Глава 8
Дурные предчувствия
Вовка в школу не пришел, и Турка немного скучал. Вечером позвонил, но приятель не брал трубку, а на домашний Турка звонить не хотел. Мама Вована и так наверно думает, что все беды сына оттого, что начал водиться с Туркой.
– Показываю, – рычал обэжешник. – Автомат Калашникова. Кто-нибудь владеет приемами сборки-разборки?
Тишина в классе.
– Мы что, моджахеды какие-нибудь? – громко спросил Проханов. – Это они там с трех лет «калаши» собирают.
– «Калаши», Ванечка, знаешь где? В калашном ряду! – рявкнул Василий Иванович. Его называли Чапаем – по понятным причинам. Впрочем, он носил и другие прозвища. – Там и свиных рыл больше, чем у вас здесь. А это – великое оружие! Легкое, я бы даже сказал, примитивное в сборке. Научиться разбирать автомат Калашникова может кто угодно – женщины, дети. Даже инвалиды. Такие, например, как ты, Вол, – закончил Чапай, улыбаясь одними губами.
– А чо сразу я?
– Ничо. Едем дальше. Стоп! Вопросы?
– А он настоящий? А мы стрелять будем из него? – загалдели пацаны.
– Будете, конечно, будете! Достигаете восемнадцатилетнего возраста и отправляетесь в военкомат по месту прописки. Там вас определят как надо, форму выдадут… Настреляетесь вдоволь! А то ишь, стрелять они горазды, а от армии косят.
– Ну, Васи-и-илий Ив-а-аны-ыч!
– Для начала нужно понять принцип работы оружия. Ближе к Новому году устроим конкурс. Сборка-разборка на время. Самые лучшие постреляют. Идея понятна?
– Так точно! – отозвался класс хором.
Первым был русский, «библиотекарша» наставила кучу двоек. Не ушел от этой участи и Турка. Во второй половине урока было какое-то дрянное сочинение, на десять предложений. Тема: «Образ человека». Турка долго ломал голову, кого же описать. Сначала хотел Конову, потом передумал. В итоге накалякал чепуху про Вовку: особыми писательскими способностями Турка никогда и не отличался.
Тузов и компания явились к третьему уроку – к математике. Зеленые крылья доски были закрыты и измазаны меловыми отпечатками ладоней.
Дина Алексеевна десять минут рассказывала, насколько ответственное это дело, учиться в выпускном классе и сдавать «ГЭА». Именно так – «ГЭ-А». Десять минут талдычила про сложность самостоятельной работы по многочленам, ну и между делом раздавала половинки листков.
– Все убра-али с па-арт! Ручечки оставили, карандаши, а остальное – в сумочки. Мобильниками пользоваться нельзя. Если вам нужен калькулятор, то приносите маленький, отдельно. Сейчас такие продаются…
Турка сидел вместе с Русаковым. Он немного шарит в матеше. Не так, как Вовка, но все-таки. Авось на тройку получится наскрести.
Дина Алексеевна открыла половинки доски. Пять заданий, многочлены эти. Шестое со звездочкой – задача.
– Ой, много-то как, Дин Алексеевна!
– Последнее задание – на дополнительную пятерку!
– Все равно много! – завозмущались одни.
– Да заткнитесь! – заорали другие. – Время идет!
– Решаем, ребята, – подвела черту Дина Алексеевна. – У вас двадцать минут. На переменке можно задержаться.
– Спасибо! – выкрикнул Проханов.
В итоге Турка совместными с Петей усилиями решил три с половиной задания. Хоть бы не двойка! Раньше он такого чувства и вовсе не знал. Плевать, какие оценки, лишь бы побольше веселья, разогнать эту ежедневную монотонную скуку, разбавить бытие свежими, яркими красками.
Сейчас внутри будто появилась тонкая гитарная струна. И никак не хочет согреваться, постоянно ледяная. Хотя из-за оценок ли?
После матеши – технология. Под руководством Георгия Станиславовича сначала долго чертили какую-то фигню, а потом пытались выточить напильниками и выпилить лобзиками детали. В итоге только у Березина и близнецов Водовозовых получились заготовки для парусников. У остальных – какие-то обрубки с зазубринами.
– Это не пригодится в жизни! – возмущался Проханов. – Вот зачем мне вытачивать парусник? Это вообще программа третьего класса!
– И ты даже с ней не можешь справиться, щ-щегол! – укорял Ваньку трудовик. Он ходил по мастерской, икая, и чуть покачивался.
Очевидно, они с обэжэшником уже успели накатить по маленькой. От трудовика почти всегда несет перегаром, смешанным с терпким запахом табака и мятного «Орбита».
– Нафиг надо!
– Руки из жопы у вас! «Нафиг надо»! Кран дома понадобится закрутить, прокладку поменять – что ты будешь делать?
– Вызову сантехника, – с достоинством ответил Проханов. Остальные молчали, Турка разглядывал исцарапанную парту. В глубокой трещине видны многолетние наслоения краски: коричневый, салатный, бежевый, коричневый, салатный, снова коричневый. Нарисована целая куча вагонов – ручкой, маркером, белой замазкой – «Если ты не голубой, дорисуй вагон другой». Рядом, маркером: «Челбин – чмо» и прочие послания в том же духе.
– Он вызовет сантехника… – всплеснул руками трудовик. – Белоручка!
Был он безобидным мужичком в общем-то. Кто-то рассказывал, что его один раз застали за дрочкой в кабинете. Кто знает, может, правда. Его не так чтобы сильно уважали, но и в бутылку не лезли, потому как авторитетов для дяди Жоры не существовало. Мог дать леща, а если огрызнешься – так схлопочешь по самое не балуй.
Хотя, конечно, до Чапая ему далеко. Тот вроде как палил холостыми патронами по особо отъявленным хулиганам. Вроде как те задирали его, смеялись, бумажки бросали. Чапай их несколько раз предупредил, а потом молча взял тот самый «калаш» и, нацелив дуло в грудь Мультику (лет семь назад отморозок был грозой школы, почище Тузова, Крыща и Шули, вместе взятых) и прошил негодяя очередью холостых патронов. Тот от страха обоссался и обделался одновременно. А Чапай выволок его в коридор.
Закончился урок, а вместе с ним и царствование Мультика.
– Да я буду зарабатывать нормально. Зачем мне возиться с какашками? Ай! Отпусти!
– Не отпусти! Не отпусти! – проревел дядя Жора, выкручивая Ване ухо. Лицо Проханова исказила гримаса боли: – Ты как с учителем разговариваешь, наглец?!
– Отпустите! Больно!
– Больно – и поделом. Ишь ты, выискался умный какой! Ты сначала заработай, а потом языком мели.
На большой перемене знаменательное событие. Пацаны затащили Муравья в раздевалку, затолкали головой в «очко», и Вол смыл воду.
Новость быстро расползлась по школе. Муравей пообещал «убить их всех», но эта угроза, по мнению Турки, была равноценна «бэтманской». Тем более что Муравей с Бэтманом не разлей вода.
Последняя матеша, вместе с объяснениями Дины Алексеевны, прошла мимо Турки.
* * *
После кучи отжиманий на брусьях и подтягиваний на перекладине Турка пошел на «Труд». Авось Конова придет бегать.
Турка шел и вспоминал. На большой перемене к нему подошла Рита Хазова. Губы закусывает, глазки так и бегают.
– Хотела тут с тобой поговорить.
– Ты чего? – усмехнулся Турка, чувствуя, как трепыхнулось сердце в груди. С Ритой он никогда особо не общался. Так, пару раз списывал, когда-то давно, классе во втором, провожали ее и других девок до дому, нес портфель.
– Ты… По истории доклад уже приготовил?
– Чего? – нахмурился Турка. – Блин, не томи! Какой нафиг доклад?
– Да не ори ты. Идем к окну.
Пробрались между цветами рекреации. Хазова забралась на батарею, опустила глаза и снова покусала губы.
– Что там с Вовкой?
– А что с ним?
– Почему они его все время… бьют?
– Так уж. Почему они прикалываются над Муравьем?
– Муравей – чмо, – припечатала она, чуть поморщившись. – Слушай, а вдруг из-за тебя?
– Чего?!
– Ну, ты ж общался раньше с ними? А теперь чего?
– Рит, – вздохнул Турка, – тебе больше всех надо?
– Надо! – прищурилась Хазова. – Ты должен помогать Вове. Поговори со своими дружками.
– Они уже не мои дружки. Ты что, влюбилась в него?
– Пошел ты, влюбилась! – у Риты вспыхнули щеки. – Просто интересно…
– Просто так даже мухи…
– Так, вышли из цветов! Хазова, Давыдов! Вы чего вперлись туда? Еще бы в самые горшки встали!
Так в уравнении возник еще один многочлен. Еще одна неизвестная переменная. Что же, Вовка нравится Хазовой? Вполне возможно, почему нет – всякое бывает.
Но что может сделать Турка? Поговорить с Тузовым? Нет смысла. Собственно, разговор уже состоялся. Тогда, перед дракой. Для них Турка встал приблизительно на одну ступень с Вовкой. А так, остальные ведь тоже под ежедневной угрозой, не к одному же Вовке пристебываются.
Надежды насчет Коновой не оправдались. По ближней к газону дорожке бегал какой-то старик в плотном спортивном костюме. Даже не бегал, а, скорее, ходил, забавно двигая руками.
Турка сходу погнал, перепрыгнув по традиции через заборчик. От проделываемой всем телом работы открещивался думами, мыслями. Про Конову – надо было ее все-таки обнять. Кто знает, вдруг она только этого и хотела. «Тогда почему орала, что секс ее не интересует?»
И про парня начесала. И складно как! Да нет, у таких девок куча поклонников. Вряд ли Ленка исключение. Точнее, Алена. Но последнее имя у Турки ассоциировалось с отцом Коновой, поэтому он тоже чувствовал некое отторжение «Аленушки».
После девятого круга Турка перешел на шаг.
Хватит. Отдышался, смахнул пот. Ноги дрожат, горят легкие, но приятно. Радуешься тому, что можешь просто ходить, и что не нужно бежать, замечаешь все звуки, которые доселе пролетали мимо ушей.
Шелест деревьев, далекие гудки поезда, воронье карканье. И чего только птицы забыли на этом поле?
Мимо Турки, пыхтя и посвистывая, словно древний паровоз, проследовал тот самый дед.
«Во дает! И откуда силы! Покурить бы сейчас», – брел Турка к заднему выходу. Сегодня тот пес не нападал. Может, прихлопнул его кто?
Турка брел по травянистому склону и думал об оружии. А ведь правда, в США что творится! Стреляют. Интересно, затаскивают ли хулиганы лошков в туалет, чтоб надругаться? Скорее всего, да. Иначе по каким причинам те берутся за винтовки, карабины и пистолеты?
И как бы он сам поступил на месте Муравья?
Отомстил бы, это уж точно. Но оружие все равно достать неоткуда. А вообще-то выстрелить он бы не смог, скорее всего. На такое тоже не всякий решится. Поэтому, наверно, одни люди и смывают других в унитаз, образно говоря – закон джунглей. И так во всем мире.
Турка вырулил к Мебельному переулку. Нашел нужный дом, потянул обшарпанную дверь и поднялся на пятый этаж. Ткнул несколько раз звонок – нет ответа.
Может, Лена ушла гулять. В школе ведь ее и сегодня не было. А может, сидит в своей комнате и плачет. Или вскрыла вены в ванной, мало ли.
Тогда Турка стал стучать в филенку кулаком. Долго лупил, пока не распахнулась соседняя дверь, обшитая порезанным дерматином.
– Ну, ты! – выкатил на него рачьи глазки мужик со щетиной. – Долго тарабанить будешь? Вали отсюда! – Пузо туго обтягивала тельняшка с пятнами. – Нету шалавы твоей. На дом вызвали!
– За своей шалавой лучше бы глядел, – огрызнулся Турка.
– Ты чо, малец? – мужик медленно замахнулся. – В бубен дать?
Турка нырнул ему под плечо и ткнул кулаком в затылок. Алкаш пошатнулся. Ноги у него подкосились, и он чуть не свалился с лестницы, но успел схватиться за треснувшую деревяшку перил. Турка отвесил ему пинка, и жирная задница заколыхалась под трениками.
– Я тебя поймаю! Клянусь, поймаю!
– Хрен свой пинцетом поймай! – проорал Турка, сбегая вниз по грязным ступенькам. Алкаш продолжал сыпать матом и угрозами.
– Вот дерьмо, – пробормотал Турка, выскакивая из подъезда. А вдруг к Ленке докопается? Значит, надо караулить ее тут.
Но через полчаса ему наскучило маячить возле дома на Мебельном. Да и район-то уже чужой, по сути. Мало ли на каких пациков здесь можно нарваться. И сам будешь виноват, что ошиваешься не там, где надо.
Турка скрепя сердце ушел от дома на Мебельном переулке и свернул на Ворошиловский проспект. Подождал, пока на светофоре зажжется зеленый человечек, и пересек проезжую часть.
– Ой! Артур! – окликнул кто-то.
Турка закрутил головой. Ему махала какая-то девушка в широких солнечных очках, белой юбке и цветастой шерстяной кофточке – после дождя было хоть и душновато, но сыро. Он неуверенно ткнул себя пальцем в грудь, а девушка подошла ближе, и превратилась…
…в Марию Владимировну.
Турку тут же бросило в жар.
– Здрасте, – выдавил он. – Не узнал вас.
– Богатой буду. Ты куда это? Гуляешь?
– Так, бегал… А вы куда, если не секрет?
– Домой, из парикмахерской. Брови мне щипали – горит, жесть!
Турка не знал, что удивило больше. Сленговые словечки, вид преподавательницы или же встреча в целом. Держалась она по-приятельски. Да и вообще по виду Марии невозможно было бы сказать, что она учитель. Молоденькая девушка, притом весьма симпатичная.
Она чуть приподняла очки, показывая аккуратные бровки.
– Нормально? Нравится?
– Хорошо вроде, – со знанием дела кивнул Турка. Мария Владимировна в ответ расхохоталась.
– Блин, «Б» получше будет. Тоже хулиганы, но не такие, как у вас, в «А». Шуля этот – просто какой-то недоумок! Но это – строго между нами.
– Ага. Недоумок, согласен.
– Проводишь меня? Тут близко, – предложила Мария Владимировна.
Кровь в очередной раз вступила в голову Турке, поддавила изнутри глаза. Он в ответ лишь судорожно кивнул.
Она! Предложила! Ему! Проводить до дома!
«Чудеса в решете, – подумал Турка. – И как близко от Коновой живет!»
– Ты спортсмен, стало быть?
– Так, бегаю. В футбол играю, но в секции не занимался никогда.
– Самое главное – это образование… Хотя давай про учебу не будем! А то у меня одна и та же пластинка включается.
Турка кивнул. Только о чем говорить с учительницей? И вообще, разговором на какую тему занять девушку?
– А вы читать любите, да?
– Ой! Конечно, люблю!
И тут она принялась сыпать названиями, фамилиями. Турка только лишь краснел и мотал головой: «не, не читал». И чувствовал себя ущербным рядом с Марией Владимировной. Отвечал что-то на автомате, поддакивал и угукал, а сам думал про слова Каси, что, мол Тузов поставит ее на колени.
Неужели она, как Конова, пригласит зайти на чашку чая?
А что, ведь бывают же такие случаи!
Прошли темную арку. В таких местах всегда сыро, даже в знойном июле. Очутились в небольшом дворике-колодце, где поджидали хозяев легковушки, а чахлые березки переговаривались с тополями, шелестя листвой.
Детская площадка, покосившиеся, давно не крашенные лесенки, пара турников, отполированная до блеска горка. Песочница, полная собачьих «дел».
Сюда прогресс добираться что-то не очень-то спешит. По всему городу, словно черви после дождя, вылезают новенькие площадки: на пористом резиновом основании зеленого цвета – новехонькие тоннели и лесенки, переплетающиеся меж собой. А здесь все как в девяностых.
Турка обратил внимание на тонированную зеленую «шестерку». Побитая, со сколами и следами кузовных работ: тут и там проглядывают зачищенные болгаркой шрамы металла, отваливаются порыжевшие от времени куски шпатлевки. Бамперов нет, передние боковые стекла без тонировки – забрызганы грязью. Турка уже где-то видел эту машину. Разве не Валек на ней рассекает? Закадычный дружбан Шули?
– Вот, я в первом подъезде живу, – махнула рукой Мария Владимировна. – Спасибо, что проводил. Ты не обижайся, загрузила тебя книжками… Сейчас у тебя не то время, чтоб читать, наверное. Хотя некоторые книги ты просто обязан знать. Да и мозги развиваются, воображение, а вообще-то говорю же, я – сторонник новых методов обучения. Прошли те времена, когда учителя как церберы стояли над школьниками. Те, кто хочет учиться, и так будут это делать, а те, кому на роду написано…
– Давайте пройдем чуть дальше. Будто вы в последнем подъезде живете, например.
– Зачем? Прикалываешься, Давыдов?
Сейчас Турка вспомнил про Хазову. «Новые методы обучения!» Каким наивным может быть взрослый человек.
После того как они с Ритой «вышли из цветов», она прошлась как раз насчет преподавателя истории. Мол, уже вся школа обсуждает ее наряды, а взяли Марию Владимировну на работу только благодаря знакомству с завучем.
– Нет. Давайте зайдем в последний подъезд. В дальний.
Не отвечая на вопросы, Турка потащил за собой учительницу. Он кожей чувствовал на себе взгляды, пронзающие изнутри тонированные стекла «шестерки», как скользкие щупальца, с многочисленными присосками.
Придатки школы.
Металлическая дверь подъезда закрылась со щелчком, поднялась пыль, и Мария Владимировна звонко чихнула.
– И что теперь? Кого ты там увидел?
– Уроды, в «шестерке». Не хочу, чтоб они знали, где вы живете.
– Почему? Пусть знают, если интересно. Думаешь, я боюсь угроз? У них духу не хватит воплотить их в жизнь, дальше болтовни они не пойдут. Тебя ведь не задевает блеяние овец или там мычание коров? Вот примерно так же я и отношусь к их словам.
– Но вас ведь раздражает собачий лай? – после паузы спросил Турка. – Собаки редко гавкают просто так. А у них там волчья стая.
– Ты посмотри на него, а…
– Давайте поднимемся на пролет. Посмотрим, не уехали…
– С чего ты взял, что они тут меня поджидали? – В полумраке Турка видел, как трепещут учительские ресницы. Вместо ответа, он взбежал по ступенькам и поглядел в окно. Тоже слой пыли, чуть ли не в толщину стекла, мутные разводы. «Шестерка» медленно выкатывалась со двора, пуская сизо-синие выхлопы.
– Видите? Уехали сразу. В следующий раз они будут поджидать в подъезде.
– Их право, – ответила Мария Владимировна после паузы. Тон у нее чуть изменился. – Ладно, пойдем.
На чай Мария Владимировна Турку не пригласила, сослалась на то, что к ней должен кто-то прийти. И поцелуем, само собой, ученика не одарила. Попрощалась и, посмеиваясь, закрыла дверь на цепочку – по наказу Турки.
А ему было совсем не до смеха. Не верил он в совпадения. Неужели Шуля и впрямь затеял что-то эдакое? Иначе зачем ему с дружками понадобился адрес Марии Владимировны?
Турка сам не заметил, как добрался до Окраинной улицы. Постучал в окно Вовке – звонок давно уже не работал. Из соседнего двора неслось хриплое рычание пополам с детским хихиканьем. Что-то изнутри ударило в ворота, «БДУМ!», и пес залаял еще громче.
– Эй! Я тебе сейчас зад надеру, – послышался мужской голос. – Хватит кирпичи швырять! Тебе говорят, олух. Подошел сюда, Миша. Живо!
Калитка протяжно заскрипела петлями. На улицу выскользнул чумазый пацан, тот самый, который кидал каштаны в Бэтмана.
– Вернись! Потом хуже будет.
– А пошел ты, – негромко, чтоб отец не услышал, бормотнул пацан и смахнул с носа капельку. От этого грязных разводов на его рожице только прибавилось. На голове у него сидела та же самая красная кепка – с пупочкой в центре и крохотными обшитыми дырочками вокруг нее. Малой прикрыл калитку и поглядел на Турку. Ничто не дрогнуло в его взгляде, наверное, не узнал. Подошел, протянул черную ладошку:
– Даров. Есть по мелочи?
– Нету. Отвали. – Пожимать протянутую ладонь Турка не стал. Пацан обиженно зашмыгал носом. Неприятная рожа – пацан напоминал бультерьера. Маленькие глазки, похожие на изюм в «Венской» булочке, сдвинуты к вискам, тонкие губы и плоский лоб. Турка снова постучал, а потом услышал пронзительный свист. Повернул голову – малой отошел к самому углу и теперь показывал задницу, спустив штаны.
– ПОЦЕЛУ-УЙ! – проорал он. Потом мерзко захохотал и, подтянув треники, побежал прочь.
– Вот даун, – пробормотал Турка, и тут распахнулась уже Вовкина калитка.
– Здрасте, теть Ир!
– Здрасте. Тебе чего? Вовка не выйдет гулять. И вообще… Хоть бы сказал что своим дружкам, тоже еще – товарищ. Избили его, сволочи. Подонки твои!
– Да почему мои? Я с ними не гуляю…
– Твои-твои. Не гуляет он! Ладно, некогда мне. – Она с лязгом захлопнула калитку. Спустя мгновение в замочной скважине два раза лязгнул ключ. Турка постоял немного, слушая отдаляющиеся шаркающие шаги. Почесал в затылке и вздохнул.
Вовка нагнал его на том самом углу, там, где малой показывал зад.
– Привет. Я вырвался все-таки.
– Ё-моё… – протянул Турка, вглядываясь в лицо Вовки. – Сукины дети!
– Ничего. Уже не болит почти, – шмыгнул носом Вован. Один глаз у него распух и походил на треснувшую гнилую сливу, а сквозь веки проглядывал мутный белок с красноватой сеточкой сосудов. На лбу ссадины, щеки в царапинах.
– У тебя прямо глаз Терминатора! Краснющий!
– Хорошо хоть не шоколадный, – отозвался Вова. – Ты чего хотел?
– Да погулять просто. Поговорить, – Турка насупился. Куда девались обычные легкомыслие и веселье товарища? Теперь это хмурый тип, прячущий взгляд под бровями. – У Коновой вчера был. Она и впрямь сумасшедшая!
– И чего вы там делали?..
– Ну побегали с ней на стадионе, а потом зашел на пару палок чая. Шучу. Просто посидели – ничего такого. Она немного заморосила, я и свалил. А сегодня я был – никогда не угадаешь, у кого!
– Ну?
– У исторички. У Марии Владимировны.
– Чешешь! – вскрикнул Вовка, мигом скинув облик обиженного инвалида.
– Был.
– Тоже чай с ней пили? – скривил губы Вова.
– Не-а. Да просто проводил до квартиры. И не зря! Во дворе стояла «шаха» Валька, это Шулин кент. Летом купаться ездили, ну и один раз «Таврию» угнали и сожгли. Я не разглядел, кто там еще был внутри. Козлы… Мы нарочно зашли в другой подъезд, а эти сразу почти стартанули. Выслеживают, вынюхивают, скоты.
– Да ну? Придумал тоже!..
Они вывернули на Пирамидную улицу, побрели вниз – к Нансена. Послышался гудок поезда – переезд совсем близко.
На Пирамидной домишки сплошь одноэтажные, частный сектор. И хибарок предостаточно – с саманными стенами и прогнившей крышей. Идешь, и непонятно, живет ли тут кто-то, или хижина заброшена. Некоторые продают подобные шалаши и уезжают. Домишки сносят, и потом на их месте горделиво высятся особняки зажиточных людей – трехэтажные, с мансардами и черепичными крышами. Некоторые не из кирпича, а выстроенные по «западной технологии»: арматура, пенопласт и штукатурка.
– Не знаю. А еще Касю я встретил… конечно, ему доверять нельзя, но он сказал, что Тузовы всерьез намерены отомстить Марии Владимировне. Типа унижение и все дела.
– Не хочу слышать про них. Унижение! Что они знают про унижение, а? Ничего, узнают… В школе как сегодня?
Турка принялся рассказывать. Начал с ОБЖ, закончил Муравьем. Вова лишь головой покачал, морщась.
– Завтра субботник. Я не пойду, к черту эти веники.
– Анка проверять будет же. Хотя я тоже не пойду. У меня справка будет. А что, Чапай правда повезет нас в тир?
– Турнир по сборке-разборке проведет, а потом поедем, он так сказал. Да я думаю, там все постреляют.
– Постреля-я-ют, – протянул Вова. Взгляд его снова затянулся печальной дымкой, почти как у Коновой. Внезапно она треснула и растаяла, как крупинки сахара в чае.
– Эх, мы все с Интернетом никак не разберемся. Ну, думаю, все-таки подключимся. Пять сотен в месяц, и качай что угодно. Хе-хе, вот уж я разгуляюсь! И это, Артур… ты не обижайся на маму. Она думает, что меня бьют из-за тебя.
– Фиг его, может, так и есть. Ты не обессудь тоже. Кстати – Хазова! О, щас такое расскажу…
Они кружили по переулкам, Турка говорил без умолку. Даже сам себе удивлялся. Никогда еще столько событий не наваливалось одновременно. Хотя веселья каждый день хватало. Но раньше было больше активных действий, чем каких-то тайных намеков, недомолвок и загадок. Поехали туда-то, выжрали столько-то, разбили это, угнали то… А сейчас все сложнее, и, на первый взгляд, – безопаснее.
Так почему же тогда эта треклятая струна беспокойства никак не исчезнет из груди?
– Понятно. Да ну ее к черту, Ритку! Стремная, как по тебе?
– Вдуть можно, – ответил Турка, полез в карман, не нащупал там пачку сигарет и вздохнул. – Тем более сама на шею вешается. Только если привяжется – тут уж держись! Из класса же все-таки.
– А Конова твоя?
– А че – моя? Да у нас с ней и нет ниче, я тебе говорю!
– Они меня подкараулили. Не хотел тогда еще в магазин идти, а мать все наседала. Она же не знает… Ну побили немного, чего уж там. Когда первый пропустишь в лицо, когда кровь течет – то все равно уже, боль уходит. Ха! Да я бы Тузову еще один стул запустил бы в лобешник его! Никогда теперь не забуду. – Вовка насупился. – У меня другой теперь план.
– Какой план? Мести?
– Я понимаю, что мне вряд ли удастся их всех сломить. С детства такой, ну сам знаешь – не люблю стычки. Во мне нет такого звериного чего-то. Или есть, но зверь спит. И вот так просто я не пойду до конца, как они, потому что мне есть что терять, и я не хочу сесть в тюрьму. Это дерьмово – каждый день идти в школу и знать, что там тебя ожидает. Ты боишься, думаешь, как лучше свернуть, каким маршрутом пойти, чтоб не наткнуться на банду. Они ведь там, на углу Городской и Джапаридзе, собираются. Иногда я обхожу за квартал, но иногда иду прямо так, на них. Подзывают, и попробуй не подойди… да ты и сам знаешь.
– Только с изнанки, – сплюнул в сторону Турка. Ему показалось, что день потерял часть своих красок. Темнеть еще не должно, рано, но улицу будто сумрачный саван накрыл.
– Верно. С другой стороны этих, как их… баррикад. Все, чего я хочу, – закончить этот гадюшник и поступить в универ. Там-то уже такого не будет. Иерархии и прочего дерьма.
– Наверно, не будет, – пожал плечами Турка. Слишком сложный разговор для него, раньше он на такие темы и не задумывался. И вообще, интересы были совсем другие. Или же он глушил в себе эти мысли?
– А как же армия, дедовщина?
– Отмазаться можно, – сказал Вовка. – На время учебы будет отсрочка, сто процентов. А потом уже пофиг. Военник пробить сейчас не проблема. Вон Славян, знакомый, – купил за восьмидесятку. А этот, Ванька, приколи, ну толстый – пошел в военкомат. Медкомиссия, туда-сюда. Сделали ему там рентген, прощупали и знаешь, что сказали?
– Ну-ка, – заинтересовался Турка.
– «Где ваша вторая почка? Вам делали операцию?» – захохотал Вовка. Турка в ответ лишь захлопал глазами. – Блин, проясняю для тугих – почка у Вани одна. Врожденный дефект. Знаешь, торгуют же органами. Можно продать одну, и ничего не будет, живи себе.
– Подожди. И что с ним? С Ванькой?
– Что, что… В армию с таким не берут, инвалидность будет получать.
Помолчали немного. Вова пнул мятую консервную жестянку.
– Говорят, скоро сократят срок службы. Мне-то в армию придется идти. Отец – патриот. Он служил, и я тоже должен отдать долг Родине. Хотя, знаешь, дал бы мне кто-нибудь восемьдесят тысяч… Я б побежал в эту армию.
– Может, и сократят, – пожал плечами Вова. – Было бы круто. Хотя мне-то все равно пофиг. Ладно, я, наверно, пойду, а то мама будет орать.
– Давай иди. Покеда! – пацаны обменялись рукопожатиями и разошлись по домам.
* * *
Мама была против того, чтоб Турка пропускал субботник. Отец тоже вставил свои пять копеек, но конкретно на чью-либо сторону так и не встал. Сохранял нейтралитет, прикрываясь газетой.
– Ну и не ходи. Отлично! Встал он на путь исправления.
– Я никогда не ходил на эти субботники! – кричал в ответ Турка. – Не обязан я собирать листья!
– Вместо целого дня учебы – пройтись с веником. Трудно?
– Нет! Нафиг!..
В таком ключе разговор продолжался минут двадцать. Потом захлопали двери, и мама махнула рукой. Турка закрылся у себя в комнате. Давно такого не было. Но и на субботники он ходил, наверное, в начальной школе только. Обычно убирают одни и те же люди, болваны вроде Петьки Русакова. Исправление исправлением, но настолько пасть Турка не мог. Мама что-то совсем погнала…
Сейчас ссора подействовала как-то странно. Турка даже захотел извиниться пойти, но почему-то передумал. В груди беспокойный паучок бегал, мерзкий. Предчувствие чего-то дурного.
Насчет Вовы, насчет исторички? Или насчет мамы?
Только сейчас Турка понял, что произошло за эту неделю. Он обрубил большую часть веревочек и канатиков, связывающих его с уличной компанией. И кто теперь у него в друзьях?
Никого.
Что-то скоро будет. Что-то назревает.
С такими мыслями он провел остаток вечера, пялясь в экран телевизора.
