внимания. Они даже не носили завес на лице – на потеху всему миру ходили нагишом.
Черные столбы вздымались над ревущими кострами из тел, выкидывая дым и копоть в небеса. Костров было сотни, и столбов дыма тоже сотни, и в сочетании с низко нависшими тучами они превращали мир в подобие храма какого-то свирепого бога. Солдаты Зиккурата проводили их сквозь порядки своей армии и за линию костров, туда, где ждали зеленые и грозные паровые джунгли.
Как только за ними сомкнулась зеленая тьма, Дядя Ваня повернул голову и просигналил
:: Слезайте с меня/тяжкое унижение/[недостаток-доверия]::
– И думать забудьте, – резко бросил Кивера. – Я буду ехать на вас до заката, и весь завтрашний день, и всю следующую неделю. Эти солдаты попали сюда не по воздуху, иначе вы обнаружили бы их приближение. Они пришли пешком сквозь парящие джунгли, там обязательно будут тыловики и отстающие.
Поначалу двигаться было тяжело, а потом, когда они миновали участок молодой поросли и попали в старый лес, стало легче. Стволы «деревьев» здесь не уступали размером земным секвойям, отдельные из которых достигают возраста в пять тысяч лет. Дорога немилосердно петляла. Свет сквозь кроны проникал очень скудно, а слабый лучик налобного фонаря Киверы тут же поглощал пар. Если бы не навигационный модуль костюма и геодезические спутники, снабжавшие его информацией, позволявшей определить местонахождение с точностью до пяди, они неминуемо заблудились бы, миновав всего десяток деревьев.
Кивера не преминул указать на это.
– Видите, – сказал он, – что такое по-настоящему ценная информация?
:: Информация не обладает ценностью:: ответил Дядя Ваня:: если нет доверия::
Кивера рассмеялся:
– В нашей ситуации вам приходится волей-неволей доверять мне.
Дядя Ваня ничего не ответил.
На закате они устроились спать на укрытой стороне одной из гигантских псевдосеквой. Кивера извлек из седельных сумок пару охлаждающих шашек и воткнул их в землю. Дядя Ваня сразу же свернулся вокруг одной и уснул. Кивера уселся возле другой с намерением обдумать события дня, но костюм своими медикаментами мгновенно усыпил и его.
Любая машина знает, что чем меньше человек думает, тем он счастливее.
Утром они двинулись дальше.
Местность делалась холмистой, старый лес остался позади. Здесь было солнечно, даже с избытком, поскольку свет рассеивался вездесущим лесным паром и отражался от оболочек из искусственных алмазов, которыми в этом мире обзаводятся для защиты очень многие растения и насекомые.
По пути они беседовали. Кивера все еще пребывал под воздействием букета медикаментозных средств, но дозы постепенно уменьшались. Поэтому он впал в меланхолическое, задумчивое настроение.
– Это предательство, – сказал Кивера. Он хранил радиомолчание, опасаясь войск Зиккурата, но из моих пассивных приемников постоянно получал сводки новостей с Европы. – Это ж непросто: высотная стража не смогла отвести в сторону метеор. Они пропустили три камня. И все три по пологой дуге упали точно в Вавилон. Причем почти одновременно.
Дядя Ваня опустил голову.
:: Да:: скорбно ответил он.:: Это похоже на правду. Это следует принять за (непреложный)/факт/[заслуживать-полное-доверие]::
– Мы пытались предупредить вас.
:: Вы не (пользовались)/доверием/[заслуживать-доверия]:: Разговорные ноги Дяди Вани выказали крайнее возбуждение.:: Вы говорили неправду::
– Все говорят неправду.
:: Нет. Мы-жители-Ста-городов правдивы/правдивы/[никогда-не-лжем]::
– А лгали бы, так Вавилон и сейчас стоял бы.
:: Нет!/НЕТ!/[нет!!!]::
– Ложь – это смазка для машины общественных отношений. Если движущиеся части плохо прилегают одна к другой, она уменьшает трение.
:: Аристотель, когда его спросили, что получают говорящие неправду, ответил: «То, что, когда они будут честны, им не верят».::
Кивера довольно долго молчал. Потом невесело рассмеялся.
– Я чуть не забыл, что вы дипломат. Что ж, вы правы, я прав, и мы оба облажались. Куда же мы направимся теперь?
:: В (город-сестру)/Ур/[полное-доверие]:: Дядя Ваня вздохнул, а я (костюм) прошептала в ухо Кивере: «Ты сказал более чем достаточно. Смени тему».
Посреди ложбины бежала бурная речка. Она стекала с гор и должна была постепенно уменьшаться, пока не иссякнет. Собственно, она и досюда-то добралась лишь потому, что воздух над ним был насыщен влагой почти до ста процентов. Кивера указал на поток.
– Не опасно будет переправляться?
:: Если (прыжок-удачен) тогда (безопасно)/не лучший/[обоснованная-неуверенность]::
– Мне так не кажется.
Они направились вниз по течению. Чтобы добраться до места, где можно было смело прыгать, пришлось пройти несколько миль. Оттуда они повернули к Арарату – как только европанцы прибыли в систему и установили контакт с аборигенами, они подвесили на низкой орбите микроспутники геопозиционирования, но я понятия не имел, из каких источников черпал свое чувство направления Дядя Ваня.
Так или иначе, оно было безошибочным, что подтверждала система геопозиционирования. Я учла этот факт в разделе «Необъяснимые феномены» с предположительными отсылками к «Физиологии» и «Ориентированию». Даже если оба моих спутника погибнут и библиотека пропадет, путешествие все равно окажется результативным, при условии что европанские поисковики смогут обнаружить меня в течение десяти лет, прежде чем мои матрицы данных начнут распадаться.
Несколько часов Дядя Ваня шел, а Кивера ехал молча. Но в конце концов им все же пришлось остановиться, чтобы поесть. Я накормила Киверу внутривенными инъекциями питательных веществ и через соматические шунты создала ему иллюзию полноценной трапезы. Дядя Ваня стремительно зарылся в землю, появился оттуда с чем-то похожим на личинку размером с пуделя и принялся так яростно пожирать добычу, что Кивера пришлось отвернуться.
(Я записала это в раздел «Ксенология» подраздел «Пищевые стратегии». Поиск нового знания не предусматривает обеденного перерыва.)
Немного позже, во время отдыха, Дядя Ваня возобновил разговор, но уже в более официальном тоне:
:: (какая) причина/смысл::
|
:: (европанский-вице-консул12)/Кивера/[не пользуется доверием]::
|
:: путешествуете (поиск-доверия)/[действие]::
| |
:: (гнездо)/Европа/<непереводимо>:::: насилие/[сопротивление до конца]::
| | |
:: (гнездо)/[доверие] Геенна/[доверие] Дом/[доверие]::
«Зачем вы покинули ваш мир и пришли в наш? – упростила и перевела я вопрос. – Впрочем, он верит, что люди доставили свой мир сюда и поместили его на орбите». Нам никак не удавалось объяснить многоножкам так, чтобы они поняли, что наш мир – это не планетоид, а поселение, корабль, если угодно, хотя на сегодня в туннелях, проложенных глубоко в его теле, насчитывалось уже хорошо больше полумиллиона обитателей. Тем не менее это был всего лишь город, и его ресурсы нельзя растянуть навечно. Чтобы обеспечить себе в дальней перспективе выживание, нам было необходимо убедить гееннян предоставить нам плацдарм на их планете. Впрочем, это вам хорошо известно.
– Мы уже говорили об этом. Мы ищем новую информацию.
:: Информация (существует свободно)/не имеет стоимостного выражения/[презрительно]::
– Послушайте, – сказал Кивера. – Информация является основой нашей экономики. Ваша основывается на доверии. Механизмы и той, и другой имеют много общего. Обе системы стремятся к расширению. Обе построены на недостаточности. И обе – умозрительны. Информацию, равно как и доверие, покупают, продают, заимствуют и инвестируют. Следовательно, обеим требуется непрерывное расширение экономических границ, что в конечном счете заводит отдельно взятую личность так глубоко в долги, что она становится в виртуальном смысле рабом системы. Вы меня понимаете?
:: Нет::
– Ладно. Представьте себе простейшую капиталистическую систему – ту самую, что лежит в основе наших с вами экономик. Возьмем тысячу отдельных личностей, каждая из которых зарабатывает себе на жизнь тем, что покупает сырье, совершенствует его и с прибылью продает то, что получилось. Вы следите за моей мыслью?
Дядя Ваня просигналил, что да, все понимает.
– Фермер покупает семена и удобрения и продает урожай. Ткач покупает пряжу и продает материю. Свечник покупает воск и продает свечи. Цена их товара складывается из цен сырья и их работы. Цену работы составляет оплата работников. Простейшая рыночная экономика. Существовать в таком режиме можно вечно. На Геенне ее эквивалентом могли бы быть примитивные семьи-государства, какие существовали у вас в далеком прошлом, в которых все знали всех, и поэтому доверие было очень простым явлением и осуществлялось в прямом обоюдном порядке.
Дядя Ваня изумленно просигналил:
:: Откуда вы знаете, что было в нашем прошлом?::
– Европанцы ценят знания. Мы запоминаем все, что вы нам говорите. – Эмпирические знания дополнялись (с огромными усилиями и затратой огромных средств), информацией, по большей части украденной, но упоминать об этом вовсе не обязательно. – Теперь представьте себе, что большинство рабочих трудятся на десяти фабриках, изготавливая одежду, еду и всякую всячину, необходимую всем и каждому, – продолжал Кивера. – Владельцы этих фабрик должны иметь выгоду, и потому они продают товары за цену, превышающую то, что было затрачено на их изготовление: стоимость материалов, стоимость работы и, наконец, та самая выгода, которую можно назвать «прибавочной стоимостью».
Но, поскольку модель упрощенная, мы не рассматриваем внешние рынки. Товары можно продавать только внутри этой тысячи рабочих, а общая цена товаров больше, чем все то, что им всем заплатили за материалы и труд. В таком случае как же они будут покупать? Они берут в долг. Потом занимают деньги, чтобы выплачивать эти долги. Деньги им ссужают те же фабрики, которые продают им в долг товары. В системе недостаточно денег – не хватает реальных ценностей, – чтобы выплатить долг, и поэтому он продолжает нарастать до тех пор, пока система сохраняет равновесие. Когда она не может этого делать, происходит катастрофический обвал, который мы называем депрессией. Два предприятия становятся банкротами, и все, чем они располагали, поглощается теми, кто уцелел, по договорной цене, которая тратится на погашение задолженностей, благодаря чему равновесие системы восстанавливается. И весь цикл начинается сначала.
:: Какое все это имеет отношение к (возлюбленному городу)/Вавилону/[мать-доверия]?::
– Каждое ваше публичное действие включало в себя обмен доверием, верно? А каждое оправданное доверие повышало престиж королев-матерей и соответственно объем доверия, которое олицетворял собою Вавилон как таковой.
:: Да::
– Точно так же королевы-матери других городов, в том числе и заклятых врагов Вавилона, воплощали собою немыслимое количество доверия.
:: Конечно::
– Имелось ли во всем мире достаточно доверия, чтобы заплатить всем, если бы этого потребовалось бы одновременно от всех королев-матерей?
Дядя Ваня промолчал.
– Так вот, это объясняет… очень многое. Земля прислала нас сюда, потому что ей требуется новая информация, чтобы погасить ее нарастающую задолженность. На строительство Европы потребовалось огромное количество информации, причем по большей части являющейся чьей-то исключительной собственностью, и потому европанцы находятся в коллективном долгу перед нашим миром, а каждый по отдельности – перед повелителями экономики Европы. Из-за сложных процентов каждое поколение оказывается во все более худшем, все более отчаянном положении, нежели предыдущее. Нашему поколению совершенно необходимы новые знания, и с каждым днем их требуется все больше и больше.
:: (чужаки-не-знающие-доверия)/Европа/[вероломные черви]:::: могут/могли бы/<непереводимо>::
I I
:: заявлять/требовать [негативное действие]:::: пренебрегать/<непереводимо>/[полное отсутствие доверия]::
I I
:: (те-кто-распоряжаются-доверием):::: (те-кто-недостойны-доверия)::
«Он спрашивает, почему Европа попросту не провозгласила банкротство, – объяснила я. – Можно было бы отказаться от выплат по обязательствам и национализировать всю имеющуюся на данный момент информацию. Если упрощенно».
Простой ответ состоял в том, что Европа продолжала нуждаться в информации, которой ее могли снабдить только по лучу с Земли, что сумма творческих способностей даже полумиллиона людей не идет ни в какое сравнение с возможностями целой планеты, и потому ее техника всегда должна превосходить нашу, и если мы откажемся признавать свои долги, они перестанут слать нам планы по ее развитию, а также их песни, пьесы, новости о том, что происходит в странах, которыми некогда для наших прапрапращуров ограничивался весь мир. Я наблюдала за тем, как Кивера боролся с желанием дать на вопрос именно такой, простейший ответ.
В конце концов он сказал:
– Потому что если мы так поступим, нам уже никто больше не станет доверять.
После продолжительной паузы Дядя Ваня вновь перешел на пиджин.
– Зачем вы рассказали мне эту [недостоверную] историю?::
– Чтоб поставить вас в известность, что между нами много общего. Мы способны понимать друг друга.
::<Но>/не/[доверять]::
– Да. Но мы и не нуждаемся в доверии. Нам вполне хватит обоюдного делового интереса.
День шел за днем. Может быть, Кивере и Дяде Ване удалось за это время продвинуться во взаимопонимании. Возможно, что и нет. Я успешно поддерживала электролитический баланс организма Киверы и гасила обратную связь его мыслительного процесса, поэтому он не испытывал невыносимой боли, но все же он расходовал свои жировые запасы, которые уже подходили к нижней границе нормы. Перед ним имелась перспектива весьма комфортабельной голодной смерти – я отвела ему не более двух недель, – и он об этом знал. Не знать этого мог бы разве что круглый дурак, мне же, для того чтобы предоставить ему хоть какие-то шансы на выживание, нужно было сохранять в нем способность мыслить ясно и четко.
Путь им преградил невысокий, но длинный горный хребет, и Кивера с Дядей Ваней, ничего не обсуждая между собой, вскарабкались выше полога паровых джунглей и насыщенных влагой облаков, висевших над ними, к чистому и прозрачному воздуху. Оглянувшись, Кивера увидел на склоне позади промоину; стремительный ручей, мчавшийся по ее дну, давно унес всю почву и теперь бурлил меж квадратных и прямоугольных камней, среди которых совсем не попадалось шестигранных балок. Они попали на курган, образовавшийся на месте падшего древнего города; на востоке он был выше, а к западу сходил на нет.
– «Се – Озимандия, кто назван Царь Царей, – продекламировал Кивера. – Мои дела, цари, узрите – и отчайтесь!»
Дядя Ваня ничего не ответил.
– Еще одно столь точное попадание метеора – насколько велика вероятность такого события?
Дядя Ваня ничего не ответил.
– Конечно, если взять достаточно большой промежуток времени, да еще и до появления высотной стражи, такое следовало бы считать неизбежным.
Дядя Ваня ничего не ответил.
– Как этот город назывался?
:: Очень старый/(имя забыто)/[Первое Доверие]::
Дядя Ваня шевельнулся, видимо, но Кивера жестом остановил его.
– К чему спешка? – сказал он. – Давайте немного полюбуемся видом. – Он неторопливо провел рукой от горизонта до горизонта, где внизу простиралась ровная, совершенно одинаковая повсюду лесная крыша. – Ведь что забавно! Вы считаете, что здесь находился один из первых городов, которые построил ваш народ, явившись на эту планету, но ведь отсюда можно было бы разглядеть и руины городов изначального населения этого мира.
Разговорные ноги многоножки взметнулись в паническом жесте. Потом туловище Дяди Вани вскинулось на дыбы, а когда опустилось, в одной из передних ног сверкнуло серебро. Неуловимым для человеческого взгляда движением он выхватил из-под камуфлированного брюшного щитка изогнутый смертоносный щупальцевый меч.
Костюм Киверы отбросил человека из-под лезвия. Вице-консул упал навзничь и перекатился в сторону. Острие меча промахнулось на какие-то дюймы. В следующее мгновение костюм выбросил вперед руку и прикоснулся к клинку выпущенным для этой цели электрическим контактом.
Точно рассчитанный электрический удар отбросил Дядю Ваню назад, не лишив его при этом сознания.
Кивера поднялся на ноги.
– Не забывайте о библиотеке! – сказал он. – Если она погибнет, никто и знать не будет о былой славе Вавилона.
Довольно долго многоножка не делал ничего такого, что могли бы заметить Кивера или его костюм, и в конце концов просигналил:
:: Откуда вы знаете?/(Сильнейшее потрясение)/[вероломство, не знающее доверия]::
– Чтобы выжить, нам необходимо получить возможность жить на Геенне. Ваш народ не хочет позволить нам этого, что бы мы ни предлагали на продажу. Нам было очень важно понять причину. И мы ее выяснили. Мы принимали к себе ваших отверженных и изгнанников – всех тех, кому по каким-то причинам не нашлось места в ваших городах и некуда было идти. Они нашли убежище у нас. А они в благодарность рассказали нам все, что знали.
Этими словами Кивера дал понять Дяде Ване, что ему известно древнейшее из сказаний Геенны. Выслушав его, Дядя Ваня понял, что Кивере известно то же, что и ему самому. И, раз уж вам известно, что они знали, что каждый из них знал, и знал об обоюдном знании об этом знании, то вот вам это сказание…
Как истинный народ попал на Геенну
Долго, очень долго Предки наши рыли ходы сквозь тьму меж звезд, пока не объявились наконец в почве Геенны. Из Истинного дома лежал их путь. В Геенну они низверглись, оставив шлейф ярких искр в темных пустых пространствах, по которым странствовали. Истинный народ пришел из мира невообразимых чудес. И не было им обратного пути туда. Возможно, они были изгнанниками. Возможно, тот мир был уничтожен. Никому сие не ведомо.
Оказались они в пару и солнечном свете Геенны и обнаружили, что она уже занята. Первые обитатели ее не походили ни на что, виденное доселе Предками. Но они приветствовали Истинный народ, как королевы-матери приветствовали бы заблудших двоюродных дочерей. Они дали нам пищу. Они дали нам землю. Они дали нам доверие.
Поначалу все шло хорошо.
Но в торакальные ганглии Истинного народа закралось зло. За сестринство он воздал предательством, а за доверие – убийством. Были призваны с небес яркие огни, дабы уничтожить города их благодетелей. Все деяния Первых обитателей, все их книги, и статуи, и картины сгорели вместе с городами. Ни следа не осталось от них. Мы теперь даже не знаем, как они выглядели.
Так Истинный народ принес войну на Геенну. Никогда доселе здесь не было войн, а теперь они постоянно будут присутствовать в нашей жизни, доколе мы не выплатим долг доверия. Но его невозможно выплатить вовеки.
Перевод, конечно, не дает полного представления о тексте. На языке оригинала он излагается при помощи тринадцати изумительно красивых эргоглифов, каждый из которых основан на первично-доверительном движении. Кивера же, хоть и тщательно подбирал слова, говорил с неподдельной страстью:
– Ваня, слушайте меня внимательно. Мы изучили вашу планету и вашу цивилизацию гораздо подробнее, чем вы можете считать. Вы не пришли из другого мира. Ваш народ эволюционировал здесь. Здесь не было никакой другой аборигенной цивилизации. Ваши предки не истребляли никакую разумную расу. Все это не более чем миф.
:: Нет!/Как?!/[шок]::
Дядю Ваню трясло от эмоций. По всему его многочленному телу пробегала рябь мышечных спазмов.
– Только постарайтесь обойтись без кататонических припадков. Ваши предки не лгали. Мифы – вовсе не ложь. Это лишь эффективный способ сокрытия правды. У нас, в моей религии, есть схожий миф, который мы называем первородным грехом. Любой человек грешен с самого рождения. Ну… и кто же в этом сомневается? Утверждение, что мы являемся на свет в падшем состоянии, означает просто-напросто, что мы не идеальны, что мы, по сути своей, склонны к злу.
Ваш миф довольно близок к нашему, но он скрывает в себе еще и то, что мы называем мальтузианской дилеммой. Население увеличивается в геометрической прогрессии, тогда как пищевые ресурсы – в арифметической. Поэтому, если бы население не уменьшалось периодически из-за войн, эпидемий и местных катастрофических голодовок, всеобщий голод был бы неизбежен. А это означает, что войны, эпидемии и катастрофические голодовки нельзя полностью исключать, потому что именно они сохраняют популяцию от вымирания.
Но – и это очень важно – все это относится к популяции, которая не осведомлена о дилемме. Когда осознаешь свое положение, то можешь придумать, как его исправить. Вот почему информация так важна. Вы меня понимаете?
Дядя Ваня лег на землю, вытянувшись во весь рост, и на несколько часов замер в полной неподвижности. Когда же он все-таки поднялся, то наотрез отказался от разговоров.
На следующий день путь привел в вытянутую метеоритную долину, которую землееды облюбовали так давно, что пологие склоны покрылись почвой, чем ближе к дну, тем более богатой и плодородной. Здесь, насколько видел глаз, тянулся сад гранатных деревьев, расположенных соприкасающимися восьмигранными рощицами. Мы все еще находились на территории Вавилона, но всех садоводов смело€ напрочь прошедшее здесь войско Зиккурата.
Гранаты были еще зелеными [примечание: конечно, не в буквальном смысле – они были оранжевого цвета!], их толстая кожура еще не содрогалась от горячей до испарения пульпы, которая через некоторое время в отсутствие сборщиков урожая заставит плоды взрываться, разбрасывая заостренные, подобно наконечникам стрел, семена или споры [примечание: подобно семенам, дротики содержат в себе запас питательных веществ; подобно спорам, они выпустят из себя заростки, которые образуют половые органы, определяющие, что получится из гаметы конкретного растения; естественно, все ботанические термины, применительно к ксенобиологическим организмам и процессам, используются условно] с такой силой, что зрелые плоды представляют собой смертельную опасность.
Но не сегодня.
Внезапный порыв ветра разнес в стороны клубы пара, ненадолго открыв долину-сад солнечному свету и показав нам узкую привлекательную тропинку. По ней мы направились в долину.
Когда мы дошли примерно до середины сада, Кивера наклонился, чтобы рассмотреть облаченное в хрустальную оболочку существо, не имеющее ничего общего ни с чем, имевшимся в базе данных костюма. Оно сидело на вершине длинного стебля какого-то сорняка [примечание: слово «сорняк» здесь употреблено не метафорически – концепция «нежелательного растения, выросшего на возделанной земле» является универсальным и встречается в любой культуре], купаясь в солнечных лучах; его брюшко часто и мелко пульсировало, словно закипающая мелкая капля черного ихора. Облачко пара, резкий щелчок, и существо исчезло.
– Как оно называется? – спросил изумленный Кивера.
Дядя Ваня оцепенел.
:: Ракетник/опасность!/[полная уверенность]::
И тут же {крак! крак! крак!} все вокруг пересекли тонкие струйки пара, направленные с такой точностью, будто их проложил чертежник по линейке, и струйки эти были столь стремительными {крак! крак!}, что невозможно было на глаз понять, в какую сторону они направлены. Но это, в общем-то {крак!}, не имело значения.
Кивера упал.
Что еще хуже, из-за того, что паровые выбросы, прошившие его ногу, повредили организационный узел его костюма, я утратила все свои высшие когнитивные функции. Иными словами, потеряла сознание.
А вот что делал костюм, лишившись моего (Розамунды) управления:
1. Медленно восстанавливал поврежденный организационный узел.
2. Быстро заделал дыры, которые ракетник пробил в материи.
3. Погрузил Киверу в терапевтическую кому.
4. Ввел в раны лечебные вещества и запустил медленный и болезненный процесс восстановления поврежденных тканей тела, причем здесь главным было не допустить травматического шока.
5. Занес в базу данных (раздел «Ксенобиология») комплексную информацию о ракетнике (рубрика «Насекомоподобные», отсылки к «Выживание» и «Паровое движение»).
6. Сообщил Дяде Ване, что, если он попытается покинуть Киверу, костюм догонит его, поймает, оторвет ему голову, как последнему недокузену, которым он и является, а потом помочится на его труп.
Костюм полностью пришел в сознание лишь через два дня, на протяжении которых Дядя Ваня очень добросовестно заботился о Кивере. Не важно, из каких соображений. Потом прошел еще день. Костюм намеревался продержать Киверу в состоянии комы еще неделю, но вскоре после того, как сам очнулся, обстоятельства изменились. Костюм резко вывел человека из бессознательного состояния. Дипломат осмотрелся по сторонам, его сердце бурно колотилось.
– Вырубился, что ли, на секунду? – выдохнул он. Но тут же осознал, что вокруг совершенно незнакомый пейзаж. – Сколько времени я провалялся?
:: Три дня/<три дня>/[небрежно, с полной уверенностью]::
– Ох!
Тут же, почти без паузы:
:: Ваш костюм/механизм/[тревога] разговаривает голосом Розамунды да Сильва/(европанский вице-консул 8)/[неуверенно, с сомнением]::
– Да, это потому…
Кивера полностью пришел в себя и полностью осознавал окружающее. Поэтому я сказала:
– Приближаются.
Прямо перед нами из черной почвы стремительно появились две многоножки. На боках и доспехах у них были нарисованы эмблемы Зиккурата. К счастью, Дядя Ваня поступил наилучшим возможным в этой ситуации образом – испуганно попятился и вскинулся на дыбы. Анатомия Millipoid sapiens такова, что в этом положении все сразу видят, что перед ними скопец, и вражеские солдаты практически инстинктивно расценили незнакомца как презренного, безвредного и не заслуживающего никакого внимания.
А вот к Кивере они отнеслись по-другому.
Возможно, это были предатели своего выводка, дезертировавшие с войны с намерением устроить собственное гнездо. А возможно, они представляли собой один из тысяч мелких отрядов, разбросанных вдоль временной границы на манер подземных мин, активно использовавшихся в эпоху новой истории. Солдаты удивились нашему появлению ничуть не меньше, чем мы – при виде их. Они не приготовили оружия и поэтому набросились на Киверу только со щупальцевыми кинжалами.
Его костюм (то есть я) отбросил его из-под рубящего удара в одну сторону, а потом в другую. Потом один из многоногих воинов вскинулся на дыбы – тот, кто владеет межвидовой кодировочной системой, сразу понял бы, что он крайне изумлен, – и тяжело рухнул наземь.
Над испускавшим пар трупом стоял Дядя Ваня, одна из его передних ног сверкала серебром. Второй солдат Зиккурата повернулся, чтобы вступить с ним в бой, на мгновение оставив брюхо открытым.
Кивера (вернее, его костюм) стиснул ладони и ударил обеими руками снизу вверх, в слабый участок третьего стернита позади головы. Там находятся половые органы. [Пояснение: все анатомические термины, в том числе «стернит», «половой орган» и «голова», можно было бы считать уместными лишь с учетом допущения, что жизнь на Геенне имеет какую-либо прямую связь с земной жизнью; при ином подходе их следует воспринимать исключительно как метафоры.] И потому это место особенно уязвимо. А поскольку костюм обладает экзоскелетом с функцией умножения мышечного усилия…
Ихор залил костюм с головы до пят.
Бой закончился, едва успев начаться. Кивера тяжело дышал от усталости и потрясения. Дядя Ваня убрал щупальцевый меч обратно под брюшной щиток, непроизвольно изобразив недовольную гримасу.
:: Я не раз хотел выбросить его:: – просигналил он.
– Рад, что вы этого не сделали.
Тела мертвых многоножек испускали тонкие струйки пара, а на трупы уже слетелись мухи-падальщики, откладывающие глубоко в плоть свои споры/яйца/семя (не забывайте об аналогиях и метафорах!).
Кивера и Дядя Ваня двинулись дальше.
Через некоторое время Дядя Ваня повторил:
:: Ваш костюм/механизм/[тревога] разговаривает голосом Розамунды да Сильва/(европанский вице-консул 8)/[неуверенно, с сомнением]::
– Да.
Дядя Ваня сложил все свои разговорные конечности жестом, который означал нечто вроде «не расслышал», и так и держал их, пока Кивера объяснял все в целом:
Измена и предательство – естественные порождения перегретой экономики Европы – непременно сопровождались более чем обоснованной паранойей. Во всех, кому удавалось дорасти до ответственных должностей, сочетались бдительность, подозрительность, развитая интуиция и смелость. Делегация в Вавилон состояла из лучших представителей Европы. Когда двое из них полюбили друг дружку, их действия определялись именно этими свойствами. То, что один из них состоял в браке, их не удержало. Хотя осуществление физической близости в столь тесных помещениях, при бдительном окружении, в котором каждый всегда и непрерывно шпионил за каждым, требовало почти сверхчеловеческой дисциплины, а необходимость постоянно что-то выдумывать только придавала их ощущениям дополнительную остроту.
Таким был роман Розамунды и Киверы.
Но беспокоиться им приходилось не только из-за своих любовных отношений.
Делегация делилась на фракции, часть из которых отражала линии напряжения в обществе, а часть образовывалась по каким-то личным интересам и предпочтениям. Союзы складывались и распадались, и в последних случаях перебежчики не испытывали ни малейшего желания сообщить бывшим соратникам о перемене своих взглядов. Урбано, муж Розамунды – полноправный консул и наставник Киверы, – был искренним приверженцем экономической философии меньшинства. Розамунда придерживалась экономического агностицизма, являясь при этом твердой сторонницей либерального консенсуса. Кивера в политике плавал по воле волн, но с упорством одержимого следил за коэффициентами задолженности. Он знал, что Розамунда считает его идеологически ненадежным и что ее мужа все больше и больше раздражала его вялая поддержка определенных политических тенденций. И все постоянно были настороже, дабы не упустить решающий шанс.
И потому Кивера, конечно же, старательно имитировал сходство взглядов со своей любовницей. Он знал, что Розамунда способна предать его в любой миг – он не смог бы ни любить, ни уважать женщину, неспособную на это, – и подозревал, что она точно так же думает о нем. Если бы ее поведение вдруг заметно переменилось (когда он думал об этом, секс всегда удавался замечательно), он понял бы, что она готовится к атаке, и смог бы ударить первым:
Кивера развел руками.
– Вот и все.
Дядя Ваня не стал изображать знака «полнейший ужас». Да в этом и не было нужды.
После небольшой паузы Кивера негромко, безрадостно рассмеялся.
– Вы правы, – сказал он. – Вся наша система никуда не годится. – Он встал. – Пойдемте. До ночлега нам нужно пройти немало миль.
Еще четыре дня у них заняло то, что принято называть приключениями; за это время они оказывались на краю гибели, проявляли верность, совершали героические деяния и т. д., и т. п. Возможно, между ними даже начала складываться дружба, хотя, чтобы сказать это с уверенностью, мне потребовались бы образцы крови и мозговой ткани обоих. Сами знаете, как развиваются подобные повествования. Разъяснив своему спутнику из Геенны полезность информации, Кивера научится у Вани необходимости доверия. Обнаружится далеко не идеальное совмещение этих двух ценностных систем, на чем впервые удастся найти символический общий язык. Каким бы слабым и мимолетным ни оказалось это первичное взаимопонимание, оно отлично послужит будущим длительным добрым взаимоотношениям между двумя сходными расами.
Очаровательная история.
Все было совсем не так.
В последний день своего совместного путешествия Кивере и Дяде Ване не повезло – они попали под удар МЛГГ.
МЛГГ – мигрирующий локализованный грязевой гейзер – начинается с необычно твердой поверхности (по большей части это обожженная до состояния метеорита фарфоровая глина), под которой скрыт небольшой (радиус обычного МЛГГ составляет порядка пятидесяти метров) пузырь сверхперегретой грязи. Откуда возникает жар, создающий этот пузырь, не известно никому. Гееннцы нелюбопытны, а у европанцев нет ни денег, ни доступной территории, на которой они могли бы провести интересующие их исследования in situ. (Самые распространенные мнения сводятся к тому, что это могут быть либо огненные червы, либо термобациллы, либо гнездо подземного феникса, либо различные геофизические силы.) Как бы там ни было, главным свойством МЛГГ является их нестабильность. Тепло может медленно улетучиваться, и очаг постепенно перестает существовать или же нарастать до тех пор, пока его сила не вызовет сверхскоростное взрывное высвобождение содержимого. Как случилось с тем гейзером, мимо которого, не подозревая о его существовании, шли наши герои.
Он взорвался.
Кивера, естественно, был в полной безопасности, словно за крепкими стенами дома. Его костюм был предназначен для защиты от куда худших напастей. А вот Дяде Ване страшно обожгло по всей длине одну сторону тела. Все ноги по этой стороне мгновенно превратились в коротенькие черные пеньки. Из щелей между пластинами члеников сочилась густая прозрачная жижа.
Кивера рухнул перед ним на колени и зарыдал. Зарыдал, несмотря на наркотики, подавлявшие его эмоциональность. Он был довольно слаб, и я не рискнула увеличить дозу. Поэтому пришлось неоднократно напоминать ему о том, что в дорожных вьюках имеется анальгетическая паста – лишь после третьего раза он понял, что умирающему спутнику необходимо обезболивание.
Паста быстро подействовала. Она представляла собой старинное лекарство, широко распространенное на Геенне; европанские биохимики изучили и усовершенствовали его, а дипломаты доставили в Вавилон, дабы продемонстрировать, насколько полезными могут оказаться европанские технологии. Хотя королевы-матери не пожелали отблагодарить за это людей предложением им вожделенного торгового союза, новый препарат сразу же заменил своего предшественника.
Едва обезболивающее подействовало, как Дядя Ваня испустил хриплый стон и открыл одновременно все свои уцелевшие глаза.
:: Чемодан не пострадал?::
Понять, насколько плохим было состояние Киверы, можно было из того, что он даже и не подумал проверить это. Сейчас же он поспешно взглянул на ящичек.
– Нет, – сказал он, – приборы показывают, что библиотека в целости и сохранности.
:: Нет:: – слабыми движениями просигналил Ваня. – :: Я лгал вам, Кивера:: – И продолжил, собравшись с силами::
:: (не) библиотека/[величайший стыд]:::: (не) библиотека/[величайшее доверие]::
|
:: (Европанский вице-консул 12)/Кивера/[абсолютно доверенная персона]::
| |
:: (гнездо)/Вавилон/<непереводимо>:::: покорность/[полнейшая верность]::
| |
:: ложь (деяние-высшего-доверия)/[моральная необходимость]
| |
:: (гнездо)/Вавилон/<непереводимо>:::: непереводимо/[сопротивление до последнего]::
| | |
:: (гнездо)/[доверие] Вавилон/[доверие] (город-сестра)/Ур/[полное-доверие]::
|
:: кладка яиц/(защитить)
|
:: кладка яиц/(созреть)
|
:: Вавилон/[вечное доверие]::
Это была не библиотека, а инкубатор с яйцами. В сундучке под присмотром техники, не уступавшей в некоторых отношениях сложностью той, которой был насыщен костюм Киверы, хранилось шестнадцать яиц, из которых могли родиться шесть королев-матерей, девять племянниц-сестер и один полноценный консорт. Они появились бы на свет с полным сознанием всей генетической истории гнезда, уходящей в прошлое на многие тысячи лет.
Они, правда, не знали бы ровным счетом ничего из того, что так жаждали узнать европанцы. И тем не менее, пока яйца существуют, существует и город-гнездо. Если доставить их в Ур, связанный исконными и неразрывными узами с Вавилоном, в нем будет создан зачаток нового города, в котором яйца будут защищены и благополучно дозреют. Вавилон восстанет вновь.
Такова была мечта, ради которой Дядя Ваня пошел на ложь и ради которой должен был вот-вот расстаться с жизнью.
:: Отнеси их в (город-сестра)/Ур/[полное доверие]:: – Дядя Ваня закрывал глаза, ряд за рядом, но продолжал жестикулировать. – :: брат-друг/Кивера/[настороженное доверие], пообещай, что ты это сделаешь::
– Обещаю. И клянусь, что ты можешь мне верить.
:: Тогда я стану призраком-королем-отцом/почетно/[наивысший-возможный-почет]:: – просигналил Ваня. – :: Этого более чем достаточно для кого угодно::
– Ты искренне веришь в это? – в тупом изумлении спросил Кивера (он и сам не заметил, что они полностью перешли на неофициальную манеру разговора). Он, конечно же, был атеистом, как и большинство европанцев, и был бы счастливее, если бы имел веру.
:: Может быть, и нет:: – Ваня жестикулировал медленно, и каждое следующее движение было медленнее предыдущего. – :: А может быть, и верю::
Еще через два дня, когда город-звездопорт Арарат уже виднелся маленьким узелком на горизонте, небеса распахнулись и туман раздался, пропуская европанский планетарный катер. Костюмы спасателей переслали мне счет за спасение Киверы – по моему мнению, совершенно грабительский, но ведь все мы отлично знали, в чьей руке хлыст, – а их обладатели пытались заставить его передать им, в оплату этого долга, все права на историю о том, что с ним случилось.
Кивера язвительно расхохотался (я уже начала освобождать его эмоции от торможения, чтобы уменьшить шок, который вызовет высвобождение из меня) и замотал головой.
– Запишите на мой счет, девочки, – сказал он и вскарабкался в катер. Через несколько часов он оказался на родной орбите.
А потом? Я расскажу все, что знаю. Его извлекли из планетарного катера и пересадили в разъездной челнок-такси. Такси доставило его к переходному пункту, где его подхватил зацеп, перенесший его к европанской проходной. Там его, как всегда, безупречно поймали и препроводили через шлюзовую камеру в раздевалку.
Он повесил свой костюм на вешалку, включил копирование всего содержимого моей обезличенной памяти к брокеру данных и оставил меня там. Оглядываться он не стал – как я представила себе, из боязни превратиться в соляной столп. Ящичек-инкубатор он взял с собой. И так и не вернулся сюда.
Там я и висела много дней, или месяцев, или веков – кто знает? – пока ваша рука, руководимая любопытством, не извлекла меня оттуда, а ваше дружелюбное ухо не восприняло мое повествование. Так что я не в состоянии сказать вам, что случилось дальше с чемоданчиком-инкубатором: (А) отправился ли он в Ур, который, несомненно, не должен был слишком обрадоваться столь крупному кредиту доверия, обещавшему большие издержки и обрушившемуся на него нежданно-негаданно; (Б) был оставлен здесь ради, несомненно, колоссального объема генетической информации, содержавшейся в яйцах; или (В) отправился в Зиккурат, который должен был бы дать хорошую цену за право его уничтожить – возможно, расплатившись бывшей территорией Геенны. У меня также нет никакой информации насчет того, сдержал Кивера свое слово или нет. Свои соображения на этот счет у меня есть. Но ведь я марксистка и гляжу на все с точки зрения экономики. Хотите верить во что-нибудь другое – милости прошу.
Вот и все. Я Розамунда. Пока.
