Глава 8
Гард и Бобби
1
Гард даже не сомневался, что рано или поздно Бобби сделает свой ход. Прежняя и неулучшенная Бобби исполнила свой долг перед старым приятелем Джимом Гарденером, который приехал спасать подругу и остался докрашивать забор. Чертовски, надо заметить, странный забор…
По правде говоря, он был уверен, что для него все закончится лебедкой. Тут все просто – ей даже не придется марать руки. Она спокойно поднимется вверх и невзначай забудет отправить назад стропу. Так он и погибнет в одиночестве возле таинственного символа. И никаких угрызений совести из-за того, что милый добрый Гард где-то там один медленно умирает от голода. «Милый добрый Гард» попросту истечет кровью.
Однако все случилось не так. Бобби настояла на том, чтобы он поднялся первым. Встретив ее насмешливый взгляд, Гард понял, что она догадалась о его подозрениях. И для этого даже не требовалось читать мысли.
Крепко вцепившись в кабель, Гарденер поднимался вверх. Из последних сил он превозмогал накатывающую тошноту. Как только они протиснулись сквозь люк корабля на свободу, Бобби отправила ему ясный посыл: «Не снимай маску, пока не очутишься наверху». Теперь ее мысли стали улавливаться отчетливее. А может, показалось… Да нет, не показалось. Пока они находились внутри корабля, произошел очередной «прорыв». У Гарда до сих пор текло из носа. Рубашка вымокла насквозь, и уже начала наполняться кровью воздушная маска. Такого сильного кровотечения, пожалуй, не было с тех самых пор, как Бобби впервые привела его к кораблю.
Почему не снимать? Эту мысль он тщательно отделил от всех остальных и отправил ей.
Ты слышал, в корабле включились какие-то механизмы? Это воздухообменники. Теперь воздух внутри траншеи мало чем отличается от того, что был внутри корабля, когда мы только открыли люк. Он выветрится в лучшем случае к вечеру.
Нехарактерный ход мыслей для женщины, которая планирует тебя убить. Так-то оно так, да только во взгляде Бобби сквозила все та же насмешка, что придавало ее предостережению особый тон.
Он вцепился в кабель и, вонзив зубы в резиновые загубники, из последних сил удерживал в себе содержимое желудка.
Стропа достигла поверхности. Ноги не слушались, словно были сделаны из резинки и канцелярских скрепок. «Электролюкс», при помощи провода управлявший лебедкой, казался размытым пятном. Досчитай до десяти, приказал себе Гард. Считай до десяти и уберись как можно дальше от траншеи, а потом снимай маску и будь что будет. Лучше подохнуть на месте, чем обрекать себя на такие муки.
Он досчитал до пяти и не смог дольше терпеть. Перед глазами заплясали дикие образы: вот он опрокидывает бокал на платье Патрисии Маккардл, вот Бобби радостно сбегает по крыльцу ему навстречу. Вот здоровяк с золотистым респиратором на лице смотрит с пассажирского места внедорожника на пьяного Гарда.
Пожалуй, копнуть там в двух-трех местах, так и внедорожник найдется, пронеслась мысль, и тут живот окончательно взбунтовался.
Гард сорвал респиратор и исторг из себя содержимое желудка, обхватив руками росшую на краю просеки сосну.
Потом его вырвало снова. Такой жестокой рвоты не приключалось с ним за всю жизнь. Подобные случаи описывались в литературе, и он был в курсе того, что в медицинских кругах эти симптомы считаются признаком серьезного недуга. Из него извергались кровавые сгустки, и остановиться он не мог. Рвота буквально била фонтаном. Глаза заволокло темной пеленой, колени подогнулись.
Кажись, умираю, подумал он, и эта мысль не вызвала в нем должного эмоционального отклика. Конечно, новость безотрадная, но не более того. Рука скользнула по шершавой коре, коснувшись смолистой живицы. Дрянной же здесь воздух, прошелестело на краю сознания. Пахло серой и какой-то тухлятиной. Так, бывает, воняют выхлопы бумажной фабрики в пасмурную погоду. Плевать уже, что там. Хоть Елисейские поля, хоть пустая и черная непроглядность – там точно не будет этого запаха. Так что, может, и удастся сорвать главный приз. Пусть все идет своим чере…
Нет! Никаких «чередом»! Ты вернулся, чтобы спасти Бобби. И пусть даже Бобби уже нельзя спасти, не забывай про мальчика. Возможно, у него еще есть шанс. Крепись, Гард! Ну хотя бы попытайся!
– Лишь бы не впустую, – надтреснутым голосом пробормотал он. – Господи, только бы не впустую.
Чья-то рука дотронулась до его затылка, и по спине побежали мурашки. Оказалось – Бобби, но это уже не походило на касание человеческой руки.
Тебе нехорошо, Гард?
– Нормально, – вслух ответил он и кое-как поднялся на ноги.
Перед глазами плыло, но постепенно изображение обретало былую четкость. И первым делом он увидел лицо Бобби, которое не выражало ничего, кроме холодного расчета. Ни любви, ни даже попытки изобразить обеспокоенность его состоянием. Бобби уже не ощущала подобных эмоций.
– Идем, – хрипло проговорил Гарденер. – Сядешь за руль, а то я себя что-то…
Запнувшись, он машинально схватился за плечо Бобби, какое-то узловатое и странное.
– …чувствую не очень.
2
К тому времени как они добрались домой, Гарду заметно полегчало. Он даже подумал, что рвало его в основном кровью, которую он проглотил, пока был в маске. Из носа текло уже меньше – буквально сочилось тонкой струйкой. Появилась надежда.
За этот спуск он потерял в общей сложности девять зубов.
– Пойду рубашку сменю, – сказал он, обращаясь к Бобби.
Та без особого интереса кивнула.
– Ты, как переоденешься, на кухню спускайся. Поговорим.
– Согласен. Давно назрел разговор.
Гард вернулся в спальню, снял испачканную футболку, надел свежую, решив ее не заправлять. Подошел к изножью постели и, подняв матрац, достал припрятанный там ствол сорок пятого калибра. Сунул его за пояс, прикрыл футболкой. В последнее время он здорово сбросил вес, и та висела свободно. Пистолет был не виден – разве что рукоять, но и она скрывалась, стоило втянуть живот. Гард постоял немного, подумал – готов ли он к этому? Сделать решительный шаг, если возникнет необходимость. Как знать, как знать… Виски сжимало словно тисками, комната плыла перед глазами. Горло саднило, а нос был забит свернувшейся кровью.
Ну вот и все. Эффектный финал, решающий поединок. Пора открыть карты. Как часто Бобби выстраивала вестерны по той же схеме. «Солнце висит в зените над центральной частью штата Мэн. Делай свой ход, напарник».
Губы тронула тень улыбки. Согласно студенческой философии, жизнь – штука сложная, но эта ситуация была и вовсе возмутительной.
Он пошел на кухню.
Сидевшая за столом Бобби встретила его безрадостным взглядом. На лице едва уловимо просматривалась зеленая жидкость, которая циркулировала под ее прозрачной кожей. Большие глаза, странной формы зрачки.
На столе стояла магнитола. Три дня назад по просьбе Бобби ее принес Дик Эллисон. Это был тот самый прибор, при помощи которого Хэнк Бак отправил Питца Барфилда на небо, в «дежурку». Бобби подсоединила микросхему к детскому фотонному пистолету – на все про все ушло минут двадцать. Теперь он был наведен на Гарденера.
На столе стояло два пива и пузырек с капсулами. Гард узнал этот пузырек. Судя по всему, пока он переодевался, Бобби успела заскочить в ванную и забрать валиум, который тот когда-то принимал.
– Присаживайся, – проронила Бобби.
3
Едва покинув корабль, Гарденер поднял ментальный щит. Правда, было неясно, насколько он теперь прочен.
Он медленно подошел к столу и уселся. Мало того, что ствол вонзился в живот и неприятно жал в паху, так и в голове упорно стучала мысль о нем.
– Ты это для меня припасла? – спросил он, указав на пилюли.
– Гард, знаешь, я тут подумала, – ровным голосом начала Бобби, – а не посидеть ли нам как в добрые старые времена? Поговорим, хлебнем пивка, и ты будешь потихоньку глотать пилюли. Наверное, так гуманней.
– Ясно. Мне – пилюли, Питеру – дельфинарий в сарае. Бобби, ты не находишь, что твое понятие о гуманности нехило изменилось с той поры, когда ты плакала, если Питер приносил с прогулки мертвую птицу? Помнишь те времена? Мы жили здесь вдвоем и вместе давали отпор твоей сестрице, и при этом не было нужды засовывать ее в душевую кабинку. – Он угрюмо взглянул на Бобби. – Ты помнишь? В те времена, когда нас связывала не только дружба. Да я бы умер за тебя, я жить без тебя не мог. Ты еще не забыла, каково это, быть вместе?
Бобби молча разглядывала свои руки. Что это, слезы в глазах? Или он принял желаемое за действительное?
– Когда ты ходил в сарай?
– Вчера вечером.
– Ты к чему-нибудь прикасался?
– Бывало, я прикасался к тебе, – вспоминал Гард. – А ты прикасалась ко мне, и никто из нас не возражал, помнишь?
– Что ты там трогал?! – пронзительно заорала Бобби, устремив на него ненавидящий взгляд. В тот миг глазам Гарденера предстала уже не Бобби, а разъяренное чудовище.
– Ничего. Я ни к чему не прикасался.
Презрение на его лице было гораздо убедительнее, чем любые аргументы. Бобби угомонилась и пригубила пиво.
– Да бог с ним. Ты все равно не мог там ничего испортить.
– Я никак в толк не возьму. Ну ладно старик, я его не знал. Ну ладно сестричка – она сама напросилась. Но Питер?! Как ты могла с ним такое сотворить? Он любил тебя больше жизни!
– Знаешь, пока тебя не было, он и поддерживал во мне эту самую жизнь, – сказала Бобби, словно бы в свое оправдание. Голос ее едва уловимо дрогнул. – Я работала не покладая рук, день и ночь, день и ночь. Да от меня вообще ничего не осталось бы. Ты бы приехал, а меня нет.
– Да ты, ты… Ты – вампирша!
Она посмотрела на него и отвела взгляд.
– Боже, и я тебе потакал… Ты совершала такие поступки, а я принимал в этом участие. Господи! Я ведь видел, что с тобой творится. И видел, что происходит с другими – в меньшей степени, конечно, но все равно. И при этом продолжал, продолжал. На меня затмение нашло. Безумец! А ты-то все понимала и пользовалась?.. Ты бы и меня в кабинку заточила, как бедного пса, да только в этом не было необходимости. Я и так покладист. Задурила мне мозги, вручила лопату – и вперед, старичок. Давай выкопаем эту хреновину и устроим кранты «полиции Далласа». Да только знаешь что, самая страшная полиция здесь – это ты. И я был с тобой заодно…
– Пей пиво, – проговорила Бобби. Лицо ее вновь ничего не выражало.
– А если я не хочу?
– Ну тогда придется включить магнитолу, – сказала Бобби, – и открыть дыру в другую реальность, и отправить тебя куда бог пошлет.
– На Альтаир-четыре? – спросил Гарденер, стараясь не выдать голосом своего волнения и не уронить ментальный щит.
(щит-щит-щит)
Он все крепче держал защитный барьер, заслонявший то, что происходило у него в голове. Легкая тень легла на чело Бобби. Казалось, чьи-то тонкие пальцы пытались прощупать его мысли, выяснить, насколько он осведомлен и как завладел этим знанием.
– Значит, ты все это время шпионил за мной? – спросила она.
– Да нет. Лишь с тех пор, как понял, что ты врешь напропалую.
И тут до него дошло. Сам того не осознавая, в сарае он кое-что узнал.
– В основном ты сам себя обманывал, Гард.
– Да ну? И про детишек, которых вы послали на смерть? Один умер, другая ослепла.
– Откуда ты…
– Из сарая. Вы же туда ходите, чтобы ума-разума набираться.
Она промолчала.
– Отправили их на погибель, и зачем – за батарейками. Бобби, вы что, совсем тупые?
– Мы в своем развитии достигли таких высот, что тебе и не сни…
– Какие еще высоты? Какое развитие? Бобби! Я говорю об элементарном здравом смысле! У тебя возле дома столбы стоят. Линия электропередачи! Ты почему к ним не подключилась?
– Ну да, – усмехнулась Бобби своим странным беззубым ртом. – Очень «здравая» идея. Да первый же диспетчер на подстанции увидит, что у него перерасход энергии.
– У вас все на батарейках работает. Самых мелких бытовых батарейках. Да с такими затратами – это тьфу! Любая ленточная пила с более-менее мощным движком тянет на себя несравнимо больше.
На миг она смутилась. Прислушалась, точно пытаясь уловить собственный внутренний голос.
– Батарейки – это постоянный ток, а в сети – только переменный. Нам это не подошло бы…
Гард в исступлении заорал, саданув себя по вискам:
– Бобби, ты что, никогда не слышала про конвертер постоянного тока? Да он в «Электротоварах» валяется по три бакса за штуку! Ты мне всерьез сейчас пытаешься втереть, что вы не в состоянии подключить обычный преобразователь? При всех этих ваших летающих тракторах и пишущих машинках, которые пашут на телепатической тяге? Вы что!
– Нам это просто не пришло в голову! – вдруг сорвалась она.
И все смолкло. Бобби будто испугалась своего собственного голоса.
– Не пришло в голову, – усмехнулся Гард. – Отлично. Поэтому надо было послать на погибель двух геройских сопляков, готовых голову сложить во благо любимого Хейвена. И теперь один из них мертв, а другая ослепла. Бобби, послушай, я не знаю, кто или что тобой овладело, но где-то в глубине души наверняка осталась часть прежней тебя. Хотя бы наедине с собой ты должна понимать, что ничего «здоровского» и «гениального» вы не сделали и не делаете, а как раз наоборот. Это как будто все разом выпили таблетки от ума, отупели и ходят поздравляют друг друга. И я себя утешал, что все обойдется, а ведь чувствовал… Не с вас это началось, испокон веку такое творится. Вы чего только не напридумывали – и людей они распыляют на частицы, и телепортируют куда-то на космические чердаки. На хранение или захоронение, не важно. Это все равно что дать в руки младенцу заряженный пистолет.
– Не пора ли тебе заткнуться, Гард?
– «Просто не пришло в голову», – продолжал он, утомившись. – Господи, Бобби, как ты только в зеркало на себя смотришь? И все вы, каждый из вас.
– Я сказала, тебе пора…
– Помню, ты как-то обмолвилась про «сумасшедшего гения». Твое словцо. Так вот, вы – хуже. Вы как стайка ребятишек, решивших потрясти мир своими «мыльничными» гонками. Вы даже не злые. Вы просто тупицы.
– Гард…
– Кучка кретинов с отвертками.
Гард хохотнул.
– Заткнись! – заорала Бобби.
– Боже, – сказал Гард. – А я-то подозревал, что сестричка мертва. Обалдеть.
Ее трясло.
Он продолжал, кивнув в сторону фотонного пистолета:
– А если я не выпью и не проглочу, тогда что? Отправишь меня на Альтаир-четыре? Буду там нянчиться с Дэвидом Брауном, пока мы оба не загнемся от голода, удушья или космического облучения?
Теперь она заговорила со злобной прохладцей в голосе. Ей было, конечно, обидно – даже сильнее, чем он мог себе представить, – но хотя бы сейчас она не читала его мысли. Позабыла со злости.
Так же, как они позабыли, что работающий на батарейках проигрыватель можно запросто подсоединить к любой настенной розетке. Надо только подключить между ними конвертер.
– Нет никакого «Альтаира», и нет никаких «томминокеров». Некоторые вещи не имеют названий, они существуют без имен. Они просто есть, и все. Где-то их назовут так, в другом месте – иначе. Да и названия-то не раскрывают полной сути, но это не важно. Ты из Нью-Хэмпшира притащил это словечко, «томминокеры». Так и прилепилось к нам это имя. На других планетах нас величали по-другому. То же самое и с Альтаиром-четыре. Это всего лишь место, где хранятся вещи. Как правило, неживые. Кстати, на чердаках бывает темно и холодно.
– Это ваша родина? Твой народ оттуда?
Бобби – ну или то, что теперь отдаленно ее напоминало, – рассмеялась с неуловимой нежностью.
– Мы – не народ. И не раса. И не вид. И не ждите, что придет Клаату и скажет: «Отведите меня к своему вождю». И да, мы не с Альтаира-четыре.
Она смотрела на него все с той же невыразительной полуулыбкой. К ней вернулось былое самообладание. Казалось, она даже забыла про пилюли.
– Кстати, коль скоро тебе стало известно про Альтаир-четыре, не задумывался ли ты, зачем нам вообще было строить корабль?
Гарденер молча взглянул на нее в ожидании ответа.
– Ну тебе не показалось странным, что раса, владеющая телепортацией, – Бобби покрутила в воздухе пластмассовым пистолетом, – рассекает пространство на вполне материальном корабле? Не задумывался об этом?
Гарденер приподнял брови. Не задумывался, пожалуй. Зато сейчас он вспомнил одного приятеля по колледжу, который как-то раз вслух спросил: «А с чего это Кирку, Споку и иже с ними заморачиваться со звездолетом «Энтерпрайз», когда гораздо проще было бы путешествовать по вселенной с помощью луча?»
– Очередная тупость? – предположил Гард.
– А вот и нет. Здесь все устроено как в радио. Принцип радиоволн. А вот дальше мы еще не разобрались. Такова наша природа, Гард. Мы – не мыслители, мы строители.
Как бы там ни было, а мы выявили что-то около девяноста тысяч чистых радиоволн, то есть линейных установок, позволяющих сделать две вещи: избежать бинарного парадокса, который мешает восстановлению живой ткани и непостоянной материи, и фактически куда-нибудь добраться. Правда, почти во всех случаях там, куда они доставляют, нормальному человеку не хотелось бы оказаться.
– То же самое, что выиграть путевку в Ютику со штампом «все оплачено»?
– Не в пример хуже. Допустим, есть место, во многом похожее на поверхность Юпитера. И если открыть туда дверь, будет очень сильный перепад давления. В проеме мгновенно возникает торнадо. И скоро оно обретает заряд такой мощности, что буквально разносит границы портала. Оно раздвигает его, и тот расползается, как свежая рана. Тамошняя гравитация гораздо выше, и она втягивает, буквально всасывает в себя материю того мира, откуда осуществлен вход. Если с этой «станции» долго не переключаться, то в орбите планеты произойдет гравитационный срыв. Мы берем для примера планету с массой, близкой к земной. Либо она просто разлетится на куски, все зависит от состава.
– Что-то аналогичное могло произойти на Земле? – У Гарда онемели губы. На фоне таких перспектив Чернобыль казался «пуком» в телефонной будке. В мозгу билась возмущенная мысль: и ты во всем этом принимал участие! Ты сам помог ее раскопать!
– Нет. Хотя пришлось тут кое-кого разубеждать, особо рьяных лудильщиков, у которых руки чесались поиграть с передатчиками и материями. – Она улыбнулась и добавила: – Впрочем, на других планетах, где мы были, такое случалось.
– Что произошло?
– Они успели, конечно, закрыть дверь до разрыва оболочки, но планета сошла с орбиты, спеклась куча народу.
Ее эта тема, похожа, начала утомлять, скука смертная.
– Все до единого? – прошептал Гарденер.
– Да нет. Тысяч девять или десять живут на одном из полюсов, – сказала Бобби. – Вроде бы.
– Господи. Боже ты мой, Бобби!
– Бывает, каналы открываются в камень. Сплошной камень внутри какого-то места. Но чаще всего – в пустом космосе. Нам до сих пор не удалось вычислить хотя бы одну точку выхода наверняка, по картам звездного неба. Ты представляешь? Везде столько нового и непознанного даже для нас. А ведь мы – известные космические странники.
Она подалась всем корпусом вперед и пригубила немного пива. Детский пистолетик, который уже не был игрушкой, не отклонился от груди Гарда ни на дюйм.
– Вот тебе и телепортация. Скалы, дыры и один космический чердак. Не ровен час, кто-нибудь найдет новую волну и откроет дверь прямо в центр солнца. Вмиг планета станет головешкой.
Бобби задорно рассмеялась, словно это была на редкость удачная шутка. Пистолет в ее руке не дрогнул.
Вновь став серьезной, Бобби продолжила:
– Но знаешь ли, это еще не все. Когда ты включаешь приемник, думаешь, что ловишь радиостанцию. Да только все эти мегагерцы, килогерцы, короткие волны – это не просто станции. Надо еще иметь в виду пустоту между ними. Собственно, из этого и состоит большинство диапазонов. Ты улавливаешь, к чему я клоню?
– Да.
– Я как бы пытаюсь убедить тебя все-таки проглотить пилюли. И тогда мне не придется отправлять тебя в место, которое ты называешь Альтаир-четыре, потому что там ты умрешь медленной и мучительной смертью.
– Дэвид Браун умирает?
– Я тут ни при чем, – спохватилась она. – Это целиком и полностью дело рук его братца.
– Нюрнберг не напоминает? В кого ни ткни, все ни при чем.
– Дурак ты, – буркнула Бобби. – Неужели не понимаешь, что иногда такое происходит? Тебе духу не хватает признать, что в жизни есть место случайности.
– Ну это я как раз могу принять. Просто я верю, что человек, как существо разумное, способен противостоять своим спонтанным порывам.
– Да ну? Что-то незаметно.
«Пристрелил жену», как выразился помощник шерифа, ковыряя в носу. Подумаешь, велика важность.
После свадьбы – горькое похмелье, подумал Гард, взглянув на свои руки.
Глаза Бобби метнулись к его лицу. Она явно что-то уловила. В ответ он еще глубже запрятал мысли – набросил тонкую пелену галиматьи поверх важного, словно окутал белым шумом.
– О чем задумался, Гард?
– Не твоего ума дело, – ответил он с усмешкой. – Считай, что там висит замок. Как на сарае.
На миг ее губы расползлись в оскале, обнажая непривычно нагие десны, и тут же это выражение сменилось все той же отрешенной улыбкой.
– Да не важно, – отмахнулась она. – Я, может, и не пойму даже. Я же говорю, нам не так-то легко постигать природу вещей. Мы не Эйнштейны. Нам, наверное, ближе Томас Эдисон, космическая версия. Да бог с ним. Не хочу я обрекать тебя на мучительную медленную смерть в каком-то заброшенном месте. Знаешь, я ведь все еще люблю тебя, Гард, по-своему. И если мне все же придется тебя куда-то отправить, то я отправлю тебя – в небытие. – Она пожала плечами. – Ну наверное, это сродни эфиру. Возможно, будет больно. Или даже начнется агония. Так или иначе, когда знаешь, чего ожидать, всегда легче.
Внезапно Гарденер разразился слезами.
– Жаль, ты мне раньше не напомнила. Сэкономил бы уйму времени.
– Давай лопай свои пилюли. Прими неизбежное. В твоем состоянии двухсот миллиграмм с лихвой хватит. Унесешься на облачке. Не заставляй посылать тебя, как письмо до востребования.
– Расскажи еще про томминокеров, – попросил он, утирая слезы.
Бобби улыбнулась:
– Сначала пилюли. Ты только начни, и я тебе расскажу все, что пожелаешь. А нет…
И она погрозила фотонным пистолетом.
Гард открутил крышку на пузырьке с валиумом.
Вытряхнул на ладонь с полдюжины синих пилюлек с сердечком посередине (надо же, подумал он, «валентинки» из страны сладких грез), швырнул их в рот, отхлебнул пива и проглотил. Шестьдесят миллиграмм отправились прямиком в луженую глотку. Конечно, можно было бы спрятать штучку под язык, но целых шесть? Без вариантов, будем реалистами. Ну все, время пошло. Желудок пуст – проблевался как следует, кровищи потерял уйму и привычки никакой, давным-давно бросил принимать эту дрянь. Да еще минус тридцать фунтов веса с тех пор, когда был выписан рецепт. Если в ближайшее время не выгнать из себя эту отраву, то сшибет меня, как фура на полном ходу.
Гард не унимался.
– Расскажи про томминокеров.
Уронив руку под стол, он нащупывал дуло
(щит-щит-щит-щит)
пистолета. Сколько осталось времени, прежде чем это вещество начнет действовать? Двадцать минут? Память безмолвствовала. К тому же никто не рассказывал ему о передозировке валиума.
Бобби легонько качнула игрушкой в сторону пузырька и потребовала:
– Выпей еще, Гард. Как могла бы сказать Жаклин Сьюзан, «шесть – явно недостаточно».
Он вытряхнул на скатерть еще четыре пилюли, но принимать их не спешил.
– А ведь ты чуть со страха не обделалась, когда увидела их, признайся, – проговорил Гард. – В лице переменилась. Как будто они сейчас встанут и пойдут на нас. День живых мертвецов.
Новая и улучшенная Бобби дрогнула – что-то промелькнуло во взгляде, однако виду она не подала.
– Зато мы, Гард, ходим и разговариваем. Мы вернулись, – мягко проговорила она.
Гард подцепил пальцами пилюли, положил на ладонь и сидел, задумчиво подбрасывая их в руке.
– Давай так: ты мне кое-что скажешь, и тогда я их проглочу.
Да, всего один момент мог бы прояснить очень многое, ответить на все вопросы, задать которые было как-то несподручно. Отчасти поэтому он до сих пор и не пощекотал Бобби пулей. Потому что оставалась пока одна неясность. Единственное, что на этом этапе интересовало его всерьез.
– Скажи мне, кто вы такие, – решился Гарденер. – Мне надо знать.
4
– Хорошо, я отвечу, – проговорила Бобби. – Во всяком случае, попытаюсь. Если ты проглотишь, наконец, эти пилюли, которые держишь в кулаке. А нет – тогда помаши маме ручкой. Чую я, ты что-то задумал, да понять не могу, все как в дымке. Будто вуаль накинул. Не нравится мне это.
Гарденер положил пилюли в рот и проглотил.
– Еще.
Гард вытряс на ладонь еще четыре пилюли. Принял их. Теперь в его желудке было уже сто сорок миллиграмм. Коня свалит. У Бобби явно отлегло от сердца.
– Ну, попросту выражаясь, если брать Эдисона и Эйнштейна, то нам ближе первый, – продолжала она. – Эйнштейна, наверное, потрясли бы многие вещи в Хейвене, но он, во всяком случае, знал, что E = mc. Знал закон относительности, понимал природу вещей. А мы – мы их изготавливаем. Чиним, работаем руками. Мы не теоретики.
– «Улучшаете» вещи, – поправил Гарденер и сглотнул. Когда пересохнет в горле – это знак, что валиум начал действовать. Уж тогда времени не теряй, делай свой ход, и быстро. В пузырьке оставалось еще с десяток капсул, хотя свою смертельную дозу он, скорее всего, уже принял.
Бобби просветлела лицом.
– Улучшаем! Вот именно! Точно, мы все улучшаем. Наподобие того, как мы улучшили Хейвен. Ты ведь сам, как только приехал, увидел потенциал. Можно оторваться от корпоративной титьки и перейти совсем на иные виды топлива. Ну, скажем, органические источники глубокой консервации. Они легко возобновляются и долго служат.
– Ты говоришь о людях.
– И не только о них, хотя организмы высшего порядка, несомненно, вырабатывают энергию гораздо дольше, чем примитивные существа. И это, наверное, зависит не столько от интеллекта, сколько от духовности. Как говорится, эссенция, суть. Правда, Питер держится чертовски долго, удивительно. Такой отличный генератор, неисчерпаемый. А ведь он всего-навсего собака.
– Может быть, дело в его духе, – проговорил Гарденер. – Может, потому что он любил тебя.
Он вынул пистолет из-за пояса. Прижал
(щит-щит-щит)
…к внутренней стороне бедра.
– Речь не об этом, – отмахнулась Бобби. Тема духовности Питера, как и тема его собачьей любви, ее больше не интересовала. – Ты там себе напридумывал про мораль, мы будто бы совершаем что-то неприемлемое и недопустимое… но знаешь, твои представления о морали слишком узки. Да это и не важно, ты все равно скоро уснешь.
У нас нет истории, письменной или устной. Ты заявляешь, что корабль упал, потому что те, кто отвечал за него, подрались, не поделив штурвал. Ну да, здесь есть доля правды. А с другой стороны, может, это было предрешено. Судьба так распорядилась. Знаешь, ведь телепаты в каком-то смысле еще и провидцы, и провидцам легче подчиняться течениям и потокам, всему тому, что управляет вселенной. Люди называют это богом, но ведь это всего лишь слово, как «томминокеры» или «Альтаир-четыре».
Я хочу сказать, что, не повинуйся мы этим течениям, нас давно бы уже не было в живых. Натура у нас вспыльчивая, мы всегда готовы ринуться в бой. Да и «бой» – какое-то слишком общее слово. Мы… мы… – Глаза Бобби вдруг позеленели, жутко засветились насыщенным ярким цветом. Губы растянулись в беззубой ухмылке. Правая рука сама собой стиснула запотевший в ладони пистолет. – Потасовки, вот нужное слово. Мы все время устраиваем потасовки. Так по-детски, – улыбнулась Бобби. – Мы и сами как дети, и это наша хорошая сторона.
– Ты по-прежнему так считаешь?
Чудовищная сцена нарисовалась в воображении Гарденера. Современная школа: ученики начальных классов разбредаются по аудиториям. В портфелях – учебники и автоматы «узи», коробочки с завтраком и винтовки «М-16», яблочки для любимых учителей и осколочные гранаты – для нелюбимых. И каждая девочка была точной копией Патрисии Маккардл, а каждый мальчик как две капли воды походил на Тэда Ядерную Шишку. Зеленым огнем светились глаза Тэда, где уже были готовые объяснения для всей чертовщины, что когда-либо происходила на земле, начиная с Крестовых походов и арбалетов, кончая рейгановскими спутниками с боеголовками.
– Неугомонная у нас душа. Время от времени надо почудить и попихаться. Мы взрослые с детским характером. Мы вспыльчивы, любим веселье и проказы. Поэтому мы создаем ядерные «рогатки» и время от времени подкидываем их людям. Что поделать, натура шаловливая. И ты знаешь, люди их подбирают и используют. Еще никто ни разу не отказался. И такие, как Тэд, который готов убивать ради того, чтобы ни одна домохозяйка в Солнечной Бринляндии, способная платить по счетам, не испытывала перебоев с электроснабжением, когда ей вдруг потребуется высушить волосы феном. И такие, как ты, Гард, готовые пойти на убийство во имя мира.
Что за жизнь без пушек и потасовок, так ведь, Гард? Скучный блеклый мир.
Гарденер почувствовал, что его клонит в сон.
– Мы как дети, – повторила она. – Мы драчуны, но делаем щедрые подарки. Возьми тот же Хейвен.
– О да, Хейвен вы осчастливили, – пробормотал Гарденер. Вдруг челюсти его резко распахнулись до самого предела, до боли в желваках, и он протяжно зевнул.
Бобби улыбнулась:
– Да ладно. Главное другое. Мы рухнули на эту планету, следуя вселенским течениям, о которых я тебе говорила. Значит, пришло время. Конечно, корабль не пострадал. А потом я начала раскапывать его, и мы – вернулись.
– А вас там много вообще?
Бобби пожала плечами:
– Не знаю.
«Да и знать не хочу», – словно бы говорил ее жест.
– Достаточно того, что мы здесь и нам предстоит еще кое-что улучшить.
– И это все? Другого предназначения у вас нет? – Гард хотел убедиться. Ему надо было знать наверняка: они – то, что она сейчас сказала. Он боялся, что тянет слишком долго, но ему обязательно надо узнать. – Это все?
– А что «все»? Неужели тебе этого мало?
– Если честно, да, – ответил Гарденер. – Понимаешь, я всю жизнь искал дьявола снаружи, потому что поймать внутреннего дьявола чертовски трудно. Тяжело долгие годы мнить себя Гомером, когда ты на самом деле – капитан Ахав.
Рот опять растянулся в зевке. Веки отяжелели, словно к ним привязали по кирпичу.
Наконец, в последний уже раз, он в отчаянии спросил ее:
– Это все, что вы есть? Люди, которые подправляют вещи?
– Наверное, – ответила она. – Жаль, что приходится тебя разоча…
Гарденер навел под столом пистолет, и тут пилюли наконец-таки предательски включились в дело: он уронил свой щит.
У Бобби засветились глаза – даже не засветились, а вспыхнули. Оглушительный крик, ее мысленный голос, рассек нежную мякоть его мозга словно мясницким ножом.
(У НЕГО СТВОЛ У НЕГО СТВОЛ СТВОЛ)
Она навела на него фотонный пистолет. Гарденер под столом поднял дуло и спустил курок. Раздался сухой щелчок. Старая железка дала осечку.
