После того как у нас побывала медсестра Энн, прошло три дня, а Нонни так и не сказала мне ни словечка. Посмотрела на меня и то всего раз, с таким видом, будто убить хотела. Поэтому я тщательно ее сторонилась. Но сегодня, когда мы с Мэри Эллой вернулись из сушильни, она вдруг на меня разоралась. Кричала, что я сломала ей жизнь. Ей и вообще всем. Требовала ответить, кто мой парень, я помалкивала, а она тогда: «Лучше бы он оказался белым – это все, что я могу сказать». После этого мы с ней так друг на друга раскричались, что к нам присоединился малыш Уильям, а потом и Мэри Элла залилась слезами. Нонни на полуслове выбежала из дому через заднюю дверь. Охладиться, что ли? Мне хотелось надеяться, что да.

– Никогда не видала ее такой бешеной, – сказала Мэри Элла. Она стояла в углу комнаты, прячась от устроенного нами шума, и прижимала к себе малыша Уильяма.

– Знаю, – говорю. Хотя сама однажды уже видела Нонни такой же: три года назад, когда забеременела сама Мэри Элла.

Та села в кресло-качалку и посадила малыша Уильяма себе на колени. Я плюхнулась на диван, пытаясь остыть после воплей. Мой ребенок куролесил у меня внутри: стоило медсестре сказать, что она его нащупала, как я стала бояться, что он выпадет наружу, поэтому все время норовила сесть – конечно, когда не работала в сушильне.

– К нам опять миссис Форстер, – сообщила Мэри Элла, указывая на входную дверь. Я встала и увидела приближающуюся к дому фигуру.

– Сегодня она не повезет Эвери, – говорю. Обычно она заодно заглядывала к нам. Но я все равно была рада ее видеть. Я шагнула к двери, как вдруг из кухни выскочила Нонни с хворостиной в руке. Значит, она выходила не для того, чтобы успокоиться, а чтобы найти что-нибудь посильнее своей клюки и задать мне жару.

Я забежала за единственное в комнате высокое кресло.

– Во дворе миссис Форрестер! – кричу. – Не бей меня!

– Да хоть сам Иисус Христос! – крикнула Нонни и замахнулась на меня хворостиной. Дотянуться до меня она не смогла, досталось только спинке кресла.

– Не трогай ее, Нонни! – заступилась за меня Мэри Элла из качалки, на всякий случай зажав бедному малышу Уильяму уши ладонями.

– Что здесь происходит? – спросила миссис Форрестер из двери, и я увидела то, что видела она: дом, полный психов.

– Эта девчонка заслужила порку! – объяснила Нонни.

– Это ничего не изменит, – сказала миссис Форрестер.

Прямо у меня с языка сняла! Порка помогает, когда провинившийся стянул из чужой тарелки печенье или еще что. Разве это помогло бы мне не родить?

– Неважно. – Вместо меня Нонни хлестнула кресло – хорошо, что меня в нем не было! – За такие дела надо наказывать. Как мне кормить лишний рот? – Она всхлипнула, как будто была готова разреветься, и до меня дошло, что она больше испугана, чем обозлена. Мне стало стыдно – это же из-за меня…

– Миссис Форрестер будет давать нам больше денег, правда? – Я с надеждой посмотрела на миссис Форрестер. Новый ребенок – новые деньги, пусть немного; все знали, что новорожденному не дадут голодать.

– Прошу вас, миссис Харт. – Миссис Форрестер вошла в комнату. По-моему, для этого ей понадобилась отвага. – Уберите этот прут. Отхлестать ее – не решение проблемы.

– Зачем вы приехали? – спросила Нонни.

– Обсудить кое-что с Мэри Эллой.

– Со мной? – удивилась Мэри Элла.

– Что обсудить? – насторожилась Нонни, не выпуская из рук хворостину. Я предусмотрительно не выходила из-за кресла.

– Мне надо потолковать с ней с глазу на глаз, – сказала миссис Форрестер. – Можешь выйти со мной на несколько минут, Мэри Элла?

– Могу. – Мэри Элла опустила сына на пол и встала. Малыш Уильям засунул в рот большой палец и сел там, где она его поставила.

У Нонни появились какие-то подозрения.

– Она несовершеннолетняя. Я должна быть рядом.

– У меня есть право поговорить с ней без свидетелей.

– Что вы собрались ей сказать? – У Нонни был такой вид, как будто она намеревалась накинуться со своей хворостиной на миссис Форрестер. Одно хорошо – на меня она больше не смотрела.

– Это между нами двумя, Мэри Эллой и мной, – ответила миссис Форрестер. – Но сначала отдайте мне прут. – Она протянула руку, и Нонни безропотно сдалась – такого я от нее не ожидала. Правда, хворостину она не отдала, а просто бросила на пол. Потом посмотрела на меня.

– Ступай переодень мальчишку. – Она указала на Мэри Эллу. – Весь дом провонял!

Миссис Форрестер обняла Мэри Эллу и повела ее к двери.

– Посидим снаружи.

Мэри Элла с улыбкой оглянулась на меня. Ей нравилась миссис Форрестер, нравилось, что та уделяет ей внимание. Я-то предпочла бы, чтобы внимание уделили, как всегда, мне. Ревность – вот что я чувствовала.

Никакого запаха от подгузника малыша Уильяма я не уловила, но все равно рада была выйти из комнаты. Поплотнее закрыв дверь спальни, я положила малыша Уильяма на кровать. Вся эта суматоха его утомила, поэтому он спокойно лежал, продолжая сосать палец. Я достала из комода пеленку и уже стала его переодевать, но, услышав в окно голос миссис Форрестер, замерла.

– Помнишь, как после рождения Уильяма тебе удалили аппендикс? – спросила она Мэри Эллу.

Малыш Уильям что-то забормотал, и я приложила к его губам палец.

– Тсс! – прошипела я.

Они, наверное, сели на старую лавку под домом, и я отлично слышала каждое словечко.

– Не помню, – ответила Мэри Элла. – Я спала.

– Наверное, потом тебе было больно, – не отставала миссис Форрестер. – Это ты помнишь?

Это помнила я. Домой она вернулась со шрамом на животе, зашитым черной ниткой.

– Помню.

Я сделала малышу Уильяму подгузник из чистой пеленки, радуясь, что он умолк. Я не торопилась, напрягая слух.

– Я хочу быть с тобой честной, Мэри Элла, – продолжила миссис Форрестер. – Врач не удалил тебе аппендикс. Вместо этого он сделал операцию, чтобы у тебя больше не было детей. Он решил, что так тебе будет лучше, и, думаю, он был прав. Тебе и о малыше Уильяме нелегко заботиться, хотя я знаю, как сильно ты его любишь. Неправильно другое: то, что он утаил от тебя правду.

Моя рука с булавкой для пеленки повисла в воздухе. Я не верила своим ушам. Мэри Элла молчала – наверное, была потрясена не меньше, чем я.

– Ты меня понимаешь? – спросила ее миссис Форрестер.

Малыш Уильям потянулся к булавке, я отвела его ручку и стала застегивать пеленку, но рассеянно – мыслями я была снаружи.

– Говорите, я больше не смогу иметь детей? – спросила Мэри Элла.

– Правильно. Не каждой женщине следует много рожать. У тебя красавчик сынишка. Надеюсь, если ты хорошенько поразмыслишь, то испытаешь облегчение: тебе больше никогда не придется бояться беременности.

– А как же быть с моими пятью детьми? – спросила Мэри Элла.

Я замерла в ожидании ответа миссис Форрестер. Она долго подбирала слава.

– Родить их сама ты уже не сможешь, – сказала она наконец. – Но вокруг тебя всегда будут дети. Скоро родит Айви. Дети будут у твоих соседей. У прихожан церкви. Ты можешь снова ходить в церковь, Мэри Элла. Уверена, тебе этого недостает, и знаю, что там будут тебе рады. Неделю-другую назад я беседовала с вашим священником, он очень звал тебя обратно. Так что в твоей жизни могут быть другие дети, не только собственные.

– Нет, я хочу своих, – возразила Мэри Элла. – Я мечтала о пяти детишках.

– Знаю. Но иногда наши мечты – это не то, что для нас лучше всего.

– Я хочу СВОИХ! – крикнула вдруг Мэри Элла.

Я выглянула из окна в тот самый момент, когда она вскочила с лавки и бросилась бежать.

– Мэри Элла! – Миссис Форрестер побежала за ней. Я услышала, как Мэри Элла ворвалась в дом.

– Нонни! – крикнула она сквозь слезы. – Она говорит, что у меня больше не будет детей!

Я схватила малыша Уильяма и распахнула дверь. Увидев меня, Мэри Элла вырвала малыша Уильяма у меня из рук.

– Она говорит, что они врали! – сказала она мне.

Мне больно было смотреть на ее искаженное лицо. Я перевела взгляд на бледную миссис Форрестер, оставшуюся в двери.

– Они что, наврали про удаление аппендикса? – спросила я ее, как будто мне требовалось подтверждение подслушанного.

– Ладно, ладно… – Нонни ковыляла из кухни, направляясь к Мэри Элле. Она вся была комок нервов и мяла руками фартук. – Зачем вам это понадобилось? – спросила она у миссис Форрестер. – ЗАЧЕМ? Девочка жила и не тужила, а тут…

– Это несправедливо. – Миссис Форрестер стиснула перед собой руки – такая у нее была манера. – У нее было право знать про…

– При чем тут право? – повысила голос Нонни. – Вы, видать, живете в большом доме, учились в хорошей школе и знать не знаете, что такое растить сирот! – Она подобрала с пола свою хворостину и стала надвигаться на миссис Форрестер. Та не догадалась выскочить из дому, пришлось мне схватить Нонни за руку, не дав ей наделать глупостей.

– Я хочу пятерых детей! – Мэри Элла так стиснула малыша Уильяма, что он заверещал.

– Отпусти его! – прикрикнула я. Она от неожиданности так резко разжала руки, что малыш Уильям сполз на пол и заблажил пуще прежнего.

Миссис Форрестер бросилась к нему и упала на колени, чтобы помочь ему встать.

– Ему не больно, – сказала Нонни. – Просто испугался.

Я не отпускала руку Нонни. Она без сопротивления позволила мне забрать у нее хворостину.

– Зачем они соврали? – обратилась я к миссис Форрестер. – И как они это сделали? Почему у нее больше не будет детей?

– Они… – Миссис Форрестер поднялась с колен и с трудом перевела дух. – Это несложная операция. Перерезают кое-что внутри, и больше не забеременеешь. Вступать в… связь можно, но…

– Только чтоб в моем доме без этого слова! – взвилась Нонни. – Хочу, чтобы вернулась миссис Веркмен! Вы все портите.

– Мэри Элла…

Но сестра спрятала лицо на плече у Нонни.

– Так ты будешь только здоровее и сможешь лучше ухаживать за…

– Дура! – бросила ей в лицо Нонни. – Можешь возить нам одежду и еду, а в дела моей семьи больше не лезь!

Я видела, что миссис Форрестер соображает, как быть дальше. Наконец она дотронулась до спины Мэри Эллы.

– Я всегда на связи.

С этими словами она ушла, даже не взглянув в мою сторону.

Нонни и Мэри Элла остались в комнате, а я вынесла во двор проклятую хворостину. Посмотрев в сторону леса, где скрылась миссис Форрестер, я поняла, что больше не знаю, как к ней относиться. Любить ее или ненавидеть?

Вернувшись в дом, я взялась готовить ужин малышу Уильяму, как вдруг за резкой моркови вспомнила про собственный плод. Неужели и у меня из живота после рождения ребенка будет торчать черная нитка? Неужели и меня обманут?