Глава 10
«В мою дверь томминокер стучит и стучит»
1
После того как старый пистолет дал осечку, в кухне наступила оцепенелая тишина. Голубые глаза Гарда смотрели в непроглядную зелень глаз Бобби.
– Ты пытался, – начала было Бобби, и ее слова
(пытался!)
эхом отозвались в мыслях Гарда. Казалось, пауза затянулась на целую вечность – и вдруг разлетелась, брызнув осколками битого стекла.
Мгновением раньше от неожиданности Бобби выронила из руки фотонный пистолет, теперь спешно его подхватила. Другой возможности не будет. В суматохе она даже забыла спрятать свои мысли, и Гард почувствовал ее смятение – шок от осознания того, какой шанс она ему дала. И теперь Роберта твердо вознамерилась расквитаться: второй раз она так не оплошает.
Счет шел на секунды. Правой рукой Гард ничего сделать не мог – он держал ее под столом, в ней был зажат ствол. Бобби уже наводила фотонный пистолет, когда Гард свободной левой резко толкнул стол на нее. Тот поехал, ножки скрипнули, столешница впечаталась в грудную клетку Бобби, уродливо выгнутую, словно впереди у нее выступал горб. И в тот же миг из дула игрушечного пистолетика, подсоединенного к большой магнитоле Хэнка Бака, вырвался ослепительный зеленый луч. Вместо того чтобы угодить в грудь Гарда, луч взметнулся, проскочив выше плеча на целый фут, но все равно кожу под рубашкой неприятно защипало, словно бы на поверхности плясали брошенные на горячую сковородку капельки влаги – так ощущался зловещий танец молекул.
Гард нырнул вправо, чтобы увернуться от луча, здорово саданулся ребром о край стола, ненароком еще больше сдвинув его в сторону Бобби. Удар пришелся ей под дых, стул накренился, завис в неустойчивом положении – и с грохотом повалился назад. Бобби опрокинулась на спину. Зеленый свет ухнул вверх, пробежал по потолку. Гарденеру тут же вспомнилось, как парни с мощными фонарями по ночам выходят на посадочную полосу аэропорта и машут, указывая самолетам путь.
Послышался резкий хруст, словно кто-то раздирал надвое лист клееной фанеры. Гард машинально поднял голову и увидел, как тонкий зеленый луч из фотонного пистолета прожигает в потолке глубокую длинную щель. Гарденер вскочил на ноги, и тут его рот, на удивление, вновь открылся в неодолимом зевке. В голове дребезжащим эхом отдавались мысли Бобби.
(ствол у него ствол он пытался меня застрелить гаденыш пытался меня застрелить у него).
Гард хотел унять злость, заблокировать мысли, но не смог. Бобби лежала, зажатая между столом и перевернутым стулом, и бешено верещала внутри его головы. Она уже наводила на него дуло для следующего выстрела.
Гард поднял ногу и ненароком зацепился за стол. Скорчился от боли. Стол перевернулся, бутылки, таблетки, магнитола – все полетело вниз, прямиком на Бобби. Пиво расплескалось, брызнуло ей в лицо и струящейся пеной потекло по «новой и улучшенной» прозрачной коже. Магнитола грузно плюхнулась ей на шею и кувыркнулась на пол, приземлившись в мелкой лужице пива.
Взрывайся, паскуда! Давай! Взорвись уже наконец! – кричал Гарденер вне себя от злости. Давай самоуничтожайся! Взрывайся, гадина!
И магнитола взорвалась. И даже больше. Она будто стала разбухать – и разлетелась на куски со звуком рвущейся ветоши, плюясь брызгами зеленого пламени, словно бутылка с зажигательной смесью. Бобби заорала – уши закладывало от этих воплей, но то, что происходило на ментальной волне, было стократ хуже.
Гарденер кричал вместе с ней, не слыша собственного голоса. Он увидел, что на Бобби загорелась рубашка, и дернулся к ней, не понимая, что делает.
Рванулся вперед, на ходу машинально выронил пистолет, и на этот раз тот выстрелил. Пуля угодила ему в лодыжку, размозжила кости. Рассудок захлестнуло потоком жгучей боли, словно обдало порывом жаркого ветра. Гарденер вскрикнул, подволакивая ногу, шагнул вперед – в голове звенело от жутких криков Бобби. Можно сойти с ума. Эта мысль принесла облегчение. Когда он окончательно лишится рассудка, все эти мелочи перестанут его волновать.
И тут вдруг на одну секунду перед Гардом предстала его собственная, прежняя Бобби.
Ему показалось, что она пробует улыбнуться.
А потом вновь начался адский ор. Бобби кричала, пытаясь сбить с себя пламя, в котором ее тело таяло, будто свечное сало. Она билась и кричала, кричала и билась. Это было невыносимо – невыносимо для них обоих. Он нагнулся, поднял с пола треклятый ствол. Теперь оставалось взвести курок, а для этого нужны оба больших пальца одновременно. Раненая лодыжка отошла на второй план, несравнимо страшнее была мучительная агония Бобби, многократно перекрывавшая его собственную боль. Удерживая в руках пистолет Хиллмана, Гард прицелился ей в голову.
Сработай, наконец, дрянная железяка, умоляю, сработай.
А что, если он выстрелит, но промахнется? Что, если это последний патрон и магазин пуст?
Не унять дрожи в проклятых руках.
Гард рухнул на колени, словно им овладело неистовое желание молиться. Подполз к Бобби, которая орущим огненным коконом металась на полу. Он ощущал ее запах; видел, как на коже пузырятся черные обломки пластмассы. Потерял равновесие и чуть не свалился на нее, а потом приставил к ее шее дуло пистолета и спустил курок.
Опять осечка.
А Бобби меж тем кричала и кричала, вопила в его голове.
Он вновь передернул затвор. Почти получилось. Потом тот выскользнул. Чиркнула насечка.
Господи, помоги мне в последний раз поступить по-дружески.
На этот раз он оттянул затвор до предела. Надавил на спусковой крючок. Раздался выстрел.
Крик сменился громким трескучим гулом внутри головы. Ментальная связь разорвалась. Гард воздел взгляд к небесам. Яркий солнечный луч упал сквозь прорезь в крыше и потолке, надвое рассекая лицо. Гард пронзительно заорал.
Гул неожиданно смолк, и наступила полная тишина.
Бобби Андерсон – или то, во что она превратилась, – была мертва, как те ссохшиеся трупы в командном отсеке корабля. Мертва, как галерные рабы, когда-то питавшие собой летающую тарелку.
Она умерла, и Гарденеру тоже очень хотелось умереть вместе с ней прямо тут же, не сходя с места, но – сначала надо завершить дела.
Еще не время.
2
Когда раздались крики, Кайл Арчинбург пил пепси в магазинчике Кудера. Он прижал руки к вискам, выронив бутылку, и та разлетелась вдребезги. На улице, облокотившись о стену магазинчика, сладко подремывал Дэйв Рутледж в плетеном кресле, изготовленном собственными руками. Он спал и видел чудные сны в инопланетных тонах. Дэйв резко распахнул глаза и выпрямился, словно кто-то тронул его оголенным проводом. Горло вытянулось, напрягая сухие жилы. От рывка кресло выскользнуло из-под него, он ударился затылком о дощатую стену магазина, разом сломав себе хрупкую шею, и замертво рухнул на асфальт. Хейзел Маккриди готовила чашечку чая. От истошного крика в эфире рука, державшая чайник с кипятком, дрогнула, и она ошпарила тыльную сторону ладони, сжимавшей чашку. Обварилась не на шутку. Отшвырнула от себя чайник, вереща на весь дом. Эшли Руваль, в тот момент проезжавший на велосипеде мимо здания городского собрания, вывалился из седла и остался лежать на дороге. Дик Эллисон с Ньютом Беррингером сидели за карточным столом в доме Ньюта и занимались совершенно пустым делом, перекидываясь в «крибидж» – что толку играть, если ты знаешь все карты на руках у партнера? Они бы забили «двадцать пять», но в доме Ньюта не нашлось специальной доски, к тому же эти двое попросту убивали время в ожидании звонка. С минуты на минуту должна была позвонить Бобби и передать им краткую информацию: забулдыга мертв, и можно спокойно переходить к следующему пункту плана. Ньют сдавал. Карты выпали у него из рук и рассыпались. Дик вскочил, всклокоченный, сверкая глазами, бросился к двери, но промахнулся и врезался в стену тремя футами правее, отлетел и растянулся на полу. Доктор Уорвик сидел в своем кабинете, листая дневники. Дикий крик шарахнул его, словно груда цементных блоков, свалившихся с прицепа на полном ходу. Сердце захлестнуло всплеском адреналина, и оно лопнуло, как перекачанная шина. Эд Маккин ехал в своем пикапе, направляясь к Ньюту. Он слетел с дороги и врезался в опустевший магазинчик хот-догов, принадлежавший Пучу Байли. Ударившись лицом о руль, отделался контузией. Реакции его замедлились, он сидел и оглядывался по сторонам, потерянный и напуганный. Венди Фанин как раз вылезала из подполья, неся под мышками две банки закатанных персиков. С тех пор как началось «обращение», Венди не могла есть ничего, кроме персикового компота, и за последние четыре недели опустошила девяносто с лишним банок. Завопив, она всплеснула руками и подкинула склянки, как заправский жонглер. Они рухнули и разбились вдребезги на бетонных ступенях. Повсюду разлетелись персики, потекли липкие струи сиропа. «Бобби, – заторможенно подумала она, – Бобби Андерсон горит!» Нэнси Восс стояла, тупо уставившись в окно, которое выходило на задний дворик, и думала о Джо. Вспоминая о нем, она все чаще предавалась грусти. В глубине души Нэнси лелеяла тщетную надежду, что со временем, когда «обращение» наберет должную силу, тоска ее отпустит, ведь с каждым днем горечь уходила все дальше и дальше. Страдать по Джо было приятно, и расставаться с этой болью она не спешила. По логике вещей, как будто глупо, но тем не менее факт оставался фактом. Когда в ее голове раздались дикие вопли, она резко дернулась и проломила лбом тройную оконную раму.
3
Сигналом воздушной тревоги накрыл Хейвен безмолвный крик Бобби. На миг все замерло – и разом хлынули на улицы города его обновленные жители. Их взгляды пылали. Смятение, боль и ужас сменились лютой злобой.
Каждый знал, кто стал причиной жалобных воплей их агонизирующей подруги.
И пока это длилось, в эфире невозможно было ничего разобрать, все перекрывал жуткий вопль – оставалось лишь слушать.
Потом крики сменились предсмертным хрипом эфира, после которого наступила полная тишина, что могло означать лишь одно: она умерла.
Мгновение спустя раздался ровный уверенный ритм мысли: Дик Эллисон оправился от удара и взял на себя командование.
На ферму. Все до единого. Остановить его, пока ничего больше не натворил.
Его слова подхватила Хейзел, усилив, влившись в ритм его мыслей вторым голосом.
На ферму Бобби. Спешите туда. Все до единого.
Вступил мысленный голос Кайла, теперь это было трио. Голоса набирали силу, распространяясь все дальше.
До единого. Остановите его…
Голос Эдли. Голос Ньюта Беррингера.
…пока он ничего не натворил.
В единый глас слились мысли тех, кого Гарденер про себя окрестил «сарайщиками». Властный и четкий, не допускающий возражений… а впрочем, никому во всем Хейвене не приходило в голову им перечить.
Остановить его, пока он не повредил корабль. Остановить, пока не повредил корабль.
Розали Скехан размораживала треску на ужин. Заслышав команду, она бросилась вон из кухни, позабыв выключить воду, которая так и лилась на рыбу. Ее муж на ту пору колол дрова на заднем дворе – когда раздались крики Бобби, он чудом не ампутировал себе пальцы на ноге. Не говоря ни слова, они сели в машину, завели мотор и устремились на ферму Бобби, что находилась в четырех милях от их дома. Выезжая на дорогу, едва не сбили Эльта Баркера, который в тот момент выруливал с автозаправки на своем стареньком «харлее». Фриман Мосс мчал, вцепившись в руль лесовоза. В душе он чувствовал досаду – он симпатизировал Гарду. Как говаривал папаша Фримана, была в этом парне «соль». Правда, все это, конечно, не остановит его, когда придет черед вырвать тому кадык. Энди Бозман сидел за рулем «олдсмобиля-дельта-88». На пассажирском сиденье примостилась жена с трепетно оберегаемой сумочкой на коленях. В ней лежал «молекулярный ускоритель», способный прожечь двухдюймовую дыру в любом предмете, за пятнадцать секунд нагрев его на тысячу градусов. Она собиралась превратить Гарденера в вареного рака. Только бы подобраться поближе, твердила она. Дайте пять футов, мне большего не надо. Миссис Бозман знала, что за пределами этой дистанции прибор работает ненадежно. В свое время она могла повысить дальность действия до полумили, но не сделала этого, о чем теперь страшно жалела – просто Энди уж больно капризен. Отсутствие шести чистых рубашек в шкафу повергает его в неуемную ярость. Бозман сердито скалился, обнажив в мстительной ухмылке последние пеньки зубов. Ну погоди, доберусь до тебя и так тебе забор размалюю – мало не покажется. С такими мыслями он жал на педаль газа. На скорости в девяносто миль он обогнал ряд более медленных автомобилей, каждый из которых направлялся к дому Бобби. Все они двигались, повинуясь командному голосу, который твердил как заведенный: «ОСТАНОВИТЬ ПОКА НЕ ПОВРЕДИЛ КОРАБЛЬ, ОСТАНОВИТЬ ЕГО ПОКА НЕ ПОВРЕДИЛ КОРАБЛЬ, ОСТАНОВИТЬ ЕГО, ОСТАНОВИТЬ ЕГО, ОСТАНОВИТЬ ЕГО!»
4
Гард, убитый горем, стоял возле трупа Бобби – и неудержимо зевал… Он направился к раковине, прыгая на одной ноге, но тело плохо слушалось из-за принятого лекарства. Временами вес ненароком приходился на раненую ногу, и тогда простреливало болью, словно изнутри в кости впивался безжалостный железный коготь. В горле все пересохло. Руки висели как гири. Мысли, словно желтки на тарелке, расплывались в голове, утратив былую четкость. Подобравшись к раковине, он снова зевнул, в этот раз намеренно наступив на раненую ногу. Отточенным тесаком боль рубанула туманную истому.
Крутанув кран, нацедил стакан теплой, почти горячей воды. Открыл шкафчик, задел пачку с хлопьями, опрокинул на пол бутылочку кленового сиропа. Под руку попалась картонная пачка соли с нарисованной на ней маленькой девочкой. Когда идет дождь, она сыплется, осоловело подумал он. Целую вечность искал дыру на коробке. От души сыпанул в стакан, вода стала мутной. Взболтал пальцем, с пыхтеньем хлебнул. Коктейль утопленника.
Его стошнило голубоватой солью. В рвотных массах синели бочка нерастворившихся пилюль. Были среди них и совсем целые. Сколько ж она в меня затолкала?
Его опять стошнило, а потом еще и еще. Неудержимая рвота. Словно бы перегретые платы в мозгу замкнуло на рвотном рефлексе, икотных спазмах. Так можно и до смерти заикаться.
Наконец позывы стали реже, а потом и вовсе прекратились.
Пилюли в раковине. Голубоватая водица.
И кровь. Много крови.
Он неловко попятился, наступил на раненую ногу, вскрикнул от боли и рухнул на пол. На вспученном линолеуме лежала Бобби, уставившись на него стекленеющим глазом. Невыносимое зрелище. Гард закрыл глаза, и тут его стало увлекать в страну грез. Сквозь темень до него донеслись голоса. Великое множество голосов, слитых воедино. Этот глас был ему хорошо знаком: «сарайщики» идут.
Они шли за ним. Гард всегда знал, что рано или поздно они явятся.
Остановить его… остановить его… остановить его!
Шевелись, пока тебя не остановили. Пока ты тут прохлаждаешься на полу, тебя застрелят или разберут на атомы, или что похуже.
Кое-как, придерживаясь за кухонную стойку, он умудрился встать. Сперва на колени. Вспомнилось, что в шкафчике в ванной комнате завалялась коробочка «Но-доза», бодрящих таблеток. Правда, теперь, пожалуй, не стоит рассчитывать, что измученный недавними потугами желудок благодарно ее примет. При других обстоятельствах Гард, может, рискнул бы попробовать, но сейчас он больше всего боялся, что его вновь захлестнет волной неукротимой рвоты, и тогда уж точно ему никуда не поспеть.
Шевелись давай. Если будешь отключаться, наступи пару раз на больную ногу – мигом очухаешься.
Впрочем, не факт. Сейчас надо как можно быстрее отсюда бежать, и еще нет гарантий, что он справится и не заснет по дороге.
Он кое-как допрыгал до двери и напоследок оглядел комнату. Бобби, которая много раз спасала Гарденера от внутренних демонов, безжизненно лежала на полу в дымящейся рубашке. Вот так, под конец он не сумел спасти ее от самой себя. Просто спрятал подальше – туда, где демоны ее не достанут.
Застрелил своего лучшего друга. Ничего, бывает.
Желудок рыкнул, забурлил. Гард зажал рот рукой, зажмурился и подавил рвотный позыв.
Отвернувшись, он вновь открыл глаза и начал нелегкий путь по гостиной. Увидев надежную опору, Гард допрыгивал до нее, хватался и пережидал в поисках следующей. Мозг очень хотел отключиться, стать серебристым дирижаблем, каким он был, пока его не закружило большим черным смерчем. Так, борясь с искушением, Гард прыгал дальше, намечал подходящие объекты и устремлялся к ним. И если на свете существует Бог, и если он… хороший, то пусть сделает так, чтобы все эти вещи выдержали его вес и он прошел, наконец, эту бесконечную комнату, как Моисей с соратниками преодолели бесконечную пустыню.
Было ясно, что «сарайщики» очень скоро будут здесь. И если к их прибытию Гард не успеет убраться, то для него точно запахнет жареным – может, даже ядерным грибом. Боятся, что он повредит корабль. Ну да. А мыслишка-то неплохая. Нет, он и сам об этом подумывал. К тому же сейчас корабль стал самым безопасным для него местом.
И конечно, Гарденер понимал, что идти туда рано.
Сначала надо провернуть одно дельце в сарае.
Наконец он выбрался на крыльцо, где они с Бобби так часто засиживались допоздна летними вечерами, а Питер мирно посапывал, устроившись между ними на дощатом полу. Они пили пиво, и девятка «Ред сокс» отыгрывала свой еженощный матч где-нибудь на Фенуэй-парк или на стадионе в Комиски, или еще бог знает где; крохотные бейсболисты ловчили и виляли среди лабиринта трубок и микросхем. Друзья сидели и разговаривали, а под рукой, в ведерке колодезной воды, охлаждались баночки с пивом. Говорили о любви и о жизни, о смерти, политике, боге и литературе. Может, как-то даже заходила речь о жизни на других планетах. И Гарденер как будто бы вспомнил пару таких разговоров, а может, затуманенный мозг его подводил. Здесь они были счастливы тысячу лет тому назад.
Как раз Питер поглощал все его мысли. Ради пса Гарденер стремился попасть в сарай и доделать начатое. Понятно, что прежде всего остального надо предпринять попытку и спасти Дэвида Брауна, но, по сути, побудительной силой для него был все-таки пес. Мальчика он совершенно не знал, а Питер занимал в его жизни особое место.
– Старый верный друг, – проговорил Гард в знойном безветрии летнего полдня. (Или уж вечер? – да нет, пока еще день.) Вышел на крыльцо, и тут произошло несчастье. Он оступился, рухнув всем весом на больную ногу. Разбитые кости безжалостно впились друг в друга. Из глотки вырвался протяжный визг. Так, пожалуй, кричит даже не женщина, а совсем молоденькая девчонка, угодившая в беду. Его повело вбок, на лету он ухватился за перила.
В знойную июльскую страду Бобби укрепила перила, ведущие из кухни в подвал. До крыльца руки так и не дошли. Годами доски тлели, расшатывались, прогнившие опоры надломились. В воздух взмыло облачко трухлявой пыли вперемешку с головами испуганных термитов. Пронзительно вскрикнув, Гард нырнул в сторону и вывалился с крыльца. Упал на землю тяжелой тушей. По инерции попытался встать, а потом задумался: а стоит ли? Перед глазами все поплыло, почтовый ящик раздвоился, затем ящики-двойняшки превратились в тройняшек. Он махнул на все рукой и решил забыться сладким сном.
5
Сквозь тяжелую и муторную дрему Эв Хиллман почувствовал – или увидел – падение Гарденера и уловил отчетливую мысль…
(забыться сладким сном)
С тяжелых век старика спадала сонная одурь. Тяжкие то были грезы. Тело ломило, внутри все переворачивалось. Изматывающая борьба с зеленым светом. Хоть и жарит земное ярило что есть мочи
(да, не забыл он солнечный свет),
но закроешь глаза – и отпустит. А от зеленого света не уйти, он всегда внутри, как третий глаз, что смотрит, зеленый свет, что жжет. Рядом жили еще два разума.
Один принадлежал «женщине», другой – «существу низшего порядка», тому, кого когда-то звали Питером. «Существо низшего порядка» больше не думало, оно могло лишь выть. Иногда оно выло, взывая к «Бобби», чтобы та пришла и освободила его от противного зеленого света. В основном существо скулило от жгучей боли, в которой оно беспрестанно тонуло. «Женщина» тоже кричала, просила ее отпустить, хотя порой в ее голове крутились пугающие ненавистные сцены, от них даже Эву становилось не по себе. Так что да. Лучше всего
(лучше всего)
заснуть
(легче)
и забыть обо всем, да только вот как же Дэвид?
Дэвид умирал. Его мысли поначалу улавливались легко, теперь же их словно закручивало в бездонную спираль, которая вела к потере сознания и затем к смерти.
Потому-то Эв и боролся с тьмой.
Он поборол ее и закричал:
Вставай! Вставай! Ты видишь солнечный свет! И я его помню! Дэвид Браун тоже хочет ходить под солнцем! Так вставай же, вставай!
6
ВСТА-ВАЙ ВСТА-ВАЙ!
В голове Гарденера отчетливым ритмом билась мысль. И даже не ритмом. Она перла через мозг, как машина на стеклянных колесах, нещадно пропахивая нежную мякоть.
ВСТА-ВАЙ мальчик Дэвид ВСТА-ВАЙ хочет Дэвид ВСТА ходить под солнцем ВСТА-ВАЙ же!
– Ладно! – пробормотал Гарденер, шамкая полным крови ртом. – Я слышу тебя, слышу. Отстань уже!
Кое-как он встал на колени. Попытался подняться на ноги. Мир качнулся, в глазах потемнело. Дурной знак. Хорошо хотя бы хрусткий режущий голос чуть-чуть унялся. Гард ощутил, что владелец его каким-то образом смотрит его глазами, словно сквозь немытые окна
(будто видит сквозь них сон)
видит то, что видит и сам Гарденер.
Он вновь попытался подняться и вновь впустую.
– Эх, какой же я дурак, – проскрипел Гард. Выплюнул изо рта два зуба и пополз через двор к сараю.
7
Весь Хейвен был брошен на травлю Джима Гарденера.
Они ехали на машинах, пикапах, тракторах. Гнали на мотоциклах. Миссис Айлин Креншоу, женщина из «Эйвона», которая расстроила своим безучастием Хилли Брауна, когда тот давал ВТОРОЕ МАГИЧЕСКОЕ ГАЛА-ПРЕДСТАВЛЕНИЕ, мчалась на позаимствованном у сына Галена «дюноходе». Позади нее гнал преподобный Гурингер, жиденькие седые лохмы отчаянно раздувались ветром, являя миру обгорелую лысую макушку. Верн Джерниган ехал на катафалке, который в свое время пытался переделать в дом на колесах, еще до того как «обращение» вошло в полную силу. Люди стекались отовсюду, заполняя дороги. Эшли Руваль лавировал среди пешеходов, неистово накручивая педали своего велосипеда. Дома он оказался довольно рано и успел прихватить самоделку – то, что он называл «пестик пиф-паф». Еще весной он пылился на чердаке в куче старых игрушек. Теперь же, оснащенный батарейкой на девять вольт и платой, вынутой из говорящей азбуки младшего братишки, «пестик» являл собой оружие, представляющее интерес для Пентагона. Он пробивал в предметах дыры. Большие такие дырищи. «Пестик» был прицеплен к багажнику – тому самому, на котором совсем недавно паренек развозил подписчикам газеты. Они мчались как угорелые. Не обошлось и без инцидентов. «БМВ» Эрли Хатчинсона въехал в универсал Фанинов, и хотя погибло два человека, это никого не остановило. На такие пустяки уже просто не обращали внимания. Эфир был наполнен мысленными голосами. Все в унисон твердили: «Пока он не повредил корабль! Пока он не повредил корабль!» День выдался ясный, прекрасно подходящий для убийства, а уж если кого на этом свете и стоило убить, так это Джеймса Эрика Гарденера. И пятьсот добропорядочных горожан, которые научились кое-каким новым трюкам, хлынули на улицы единой волной. Они прибывали, прихватив свое обновленное вооружение.
8
Уже на полпути к сараю Гард заметил, что чувствует себя намного лучше. Может, открылось второе дыхание, а может, он попросту избавился от основной дозы валиума.
Не исключено, что старик каким-то образом его подпитывал.
Как бы там ни было, а Гард нашел в себе силы подняться на ноги и остаток пути преодолел вприпрыжку. У двери замер на миг, пытаясь унять сердцебиение. Случайно опустил взгляд и заметил дыру в двери. Совершенно круглую, с корявыми зазубринами по краям. Ее словно прогрызли в доске.
Так, значит, вот как выбрался из сарая пылесос, который так лихо управлялся с кнопками лебедки. Надо же, додумались нацепить на пылесос режущую насадку. Как говорится, «новый улучшенный образец». Начисто свихнулся народ.
Он обошел строение с леденящей кровь мыслью, почти уверенностью: ключа там не будет.
Слушай, Гард, сколько можно! Расслабься уже наконец… С какой стати…
Ключа действительно не было, исчез. Гвоздик, на котором он раньше висел, оказался пуст.
Гарда прошиб пот. Дрожащий и изможденный, он привалился к стене и вдруг увидел, как что-то блеснуло в траве. Судя по всему, гвоздь расшатался, и он сам погнул его в прошлый раз нечаянно, даже не заметив. Вот ключ и соскользнул.
Превозмогая боль, Гарденер наклонился и поднял находку. Заковылял обратно к двери. Время летело стремительно, и очень скоро они появятся здесь, примчатся за ним. Гард не питал ни малейших иллюзий, надо спешить. Покончить с делами в сарае, а потом – пулей к кораблю, пока его не опередили. Да только как тут успеешь? Нереально. А раз так, нечего и пытаться.
Когда он добрался до двери, вдалеке послышался рев моторов. Гард сунул ключ в замочную скважину и промахнулся. Слепило солнце, отбрасывая от его тела крохотную лужицу тени, которая едва отделялась от пят. И снова Гард попытался вставить ключ в замок, на этот раз удачно. Провернул его, распахнул дверь и скользнул в сарай.
Его окутала прозрачная зелень.
Было ярко как никогда. Здоровая, наспех сколоченная махина
(преобразователь)
наматывала круги, но только на этот раз крутилась куда быстрее. Светились даже серебристые платы, испещренные дорожками микросхем, по которым бегали-искрились зеленые огоньки.
Гард осмотрелся. Старик, парящий в своей зеленой ванне, взглянул на него единственным уцелевшим глазом. Невыносимая мука читалась во взгляде, при этом старик был явно вменяем.
Используй преобразователь, спаси Дэвида.
– Старик, за мной идут, – проскрипел Гарденер. – Время поджимает.
В углу. В дальнем углу.
Он взглянул в угол и увидел нечто, напоминающее одновременно и телевизионную антенну, и здоровущую карусель для детской кроватки, и решетку, которую женщины раскладывают на заднем дворе, чтобы сушить белье.
– Оно?
Вынеси это во двор.
Гарденер действовал быстро, не задавая вопросов. Время было на исходе. Штуковина крепилась к небольшой квадратной платформе, где, судя по всему, помещались батарейки и электроника.
При ближайшем рассмотрении то, что издалека напоминало изогнутые ответвления телеантенны, и оказалось тонкими стальными трубками. Он схватился за центральную ось. Сама по себе вещица весила не так много, но уж очень неудобно она была устроена, сразу и не подберешься. Придется ступать на больную ногу, иначе никак ее отсюда не выволочь.
Гард оглянулся на емкость, в которой плавал дед.
Ты уверен в этом, ветеран?
Ветеран промолчал. Зато ответила женщина. Она открыла глаза и глянула на Гарда. Сколько же яда умещалось в одном взгляде – точь-в-точь колдовской котел с адским зельем. Боль, усталость, тошнота – все сгинуло, отошло на второй план. Гард смотрел на нее как зачарованный. В эти мгновения он оценил всю суть страшной женщины, которую Бобби называла «сестричкой», ощутил ее мощь и власть. Он понял, почему Бобби спасалась от нее, как от злобного чудовища. Потому что она и была чудовищем. Ведьмой. И даже теперь, в своей страшной агонии, ненависть ни на минуту ее не покинула.
Хватай, тупица, я сама ее запущу!
Гард перенес вес тела на раненую ногу и заорал от боли, пронзившей его существо от лодыжки до мошонки, уязвимого сдвоенного мешочка.
Тихо, не спеши, – это старик.
Прибор приподнялся сам. Не слишком высоко, на пару дюймов. Еще ярче стал жуткий болотный свет.
Тебе придется направлять его, сынок.
Ну с этим-то он справится. Конструкция парила в зеленом свете, словно остов безумного пляжного зонтика, подпрыгивая и кивая, отбрасывая на стены и пол длинные причудливые тени. Гарденер неуклюже скакал следом, не желая и не смея обернуться и встретить взгляд этой сумасшедшей. В голове упрямо билась одна и та же мысль: сестра Бобби Андерсон – ведьма… ведьма… ведьма…
Гард вывел прыгающий зонтик на солнечный свет.
9
Фриман Мосс подоспел первым, на том самом лесовозе, который когда-то подобрал Гарда на обочине. Лихо вырулил во двор и, не дождавшись, пока стихнет старческое попердывание натруженного движка, выпрыгнул из кабины. И боже мой, кого я вижу! Вон он, этот наглый гад, стоит тут собственной персоной, вцепившись в какую-то вешалку для мокрого белья. Совсем запыхался – марафонец, мать вашу. Одну ногу поджал, как собака. И кроссовка вся в крови.
Видно, успела тебе Бобби вмазать перед смертью, гадина ты поганая.
Приятель Бобби, от чьей руки она приняла смерть, похоже, уловил эту мысль. С усталой усмешкой поднял взгляд. Он стоял, вцепившись в рамку на подставке, которая служила ему опорой.
Фриман зашагал навстречу, не удосужившись захлопнуть водительскую дверь – та осталась болтаться на петлях. Было во вражьей ухмылке что-то наивно-детское. Ах да, это зубы. Впереди не хватало нескольких резцов, и физиономия Гарда теперь напоминала страшную рожицу, вырезанную ребятней из тыквы.
Господи, а ведь ты казался мне неплохим парнем. Эх, да что же ты наделал?
– Ты что здесь забыл, Фриман? – спросил Гарденер. – Не послушался меня. Ехал бы лучше домой. Сидел бы сейчас перед теликом, смотрел матч «Ред сокс». Забор-то уж давно выкрасили.
Ах ты, образина!
Мосс выскочил из дома без рубашки, успев лишь набросить пуховый жилет. Он откинул полы, обнажив – нет, не прибор и не хитроумную новоделку. Под пуховиком скрывался «кольт» «Вудсмен», который тот быстро выхватил из-за пояса. Гард так и замер с приподнятой ногой, вцепившись в опору колченогой сушилки.
– Закрой глаза. Ты умрешь быстро. Это – единственное, что я могу для тебя сделать.
10
(ПРИГНИСЬ ИДИОТ ИНАЧЕ НЕ СНОСИТЬ ТЕБЕ ГОЛОВЫ КОГДА У НЕГО БАШКА СЛЕТИТ С ПЛЕЧ И МНЕ ПЛЕВАТЬ КТО ИЗ ВАС СДОХНЕТ ТАК ЧТО ПРИГНИСЬ ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ЖИТЬ)
В резервуаре у Энн Андерсон адским огнем полыхнули глаза. Столько в них было ярости и необузданного гнева. И пусть у нее не осталось зубов, она скрежетала пустыми деснами. Скрежетала и скрежетала, а изо рта ее исторгалась струйка пузырьков.
Свет стал пульсировать, набирая обороты. Все быстрее и быстрее, пока мигание не слилось в единую дрожащую пульсацию, будто в стробоскопе. Жужжание сменилось низким электрическим гулом. В сарае повис запах озона.
На единственном включенном мониторе появилось слово
ПРОГРАММА?
и тут же
УНИЧТОЖИТЬ
Запись быстро мигала, вновь и вновь.
(ПРИГНИСЬ ДЕБИЛ ИЛИ УМРИ СТОЯ МНЕ ПЛЕВАТЬ)
11
Гарденер резко дернулся вниз, ударившись о землю поврежденной ногой. Болью стрельнуло в пах. Он рухнул на колени и замер в пыли.
Над головой начала медленно раскручиваться железная рамка. Мосс ошарашенно замер, едва не выронив пистолет. В самый последний момент он все понял. Изменился в лице, но сделать уже ничего не смог. Тонкие зеленые струи прочертили двор. Рамка раскручивалась, разбрасывая по центробежной жидкий огонь. В этот миг агрегат походил на пляжный зонт. Огромный пляжный зонт, который какой-то чудак воткнул в землю так, что торчал лишь купол. Это был огненный зонт. Под ним скорчился Гард. Он зажмурил глаза и загораживал лицо рукой, словно прикрываясь от сильного жара. Правда, жара там не было. Во всяком случае, внизу – под колдовской поганкой сестрички.
Фриман Мосс оказался на самой границе огненного периметра. У него загорелись брюки, вспыхнул жилет. Поначалу огонь был зеленым, но потом пожелтел.
Мосс вскрикнул и отшатнулся, выронив пистолет. Все быстрее вращалась адская карусель над головой Гарденера. Железные прутья, точно нелепо заломленные руки, висевшие над землей, постепенно стали приподниматься, повинуясь центробежной силе. Огненная полоса хлестнула пятящегося Мосса, объяв пламенем плечи и лицо. Мысли Гарда рассек истошный крик, и не существовало способа спрятаться от него и не слышать. Взгляд поймал чудовищную картину: по лицу Мосса расплавленным шоколадом стекала кожа. Смотреть на это не было никаких сил, Гард по-детски закрыл лицо руками, словно увидел страшную сцену в фильме.
Огненная спираль все ширилась, описывая во дворе Бобби смертоносные дуги и выжигая в песчанике стекленеющие полосы. В зону действия убийственной парасоли попали и лесовоз, и синий пикап Бобби. Сарай располагался чуть дальше. Вокруг него царило пекло, и очертания дощатой постройки, точно мираж, дрожали в нагретом облаке. Жарче всего было по внешнему кругу, а отнюдь не там, где, скорчившись, притаился Гард.
Сначала запузырилась краска на кабине грузовика и по бокам пикапа. Почернела, вспыхнула и выгорела дотла, обнажив чистую белую сталь. В кузове грузовика валялись кучки мусора: куски коры, стружки, опилки. Едва туда дошел огонь, они полыхнули, словно сухой хворост в печи. В пикапе Бобби стояли два мусорных бака из плотного прессованного гипса. И они не избежали огня. Спеклись, как кексы в духовке. На земле выгорел ровный круг – там, куда доставали летящие зеленые брызги, – круглый, как блюдце, черный, как клеймо. На потрепанном водительском сиденье вспыхнуло армейское одеяло. Загорелись чехлы, а потом и горючая набивка, и вот уже пылала вся кабина. Ни дать ни взять, огненная топка здоровущей печи. Черными скелетами в жарком пламени повыскакивали из сиденья пружины.
Фриман Мосс вертелся и махал руками, точно киношный каскадер, который забыл надеть защитный костюм. По инерции он попятился – и рухнул замертво.
12
Мысленный клич Энн Андерсон перекрыл даже предсмертные вопли Мосса.
Ну что, съел?! Съел клопа на палочке?! Сдохни, вот тебе!
И тут в ней что-то сломалось. Ослепительный зеленый свет вспыхнул на пару секунд и погас. Одновременно усилился электрический гул, от которого задрожали все доски и половицы в этой несчастной постройке.
А потом гул оборвался, вернувшись к мерному зудящему похрапыванию. Голова Энн бессильно повисла в растворе, ее волосы плавали вокруг, словно лохмы утопленницы.
Слово на мониторе
УНИЧТОЖИТЬ
погасло, как задутая свеча, и вместо него возникло прежнее
ПРОГРАММА?
13
Огненный зонтик дрогнул – и опал. Рамка, крутившаяся до этого с бешеной скоростью, стала замедлять вращение, ритмично поскрипывая, точно калитка на ветру. Распростертые трубки вернулись в исходное положение. Напоследок скрипнув, вертушка остановилась.
Как раз в этот момент решил взорваться бензобак в автомобиле Бобби. Устремился к небу столб желтого пламени. Металлический обломок просвистел в опасной близости от Гарда.
Он поднял голову и задумчиво уставился на пылающий пикап. Сколько раз мы ездили на нем в кинотеатр под открытым небом. Помнится, даже умудрились переспать под какую-то редкую скукотищу с Райаном О’Нилом. Что же стряслось? Господи, что же такое стряслось?
Его размышления прервал голос старика, изможденный донельзя и при этом настойчивый:
Скорее! Когда подоспеют остальные, я возьму на себя преобразователь, но действуй быстро! Мальчик! Дэвид! Поспеши, сынок!
Время поджимает, устало подумал Гарденер. Господи, и так всегда.
Потный, с желтым как воск лицом, он поспешил к распахнутой двери сарая. Помедлив перед темным кольцом выгоревшей земли, Гард неловко перепрыгнул его, замахал руками, чтобы не упасть и, чудом устояв, поскакал дальше. Едва за ним закрылась дверь сарая, в лесовозе со злобным грохотом взорвался сдвоенный бензобак. Кабину отшвырнуло прочь, тяжеловоз опрокинулся набок, и его протащило в сторону. Из пассажирского окна выскочили пылающие ошметки набивки, куски чехла и разлетелись по всему двору, точно огненные перья. Большинство из них потухли, коснувшись земли. Некоторые отнесло к самому крыльцу. Три или четыре штуки влетели в открытую дверь, подгоняемые легким восточным ветерком. Лоскуток горящего хлопка приземлился на книгу в мягком переплете, которую Гарденер оставил на столике недалеко от двери примерно неделю назад. Обложка загорелась.
Другой фрагмент волею судеб приземлился в гостиной. Как раз на лоскутный коврик, который миссис Андерсон вязала собственными руками, запершись в спальне, а потом втайне от Энн, улучив минутку, отправила его в подарок Бобби.
Когда Джим Гарденер вновь вышел из сарая, пламенем был объят уже весь дом.
14
Свет в сарае едва теплился, напоминая оттенком стоячую воду в мутном пруду.
Гарденер настороженно посмотрел на Энн, опасаясь встретить все тот же горящий взгляд. Но нет. Она просто парила в воде, безвольно уронив голову, словно объятая глубокой думой, и лишь волосы свободно колыхались в неспешном потоке.
Она мертва, сынок. Если хочешь спасти мальчонку, делай это сейчас. Не знаю, надолго ли меня хватит. К тому же я не могу раздвоиться и одновременно следить за ними и поддерживать преобразователь.
Он уставился на Гарденера, и тому стало невыносимо жаль старика. Хотя неизвестно, чего тут было больше, жалости или восхищения отвагой старого вояки. А смог бы я так, поменяйся мы местами, думал Гард. Сделал бы хоть половину того, что сделал он? Зашел бы так далеко? Скорее, нет.
Тебе, наверное, очень больно, да?
Сынок, мне, конечно, несладко, но уж я как-нибудь справлюсь… В смысле, если ты поторопишься.
Поторопиться. Да. Что же он тут разводит волынку?
Рот его вывернуло в очередном изматывающем зевке, и он решительно шагнул к устройству, которое размещалось внутри и снаружи оранжевого ящика – того, что старик называл «преобразователем».
ПРОГРАММА?
взывал монитор без клавиатуры.
Хиллман мог бы подсказать ему, что делать дальше, но Гарденер в этом не нуждался. Он и сам прекрасно знал. А еще ему вспомнилось кровотечение и душераздирающий звук в тот момент, когда он пытался поэкспериментировать с левитирующим приборчиком Мосса. По сравнению с этим агрегатом та игрушка казалась детским конструктором для сборки деревянных избушек. Правда, с той поры, хочешь – не хочешь, а он и сам уже порядком продвинулся по пути «обращения», и теперь оставалось уповать на то, что этого д…
Господи, сынок, очнись, к нам пожаловали гости.
И тут слова Хиллмана заглушил какой-то более громкий голос, который был ему смутно знаком, но чей он конкретно – Гард разобрать не мог.
(ВСЕМ ОТОЙТИ СТОЯТЬ НА МЕСТАХ)
Думаю там один только один или может двое
Это Хиллман вновь подал голос. Гард ощутил, что внимание старика переключается на вертушку во дворе. Свет в сарае становился все ярче. Началась смертоносная пульсация.
15
Дик Эллисон с Ньютом Беррингером находились в паре миль от владений Бобби, когда до них донеслись мысленные крики Фримана Мосса. Мгновением раньше они чудом увернулись от Эльта Баркера, который не сумел вырулить и теперь летел по воздуху на своем железном коне. Этот процесс Дик наблюдал в зеркало заднего обзора. Эльт гордо парил над землей, похожий на Ивела Книвела, даже не будучи блондином. Потом трюкач выпал из седла и приземлился в придорожных кустах.
Ньют нажал на тормоз, и джип, взвизгнув, встал посреди дороги. Ньют был испуган и зол, и это явно читалось во взгляде, которым он одарил Дика.
Этот пустомеля раздобыл прибор!
Да. Огонь. Какой-то…
И тут вдруг мысли Дика сорвались на крик. Ньют подхватил их и усилил. Из «кадиллака» Кайла Арчинбурга отозвались Кайл и Хейзел Маккриди.
(ВСЕМ ОТОЙТИ СТОЯТЬ НА МЕСТАХ)
Все встали. Замерли на местах. Они не слишком-то любили исполнять приказы, эти томминокеры, но чудовищные крики Мосса, которые теперь уже стихали, убеждали без слов. Все остановились – ну, то есть, все, кроме синего «олдсмобиля-дельта-88», на заднем бампере которого красовалась надпись: «ПРОДАЕТСЯ АКРАМИ».
Когда в эфире разнеслась команда отойти и оставаться на местах, Энди Бозман как раз находился поблизости от владений Андерсон. Ненависть его росла в геометрической прогрессии. Из головы не шла картина: Гарденер лежит мертвый в луже собственной крови. Повинуясь какому-то бешеному импульсу, Бозман вырулил во двор Бобби, ударил по тормозам – да так, что отвалился задний бампер. Здоровущая машина чуть не опрокинулась.
Я тебе сейчас докрашу забор, ах ты мерзкая с-сучара. Сейчас принесут тебе крысу на веревочке, головешка несчастная.
Его жена извлекла из сумочки ускоритель молекул. Надо отдать должное тому шизу, который его изготовил. Внешне вещица напоминала бластер Бака Роджерса. В качестве рамы – садовый инструмент, некогда продававшийся под торговой маркой «Сорно-жвак». Миссис высунулась из окна и, не удосужившись прицелиться, спустила курок. Восточное крыло дома Бобби вспыхнуло, как адский котел. Ида Бозман радостно осклабила лягушачий рот.
Едва Бозманы попробовали выйти из автомобиля, вновь завращалась карусель. Мгновение – и вырос зонт зеленого огня. В последний момент Ида Бозман попыталась навести на него свое «молекулярное диско», но было поздно. Попади ее первый заряд в вертушку, а не в дом, все могло бы сложиться совершенно иначе – но…
Они вспыхнули, как два сухих дерева. Мгновением позже взорвался и «олди», на чью долю пришлось целых три заряда.
16
И вот когда крик Фримана Мосса начал затихать, единый разум сотрясла новая волна воплей – на этот раз гибнущих Энди и Иды Бозман. Ньют и Дик с гримасами боли на лице терпеливо пережидали эту пытку.
Наконец крики смолкли.
Дик Эллисон узрел скопившиеся впереди машины. Они заполонили все шоссе номер 9. Стояли на обочинах и дорожном полотне. Фрэнк Спрюс, водитель здоровенного бензовоза, высунулся из кабины и уставился на Ньюта с Диком. Фрэнк, как и эти двое, чуял остальных. Всех тех, кто пытался добраться до фермы Бобби. Всех тех, кто застрял на этой и других дорогах, посреди полей, замер в ожидании команды.
Дик повернулся к Ньюту.
Пожар.
Да. Пожар.
Сможем ли мы его потушить?
Ньют задумался, и на миг его мысленный голос смолк. Дик понимал, что напарнику хочется попросту на все плюнуть и устремиться на поимки пьяницы. Его собственные желания тоже были весьма прозаичны: он мечтал порвать Джиму Гарденеру глотку. Да только таким способом всех бед не предотвратить, и это понимали оба, как понимали и все «сарайщики», и даже Эдли. Ставки росли. К тому же Дик нимало не сомневался, что питомец Бобби все равно лишится глотки, так или иначе.
Пустое дело связываться с томминокерами, они слишком легко раздражаются. Многие народы с других планет успели уяснить себе эту житейскую мудрость задолго до нынешних фейерверков в Хейвене.
Взгляды Дика с Ньютом были устремлены на окруженное деревьями поле, где разбился Эльт Баркер. От легкого дуновения колыхались венчики трав, шелестели пышные кроны – пока не сильно, зато ощутимо угадывался ветер, который дул с востока на запад. Его даже нельзя было окрестить бризом, и все же чувствовалось, что он понемногу крепчает.
Да, мы сумеем потушить пожар наконец, ответил Ньют.
Остановим и огонь, и забулдыгу? А точно сможем?
Последовала новая пауза. Подумав, Ньют пришел к решению, которое Дик уже давно просчитал.
Не уверен, что нам удастся сделать и то, и другое. Думаю, одно из двух, но не оба дела сразу.
Тогда пусть пока горит не будем отвлекаться да пусть горит.
Корабль будет спасен корабль останется невредим учитывая как дует ветер.
Они переглядывались, скаля рот в беззубой ухмылке, и их мысли сливались в единую многозвучную гармонию. Один голос, один ум.
Пожар отрежет его от корабля. Ему не подобраться к кораблю!
На дорогах и в полях люди слушали это мысленное совещание. И вот они с облегчением вздохнули: да, он не пройдет, не подберется к кораблю.
Он все еще в сарае?
Да.
Ньют обратил на Дика встревоженный взгляд.
Какого черта он там забыл? У него есть что-то, чем он может что-нибудь сделать – сделать что-то кораблю?
Повисло молчание. И тут голос Дика обратился не только к Ньюту Беррингеру, но ко всем «сарайщикам». Он звучал четко и повелительно:
СОЕДИНИТЕ МЫСЛИ. СОЕДИНИТЕ СВОИ МЫСЛИ С НАШИМИ. ВСЕ, КТО МОЖЕТ, СОЕДИНИТЕ СВОИ МЫСЛИ С НАШИМИ И СЛУШАЙТЕ. СЛУШАЙТЕ ГАРДЕНЕРА. СЛУШАЙТЕ.
И все прислушались. В знойной тиши летнего полдня они молча слушали, а за ближайшими холмами в небо тянулись удушливые столбы дыма.
17
Гард чувствовал, что его прощупывают. Странное это было ощущение – будто тысячи лапок ползают по голой коре мозга. Невероятно, но факт: Гарденер вдруг понял, каково быть уличным фонарем, вокруг которого вьются беспокойные мотыльки.
Старик зашевелился в резервуаре, стараясь привлечь к себе внимание Гарда. Тот не увидел этого, зато услышал мысленный голос.
Ты не обращай внимания, сынок. Им надо знать, что ты задумал, ну и пусть себе узнают. Это делу не повредит, даже наоборот. Успокоятся и не будут особо дергаться. Плевать им на Дэвида – их ничто не волнует, кроме этого чертова корабля. Давай, сынок, начинай!
Гарденер стоял перед преобразователем, теребя в руках пуговку наушника. Уж больно не хотелось засовывать внутрь эту штуковину. Так человек, которого один раз уже здорово шибануло током, боится прикасаться к треклятой розетке.
А мне обязательно его надевать? Я ведь в прошлый раз только подумал – и экран среагировал.
Да, но это максимум, на что ты способен. Так что придется надеть. Прости, сынок.
Поразительно, но веки вновь налились свинцовой тяжестью. Гард сопротивлялся.
Боюсь, эта штука меня убьет, мысленно обратился Гарденер к старику в надежде, что тот поспешит возразить. Но Хиллман безмолвствовал, грустно глядя на Гарда единственным целым глазом, и лишь мерный звук работающего оборудования нарушал тишину. Склисс-склисс-склисс.
Да, может и убить, и он прекрасно об этом знает.
Снаружи доносился приглушенный рев свирепствующего пожара.
Противное порхание вокруг мыслей вдруг прекратилось. Мотыльки улетели прочь.
С большой неохотой Гард сунул пуговку в ухо.
18
Теперь можно успокоиться. Кайл с Хейзел переглянулись, и было в их взгляде что-то на удивление человеческое. Так бывает, когда вопреки ожиданиям происходит нечто неправдоподобно хорошее.
Дэвид Браун? Ты тоже это…
да услышала он пытается спасти мальца и
вернуть его обратно
домой с Альтаир-4
И тут, на миг перекрыв все прочие мысли, в сети раздался громогласный голос Дика Эллисона, полный ликования и злорадного триумфа:
Ага! Я ЗНАЛ, что мальчишка еще пригодится!
19
Сначала Гард ничего не почувствовал. Немного даже успокоился – благо принятая доза валиума упорно брала свое. И тут вдруг грянуло, протаранило голову, чуть в щепки не разлетелась.
– Ой, нет! – заорал он. Руки взметнулись к вискам, он стал колотить по голове. – Не надо, убери это, как больно!
Плыви с ним, сынок, плыви в потоке!
– Не могу, я не могу! БОЖЕ, УБЕРИ ЭТО СКОРЕЕ!
Боль была адской. В сравнении с ней боль в раздробленной лодыжке казалась комариным укусом. Он смутно ощущал, что хлынуло из носа и рот переполнен кровью.
ПЛЫВИ В ПОТОКЕ, СЫНОК!
Боль немного отступила. На смену ей пришло другое чувство. И оно наводило страх. Жуткое, страшное чувство.
Когда-то давным-давно, еще в студенчестве, он выступал от своего кампуса на конкурсе едоков. Каждый кампус выставлял своего кандидата. Всего их было шесть. Гард защищал честь клуба «Дельта-Тау-Дельта». Запихнув в себя шестой бигмак, он вдруг почувствовал, что больше ничего не лезет, что он надут до предела, еще чуть-чуть – и лопнет. Будто внутри него сидит огромный дирижабль, и носить его надо с особой осторожностью. Казалось, в голове красной лампочкой пульсирует сигнал тревоги: по экстренному вызову задействовано множество систем организма, и все они пытаются кое-как справиться с диким количеством мяса, хлеба и соуса, которое столь безрассудно направил туда хозяин. Его не вырвало, и не оставалось ничего другого, как стоически переносить это на ногах. И он ходил медленной неверной походкой, стараясь не лопнуть от натуги. Несколько часов он чувствовал себя если не Твидлдумом, так Твидлди точно. Желудок был натянут донельзя, казалось, только ткни – взорвется к чертям.
Теперь то же самое творилось с его головой. Гард понимал, что находится на грани смерти, балансирует на лезвии бритвы. Так, наверное, чувствует себя циркач без страховки, летающий с трапеции на трапецию, который понимает, что от гибели его отделяет лишь шаг. И все же было здесь что-то еще. К осознанию риска примешивалось новое, странное и ни с чем не сравнимое чувство. Чувство переполненности и восторга. Впервые Гард немножко проникся сутью томминокеров, стал понимать, что ими движет, что подстегивает в неумолимом стремлении вперед.
Боль хоть и не отступила, но немного уменьшилась, и, несмотря на чувство предельной наполненности, он ликовал. Он насытился энергией до предела, словно принял чрезвычайно сильный наркотик и теперь, как мощный «крайслер», заправленный под завязку, на холостых оборотах газовал, чтобы, взвизгнув резиной, сорваться с места.
И куда же сорваться?
А никуда. Куда угодно.
Хоть к звездам.
Ты пропадаешь, сынок.
Старик. Его голос был на удивление слаб, и Гард спустился с небес, решив вернуться к текущей задаче. Ему предстоит сдвинуть очередной комод. Ощущение это было, конечно, прекрасно, но он чувствовал себя подлецом и вором. Он заставил себя вспомнить увиденное на корабле. Сухие истлевшие тела цвета бурой листвы, прикованные к гамакам галерные рабы. Сейчас он пожирал энергию старика – тот питал его, теряя силы. Гард был вампиром, сосущим чужую кровь. Глядишь, так и навсегда застрянешь в этом состоянии. Не боишься им уподобиться?
Гард направил старику отчетливую мысль: я с тобой, тягловая лошадка.
Эв Хиллман закрыл единственный здоровый глаз в немом облегчении. Гарденер повернулся к экрану, деловито прижав к уху ладонь. Сейчас он был похож на телерепортера в прямом эфире, который внимательно слушает вопрос ведущего из студии.
В замкнутом пространстве сарая вновь замигали огни.
20
Слушайте!
И все прислушались. Все до единого. У них образовалось что-то наподобие селекторной связи, которая расходилась от центра по радиальной, во все концы. Сам же центр располагался примерно в паре миль от неприметного облачка дыма, зависшего над лесом. Все находились на связи и внимательно слушали. У них не было настоящей общины. Случайным именем назывались межзвездные скитальцы, странники без царя, цыгане без барона. И все же в трудную минуту – как, скажем, теперь, когда они находились на стадии регенерации и были чрезвычайно уязвимы, томминокеры предпочитали прислушиваться к голосам тех, кто прошел более высокую очистку, томминокерам «высшей пробы». Тем, кого Гарденер называл «сарайщиками».
Самое время закрывать границы.
В сети прошуршал всеобщий вздох одобрения. Рут Маккосланд легко узнала бы этот мысленный вздох – он походил на шорох опавших листьев под порывом холодного ноябрьского ветра.
На какой-то момент «сарайщики» потеряли след Гарденера. Впрочем, они были довольны, что он отвлекся на что-то несущественное. Если потом и вздумает направиться к кораблю, путь туда будет отрезан пожаром.
Единый голос расставлял «пешки» по своим местам, назначая, кому и где нести вахту. Несколько недель назад появился первый, весьма поверхностный план действий, который потом, по мере «дозревания» людей в сарае, обретал все большую ясность.
Новые приборы изобретались будто невзначай; но ведь и птицы так же мигрируют на юг. Вдруг, повинуясь какому-то внутреннему зову, они ложатся на крыло с наступлением зимы, сами не ведая, что перед ними нет иного пути. «Что, милочка, а не слетать ли нам в Северную Каролину? – Отличная мысль, дорогой».
Вот они и строили всякие вещички. Порой с их помощью убивали друг друга. Но в большинстве своем, закончив очередную поделку и с сомнением покачав головой, запихивали ее куда-нибудь с глаз долой, ибо не видели в обозримом будущем для нее реального применения. Кое-что они привозили на границу Хейвена в багажнике легковушки или в кузове грузовика, прикрыв брезентом. Тем же способом на границе оказался автомат с кока-колой, чьей жертвой пал Джон Леандро. Это было творение покойного ныне Дэйва Рутледжа, который в прежней жизни занимался обслуживанием подобных автоматов. И косилка Бенсона, что атаковала Лестера Морана, появилась на свет тем же путем. И «подправленные» телевизоры, плевавшиеся огнем, и детекторы дыма (один из них Гарденер увидел при первом посещении сарая). Они летали по воздуху, как проворные фрисби, испуская смертельные ультразвуковые волны. В некоторых местах стояли силовые барьеры. И почти все эти предметы легко приводились в движение с помощью специальных электронных штучек, в быту известных как «звонари» и не слишком отличавшихся от прибора, при помощи которого Фриман Мосс переносил по воздуху детали дренажного агрегата.
И никто не задумывался, зачем вообще надо размещать эти поделки по периметру города. Не задумывается же птица, зачем ей лететь на юг, или гусеница – зачем ей оборачиваться в кокон. Просто настает время, и это происходит. Вот и теперь пришел час закрывать границы. Может быть, немного раньше срока, но медлить дальше было нельзя.
«Сарайщики» надумали отправить несколько томминокеров обратно в город. С ними послали Хейзел Маккриди, как наиболее развитого представителя. В общем-то штуковины, стоящие на защите границ, вполне способны были работать самостоятельно – во всяком случае, до тех пор, пока в них не сядут батарейки. В городе имелся и еще один разряд приборов – те, которые действовали избирательно. Их-то и решено было направить в лес для создания защитной сетки вокруг корабля – на случай если забулдыга попытается прорваться к нему.
Имелся и еще один агрегат. Чрезвычайной важности агрегат, который необходимо было охранять на тот случай, если в город все же кто-нибудь – хоть одна живая душа – проникнет. Во дворе Хейзел Маккриди, подобно цирковому шатру, раскинулся здоровенный тент на пять человек, маскировочная сетка. Прибор, сделанный из отопительного котла, чем-то походил на преобразователь в сарае Бобби, однако имелись у него две особенности. От «нового и улучшенного» котла отходили оцинкованные трубы, некогда служившие вентиляционными отводками в различных комнатах дома Маккриди. Каждый из них был направлен строго вверх. На двух платформах из клееной фанеры покоились двадцать четыре автомобильных аккумулятора, к которым подключалась вся конструкция. Для защиты от капризов природы устройство обвернули серебристой сеткой – такой же, какой покрывали склоны траншеи при раскопке корабля. Когда этот прибор решат включить, он будет производить воздух.
Воздух, пригодный для дыхания томминокеров.
Как только атмосферная мини-фабрика начнет работать, они уже не будут зависеть от ветра и капризов погоды. И даже в случае урагана воздухообменник, окруженный со всех сторон силовыми полями, защитит большинство жителей при условии, что они соберутся в городе.
Предложение закрыть границы поступило в тот самый момент, когда Гарденер засовывал в ухо пуговку наушника. Пять минут спустя Хейзел в компании четырех десятков граждан выпала из сети. Они возвращались в город. Одни – в здание городского собрания, чтобы надзирать за границей и защищать корабль при помощи всевозможных приспособлений. Другие – обеспечивать сохранность атмосферной фабрики на случай, если внешний мир – вопреки всем ожиданиям – среагирует слишком быстро и организованно. В истории томминокеров такое происходило уже не раз, и обычно все завершалось благополучно, хотя и не всегда «обращение» имело счастливый конец.
За десять минут после команды о закрытии границ и отъезда группы под предводительством Хейзел, дым, маячивший на горизонте, особенно не изменился ни по форме, ни по размеру. Ветер не спешил подниматься. Это было и хорошо, и плохо. С одной стороны, без серьезного пожара шансы привлечь к себе внимание извне весьма скромны, а с другой – маловероятно, что в ближайшее время пламя перекроет Гарденеру подступы к кораблю.
И все же, как в один голос полагали Ньют, Дик, Эдли и Кайл, его песенка спета. Еще минут пять они продержали оставшихся томминокеров на местах в ожидании незримых сигналов от механических патрульных о том, что они готовы к выполнению своих прямых задач.
В эфире это звучало как нарастающий гул.
Ньют взглянул на Дика. Тот кивнул. И оба вышли из сети, переключив все свое внимание на сарай. И хотя Гарденер по-прежнему был им не по зубам – даже Бобби при жизни не смогла его расколоть, – прослушать преобразователь не составляло никакого труда. Мерная пульсация прибора различалась так же ясно, как эфирные помехи, которыми нередко перемежается радио- или телетрансляция, если в доме включили какой-нибудь пустячок типа кухонного миксера.
На удивление, преобразователь выдавал лишь едва различимый «шепот» – так шумит океан внутри пустой морской раковины, если приставить ее к уху.
Ньют испуганно взглянул на Дика.
Господи он слинял гаденыш слинял.
Дик улыбнулся. Он не верил, что Гарденер, который был едва способен читать и посылать мысли, так быстро управился со своей задачей – если она вообще ему по силам. Присутствие этого человека в Хейвене, как и нездоровая привязанность к нему Бобби, сильно действовали на нервы, и он свято верил, что теперь, слава богу, этому положен конец.
«В мою дверь томминокер стучит и стучит».
Он подмигнул Ньюту своим странным глазом. Зрачок, в котором нелепо перемешалось человеческое и инопланетное, производил одновременно и пугающее, и смешное впечатление.
Да нет, Ньют, он не ушел. Этот кретин издох.
Ньют воззрился на Дика, словно бы размышляя, и заулыбался.
Все разом зашевелились, тронулись с мест и направились к дому Бобби, затягивая петлю воображаемого лассо.
21
И на плечах моих ядро что надо.
Гарденер повернулся к монитору, а где-то в глубине его сознания буйным шепотком повторялась фраза. Раньше, в той прошлой жизни, с тем прошлым Джимом Гарденером, от которого не осталось и следа, вокруг таких строчек выстраивались целые поэмы – совсем как жемчужины в створках раковины, куда попала песчинка.
И на плечах моих ядро что надо, босс.
Что-то знакомое, наверное, из криминального фильма наподобие «Хладнокровного Люка»? Песня? Ага. Какая-то песенка. Что-то чудное, какая-то дикая смесь тюремного романа с джазом. Психоделический образ – хиппи в косухе из «Ангелов Ада» с мотоциклетной цепью, намотанной вместо браслета на худенькую бледную руку с пальцами скрипача.
Разберись с мыслями, Гард, у тебя что-то не то в мыслях.
О да, ты суперкрут, красавчик. И на плечах моих ядро что надо. Свобода мне мила, дорога нелегка, и если скажет кто, что я тебе не мил и будто не любил, то им не верь. И на плечах моих ядро что надо. Каждая венка, артерия и капилляр вздувается и пухнет, выпирает, как было, когда мы пацанами из интереса заматывали жгутами руки и смотрели, что будет дальше. И на плечах моих ядро что надо. И если гляну я в глаза, зеленый свет прольется из зрачков тончайшими лучами фонарей. Ядро что надо. И только подтолкни, пройди по краю, дрогни, оно взорвется, Гард, я знаю. Гард, берегись, сынок.
Да, старик, да.
Дэвид
Да-а.
У Гарда было чувство, будто он качается над бездной, кое-как удерживая равновесие, готовый сорваться. Ему вспомнился кинорепортаж про эквилибриста Карла Валленду. Мужественного отчаянного старика, который разбился, упав с проволоки в Пуэрто-Рико, – как он накренился, замер на минуту, пытаясь удержаться на канате, – и полетел вниз.
Усилием воли Гарденер выкинул это из головы. Он выкинул из головы все лишнее и приготовился стать героем. Или умереть.
22
ПРОГРАММА?
Гард затолкал наушник в ухо и хмуро уставился на экран, направляя на него поток мыслей. Адская боль вспыхнула в голове. И без того раздутый мозг разнесло, казалось, до предела. Вскоре боль начала стихать, но ощущение растянутости не покидало. Он уставился на экран.
АЛЬТАИР-4
Так, хорошо. Что дальше? Он прислушался к старику, стараясь уловить хоть какую-нибудь подсказку, но тот безмолвствовал. Хотя не исключено, что связь со стариком перекрылась ментальной связью с преобразователем; а может, Эд просто не знал, что ответить. Как бы там ни было, суть от этого не менялась.
Гард молча смотрел на экран. Появилась надпись
ОБМЕН ФАЙЛАМИ С
И тут вдруг по монитору побежали девятки. Побежали и заполонили его снизу доверху, от края до края. Гарденер оцепенел: о боже, я сломал его!
Девятки исчезли, и на экране загорелась надпись:
О БОЖЕ Я СЛОМАЛ ЕГО
Мелькнула – и исчезла, точно и не было, но тут вновь появилась строчка:
К ОБМЕНУ ФАЙЛАМИ ГОТОВ
Фу, отлегло. Техника вроде в норме. Гард знал, что мозг его напряжен до предела. Машину пока питают старик и то немногое, что осталось от Питера. Если их силами удастся вернуть парня, то не исключено, что Гард сумеет уйти – ну или упрыгать, учитывая, что с такой лодыжкой он не ходок. Но если машина решит подключить еще и его в качестве источника энергии, то у него просто лопнет мозг. Взорвется, как праздничная хлопушка.
Поздновато ты спохватился, браток.
Облизнув губы опухшим языком, Гард снова взглянул на экран.
ОБМЕН ФАЙЛАМИ С ДЭВИДОМ БРАУНОМ
Девятки по экрану.
Целая бесконечность девяток.
ОБМЕН ФАЙЛАМИ ЗАВЕРШЕН
Так, ладно. Что дальше? Гарденер пожал плечами. Ну ты ведь знаешь, что надо делать. Так к чему эти реверансы?..
ВЕРНУТЬ ДЭВИДА БРАУНА С АЛЬТАИРА-4
Девятки по экрану. Целых две бесконечности. И тут на экране появилось сообщение. Такое простое и до одури логичное, что Гарду дико захотелось расхохотаться, но он понимал – это начисто выбьет хилые предохранители, которые еще фурычат в его мозгу.
КУДА ЕГО ДОСТАВИТЬ?
Смеяться расхотелось. Надо было отвечать на вопрос. А в самом деле, куда? Водрузить на центральную базу стадиона «Янки»? На площадь Пиккадилли? Или на волнорез посреди водного безбрежья перед калифорнийским отелем? Это все, конечно, не варианты. Одно ясно: в Хейвене ему не место. Мало того, что здешний воздух вполне способен прикончить мальца, так ведь и родичи его превратились в сущих монстров.
Так куда ж тогда?
Перехватив напряженный взгляд старика, Гард все понял: в мире есть лишь одно место, куда можно отправить мальчика.
Задал команду машине…
И стал ждать. Чего угодно. Требования уточнить координаты, или сообщения, что команда не может быть выполнена, или предложения каких-нибудь мудреных действий, которые он будет не в состоянии осуществить. Но ничего этого не произошло. Лишь сплошное поле девяток, словно навечно застывших на мониторе. От трансформатора исходил нестерпимо яркий зеленый свет. Он пульсировал. Хотелось закрыть глаза.
Гард зажмурился и сквозь зеленоватую завесу, как показалось, уловил слабый, отчаянный крик старика.
И тут же сила, переполнявшая разум, оставила его. Взяла и ушла, так запросто. Гарденер отшатнулся, наушник выскочил и упал на пол. Рубашка насквозь пропиталась кровью, которая все это время текла из носа. Интересно, сколько пинт крови умещается в одном человеке? И что же в итоге произошло?
Ответа не было.
Гард готов был увидеть на мониторе любые слова.
ПЕРЕДАЧА СОСТОЯЛАСЬ
или
ПЕРЕДАЧА НЕ СОСТОЯЛАСЬ
или, быть может,
ДА ПРЕБУДЕТ С ТОБОЙ БОЛЬШОЙ И ЗЛОБНЫЙ ТОММИНОКЕР
Так чего ради он тут старался? Нахлынула тоска. Гарденер понял, что ответа на этот вопрос он не получит никогда. В памяти всплыли строки, которые написал когда-то Эдвин Арлингтон Робинсон:
Пахал наш брат, сбивая руки в кровь И светом одержим, он корку клял.
Нет, брат, не до света сейчас. Они уже взяли след, а ты и половину забора не покрасил.
Нет никакого света. Пустой бездушный экран. Гард взглянул на старика – тот висел, в изнеможении уронив голову на грудь.
По щеке сползла слеза и смешалась с кровью. Пластина в черепе тупо саднила, но зато прошло ощущение, что голова раздута и вот-вот лопнет. Как и чувство неимоверного могущества. Неожиданно для себя он понял, что скучает по этому чувству. В глубине души хотелось испытать его вновь, ценой любых лишений.
Торопись, Гард.
Да-да. Для Дэвида Брауна он сделал все, что было в его силах. Получилось ли, нет – неизвестно. Быть может, он убил парнишку, и пацан, который наверняка когда-то играл с фигурками из «Звездных войн» и мечтал встретиться с инопланетным мальчиком, как Эллиот из фильма, теперь парит в межзвездном пространстве облачком расщепленных атомов. Этого Гард так и не узнает. Что ж, он взялся за непомерную ношу и тащил ее слишком долго. Чуток надорвался, но дело сделано. А теперь пора идти дальше.
Старик приподнял голову.
Ты знаешь, что с ним, дедуль?
Жив ли он? Нет. Но ты молодец, сынок. Сделал все, что мог. Спасибо тебе. А теперь умоляю тебя, сынок, умоляю…
Все тише и тише. Ментальный голос старика слабел.
Пожалуйста, избавь меня от этого
по долгому светлому коридору и
смотри полки за твоей спиной
Теперь Гарденеру приходилось напрягаться, чтобы разобрать его мысли.
Пожалуйста, ну пожа…
Слабый шепот. Голова старика упала на грудь, жидкие седые волосы парили в зеленом киселе.
Питер задумчиво двигал лапами во сне – наверное, гнался за кроликом, а может, искал любимую Бобби.
Кое-как Гард допрыгал до полок. Они обросли грязью и пылью. На них валялись старые предохранители, стояли кофейные банки с болтами, шайбами, дверными петлями и ключами от каких-то непонятных, давным-давно потерянных замков.
На одной из полок лежал игрушечный бластер с кнопочкой на боку. Наверное, юный владелец нажимал на кнопку, и игрушка улюлюкала на разные голоса, имитируя космическую перестрелку.
На что теперь способна эта вещица?
Да хрен его знает, устало подумал Гарденер. Он уже порядком притомился от всей этой неразберихи.
Может, и притомился, а пистолет все равно за пазуху сунул. Допрыгал до двери, у выхода оглянулся на старика.
Спасибо тебе, друг.
Слабый отклик. Слабее, еще слабее, шорох сухой листвы.
…отсюда, сынок
Да. И тебя, и Питера. Клянусь.
Прыгая на одной ноге, Гард выбрался из сарая и посмотрел вокруг. Никого. Пока удача на его стороне, но искушать судьбу не стоит. Прочь отсюда. Они уже рядом. Гард мысленно ощущал их, касаясь их общего разума. Враги будто слились в единую
(сеть)
Сущность. Они его не слышали – ну или не чувствовали. Пока он находился внутри сарая, в контакте с преобразователем, его разум был будто бы отрезан от внешнего мира. Но скоро, очень скоро они поймут, что он вернулся и вновь на сцене. И пританцовывает, словно обрюзгший и раздавшийся Элвис. Встречайте!
Солнечный свет слепил глаза. В жарком воздухе висел запах гари. Дом Бобби полыхал, точно куча сухого хвороста в очаге. Завороженный зрелищем Гард не увидел, как провалилась часть крыши. Множество искр взвилось в предзакатное небо. Дом занялся ясным пламенем, но преследователи – Дик, Ньют и остальные – пока этого не заметили, ведь дым шел в основном от припаркованных во дворе автомобилей.
Гард на секунду задержался в дверях сарая, передохнул, стоя на здоровой ноге, и, неуклюже прыгая, направился к садовой вертушке. На полпути растянулся в пыли. Падая, вспомнил про космический бластер, который лежал в кармане. На игрушках не бывает предохранителей. И если ненароком спустить курок, от физической оболочки Гарденера мало что останется, он заметно потеряет в весе. Фирменный рецепт похудения от томминокеров. Он извлек из-под ремня детский пистолетик, точно это была живая мина, и продолжил путь на четвереньках. У вертушки он кое-как поднялся на ноги.
В сорока шагах от него провалились остатки крыши. Раскаленными искрами обдало сад и раскинувшийся позади лес. Гард обернулся к сараю и изо всех сил подумал: «Спасибо тебе, друг, выручил».
И будто бы даже услышал ответ – слабый, едва различимый.
Гарденер навел бластер на сарай и спустил курок. Тонкий зеленый луч света, не толще карандашного грифеля, рассек пространство. Что-то зашипело, будто жарящийся бекон запрыгал на сковородке. Зеленый луч плеснул в стену, словно вода из шланга, миг – и доски полыхнули. Теперь Медведь Смоки ко мне не подкопается.
С лазером в руке, обливаясь потом и кровавыми слезами, Гард поскакал к заднему входу. Черчилль бы, пожалуй, одобрил. Воистину: никогда не сдавайтесь. Смешно до слез. Когда «Томкэт» уже был в пределах видимости, челюсти свело очередным зевком и вдруг осенило: а ведь Бобби, сама того не зная, пожалуй, спасла его шкуру. И не «пожалуй», а очень даже вероятно. Вполне возможно, что валиум защитил его от немыслимого по силе заряда преобразователя. И эта горсть таблеток…
В горящем доме загремела канонада – взорвалась очередная самодельная примочка. Гард инстинктивно вжал голову в плечи. Часть дома ракетой стартовала в небо. По счастью, дальняя. Гард проводил ее взглядом и глубоко зевнул.
В небесах парила пишущая машинка Бобби.
Все выше, выше, выше, летучий «Ундервуд» кувырком мчался под облака.
Гард вскочил на ноги и метнулся к «Томкэту». По счастью, ключ торчал в замке зажигания. Намаялся он с ключами в последнее время, хватит на всю оставшуюся жизнь, сколько бы там ни было отмерено.
Кое-как забрался на сиденье. За спиной послышался рев моторов. Преследователи ворвались во двор. Гард не обернулся, каждая минута была на счету. «Томкэт» стоял слишком близко к дому. И если он сейчас же не сорвется с места, спечется, как яблоко.
Он повернул ключ в замке зажигания. Мотор не издал ни звука, но это Гарденера не смущало. Двигатель мягко вибрировал. В доме снова что-то взорвалось. Колючая россыпь искр брызнула во все стороны, обжигая и жаля. Во дворе скапливалось все больше народу. Умы прибывающих были обращены к сараю, мелькали мысли
печеное яблочко
спекся в сарае
сдох, так и есть
И хорошо, пусть пока пребывают в неведении. Новый и улучшенный «Томкэт» двигался бесшумно, с легкостью бойца-ниндзя, и не мог выдать себя рокотом мотора. Срочно линять отсюда. Сад пылал. Гигантские подсолнухи и исполинская кукуруза с огромными несъедобными початками горели ясным пламенем. Благо поперек участка пролегала дорожка, по которой все еще можно было двигаться.
Эй! Тихо! Он позади дома! Живой, подлец!
Гарденер в смятении обернулся: справа, по каменистой площадке, тянувшейся вдоль соседского поля, гнала на мотоцикле Нэнси Восс. За спиной ее развевались заплетенные в косы волосы, глаза горели ведьминским огнем… Жуткая бестия. Впрочем, в сравнении с сестричкой Энн она – сущий ангелок.
За ним! Он здесь! Быстрее!
Ах ты, крыса, подумал Гарденер и навел на нее акустический космобластер.
23
Их было человек двадцать или тридцать. Эдли и Кайл, Фрэнк Спрюс, Голдены, Розали Скехан, Поп Кудер. Ньют и Дик следили за порядком, замыкая колонну.
Вдруг все разом обернулись на призыв Нэнси.
Сюда! Быстрее сюда! Гаденыш жив! За домом.
Все видели, как она мчится через поле на мотоцикле, галопируя, словно всадник на полном скаку. Жесткие подвески «ямахи» подбрасывали ее вверх и вниз. И тут из-за горящего дома выстрелил тонкий зеленый луч, объяв ее пламенем.
Никто и не заметил, как вдруг снова начала вращаться вертушка.
24
Стена сарая полыхала. Часть крыши провалилась, подняв в воздух жгучие искры. Одна попала на кучу сального тряпья, и оно живо занялось.
Избавление, подумал Эв Хиллман. И последнее последнее послед…
Напоследок прозрачной зеленью стал пульсировать преобразователь. Пару мгновений он еще противостоял огню.
25
Дик Эллисон услышал скрип вертушки. Разум его наполнился яростным нечеловеческим криком, когда стало ясно, что Гарденер по-прежнему жив. Все произошло слишком быстро. Справа от дома Бобби посреди площадки тряпичной куклой валялась полыхающая Нэнси Восс. «Ямаха» промчалась еще двадцать ярдов, налетела на камень и кувыркнулась через руль.
Дик мигом оценил ситуацию. Увидев сгоревший остов пикапа Бобби, машину Мосса и «олдсмобиль» Бозмана, он тут же заметил вертушку.
ВСЕ ПРОЧЬ ОТ ЭТОЙ ШТУКИ. БЕГИТЕ! БЫСТ…
Их было уже не спасти. Дик выпал из сети и не мог пробиться сквозь тугую завесу. В едином разуме простеньким рок-н-ролльным ритмом бились две последние мысли:
Еще жив. Вон там, за домом. Еще жив. Вон там, за домом.
Народ все прибывал. Они хлынули через двор, не обращая внимания на горящий дом, на пылающий сарай и беспорядочно брошенные автомобили.
НЕТ! ИДИОТЫ! ПРИГНИТЕСЬ! БЕГИТЕ!
Ньют застыл, не в силах отвести взгляда от адского пламени, охватившего дом. Он не видел карусели, которая крутилась все быстрее, набирая обороты. С какой радостью Дик бы его прикончил, но этот человек был по-прежнему нужен. Дик грубо толкнул его на землю и прикрыл своим телом.
И в этот миг зеленая смертоносная вуаль по центробежной накрыла двор.
26
Гард услышал крики – множество криков, и постарался отгородиться от них. Сейчас это не важно. Сейчас вообще ничего не важно. Впереди – последняя пересадка.
Бессмысленно было поднимать «Томкэт» в воздух. Гарденер врубил первую передачу и поехал в чудовищный, объятый пламенем сад Бобби.
В какой-то миг стало сомнительно, что эта полоса препятствий окажется ему по зубам. В запущенном заросшем огороде пламя распространялось гораздо быстрее, чем можно было представить. Со всех сторон жутко припекало, казалось, легкие просто вскипят.
Слышались глухие щелчки – так потрескивают в печи смолистые сосновые дрова. От жара на бахче лопались тыквы и кабачки. Ладони обожгло до пузырей.
Голове стало жарко. Гарденер протянул руку – горели волосы.
27
Изнутри сарай был объят пламенем. Преобразователь плавился, корежился, и лишь зеленый кошачий глаз мерно пульсировал в центре адского пекла.
Питер лежал на боку. Ему больше некуда было спешить. Эв Хиллман устало смотрел на прибор, сосредоточив на нем последние силы. Жидкость, в которую он был заключен, накалилась до предела. Но это еще терпимо. В его ситуации боли не существует – во всяком случае, телесной. На кабеле, соединявшем его резервуар с преобразователем, стала плавиться изоляция. Соединение пока худо-бедно держалось, и Эв Хиллман успел подумать:
Последняя просьба. Дай ему спастись. Последняя
ПОСЛЕДНЯЯ ПРОСЬБА
Высветилось на экране компьютера.
ПОСЛЕДНЯЯ ПРОСЬБА ПОСЛЕДНЯЯ ПРОСЬБА ПОСЛЕДНЯЯ ПРОСЬБА
И тут экран заполонили девятки.
28
Во дворе Бобби царило невиданное разрушение.
Дик и Ньют, не в силах отвести взгляда, следили за происходящим. Уже во второй раз Дик поражался, что все могло зайти так далеко, – как и в тот день, когда они травили в лесу полицейского со стариком. Со стороны было видно, что они, как и те, кто еще не подоспел к дому, находятся вне смертоносного периметра, но сам Дик не был в этом уверен и встать не решался.
Во дворе горели люди – как сухие огородные пугала. Одни метались, хлопали руками и по-вороньи орали, в том числе и мысленно. Некоторым удалось вовремя отскочить от смертоносной спирали. Мимо того места, где лежали Дик и Ньют, медленно прошел Фрэнк Спрюс с выжженным лицом. Его полоснуло по щеке, и теперь с одной стороны его десны обнажились в полуулыбке. Единичные вспышки озаряли двор – у кого-то было при себе оружие, и оно самоуничтожалось.
Дик и Ньют встретились взглядами.
Отводи их. На перехват по флангам? Надо
Да вижу боже там наши горят десять или двенадцать
НЕ СКУЛИ!
Ньют отпрянул, раздвинув губы в беззубом оскале. Дик не обратил внимания. Ментальная сеть распадалась, и теперь были все шансы докричаться.
В обход! Поворачивай в обход! Задержать! Задержать хмыря!
Они зашевелились. Медленно выходя из оцепенения, двинулись, набирая скорость.
29
Монитор вспыхнул, что-то взорвалось, послышался кашель, словно какой-то великан прочищал забитое мокротой горло. Из душевой кабинки, ставшей тюрьмой для Эва Хиллмана, хлынула вязкая зеленая жижа. Добравшись до огня, она превратилась в едкий зеленый пар. Эва выбросило волной, словно рыбу из разбитого аквариума. По счастью, он был уже мертв. Потом настала очередь Питера. Резервуар Энн Андерсон лопнул последним. Покойница лежала на полу, злобно скрючив пальцы.
30
Когда иссяк огненный водоворот и машина смолкла, воздух по-прежнему наполняли крики умирающих и настойчивые приказания Дика. Повсюду бушевал пожар. Двор превратился в грязную лужу с островками огня, хотя томминокерам было не привыкать – они везде сеяли огонь и разрушения.
Ньют вторил Дику. Кайл погиб. Эдли получил сильнейшие ожоги, но в общий хор голосов влился и его голос:
Перехватить его, пока он не подобрался к кораблю! Он жив! Перехватить, пока не подобрался! Пока не подобрался!
Томминокеры были разгромлены. Пятнадцать из них живьем поджарились в саду Бобби, но и это не самое страшное. Бобби и Кайл мертвы, Эдли вот-вот к ним присоединится. Границы перекрыты, возникла острая нужда в преобразователе, но он уничтожен. Да еще Гарденер жив. Жив вопреки всему. Невезение какое-то.
И что хуже всего, подул свежий ветер.
31
Схватить его, быстро.
Сеть. Томминокеры восстановили сеть.
Они прошли через поле и двинулись навстречу огню.
БЫСТРО!
Дик Эллисон повернулся в сторону города, и вся сеть повернулась следом, будто тарелка радара. Где-то там, в доме, сидела Хейзел, поражаясь такому повороту событий.
Он
(сеть)
Дал отпор.
Хейзел, отправь за ним все, что у тебя есть в той стороне.
Дик повернулся к Ньюту.
Необязательно так толкаться, насупился тот, стирая с подбородка каплю крови.
– Умолкни, не до тебя, – сплюнул Дик. – Сейчас надо гниду ловить.
32
Вертушка, с которой все и началось, замерла, а пожар веером продолжал распространяться. От дома Бобби остались лишь черные остья конструкции, и теперь они были объяты рыжим столбом пламени. Огонь охватил сад с гигантскими растениями-мутантами, и те, сгорая, испускали зеленое свечение.
Пожар наступал с двух флангов, они смыкались. Меж ними мчался Джим Гарденер, увенчанный венком из тлеющих волос. На нем загорелась рубашка, рукав дымился. Гард похлопал по руке, затушил огонь. Хотелось кричать, но на это уже не было сил. Голова плыла как в тумане.
Меня выжали и выбросили. Как тряпку. Сам виноват.
Он выехал из сада. «Томкэт» накренился и скатился по склону прямиком в лес. Молодая поросль вдоль дороги горела, пламя струилось по земле, постепенно вливаясь в Большой индейский лес. Гарда это сейчас меньше всего интересовало. И страх, что он поджарится, как в микроволной печи, тоже понемногу отпускал. Он то и дело стукался обо что-то головой, а волосы пахли ужасно – словно ребенок похозяйничал у плиты.
Едва он оказался в лесу, правое плечо опалило струей зеленого огня.
Гард дернулся влево и припал к рулю, оглянулся. Позади, вооружившись огненной пушкой, мчался Хэнк Бак. На ферму он пригнал на мотоцикле, грохнулся с него на той же полосе, где обрела конец Нэнси Восс, вскочил и на своих двоих ринулся в погоню.
Гард обернулся. Крепко сжимая в правой руке пистолет, для верности схватил себя за запястье другой рукой и спустил курок. Тонкий луч пронзил пространство и каким-то чудом шарахнул Хэнка в грудь – прямо в сердце. Зашипело, как мясо на сковородке. Зеленая смерть плеснула в лицо Хэнка, и он рухнул на землю.
Гард очень вовремя посмотрел на дорогу: трактор держал курс на пылающую елку. Со скоростью пять миль в час. Гард стал выруливать, на руках лопались пузыри. Чудом не протаранил елку. Гусеница чиркнула по стволу, и трактор начал заваливаться вбок. Лицо чуть не опалило разлапистой веткой, окутанной огнем, – в последний момент увернулся, буквально на ощупь продираясь среди жалящей хвои, будто человек, запутавшийся в горящих шторах. Трактор-коротышка накренился, замер в таком положении и удачно встал на землю, обретя равновесие. Гард вдавил дроссель, выжимая из «Томкэта» максимум, и тот погнал вперед по лесной дорожке.
33
Томминокеры наступали и наступали. Они пробирались по флангам, пытаясь обойти огненный веер, который охватывал все большую площадь. Дик Эллисон, руководивший операцией, рвал на себе волосы, прекрасно понимая, что беглеца уже не поймать. Гарденер успел проскочить через сад, ему повезло. Промедли он три минуты – да что там, минуту, – и все, путь был бы отрезан. Он попросту спекся бы в адском пламени пожара. Его пытались догнать. Четверо смельчаков сгорели заживо, и среди них – миссис Айлин Креншоу и преподобный Гурингер. Креншоу погибла на кукурузном поле. Два пылающих ствола упали на нее, когда она проезжала мимо них на «дюноходе». От неожиданности она выпустила руль, заорала, «багги» понесло прямо в горящие дебри огненного сада. Шины лопнули с оглушительным хлопком. Секунду спустя дорожка была в огне, выбраться ей не удалось.
Сказать, что Дик рвал и метал, – не сказать ничего. В истории томминокеров уже имели место случаи, когда «обращение» приходилось резко сворачивать. Такое происходило не часто, но все же случалось. Впрочем, во все времена причиной тому служили естественные, природные факторы. Так бывает, скажем, когда гибнет целое поколение мотыля в стоячем пруду из-за того, что в разгар грозы в воду попала молния. Но тут же, вы поглядите, не гром и не природный катаклизм – человек! Да еще какой! Жалкое подобие мужчины, шут, которого все презирали и побаивались, точно собаку, что по собственной глупости способна укусить протянутую руку. Человек, не выходящий из пьяного ступора. Хмырь, который обхитрил Бобби, убил ее, да еще и упорно оставался в живых, несмотря на все попытки с ним расправиться.
Нас не остановит какой-то там человек, с остервенением думал Дик. Нет, нет и нет! Да только как теперь этому помешать? Огненный фронт распространялся с небывалой быстротой, напрочь отрезая преследователей. Гарденер – единственный, кому удалось проскочить в самом центре полыхающей аллеи. Хэнк Бак пытался в него стрелять, но не попал, зато, по иронии судьбы, мерзавец сразил его наповал, убил с первой попытки.
Дика обуревала ярость (Ньют это чувствовал и предпочитал держаться в стороне – Дик был тяжелее на двадцать фунтов и моложе на десять лет). На самом деле под толстым слоем злости скрывался леденящий душу страх, словно протухший крем внутри отравленного шоколада. И это было гораздо хуже.
Да, томминокеры, как поведала Бобби, и впрямь великие космические странники. Этого у них не отнять. Но нигде до сих пор, во всех вселенских просторах, не встречали они такого человека, как этот. Он боролся вопреки всему. Вопреки разбитой лодыжке, потере крови и смертельной дозе лекарства, которое, по идее, должно было свалить его пятнадцать минут назад, даже учитывая, что большую часть таблеток ему удалось из себя изрыгнуть.
Происходило невозможное.
Почему-то огонь, который должен был перекрыть Гарденеру путь к кораблю, стал естественной и главной его защитой.
Придется прибегнуть к последнему средству: механическим стражам.
– Они его схватят, – прошептал Дик.
Дик и Ньют стояли на пригорке по правую руку от дома, словно два генерала, наблюдающих за передвижением пехоты. Пехота медленно прокладывала путь к лесу, обходя растянутые фланги пожара. Дик работал кулаками, остервенело сжимая и разжимая ладони. В шейных артериях пульсировала зеленая кровь.
– Схватят, остановят, он не пройдет к кораблю, не пройдет, не пройдет.
Ньют Беррингер осмотрительно помалкивал.
34
Датчик дыма, как миниатюрная летающая тарелка, беззвучно рассекал по лесу. На брюхе его беспорядочно мигала красная лампочка индикатора. Малышку вела Хейзел Маккриди. Дистанционно. Она уловила волну злости, отчаяния и страха, которая исходила от Дика Эллисона, и решила лично заняться Гарденером. Но сначала она дала одно небольшое поручение Паулине Годж, наиболее ответственному, на ее взгляд, человеку. Затем перешла в свой кабинет, закрыла за собой дверь и заперлась на ключ.
В нижнем ящике картотеки у нее был припрятан гетто-бластер, стереомагнитофон чуть меньшего размера, чем «утилизатор» покойного Хэнка Бака. Водрузив его на стол, она нажала кнопку включения, взяла миниатюрный наушник с лотка для исходящих бумаг и сунула его в ухо.
Она сидела с закрытыми глазами и, замерев, слушала, как справа и слева проносятся деревья, хлещут ветками по лицу – дымовой датчик мчался над землей на высоте человеческого роста. Очень скоро Гарденеру вспомнится одна яркая сцена из фильма «Возвращение джедая» – там, где хорошие парни, оседлав воздушные мотоциклы, гоняют на бешеной скорости, пытаясь поймать плохих.
Впрочем, Хейзел было не до метафор сейчас. И не до них будет потом, если вообще удастся выбраться из этой заварушки. Так что образность – это не для томминокеров.
А меж тем электронный киборг почуял дым в объятом пожаром лесу и жаждал выполнить свое исконное предназначение – врубить пожарную сирену.
Датчик дыма легко покачивался из стороны в сторону, обходя препятствия, огибал стволы, подскакивал над кочками и медленно вновь выравнивал высоту, подобно самому крохотному в мире самолету-опылителю.
Хейзел сидела за столом, подавшись вперед, до упора вдавив наушник в ухо, максимально сосредоточившись на задаче. Она гнала свой крохотный летательный аппарат на пределе возможностей, превышая любые скоростные ограничения, рискуя разбить его вдребезги, но и этого было мало. От корабля их отделяло целых пять миль, и сейчас датчик подлетал к Хейвену со стороны Ньюпорта. До Гарденера нужно добраться как можно скорее. Успеть. Время на исходе.
Датчик нырнул вбок, ловко увернувшись от тонкой сосенки. Пронесся на бреющем… Вот и он. А вот и корабль впереди, весь переливается, пуская в кроны солнечных зайчиков.
Датчик на миг застыл над землей, укутанной толстым покрывалом вековой хвои, – и устремился прямо на Гарденера. Хейзел уже готова была включить ультразвуковую насадку, способную перемолоть все кости в теле Гарденера в мелкую труху.
35
Гард, берегись! Слева!
До боли знакомый голос. Невероятно, но факт. Это была Бобби Андерсон. Прежняя, «неулучшенная» Бобби. На размышления времени не оставалось. Гард обернулся налево: что-то со свистом неслось на него сквозь деревья. Диск с мигающим огоньком на брюхе. Разглядеть его не хватило времени.
Гард навел на цель звуковой космобластер, попутно удивляясь, что вообще надеется попасть в эту летающую мишень. И тут вдруг голову наполнил нарастающий тонкий писк, словно бы все комары мира собрались в единый хор и гудели в унисон. Сперва он ощутил этот звук ушами, потом головой, а после всем телом. Да, он был где-то внутри, и все внутри его начало вибрировать.
А потом словно чьи-то руки сжали его запястье. Крепко сжали и развернули в нужную сторону. Он спустил курок. Стрела зеленого огня рассекла солнечный луч. Дымовой датчик взорвался, разлетевшись на осколки. Несколько кусков пластмассы просвистели рядом, едва не задев Гарда.
36
С диким криком Хейзел дернулась в кресле и застыла – чудовищной силы отдача саданула в наушник. Она вскинула руку, пытаясь содрать его скрюченными пальцами, но промахнулась. Губительный жучок так и остался в левом ухе, и тут же из правого брызнули зеленые влажные хлопья, похожие на облученную овсянку. Ее мозги вылетали сквозь узкий слуховой проход, пока, наконец, череп ее не лопнул от давления, раскрывшись подобно чудному цветку. Из сердцевины плеснул мозг и шмякнулся об стену, заляпав календарь с репродукциями.
Хейзел завалилась на стол, раскинув руки и устремив в пустоту удивленный взгляд стекленеющих глаз.
Гетто-бластер поурчал и затих.
37
Бобби? – дико озираясь, подумал Гарденер.
Отвали, жеребчик! – Она явно забавлялась. – Большего от меня не дождешься. Я же труп, не забывай.
Помню, Бобби.
Мой тебе совет, берегись бешеных пылесосов.
А потом она сгинула, исчезла, как не бывало. За спиной с треском рухнуло горящее дерево. Лес и ферма позади превратились в адскую доменную печь. Преследователи нагоняли. За спиной слышались крики, улавливался звон мысленных голосов.
Бобби пропала.
Гард, да ты все напридумывал. Ты просто хочешь, чтобы она была рядом, она нужна тебе, физически нужна, вот и мерещится всякое. Пытаешься возродить ее к жизни.
Да? А как же рука? Ее я тоже придумал? Меня ведь явно кто-то схватил за руку, меня вели. Я не мог сам попасть в эту штуку, да никто бы не попал с первого раза и без посторонней помощи. Я ж не чемпион по стрельбе.
А меж тем голоса приближались. Они витали в воздухе, проносились в голове. Нагонял пожар. Гарденер глотнул дыма, поперхнулся, потянул рычаг управления и полным ходом погнал вперед. Сейчас не до размышлений и споров.
Его путь лежал к кораблю. Через пять минут «Томкэт» выскочил на поляну.
38
«Хейзел, Хейзел?!» – в исступлении орал Ньют.
Хейзел да Хейзел, – гаркнул в ответ Дик Эллисон. Терпение его было на исходе – ну что за тупица! И он бросился на Ньюта с кулаками.
«Ах ты, паскуда!» – смачно плюнул в ответ Ньют, и они, вцепившись друг другу в глотки, покатились по земле. Глаза пылали ненавистью, каждый страстно желал придушить недавнего приятеля. Логика тут напрочь отсутствовала. Сейчас странно было бы сравнивать томминокеров с кем-то вроде мистера Спока.
Пальцы Дика впились в рыхлые складки на шее противника, руки сомкнулись мертвой хваткой. Кровавая зеленая пена пузырилась под ногтями. Дик стал отчаянно бить Ньюта головой об землю, поднял и со всей силы швырнул вниз, опять и опять, снова и снова. Сопротивление ослабевало, Ньют задохнулся в руках противника.
Разделавшись с ним, Дик почувствовал себя значительно лучше.
39
Гарденер неловко спешился, потерял равновесие и упал. В тот самый момент, когда он невольно пригнулся, над ним просвистел массивный шмель. Гарденер сидел на земле, озадаченно глядя на летающий пылесос, который секунду назад чуть было не снес ему голову.
«Электролюкс» пулей пронесся по вырубке, затормозил и вновь помчался на него, как торпеда. Позади этого монстра с бешеной скоростью вращалось подобие пропеллера – так быстро, что в воздухе висела серебристая зыбь.
Гарду отчетливо представилось дупло, прорубленное гигантскими жвалами в нижней части двери сарая, и во рту пересохло от страха.
Берегись бешеных…
Пылесос заложил вираж и нырнул прямо на Гарденера, вращая в воздухе циркулярной насадкой, которая зудела и жужжала, подобно бензиновому мотору детского самолетика-истребителя. Бытовой прибор висел в воздухе, неторопливо покручивая небольшими колесами, некогда облегчавшими жизнь какой-то усталой домохозяйки, которой приходилось таскать за собой верного спутника из комнаты в комнату. Отверстие, куда вставлялись разнообразные шланги, теперь зияло голодным жерлом.
Гарденер сделал вид, что собирается прыгнуть вправо, но задержался чуть дольше ожидаемого, – двинься он слишком резво, и пылесос прогрыз бы его внутренности с той же легкостью, с какой он прогрыз дощатую дверь сарая, когда Бобби вызвала его на подмогу.
Гард подождал немного, дернулся влево и в последний момент рухнул вправо, прямо в грязь. Ударились друг о друга кости в раненой лодыжке, он отчаянно вскрикнул.
«Электролюкс» с грохотом упал на землю, взрывая пропеллером грязь, и тут же подскочил, словно самолет, слишком рано севший на взлетно-посадочную полосу. Со свистом взметнулся в воздух и полетел в сторону огромного наклоненного блюдца, развернулся и устремился на Гарда. Из голодного жерла показался кабель, которым совсем недавно пылесос нажимал кнопки на пульте управления. Кабель плеткой стегнул воздух, издав сухой щелчок, точно шелест резко развернувшейся змеи, – сквозь грохот и рев пламени этот звук едва улавливался. Когда-то в детстве мать свозила Гарденера на родео, посмотреть, как ковбои управлялись с лошадьми на Диком Западе. Долго тряслись они по кочкам и ухабам Портленда штата Мэн. Был там один ковбой в высокой белой шляпе, он выделывал всякие штуки с веревкой. Имелся у него фирменный фокус: длиннющее лассо он крутил на высоте лодыжки. При этом ловко прыгал над петлей и дул в губную гармошку, наигрывая «My Gas Sall». Этот кабель вращался так же лихо, как то лассо.
Гард, очнись! Он срубит тебе голову с плеч. Гладенько, как нож по маслу.
И теперь эта железная дура со свистом неслась на Гарда, волоча за собой серую тень.
Приподнявшись на коленях, Гарденер навел на нее космобластер и выстрелил. Пока он целился, пылесос успел уклониться, но выстрелом его задело по касательной. Отлетел кусок хромированной стали над правым колесом. Кабель плеткой упал в грязь, прочертив в ней неверную дугу.
взять его
взять пока он не
пока не навредил кораблю
Близко. Голоса были уже близко. Пора с этим кончать.
Пылесос обогнул дерево и лег на обратный курс. Взял носом вверх, разогнался, набрал высоту и спикировал ястребом. Все быстрее вращались остро отточенные лезвия.
Гарденеру тут же представился Тэд Ядерная Шишка. То-то старина повеселился бы, окажись в такой ситуации. Воистину жизнь благодаря электричеству заиграла новыми красками!
В доли секунды Гард спустил курок игрушечного пистолета, и тонкий зеленый луч выстрелил в рыло взбесившегося пылесоса. Не жалея ног, Гард вскочил и бросился наутек. И в этот миг «Электролюкс» рухнул на землю совсем рядом с «Томкэтом», зарывшись в грязь фута на три. Из выступающей надземной части плотным облачком вырвался дым. Пылесос раскатисто перданул и издох.
Опершись о бок «Томкэта», Гарденер поднялся на ноги. В руке бессмысленно болтался сверхзвуковой космобластер. Детская игрушка не была приспособлена для таких нужд. Дуло оплавилось, вещица пришла в негодность. «Теперь толку от нее ноль, – подумал Гард. – Как и от меня».
Пылесос смолк навеки. Он торчал из земли наподобие неразорвавшейся бомбы. Впрочем, расслабляться не время. Сейчас еще и другие подоспеют. Много у них занятных приспособлений и приборчиков. И некоторые уже в пути, это точно. Спешат, летят и катятся по лесу на своих импровизированных колесах.
О чем там думал старик напоследок? Последнее, последнее, что там… Избавление.
– Избавление. Неплохое словечко, – проговорил Гарденер хрипло.
Он тут же вспомнил, что есть новелла с таким названием. Написал ее какой-то поэт. Джеймс Дики. Речь в ней шла про молодых парней, которые сплавлялись на каноэ, играли на гитаре, влипли в неприятности и наломали дров, но под конец сошлись на том, что неплохие они, в сущности, чуваки. Была там строчка… Один из них посмотрел на напарника и проговорил как бы невзначай: «Все машины портятся, Льюис, все системы отказывают».
Как раз на это Гарденер сейчас очень надеялся.
Он подскочил к навесу и нажал кнопку, запустив лебедку на спуск. Теперь ему предстоит вручную карабкаться вниз по тросу. Дурацкая затея, но придется. Вот они, технологии томминокеров, к вашим услугам. Захныкал мотор. Трос стал опускаться. Гарденер прыгнул к самому краю и посмотрел вниз. Если получится – считай, спасен.
В полной безопасности среди инопланетных мертвецов.
Мотор заглох. Где-то на глубине болталась бесполезная стропа. Голоса приближались, огонь наступал на пятки, сужалась цепь злых испорченных приборов. Он преодолел много препятствий в этой гонке на выживание и пришел к финишу первым.
Примите наши поздравления, мистер Гарденер! Вы только что выиграли летающую тарелку! Как решите ею распорядиться? Возьмете деньгами или совершите бесплатное путешествие в открытый космос?
– Эх, – просипел Гарденер, небрежно бросив оплавленный пистолетик, – была не была.
Слова эти чем-то отозвались в памяти.
Он схватился за кабель и оттолкнулся от края обрыва. И тут вдруг он вспомнил, чьи это слова. В точности, один в один. Гэри Гилмор сказал их, стоя перед расстрельной командой в Юте.
40
На полпути вниз он понял, что последние силы его покидают. Если он сейчас же что-нибудь не предпримет, то попросту рухнет на дно.
Гард начал торопливо спускаться по тросу, проклиная всех и вся за то, что эти умники не придумали ничего лучше, как поместить ручное управление так далеко от траншеи. Было чертовски душно. Пот застилал глаза. Руки дрожали от усталости. Живот подвело. Ладони заскользили по веревке, вцепились в нее, заскользили снова. И тут вдруг трос поехал меж рук, как сквозь горячее масло. Он крепко сжал его и закричал от боли – резко увеличилась сила трения.
– Господи! – орал Гарденер. – Боже ты мой!
Приземлился он точно на раненую ногу. Боль раскаленным стержнем пронзила все его существо, прошла вверх по ноге, через живот, через шею. Казалось, сейчас вспорет макушку и вырвется наружу. Колено подломилось, саданувшись о корпус корабля. Коленная чашечка пробкой вылетела из сустава.
У Гарда потемнело в глазах. Он встряхнулся, преодолевая накатившую дурноту. Впереди был люк, все еще открытый. Мерно гудели воздухообменники.
Левая нога пылала от боли. Он посмотрел вниз и удивился: будто по волшебству она стала короче правой. И выглядела как-то… странно. Как погнутая сигара, которая слишком долго болталась в кармане.
– Разваливаюсь на куски, – прошептал Гард и неожиданно для себя рассмеялся. А вообще оно того стоило. Во всяком случае, это гораздо занимательнее, чем просто спрыгнуть с похмелья с волнореза.
Над головой послышалось писклявое жужжание. Смотри-ка, еще кто-то пожаловал. Гарденер медлить не стал, любопытство его не снедало. Он подтянулся в люк и пополз по круглому коридору. Со стен, вместо привычной зелени, лился мягкий белый свет. Измученное лицо Гарда в этом свете выглядело живым, и даже могло показаться, что он вовсе не умирает.
41
Если б только вы знали, как громко в ночи (Бубенцы-колокола, мчимся через поле) В мою дверь томминокер стучит и стучит. (По лесам и по долам, белое раздолье) Он как будто бы мертв, но и ты жив едва – (К милой бабушке домой на санях приедем) Томминокерским гриппом больна голова! (Поздравляем с Рождеством, взрослые и дети).
В голове крутились бессвязные стишки, а он все полз по коридору. Один раз остановился, не справившись с рвотными позывами. Отвернулся, освободил желудок, пополз дальше. Воздух здесь был по-прежнему чертовски гадок. Голубая канарейка, верный спутник горняков, давно бы уже лежала лапками кверху, ну или валялась на последнем издыхании.
Зато, Гард, обрати внимание. Тебе не показалось, что механизмы при твоем появлении заработали как будто громче?
Да. Громче и увереннее. И воздухообменники исполняют здесь отнюдь не главную партию. Глубоко в чреве корабля возвращалась к жизни какая-то другая машина. Свет становился ярче. В корабле теплилась жизнь, и теперь он подключился к своим скрытым резервам. И пусть.
Гард добрался до первого внутреннего люка. Обернулся – наружный вход был по-прежнему открыт. Преследователям ничего не стоит спуститься в котлован (а может, они уже и спустились) и ринуться следом, внутрь корабля. Правда, если вспомнить, с каким трепетом созерцали эту махину его горе-помощники (и даже здравомыслящий Фриман Мосс, который вроде бы продержался дольше остальных), они не решатся. Хотя положение у них отчаянное, и это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Устал он от этих сумасшедших. Хотелось отгородиться от них надежной стеной, пока они не забрали у него то немногое, что еще осталось.
В голове огненным цветком полыхнула боль. Из глаз брызнули слезы, мозг будто подцепили на крючок, и неведомый рыбак теперь вытягивал его на сушу. Жуткая мука, но ничто в сравнении с болью, пронзающей ногу от паха до лодыжки. Сил не осталось, он уже ничему не удивлялся. Заслонки сдвинулись – люк закрылся сам собой, отгородив его от внешнего мира. Возник вопрос: а сумеет ли Гард при желании открыть его снова? Невозможно что-то с уверенностью утверждать. Он оказался запертым в корабле, набитом мертвыми томминокерами.
А ты уверен, что они мертвы?
Нет, конечно. Как раз напротив, даже не сомневаюсь, что живы. Да они тут такого натворили, что мертвым и не снилось. Устроили всю эту заварушку. Превратили Хейвен в фабрику по производству оружия.
– Ну это вряд ли, – хрипло проговорил Гарденер. Он подтянулся и сквозь люк проник в простиравшийся за ним коридор. В чреве корабля ворочались гигантские молоты, стены гудели от вибрации.
Мертвяки? Нет, старина Гард, и не надейся. В целой вселенной не найдется столь древнего дома с привидениями, и ты червем ползаешь по его внутренностям.
Вдруг ему показалось, будто где-то раздался звук. Гард резко обернулся. Сердце зачастило, слюнные железы прыснули в рот горькой слюной. Да нет здесь никого. А вот и неправда! У тебя есть все основания испугаться, ты же видел томминокеров, которые некогда были людьми.
– Боже, помоги! – отчаянно взмолился Гард. Откинув с глаз волосы, он осмотрелся. Над головой тонкой паутиной простиралась лестница с широкими зазорами меж перекладин. И в каждой перекладине – узкие длинные выступы, наводящие на жуткие мысли. Когда и если корабль поднимется в воздух и примет горизонтальное положение, ступени выровняются по вертикали.
А запах здесь все же есть, несмотря на работающие вентиляторы. И его ни с чем не спутать. Тут пахнет смертью. Долгой одинокой смертью и безумием.
– Господи, помоги. Я ведь немногого прошу. Дай передохнуть, ну хоть чуть-чуть, ладно?
Так, разговаривая с богом, Гарденер упорно продвигался вперед и скоро достиг главной рубки корабля.
42
Томминокеры стояли, сгрудившись над краем обрыва, и смотрели на Дика. С каждой минутой их прибывало все больше и больше. Добравшись сюда, они вдруг замирали на месте, словно механизмы, которые выполнили череду предписанных операций и ждут дальнейшей команды.
Они стояли и смотрели то на корабль, под углом торчавший из земли, то на Дика, потом снова на корабль, и так переводили бессмысленные взгляды с одного на другое, напоминая толпу сомнамбул на теннисном матче. Дик чувствовал и знал, что остальные – те, что ушли в город охранять подступы к нему, выжидают, глядя на происходящее глазами тех, кто находится возле корабля.
А сзади надвигался огонь. Он пожирал все вокруг, набирая силу. Совсем рядом, из густых крон, зазмеился дымок, на поляну потянуло дымом. Кто-то закашлялся, но все оставались на местах.
Томминокеры смотрели на Дика, тот отвечал озадаченным взглядом, не понимая, чего от него хотят. Смутно, но до него начало доходить. Он – последний из «сарайщиков». Остальные погибли по милости Гарденера. Прямо ли, косвенно – пьянчуга тому виной. Все это было непостижимо и нелепо, и, мягко говоря, страшно. Дик все больше убеждался, что за долгую историю существования томминокеров такого провала у них еще не было.
Они на меня смотрят, потому что я – последний. Думают, я скажу им, что теперь делать.
Но сделать ничего нельзя. В этой гонке они проиграли, Гарденер победил. Каким-то чудом он пришел первым, и теперь им ничего не остается, кроме как сидеть и ждать. Ждать и надеяться, что корабль сам его уничтожит, пока тот не успел ничего натворить. Прежде чем…
Томминокеры…
И тут будто бы огромная рука проникла под черепную коробку Дика и нещадно сжала нежную мякоть мозга. Он вскинул руки к вискам, дико растопырив пальцы. Хотел крикнуть, но не смог. То, что он увидел, запечатлелось последним осознанным образом в его голове. Там, на поляне, как подкошенные, валились на землю люди, словно пилигримы, узревшие Божественное пришествие или какое иное чудо.
Корабль завибрировал. Воздух наполнился тяжелым гулом, резонирующим в челюстях.
Это Дик еще успел ощутить – и тут его глазные яблоки выскочили из черепа, точно сгустки заплесневелого желе. Больше он ничего уже не видел.
43
Господь, помнишь наш уговор? Помоги хоть самую малость.
Он сидел посреди шестиугольной комнаты с наклонным полом, вытянув перед собой покореженную (это, пожалуй, самое верное слово) ногу. Рядом из отверстия в полу тянулся толстенный кабель.
Подсобил бы немного. Ну ты прав, что со мной возиться, я расходный материал. Подстрелил жену, подстрелил друга, лучшего друга в моей жизни. Вечно я все порчу. И ты скажешь, что я – неудачник, да не абы какой, а новой и улучшенной модификации, и будешь прав. Но, господи, если б ты знал, как мне сейчас нужна помощь.
Помощь бы ему не помешала, и это без преувеличения. И самой малостью тут не обойдешься. Основной, толстый кабель разветвлялся на целых восемь проводов потоньше, и провода эти оканчивались не просто затычкой, а гарнитурой на оба уха. И если в сарае Бобби он, образно говоря, сыграл в русскую рулетку, то здесь попал в еще более серьезную переделку. С таким же успехом можно было сунуть голову в жерло пушки и попросить кого-нибудь дернуть за шнур.
Но делать нечего, надо решаться.
Вытащив из кучи пару наушников, он заметил, как странно прогнута перемычка над теменем в центре. Сработано под инопланетный череп. Перевел взгляд в дальний угол, где валялись скрученные высохшие тела.
Ну и названьице, «томминокеры». Но как бы там ни было, даже такого они не заслуживают. Дикари из космоса, троглодиты. Вот они кто. Понаделали механизмов, управляют ими своими когтистыми лапами и даже не пытаются разобраться, чего насобирали. На ногах – крючья, словно шпоры у бойцового петуха. Этот корабль – раковая опухоль, и надо срочно избавить от него Землю.
Господь, сделай так, чтобы я оказался прав.
Можно ли подключиться сразу ко всем? Вот это вопрос на миллион. Если «обращение» – закрытый процесс без обратной связи и корабль попросту испускает в атмосферу какие-то продукты распада, тогда это точно не вариант. Если же допустить, что объект вступает в контакт с окружающей средой – как раз к этой идее Гарденер и склонялся, – то корабль «питает» людей, способствуя их «обращению», и получает что-то взамен. Что именно? Они тоже «питают» его, помогая ему ожить, восстать из мертвых, воскреснуть – нет, слишком патетично и возвышенно для такого обмена. Если Гард окажется прав, то такому партеногенезу место на ярмарке уродов, под пестрыми зазывающими флажками и гирляндами, ну или в желтых газетенках, а не в мифах и религиозных вероучениях. Это рабская система, и пусть она катится ко всем чертям.
Господи, пожалуйста. Подсоби, молю. Ты мне нужен как никогда.
Гарденер неторопливо возложил на себя венец – наушники.
Это произошло мгновенно. На этот раз он не испытывал боли. Просто вокруг все озарилось небывалым белым сиянием. Лампы вспыхнули на полную мощность. Одна стена вновь превратилась в окно, показав небо в дыму и верхушки деревьев. Тут исчезла другая стена, третья, четвертая, и вот уже Гард парит в невесомости, словно в космосе, а над головой – лишь дым, застилающий небеса, да траншея, с обеих сторон укутанная серебристой сеткой. Отсюда открывался полный обзор, на все триста шестьдесят градусов. Корабля будто не существовало.
Двигатели врубались один за одним, разгоняясь на полную мощность.
Где-то зазвенел колокол. С мощным гулом включались реле, одно, другое; задрожала под ногами металлическая палуба.
На Гарденера нахлынуло чувство невероятной мощи. Казалось, Миссисипи вышла из берегов и несется через его голову смертоносным потоком. Понятно, что он этого не выдержит, но теперь уже наплевать.
Я подключил их всех, пронеслась зыбкая мысль. Господи боже, спасибо, спасибо тебе! Получилось!
Корабль задрожал, завибрировал. Затрясся в мучительных спазмах. Время пришло.
Оскалив оставшиеся зубы, Гарденер напряг все силы.
44
Подключения никто не миновал. Правда, кое-кому досталось больше других. Дик Эллисон не выжил, ибо пребывал на более продвинутом этапе эволюции. Не посчастливилось и четырем десяткам наблюдателей за внешними границами, которые в ту пору находились в городе. Все они были связаны в единый узел; к нему в первую очередь и подключился корабль, опустошив их напрочь.
Истекая кровью, которая вдруг стала сочиться из глаз и носа, они разом осели на землю и умерли, как только корабль начисто высосал их мозги.
К тем, кто находился на вырубке, корабль тоже подключился. Несколько томминокеров преклонного возраста не выдержали нагрузки. Остальные – кто упал на колени, кто лежал плашмя по всему периметру вырубки. От невыносимой боли они едва не теряли сознание. Некоторые понимали, что пожар приближается. Ветер с новой силой раздувал пламя, оно распространялось в форме веера. И вот уже на просеку повалил дым, густой – не продохнуть. Огонь трещал и гудел.
45
Пора, подумал Гарденер.
В голове что-то сдвинулось. Скользнуло, зацепилось, сорвалось, снова зацепилось, теперь уже намертво. Невидимый рычаг в коробке передач. Было больно, хотя и терпимо.
«Они – там, внизу, – вот кто испытывает сейчас настоящие муки», – пронеслась мысль.
Стены траншеи дрогнули. Самую малость. Еще немного, еще. Раздался жесткий скрипучий писк.
Гарденер напрягся, сдвинув брови, зажмурив глаза.
Серебристая сетка медленно, но верно поползла вниз. Конечно, сама сетка оставалась на месте – то была лишь иллюзия. Двигался корабль. Со скрипом и скрежетом он протискивался сквозь твердую породу, что так долго удерживала его в своих каменных объятиях.
«Мы поднимаемся, леди и джентльмены, – пронеслась бессвязная мысль. – Женское белье, трикотаж, все для шитья, и не забудьте посетить наш зоомагазин».
Теперь корабль двигался быстрее. Стены траншеи уходили вниз. Неба над головой становилось все больше. В этом тяжелом свинцовом небе порхали искры, как крохотные горящие птахи.
Радость била через край.
Гарденер вспомнил метро. Как поезд отходит от станции, набирает скорость, и вот уже кафельные стены начинают раскручиваться назад, как рулон перфоленты в механическом пианино. Справа налево бегут афиши и рекламные слоганы: «Энни», «Кордебалет», «Наши времена требуют “Таймс”», «Прикоснись к бархату» – и тут же тьма, и ты мчишься, а мимо проносятся черные стены.
Да, я поднимаюсь, поднимаюсь! Да, да!
Он чуть не оглох и заорал от боли, когда в голове трижды звякнул клаксон. Колени оросило кровью. Корабль дрожал и трясся и с визгом проталкивался, пытаясь вытащить свое тело из подземного каменного склепа. Он поднялся над землей в облаке густого дыма и душного полуденного марева. Полированный корпус выплывал из траншеи, становясь все больше и больше, поднимался выше – живая металлическая стена. И если бы кто-то созерцал это величественное и безумное зрелище вблизи, он бы подумал, что сама земля порождает из своего чрева гору нержавеющей стали или выстреливает в небо гигантской титановой стеной.
На глазах разрастались вширь серебристые бока корабля, пока не достигли краев траншеи – тех самых, что Гард с Бобби продолбили тупыми орудиями, как двое полудурков, решивших сделать кесарево сечение.
Все выше и выше поднимался корабль. Вокруг стоял визг и скрежет, стонала земля. Камни дымились от трения, в воздух вздымалась пыль. С близкого расстояния по-прежнему казалось, что в небо восходит гора или стена, но если смотреть с края вырубки, было видно, что из-под земли появляется нечто идеально круглое: титанического размера блюдце. Сам корабль не издавал шума, но всю поляну наполнял оглушительный рев дробящегося камня. Объект поднимался вверх и ширился, распирая границы траншеи и заслоняя собой дневное солнце. И горящий лес, и вырубка – все было накрыто его гигантской тенью.
Верхний край его корпуса – тот самый, о который споткнулась Бобби, гуляя по лесу, – как бритвой срезал верхушку высоченной ели, и она с треском обрушилась вниз, ломая все на своем пути. Корабль покидал земляную утробу, носившую его в себе так долго; он рос и рос, пока не заслонил собой все небо, и, лишь полностью высвободившись из тугих объятий, обрел новую жизнь.
В какой-то момент края траншеи перестали расширяться – теперь появились зазоры между корпусом и земляным отвалом.
С грохотом корабль выбрался из дымящейся амбразуры, в облаке пронизанного солнечными лучами дыма, и, наконец, все стихло. Корабль завис над землей.
Он вышел.
При подъеме сохранялся наклон, но едва корабль вырвался из земляных тисков, он тут же принял горизонтальное положение, круша деревья своим невиданным весом, выжимая из них сок. Во все стороны брызнули янтарные капли.
Корабль двигался медленно, срубая на пути верхушки сосен, оставляя за собой ровную дорожку, словно отточенный клипер, ровняющий зеленую изгородь. И тут он замер на месте, будто в ожидании чего-то.
46
Вдруг под ногами Гарденера исчез пол – став прозрачным, невидимым; он парил в чистом небе и смотрел на проплывающий под ногами лес и висящие в воздухе дымовые трубы.
Корабль теперь полностью вернулся к жизни – Гарда же стремительно покидали силы.
Руки потянулись к наушникам.
Скотти, подумал он, врубай варп-скорость. Взорвем эту дискотеку.
Он сосредоточился, и на этот раз его пронзила острая боль, она рвала ткани и била под дых.
Распад, подумал он. Ядерное облучение. Вот каково это.
Появилось чувство, что он мчится с огромной скоростью. Будто какая-то неведомая сила сбила его с ног, и он распластался на палубе. При этом ощущения перегрузок не было. Очевидно, томминокеры нашли способ победить законы гравитации.
Не накренившись ни на градус, корабль взмыл в воздух.
Он не закрыл собой целое небо, нет. Только три четверти, потом половину. Дым окутал корабль, и чем выше он поднимался, тем туманнее становились его жесткие железные контуры. И вот уже показалось, будто все это лишь сон.
А потом он и вовсе исчез в дыму, а ошеломленные, выжатые досуха томминокеры поднимались на ноги, пытаясь обрести равновесие, прежде чем их пожрет неумолимая пламенная стихия. Корабль уходил вверх, навсегда оставляя томминокеров, и эту просеку, и навес для инструментов. Опустевшая траншея теперь чернела далеко внизу, словно лунка на месте извлеченного ядовитого зуба.
47
Гард лежал на полу рубки, раскинув руки и уставившись в непроглядную свинцовую завесу, окутавшую небо. Наконец дым рассеялся, и взгляду его предстали самые яркие и чистые небеса, какие он только видел в своей жизни.
Божественно, попытался сказать он, но не смог. Из горла не вылетело ни звука, ни всхлипа. Он сглотнул кровь и закашлялся, не отводя взгляда от блистательного зрелища.
Небесная синь густела, обретая цвет индиго, затем сменилась пурпуром.
Пожалуйста, молю, только не останавливайся.
Пурпур перешел в черноту.
И вот уже в этой черноте засверкали первые звездочки.
Вновь рявкнул клаксон. Он ощутил острую боль – это корабль тянул из него силы, набирая скорость.
«Куда поедем?» – пронеслась в голове бессвязная мысль, и тут его захлестнула чернота – корабль резко взмыл вверх и вырвался за пределы земной атмосферы с той же легкостью, с какой он покинул бренную оболочку планеты, так долго державшей его в плену. Куда мы сейчас?..
Все выше и выше, дальше и дальше уходил корабль, а вместе с ним Джим Гарденер, уроженец города Портленд штата Мэн.
Теперь его мотало по темным просторам беспамятства, и незадолго до последнего приступа рвоты, которого он уже не осознавал, ему привиделся сон. Сон был настолько реальным, что Гард улыбался, паря во мраке посреди непроглядного космоса. Земля висела внизу гигантским голубовато-серым шаром.
Каким-то чудом он выбрался из этой передряги. Патрисия Маккардл пыталась его сломать, но ей это не удалось, как не удавалось и раньше. И теперь он вернулся в Хейвен. Его встречала Бобби. Она спустилась с крыльца и устремилась к нему через двор. Рядом лаял Питер, радостно виляя хвостом. Гард обнял Бобби и прижал к себе, ведь так здорово быть с друзьями, найти свое место. Хорошо, когда есть тихая гавань, где всегда можно укрыться.
Джим Гарденер лежал на прозрачном полу рубки, преодолев уже добрых семьдесят тысяч миль, в луже собственной крови – и улыбался.
