42
– Ее милость не интересует встреча с вами, – сказала жрица, сохраняя почтительную позу.
– А меня не интересует ее незаинтересованность, – ответил Жаворонок. – Спроси-ка у нее еще раз, для верности.
Жрица склонила голову:
– Прошу прощения, ваша милость, но я уже четырнадцать раз спрашивала. Богиня Всематерь теряет терпение, утомленная вашими домогательствами, и не велела мне больше о них докладывать.
– Она и другим жрицам так приказала?
Та замялась:
– Вообще-то, нет, ваша милость.
– Прекрасно, – сказал Жаворонок. – Кликни кого-нибудь из них. И отправь ко Всематери ее – пусть спросит, примут ли меня.
Жрица звучно вздохнула; Жаворонок расценил это как своего рода победу. Жрицы Всематери были самыми набожными и самыми кроткими при дворе. Если он сумел досадить даже им, то сумеет кому угодно.
Уперев руки в бока, он остался ждать, а жрица ушла выполнять его поручение. Пусть Всематерь приказывала жрицам, она не могла велеть полностью игнорировать Жаворонка. В конце концов, он тоже бог. И если просил их совершить нечто, не запрещенное Всематерью категорически, им приходилось подчиняться.
Даже когда это раздражало богиню.
– У меня развивается новый навык, – сказал Жаворонок. – Бесить через посредников!
Лларимар вздохнул:
– А как же, ваша милость, речь, с которой вы несколько дней назад выступили перед богиней Рдянкой? Из нее вроде бы вытекало, что вы как раз не собираетесь бесить людей.
– Я ничего подобного не говорил. Я лишь сказал, что постепенно обнаружил в себе нечто чуть большее, чем личность, которой привык быть. Это не означает, что я сбрасываю со счетов весь прогресс, которого достиг за последние годы.
– Такая погруженность в себя замечательна, ваша милость.
– Знаю! Но сейчас – молчок. Жрица возвращается.
Действительно, женщина подошла и поклонилась стоявшему на газоне Жаворонку:
– Прошу извинить, ваша милость, но богиня теперь запретила всем жрицам спрашивать, можно ли вас принять.
– А предлагать ей выйти самой?
– Тоже, ваша милость, – ответила жрица. – И все другие формулировки, которые будут подразумевать просьбу оказаться вблизи от вашей милости, или ответить на ваше письмо, или передавать ваши послания в любой форме.
– Гм, – произнес он, постукивая по подбородку. – Она совершенствуется. Что ж, видимо, ничего не поделать.
Жрица не стала скрывать облегчения.
– Шныра, поставь мой шатер перед ее дворцом, – распорядился Жаворонок. – Сегодня я заночую здесь.
Жрица встрепенулась.
– Что-что вы сделаете? – переспросил Лларимар.
Жаворонок пожал плечами:
– Я не уйду, пока с ней не увижусь. То есть буду торчать здесь, пока она не обратит на меня внимание. Это длится уже больше недели! Если ей угодно упрямиться, я докажу, что могу быть таким же упрямцем. – Он многозначительно посмотрел на жрицу. – Я в этом, знаешь ли, дока. Опыт несносного шута. Полагаю, она не запретила пускать в здание белок?
– Белок, ваша милость? – не поняла женщина.
– Превосходно, – похвалил Жаворонок, когда его слуги разбили шатер.
Он вынул из ящика безжизненную белку. Затем негромко произнес новую команду, которую его люди запечатлели в безжизненном существе:
– Миндальная трава.
После этого он заговорил громче, чтобы услышала жрица:
– Ступай в здание, найди живущую там возвращенную и бегай вокруг нее да пищи во все горло. В руки никому не давайся. Ах да – и мебели переломай побольше. – Уже негромко повторил: – Миндальная трава.
Белка немедленно спрыгнула с его ладони и бросилась к дворцу. Жрица в ужасе посмотрела ей вслед. Зверушка начала пронзительно верещать – настолько не по-беличьи, что оставалось диву даваться. Она скрылась в здании, прошмыгнув между ног оторопевшего стражника.
– До чего же славный будет денек, – заметил Жаворонок и потянулся за виноградом.
Жрица побежала за белкой.
– Ваша милость, она не сумеет выполнить все эти распоряжения, – сказал Лларимар. – Несмотря на силу, которую придает дох, мозг у нее беличий.
– Поживем – увидим, – пожал плечами Жаворонок.
Во дворце зазвучали гневные крики. Он улыбнулся.
Канитель продлилась дольше, чем он ожидал. Всематерь славилась упрямством, что и доказала полная неспособность Рдянки манипулировать ею. Жаворонок сидел, лениво внимая группе музыкантов, а жрица время от времени проверяла, на месте ли он. Прошло несколько часов. Он ел и пил не особенно много, а потому не отлучался по нужде.
Жаворонок велел музыкантам играть погромче. Он выбрал коллектив, где было много ударных инструментов.
Наконец из дворца вышла измученная жрица.
– Ее милость примет вас, – с поклоном сообщила она Жаворонку.
– Ммм? – отозвался он. – А, это! Мне прямо сию секунду идти? А песню дослушать можно?
– Я… – подняла глаза жрица.
– О, ну тогда замечательно, – перебил ее Жаворонок, вставая.
* * *
Всематерь еще находилась в приемном зале. Жаворонок остановился в дверях, сделанных, как в каждом дворце, по мерке богов. Он незаметно поморщился.
Люди продолжали ждать в очереди, а Всематерь восседала перед ними на троне. Она была коренастой для богини, и он всегда считал, что ее белые волосы и морщинистое лицо странно смотрятся в пантеоне. Физически она была старейшим из божеств.
Жаворонок уже давно ее не навещал. Фактически… «В последний раз я видел ее в ночь перед тем, как Кроткая отдала дох, – осознал он. – Тем вечером, много лет назад, мы разделили ее последнюю трапезу».
Впоследствии он сюда не возвращался. Какой смысл? Они собирались исключительно из-за Кроткой. Всематерь обычно вполне откровенно и вслух высказывала все, что думала о Жаворонке. По крайней мере, она была честна.
Это было больше, чем он мог сказать о себе.
Когда он вошел, она его не приветствовала. Осталась сидеть, как сидела, слегка пригнувшись и слушая человека, который обращался с прошением.
– …теперь мои дети голодают, – сообщил тот. – Я не могу купить еды. Вот если бы работала нога, я бы вернулся в доки.
Он уставился в пол.
– Твоя вера похвальна, – изрекла Всематерь. – Скажи, что случилось с ногой?
– Несчастный случай на рыболовном судне, ваша милость. Несколько лет назад, когда ранние заморозки погубили мой урожай, я спустился с Высот. Устроился на штормовик – эти суда выходят на промысел во время весенних бурь, когда остальные стоят в гавани. Сорвавшаяся бочка ударила меня по ноге. Хромого уже никто не возьмет в плавание.
Всематерь кивнула.
– Я не пришел бы к вам, – закончил он. – Но когда жена больна, а дочь плачет от голода…
Всематерь положила руку ему на плечо:
– Я понимаю твои затруднения, но они не настолько тяжелы, как может казаться. Ступай и переговори с моим первосвященником. В доках есть человек, который передо мной в долгу. У тебя обе руки здоровы – будешь плести сети.
Мужчина с надеждой поднял глаза.
– Мы снабдим тебя пищей, которой хватит семье, пока ты освоишь новое ремесло, – пообещала Всематерь. – Благословляю тебя, ступай.
Мужчина встал, затем снова упал на колени и залился слезами.
– Благодарю вас, – шептал он. – Благодарю.
Жрецы увели его. В зале воцарилась тишина, и Всематерь пересеклась взглядом с Жаворонком. Она кивнула в сторону, и вперед выступил жрец, державший комочек меха, туго перетянутый веревками.
– Это твое, как мне доложили? – осведомилась Всематерь.
– Ах да, – ответил Жаворонок, слегка покраснев. – Ужасно сожалею. Она… того, сбежала.
– Случайно получив приказ меня разыскать? А после этого – с визгом носиться кругами?
– Что, и впрямь получилось? Интересно. Мой первосвященник решил, что беличий мозг не справится с такими сложными командами.
Всематерь наградила его суровым взглядом.
– Ох, – спохватился Жаворонок. – Я хочу сказать: «Ай-ай-ай! Она меня совершенно не так поняла. Глупая белка». Мои глубочайшие извинения, дражайшая сестра.
Всематерь со вздохом махнула в сторону боковой двери. Жаворонок направился туда, и она пошла следом в сопровождении нескольких слуг. Всематерь двигалась скованно, как полагалось по возрасту. «Мне мерещится или она действительно выглядит старше, чем раньше?» Конечно, это было невозможно. Возвращенные не старели. По крайней мере, не те, кто достиг зрелости.
Когда они оказались вне зоны видимости и слышимости просителей, Всематерь схватила его за руку.
– Что ты, во имя цветов, творишь? – прошипела она.
Жаворонок обернулся, изображая удивление:
– Но ты же не захотела меня принять, и…
– Кретин, ты хочешь лишить нас последнего авторитета? В городе уже судачат, что возвращенные слабеют и лучшие давно умерли.
– Возможно, так и есть.
Всематерь посмотрела на него волком:
– Если так сочтут слишком многие, мы потеряем доступ к дохам. Об этом ты не подумал? Тебе не приходило в голову, во что обойдется нам твоя ветреность, твое непристойное поведение?
– Потому и спектакль? – спросил он, оглянувшись на дверь.
– Когда-то возвращенные не просто выслушивали прошения, чтобы ответить «да» или «нет». Они удосуживались выслушать каждого и найти способ помочь.
– Похоже, хлопот им хватало.
– Мы – боги этих людей. Неужели нас отпугнут мелкие трудности? – Она смерила его взглядом. – О, ну конечно. Мы не хотим, чтобы праздному досугу мешала всякая ерунда вроде страданий нашего народа. Зачем я вообще с тобой разговариваю?
Всематерь повернулась, готовая удалиться.
– Я пришел отдать тебе команды для моих безжизненных, – сказал Жаворонок.
Богиня застыла на месте.
– Рдянка владеет двумя комплектами команд, – продолжил он, – что дает ей власть над половиной нашего войска. Меня это беспокоит. То есть я доверяю ей, как и всем возвращенным, но, если случится война, она быстро станет вторым лицом в королевстве. Больше власти только у Бога-короля.
Всематерь взирала на него с непроницаемым лицом.
– Я решил, что лучший способ противостоять ей – сделать так, чтобы у кого-нибудь тоже было два комплекта. Возможно, тогда она возьмет паузу. Не наломает дров сгоряча.
Молчание длилось.
– Кроткая доверяла тебе, – наконец сказала Всематерь.
– Ее единственный недостаток, я должен признать, – ответил Жаворонок. – Изъяны есть даже в богинях – или так кажется. Я счел галантным никогда не указывать на подобные вещи.
– Она была лучшей из нас. – Всематерь посмотрела в сторону просителей. – С утра до вечера принимала людей. Ее любили.
– Печальный итог, – сказал Жаворонок. – Это мои кодовые слова. Возьми их, пожалуйста. Рдянке я скажу, что ты меня запугала, вот и пришлось отдать. Она, конечно, озлится, но мне не привыкать.
– Нет, – наконец возразила Всематерь. – Я не дам тебе так легко отделаться, Жаворонок.
– От чего? – вздрогнул он.
– Ты разве не чувствуешь? В городе что-то происходит. Эти неурядицы с идрийцами и их трущобами, все более яростные выпады наших жрецов. – Она покачала головой. – Я не позволю тебе увильнуть от участия. Ты был избран на свое место. Ты бог, как и все мы, даже если всячески стараешься прикинуться кем-то другим.
– Всематерь, у тебя уже есть мои команды, – пожал он плечами, направившись к двери. – Поступай с ними, как хочешь.
– Зеленые колокольцы, – сказала Всематерь. – Это – мои.
Жаворонок замер на полушаге.
– Теперь они известны нам обоим. Если ты сказал правду, то лучше распределить команды.
Он резко повернулся:
– Ты только что называла меня кретином! А теперь доверяешь мне команды для твоих солдат? Я вынужден спросить, Всематерь, и не сочти это за грубость, но что, во имя цветов, с тобой стряслось?
– Мне снилось, что ты придешь, – ответила она, выдерживая его взгляд. – Неделю назад увидела это в картинах. И дальше различала в них круги, золотые и красные. Твоих цветов.
– Совпадение, – сказал он.
Она негромко фыркнула:
– Когда-нибудь тебе придется преодолеть свой глупый эгоизм, Жаворонок. Речь идет не только о нас. Я решила изменить ход вещей к лучшему. Наверно, тебе нужно разобраться, кто ты такой и чем занимаешься.
– Ах, дорогая моя Всематерь, – ответил Жаворонок. – Беда, понимаешь ли, в том, что ты заранее думаешь, будто я не пытался стать кем-то другим. Но это не так, и я всякий раз терплю неудачу.
– Что ж, так или иначе теперь у тебя есть мои кодовые слова. – Престарелая богиня развернулась и пошла обратно в приемный зал. – Мне, например, любопытно взглянуть, как ты с ними поступишь.
