21
Джейн
– Ты красавица! – сказал Роберт. Мы шли держась за руки в загородный клуб.
– Спасибо. – Я прильнула к нему. Этим вечером мне не хотелось думать о работе. Я дала себе слово выбросить ее из головы. Этот вечер был моим подарком Роберту. Я решила посвятить ему все внимание, подружиться с женами его друзей, стараться быть такой женой, как ему хочется.
Накануне я рассказала об этом маме – мы вместе выбирали для меня платье.
– Удачи! – сказала она.
– Почему ты так сказала? – насторожилась я, перестав перебирать платья на вешалках.
– Просто так, – ответила она. – Надо было вообще промолчать. Извини.
– Мама! Теперь тебе придется признаться. – А я-то думала, что успешно скрываю от нее свои проблемы с Робертом.
– Ну… – Она старалась смотреть на платья, а не на меня. – Иногда создается впечатление, что он хочет, чтобы ты перестала быть собой. – Она выбрала узкое синее платьице с блестками. – Как тебе вот это?
Я знала, что она права. Я сама могла сказать то же самое. Мне тоже иногда хотелось видеть его совсем другим. Я считала, что так происходит у девяноста процентов супружеских пар.
Роберт влюбился в синее платье с блестками с первого взгляда. Всю вторую половину дня я провела в салоне красоты: мне делали прическу во французском стиле, украшенную жемчужинами. По словам Роберта, волосы у меня получились даже лучше, чем на свадьбе.
Зал оказался бело-золотым морем. Десятки круглых столов, одни под белыми скатертями, другие под золотыми, заполняли его почти целиком, не считая места для танцев. Посередине каждого стола стояла вазочка с белыми и желтыми цветами.
Казалось, Роберт со всеми здесь знаком – по крайней мере, со всеми мужчинами; пока мы шли к нашему столику у самого танцпола, он не умолкал, представляя им меня. Я нашла карточку со своим именем и уселась между Робертом и мужчиной, тут же назвавшим себя и представившим свою жену. Гэвин и Луиза Паркер, самая старшая пара за нашим столом – немного за тридцать. Гэвин, светлый шатен, уже начал лысеть. Две другие пары были ближе к нам по возрасту. Одну из жен я узнала – Биверли Энн, фамилию запамятовала. Это она заглянула к нам, как только мы переехали, и сказала насчет Молодежной лиги. Я только сейчас вспомнила, что так и не нанесла ей ответного визита. Она улыбнулась мне через стол – кажется, улыбка была не самая теплая.
За первые пять минут я уже успела узнать, кто из мужчин чем занимается – у нас оказалось два педиатра, один психолог и один адвокат – и сколько очков набирает в гольфе. Можно было не спрашивать, и так было ясно, что все три жены не работают и знакомы друг с другом. Они щебетали о своих детях, о Молодежной лиге и о предстоящем благотворительном базаре. Я старательно улыбалась и пыталась поддержать разговор, но без особого успеха. Зато адвокат Гэвин, мой сосед, оказался разговорчивее всех за столом. Он был из тех, кто задает много вопросов, и проявлял чуть ли не искренний интерес к моим ответам.
– Вы состоите в Молодежной лиге? – спросил он. У него были невозможно красивые глаза – полупрозрачные, светло-голубые.
Роберт вмешался, не дав мне ответить.
– Джейн еще не успела вступить. Она поглощена благотворительностью.
Я знала, что должна молчать о своей работе, и пыталась представить, каково сейчас Роберту: его жена работает, а остальные женщины за столом – может, даже во всем зале – нет.
– Расскажите мне о своей благотворительности, – попросил Гэвин.
Я покосилась на Роберта, но тот великодушно кивнул.
– Я работаю в управлении социального обеспечения, – брякнула я. Хватило десяти минут, чтобы кот выпрыгнул из мешка.
Брови Гэвина взлетели на лоб.
– Кабинетная работа? – спросил он.
– Нет, с людьми.
– В каком же это смысле? – вмешалась Биверли Энн. – Что значит «с людьми»?
– Я езжу по домам и оцениваю их нужды.
– Вы посещаете получателей социальной помощи? – спросила Дебора, жена психолога.
– Да.
Все уставились на Роберта. Их немой вопрос означал одно из двух: зачем он позволяет жене такое чудачество или неужели его практика приносит такой скудный доход?
– Я был бы рад, если бы она сидела дома, – проговорил он с улыбкой, потребовавшей немалых усилий, и обнял меня за плечи, – но вовремя уяснил, что этой девушкой не покомандуешь.
– Вам приходится заглядывать и к цветным? – спросила Биверли Энн.
– Случается.
Она переглянулась с Деборой.
– Ты представляешь?!
Та с выражением ужаса на лице покачала головой. Во мне уже вскипала ненависть к ним.
– Зачем? – спросила меня Биверли Энн. – Вам ведь необязательно работать?
– Вы о финансах? – Я изобразила шутливое изумление. – О, нет! Конечно нет. Просто мне хочется поработать, пока в семье не будет прибавления. Мне всегда хотелось сделать свою карьеру. Неужели у вас никогда не было такого желания?
Обе жены засмеялись.
– Единственная карьера, которой хочу я, – быть женой и матерью, – отчеканила Дебора.
– Я – секретарь Молодежной лиги, – сказала Биверли Энн. – Поверьте, работы столько, что всей не переделать. Кстати, Молодежная лига как раз занимается благотворительностью. Если вам так важно помогать нуждающимся, то можно делать это, не пачкая рук.
Луиза, жена Гэвина, раньше молча слушала, но теперь потянулась ко мне, заставив мужа откинуться в кресле, и дотронулась до моей руки. Это была такая нужная мне сейчас поддержка.
– Восхищаюсь вами, – сказала она. – Я была учительницей несколько лет, пока не родила дочь. – Это было именно то, что нужно.
– Спасибо! – Я испытала прилив благодарности. – В какой области юриспруденции вы практикуете? – обратилась я к ее мужу, чтобы перестать быть центром внимания.
– В семейной, – ответил Гэвин. – Разводы, опекунство над детьми и прочее.
– Наверное, интересно, – предположила я. – Чего только не наслушаешься!
– Как и вы, при вашей-то работе!
– В общем-то, да. – Мне не удалось переключить разговор. – У меня открываются глаза.
– Вы работаете в Рейли?
– В графстве Грейс.
– Ух ты! – Он покачал головой. – Могу себе представить их рассказы! Аграрный край! Вы выросли на ферме?
– Я? Нет, в Камерон-Парке. Все это для меня совершенно ново. У меня ощущение, что я очутилась на другой планете.
– Тем интереснее!
– Действительно. А сейчас мне не терпится задать вопрос Дэвиду об одной моей клиентке. – Я как будто спрашивала у Гэвина разрешения поговорить с сидевшим рядом с Луизой психологом.
– Спрашивайте! – сказала Луиза. – Дэвид обожает поговорить. Любимое его занятие!
– Кажется, прозвучало мое имя? – поднял голову Дэвид.
– Не возражаете, если я задам вопрос, связанный с моей работой? – Мне пришлось повысить голос, чтобы он меня услышал. В зале стоял шум голосов, да еще начали играть музыканты.
– Это светское мероприятие, дорогая, – тихо напомнил мне Роберт.
– Ты прав. – Я выпрямилась, вспомнив про данное ему обещание. – Извините, – сказала я Дэвиду.
– Не хотите потанцевать, Джейн? – обратился ко мне с улыбкой Дэвид и тронул плечо Деборы. – Ты не возражаешь, дорогая?
Она покрутила головой, хотя я подозревала, что она очень даже возражает и что потом ему крепко достанется.
– Можно мне пригласить вашу жену на танец? – спросил Дэвид Роберта.
– Конечно! – Что еще ему оставалось?
На танцполе мы стали танцевать фокстрот под песню Синатры.
– Так что у вас за вопрос? – спросил он.
– Вы занимаетесь психологическим тестированием?
– Только этим и занимаюсь! – ответил он со стоном. – Я обслуживаю школы графства Уэйк. Вам нужно кого-то протестировать?
Я покачала головой.
– Нет, просто хотела узнать, бывает ли так, что окружение, в котором живет ребенок, влияет на результат его теста на IQ. – Чтобы он меня услышал, мне пришлось кричать ему в ухо. – Например, многие мои подопечные показывают очень низкие результаты…
– Насколько низкие?
– Возьмем пятнадцатилетнюю девочку: у нее IQ восемьдесят. Мне кажется, она умнее.
– Восемьдесят – еще не умственная отсталость, – сказал он. – Туповата, но не умственно отсталая.
– Знаю, – крикнула я, – но я думаю…
Он поднял руку, оборвав меня, и отвел меня в угол, где можно было друг друга расслышать.
– Вернемся к вашему вопросу, – заговорил он. – Тут много спорного. По-моему, факторы окружения и культуры играют важную роль. Тесты разработаны для белых детей среднего класса, а вам надо делать скидку на бедность и на культурные особенности. Необходима поправка, хотя со мной не все согласны. Некоторые исследования свидетельствуют, что бедные дети с низким результатом тестирования, попав в хорошие семьи среднего класса и выше среднего, показывают более высокий результат. Но учтите, Джейн, нам приходится довольствоваться существующими инструментами. Мир несовершенен. Почему эта девочка так вас тревожит? У нее восемьдесят – ну и что? Как это на нее влияет? Не дает толком учиться в школе или…
– Дело не в этом. Они, управление социальной помощи, задумали ее стерилизовать.
– Неужели? – удивился он.
Я утвердительно кивнула.
– Я должна составить соответствующую заявку. – На самом деле я ее уже закончила, но у меня не поднималась рука отослать ее в комиссию.
– Может быть, существуют еще какие-то обстоятельства? – спросил он. – Повторяю, восемьдесят – это еще не умственная отсталость.
– У нее эпилепсия.
– Вот оно что! – протянул он. Можно было подумать, это все объясняло.
– Но у нее слабая форма, – продолжила я. – Кажется, у нее уже давно, много лет, не было припадков.
– Она цветная?
– Белая.
– Кто родители?
Я чувствовала, что Роберт не сводит с нас глаз. Деборе тоже, наверное, было тревожно, хотя, возможно, у меня просто разыгралось воображение.
– Отец погиб, а мать… Мать сошла с ума. Она в лечебнице Дикс. Мою клиентку и ее сестру воспитывает бабушка.
– И они, разумеется, получают пособия.
– Да.
– Как они справляются?
– Вы о… – Я толком не поняла, о чем он спрашивает. – В каком смысле?
– В самом общем. Как вы оцениваете эту семью и ее жизнь?
Я отвернулась, соображая, как ответить. Приукрашивать положение было бессмысленно.
– Не блестяще. У бабушки диабет. У старшей сестры малолетний сынишка, получающий, похоже, не лучший уход. Но девочка, о которой речь… – Я опять отвернулась, чувствуя, что у меня щиплет глаза. – Она тащит основной груз. Она там единственная, кто хоть на что-то способен, но ей приходится нелегко…
– Гм… – пробормотал он. – Жаль, что вы видите ее только в ее обычной обстановке. Иначе вас мог бы подстерегать сюрприз. Возможно, она кажется вам молодцом только потому, что там она в точности знает и делает то, чего от нее ждут.
Я вспомнила, как опозорилась у них в кухне с насосом; у них в туалете мне тоже грозил бы провал, если бы не ее подсказка про каталог «Сирс энд Рибок». Без нее я приняла бы его за туалетное чтиво: моя мать держала у себя в туалете номер «Ридерс дайджест». В мире Айви за умственно отсталую сошла бы я сама.
– Ее бабка подписала заявку, и теперь мне остается только отправить ее на рассмотрение комиссии, – сказала я. – Но чем лучше я ее узнаю, тем сложнее мне так поступить.
– Что ж, она тащит основной груз, и ей нелегко – это ваши слова, Джейн. Разве с очередным ребенком ей полегчает? Причем дитя скорее всего унаследовало бы большинство перечисленных вами недугов: душевную болезнь ее матери, эпилепсию, низкий интеллект, а может, даже бабкин диабет. Будь моя воля, я бы, наоборот, поспешил со стерилизацией. Это облегчило бы жизнь ей и сняло бы лишний груз с системы социальной помощи.
Я кивнула, хотя его ответ не пришелся мне по душе.
– Спасибо, что согласились со мной поговорить.
– Это вам спасибо, – ответил он с улыбкой.
Мы молча вернулись за стол. Глаза Деборы метали злые молнии, но мне было не до нее. Я чувствовала опустошение. Все люди – Роберт, Шарлотта, Пола, Фред, Гейл, Энн, – одобрявшие операцию Айви, приводили одинаковые доводы. Ни один со мной не соглашался. Вдруг это потому, что я не права?
Гэвин наклонился и прошептал мне на ухо:
– Неплохо размялись!
Я смущенно улыбнулась, не глядя на него. Я чувствовала неодобрение Роберта и сознавала, что поступила невежливо, монополизировав так надолго чужого мужа и его ухо. Когда Дебора опять на меня посмотрела, я уже была готова и встретилась с ней глазами.
– Спасибо, что одолжили мне своего мужа, – сказала я через стол. – Он помог мне разобраться с проблемой на работе.
Она не улыбнулась, а отвернулась к Биверли Энн. Взгляды, которыми они обменялись, свидетельствовали, что мне никогда не попасть в их круг.
Музыканты заиграли твист, и почти все, включая Роберта, вскочили на ноги. Он подал мне руку, и мы присоединились к танцующим. Мне нравился этот танец, нравилось, как я себя чувствую, когда танцую его, – молодой и свободной. Впредь всегда, танцуя твист, я буду вспоминать семью Харт и те несколько драгоценных минут у них на кухне, когда даже Винона Харт не удержалась от улыбки.
Когда мы вернулись за свой стол, остальные три жены извинились и удалились в дамскую комнату. На меня они даже не взглянули, не говоря о том, чтобы позвать с собой. Это яснее всего остального, происшедшего за вечер, показало мне, что я для них чужая.
Я встала. Роберт удивленно посмотрел на меня.
– Пойду попудрю нос, – сказала я, взяла свою сумочку в блестках и последовала за тремя женами, не стараясь их догнать, но и не отставая.
Дамская комната была просторной. Я встала перед зеркалом рядом с Деборой и тоже достала губную помаду.
– Я правда прошу прощения, что монополизировала вашего мужа, – обратилась я к ней. – Это было невежливо. Я задала ему вопрос про психологическое тестирование одной моей клиентки, и он кое-что мне объяснил. Я не знала, что это так затянется.
Она стрельнула в меня глазами и убрала салфеткой излишки помады с губ.
– Воображаешь, что ты выше нас? – спросила она, бросая салфетку в корзину.
– Нет, – ответила я, – с какой стати?
– У всех нас есть университетские дипломы: у Биверли Энн, у Луизы, у меня. Ты не одна такая.
– Я и не думала важничать, – сказала я. – И вообще, какая разница? Мне неважно, кто с дипломом, кто без.
– Оставь ее в покое, – сказала подошедшая Луиза, доставая из сумочки расческу. – Не слушай ее, – обратилась она ко мне.
– Я хочу с вами подружиться, – сказала я им обеим. – Наши мужья связаны через клуб, и нам придется часто видеться. Ну пожалуйста! Попробуем дружить?
– Конечно, попробуем! – сказала Луиза, причесывая свои короткие каштановые волосы. Она была в дамской комнате единственной, кто обошелся без изысканной прически.
– Не пойму, зачем это, – уперлась Дебора. – Ты не хочешь вступать в Молодежную лигу, да еще работаешь, так что видеться мы сможем только на таких вот раутах.
– Мы могли бы чем-то заниматься вместе, необязательно днем, – возразила я. – Зачем вам меня отталкивать?
– Ты даже не представляешь, как много мы трудимся! – не унималась Дебора. – Дом, двое детей, работа в благотворительном магазине и…
– Ради бога, Дебора! – не выдержала Луиза. – У тебя в доме живет горничная. Когда ты в последний раз сама стирала?
– Ты сама нас оттолкнула, – сказала Биверли Энн, появившаяся в зеркале у меня за спиной и поправляющая волосы. – Пойдем, Деб.
Прикусив губу, я проводила их взглядом. Луиза тронула меня за локоть.
– Присядем на минутку, – предложила она, указывая на два стула у двери.
Я с готовностью согласилась.
– В действительности я не обсуждала с Биверли Энн ее лигу, – призналась я. – Что ж, сама виновата.
– Большая часть жен хорошие, и в Молодежной лиге тебе понравится, – начала Луиза. – Сегодня нам попались две вредины. Мне последние пару лет нездоровится, и…
– Как жаль! – сказала я. Мне стала понятна ее бледность.
Она махнула рукой: мое сочувствие ей было ни к чему.
– Они, Дебора и Биверли Энн, и меня подвергали обструкции. Когда я не могла бывать на собраниях лиги и помогать купать детей, они перестали мне звонить. Так что дело не в тебе одной. Так бывает с любой, кто не вписывается в их рамки.
– Спасибо, что предупредила.
– Ты для них угроза, – продолжила она. – Ты взялась за дело, для которого у них не хватило бы ни духу, ни сообразительности. Ты самостоятельная. Когда я учительствовала, Гэвина это сначала огорчало, он считал, что это плохо отражается на нем, но потом до него дошло, как я люблю свою профессию. Она делала меня счастливее. Надеюсь, Роберт тоже это понимает.
– А как же, – сказала я, стараясь скрыть зависть.
– Ведь в этом все дело, верно? – заключила она. – Главное – это возможность выбрать свой путь.
Я вернулась вместе с ней за стол, думая не о ней и не о себе, тем более не о Биверли Энн с Деборой, а о Лите Джордан, об Айви и Мэри Элле Харт – обо всех женщинах и девушках, которых я навещала: у них в жизни совсем не было выбора.
На обратном пути Роберт вел машину молча, и я чувствовала, что мы оба напряжены. Вечер прошел неважно, и я знала, что сама в этом виновата. А он возлагал на него такие надежды! Я помнила его слова о желании мною похвастаться. Теперь ему, наверное, захочется меня спрятать.
– Какие молодцы музыканты! – сказала я, пробуя нейтральную тему. – Мне понравилось, что они сыграли что-то для каждого. Для людей всех возрастов.
– Ты даже не стараешься с ними поладить, – проговорил он, вцепившись в руль и глядя на дорогу.
– О чем это ты?
– О женах. Вот с мужчинами ты болтаешь без всяких затруднений! – Он глянул на меня. – С этим у тебя проблем нет. А на женщин смотришь свысока. Тебе с ними никогда не сойтись.
– Вовсе не свысока! – возмутилась я. – Зачем, думаешь, я побежала за ними в дамскую комнату? Две из них, Дебора и Биверли Энн, намеренно мне нагрубили, поэтому я решила поговорить с ними без обиняков и предложить им дружбу.
– В этом вся твоя проблема. – Он покачал головой. – О таких вещах не говорят напрямую. Клянусь, Джейн, ты совершенно не умеешь быть светской дамой.
– Почему не сказать что-то прямо? – спросила я, вынимая из прически дурацкий жемчуг и бросая его в сумочку. – Разве не лучше честность? Луиза меня поняла. Одна подруга у меня уже есть.
У него раздувались ноздри – так всегда бывало, когда он злился.
– Ты сильно изменилась после того, как начала работать, – сказал он.
– Нет, я не изменилась. – Я вытащила из волос заколки и попыталась распустить волосы, но их крепко схватило лаком. – Просто то, что тебе нравилось во мне, когда мы начали встречаться, теперь тебя беспокоит. А я та же самая. Ты любил этого человека как свою возлюбленную, но не любишь как жену.
– Мы сидим в чудесном клубе, в окружении успешных людей, упорно трудившихся и многого достигших, а ты способна думать только об этих… об этих людях, с которыми работаешь! – Слово «люди» он произнес как ругательство. – Тебе обязательно швырять это им в лицо? Что ты работаешь с неграми и с белой швалью?
– Не называй так моих подопечных, слышишь? – повысила я голос. – Не смей их так называть!
– Советую тебе начать переживать за свой брак так же, как ты переживаешь за них.
– Это что, угроза? – Я уставилась на него. Мне хотелось, чтобы он видел сейчас меня, мой гнев. Но он как раз сворачивал к нашему дому и парковался рядом с моей машиной. Наконец он посмотрел на меня.
– Через год Луиза умрет, – сказал он.
– ЧТО?!
– У нее рак. Если она твоя единственная подруга в нашем кругу, тебе не позавидуешь.
Он вылез из машины и обошел ее, чтобы открыть мне дверцу, но я отпихнула его руку, протянутую, чтобы помочь мне выйти.
– Оставь меня одну, – попросила я.
Просить его дважды не пришлось. Он так хватил дверью, что я вздрогнула.
Я опустила стекло, впустив в машину вечерний ветерок, и просидела так, наверное, не один час. Роберт так предвкушал этот вечер! Я проигрывала вечер в памяти, вспоминала свою решимость быть легкой, веселой, внимательной к нему. Этот план рухнул уже через несколько минут после нашего прихода.
Это произошло по моей вине.
Больше винить было некого.
Я вылезла из машины и поплелась в дом, просить у мужа прощения.
