Глава 12
Убойный футбол
Турка сам не помнил, как дошел до дому, плюхая по лужам. Дождь уже прекратился, и небо затянули невнятные серо-сизые клоки туч. Он поглядел на экран телефона и вспомнил о футболе, в полтретьего. Но какие теперь мячики…
Он долго лежал в пустой комнате и глядел в потолок. Прошел час. Замигал мобильник на тумбочке. «Вовчик вызывает». Сначала Турка хотел ответить, а потом передумал.
«Хрен с ними со всеми, футболисты, елки-палки. Как бы теперь в тюрьму не посадили. Вроде бы Шулю действительно упекли. Хотя могут обманывать менты, они же ничего толком не сказали».
Сейчас в голове Турки всплывали фрагменты диалога, мелькали две отвратные рожи, Селедки и Стриженого. Пахло от них так, как будто в ду́ше не появлялись пару лет. Еще тот краснорожий мент постоянно заглядывал, с автоматом наперевес.
Ну теперь-то Шуля к Марии Владимировне точно не сунется, на этот счет можно быть спокойным.
Однако спокойствие к Турке не приходило.
* * *
Проснулся Турка с растрескавшимся горлом и отвратным кислым привкусом во рту. Мама на кухне гремела чем-то, вода плескалась под звуки новостей из телевизора. Турка встал и, покачиваясь, шмыгнул мимо кухни в ванную. Умылся, фыркая, попил из пригоршни.
– Ну что, как дела? Голова небось весь день болит? – спросил отец.
– Так, немного…
– В школе как? Ходил, надеюсь? Или прогулял?
– Контрольные решали, ходил.
– Решали? – прищурился отец. – Ну ладно, молодец. Мать переживала, ты хоть бы извинился. Точно все в порядке? Какой-то ты мутный, бледный… Уж не заболел ли?
– Устал, – живот у Турки заурчал. – И есть хочу.
Мама говорила мало. Отвечала односложно, не улыбалась и не шутила. В итоге Турка поел борща, затем гречки с ленивыми голубцами, выпил кружку молока и сказал, что будет учить уроки.
На деле же он сидел за столом и глазел в раскрытую наугад тетрадь по истории. Учебник еще достал, малиновую алгебру. И все думал о вчерашнем вечере. Снова замигал экран мобильного, и Турка наконец ответил:
– Да…
– Ты чего не отвечал весь день? Куда исчез-то? К директору пошел и пропал. Папка твоя у меня, если что, – Вовчик говорил чуть в нос, как будто простыл, и сипло дышал.
– Тут такое дело… Может, выйдешь? Пройдемся?
– Фиг его. Можно и пройтись, – Вовчик шмыгнул носом. – На футбик ты не пришел, на тренировку…
– Срал я теперь на футбол. Короче, давай сейчас к тебе подойду. Наберу тогда.
– Ага.
Турка накинул толстовку и рванулся в прихожую. Пока возился со шнурками, отец снова спросил:
– Ты куда опять?
– К Вове. Я минут на сорок.
Отец заворчал и завозмущался, но Турка слушать не стал.
* * *
На улице было прохладно. Между темными ветвями деревьев мелькали тускло-желтые огоньки фонарей. Турка вспомнил, как они били лампочки из воздушки, когда были малы́е.
Сейчас новые столбы поставили, лампы прикрыты надежными плафонами из твердого пластика, такие свинцовыми пульками не пробьешь.
А тогда всем плевать было. И окна школы кирпичами били, а Шуля как-то раз нассал в форточку Муравью. Мать его орала, чтоб свалили и не мешали отдыхать, а Шуля подкрался и прямо струей, в штору, а мать попыталась закрыть форточку и…
– Ну? Че у тебя случилось? – спросил Вова.
– А у тебя? – прищурился Турка. – А ну давай выйди на свет!
Одет Вова был в куртку с капюшоном и шелестящие штаны. Они отошли к середине дороги и очутились в центре размытого круга. Конкретно этот фонарь светил ярче, чем остальные на улице. Видимо, скоро перегорит лампочка. Лицо Вовчика испещрили ссадины, под левым глазом красовалась шишка, а правый – весь заплыл. Губы распухли и были будто бы искусанные. Теперь понятно, почему Вова так сопел по телефону, у него вместо носа будто расплющенная подгнившая слива.
Турка выудил сигарету, прикурил. Терпкий привкус табака разлился по языку и небу. Хотя какой там табак, пропитка химическая.
– Много народу на футболе было?
– Я не пошел, – сказал Вовка. – Уроды после школы толпой, как всегда, окружили… Так где ты был-то, а?
Турка выложил все как есть. Вовка только присвистывал.
– И что теперь?
– Откуда я знаю? Без понятия, – пыхтел сигаретой Турка. – В тюрьму мне что-то неохота. Знаешь, что там делают с пацанами?
– Да знаю… Денег они хотят. Но я ничего давать не буду. Клянусь, если это продолжится, я что-нибудь с ними сделаю!
– Смотри, я про тюрьму предупредил. На малолетке знаешь, что…
– Ссал я на тюрьму. Так всю жизнь, что ли, терпилой быть?!
– Да тише ты, – Турка сплюнул в сторону. Где-то проревел движок скутера, характерный звук такой, маломощный. Сейчас прямо мода на них пошла. И все ездят – даже малы́е, которые недавно о велосипедах мечтали.
Пацаны остановились под каштаном. У дальнего перекрестка пролетел тип на мопеде, мелькнула фара.
– Нет, я что-нибудь сделаю. Выберу момент. Я возьмусь, отвечаю! Ты пойдешь играть-то в субботу?
– Нет. Посмотрим еще, не знаю, – пожал плечами Турка. – Меня это сейчас не очень-то волнует, веришь?
– Всегда только своя шкура и волнует, – внезапно выпалил Вовчик. – Всегда! Сегодня списал у меня все, потом я получил по балде от твоих бывших дружков, а теперь ты ничего не знаешь и тебе на все начхать. А что, я бы так тоже хотел устроиться, водиться с идиотом, который все будет решать без палева! Ты ничего не понимаешь! Тебя никогда не унижали толпой, не задевали все время. Да я каждую, блин, секунду в страхе! У меня комок холодный всегда в груди, понимаешь? Всегда!
– В смысле? Погнал, что ли, Вов?
– Чего погнал-то? Разве не так? Давно бы уже решил этот вопрос ради друга! Но я ведь тебе не друг, верно? Просто знакомый, одноклассник там. Да ты просто… Урод ты, короче!
Вовка хотел добавить еще что-то, но махнул рукой и быстрым шагом пошел прочь. Чуть ли не побежал.
– Вов! Ну че ты как баба-то? – Турка хотел бы добавить что-то эдакое, но фигура товарища уже пропала в темноте. Щелкнула ручка калитки, протяжно завыли ржавые петли. Загавкала свора собак у Сомовых, калитка с грохотом закрылась.
Снова раздался стрекот скутера, а следом – довольный девчачий визг.
* * *
В школу на следующий день Турка не пошел. Смотрел «Обыск и свидание», после начался «NEXT», следом – «Бешеные предки». Моросивший с утра дождик прекратился, и Турка решил немного проветриться.
Скорее бы уже закончился девятый класс.
На стадион пошлепал по лужам. На брусьях и турниках некайф. Бегал долго, время засек – целых сорок пять минут. И откуда только выдержка? Кашлял, правда. Но это от курева.
Снова начал моросить дождь, ощутимый. Турка остановился и, уперев руки в бока, ходил кругами по резинке, втягивая легкими густой влажный воздух. Хорошо.
После по привычке заглянул к Коновой, не очень-то надеясь на успех. Однако дверь практически сразу распахнулась.
– Привет. Входи.
Турка опешил. Даже глаза протер, как после сна. Одета Ленка была в «рваную» майку, открывающую пупочек, и джинсовые шорты.
– Привет, – Турка переступил порог и прикрыл дверь. Стянул мокрую куртку, разулся. Так и есть! На большом пальце дырка. Да и грязные носки-то, сразу запахло кошатиной почему-то.
– Я с последнего урока ушла. И чего на обществе сидеть? Неинтересно. Что у вас произошло? Вся школа шепчется. Хочешь помыться? Ты бегал, что ли? Мокрый весь…
– Бегал, да. Как-то неудобно, в душ-то.
– Иди-иди! Я пока поесть чего-нибудь соображу. Может, яичницу пожарить?
Турка шмыгнул носом. В сказку он попал, что ли?
Помылся на скорую руку. Странно было раздеваться в ванной Коновой. Поглядел в зеркало – в него и Лена смотрится каждый день. И голая здесь сидит. Увидеть бы, как она моется и как блестят капли на ее коже… А еще лучше – намазать ее маслом «Джонсонс Бэби». Вон как раз бутылочка стоит.
Турка специально не стал закрывать дверь на щеколду. Вдруг Лена решит заглянуть к нему, мало ли – сегодня, кажется, возможно все. Вспомнил, как сам ждал на кухне, пока Ленка примет душ, давно-о еще.
– Ну и что там было? – полюбопытствовала Лена, перекладывая яичницу с помидорами на тарелку. Та соскользнула легко: сковородка новенькая, с антипригарным покрытием. – На той гулянке?
– Ничего особенного. Выпили, посидели. Там толстуха была, вот они ее того самого…
– А ты?.. – после паузы спросила Лена. Турка поперхнулся кусочком белка и закашлялся. Конова похлопала его по спине.
– Ну тебя в баню, Лен, она ж стремная! Да и вообще не в этом дело. Чего ты щуришься так?
– Стремная, да? А после первого стакана…
– Я и не пил-то особо.
– А зачем пошел?
– Сам не знаю! Шулю встретил, и по старой памяти, понимаешь. Уже пожалел тыщу раз!
Турка с ожесточением тыкал вилкой в болтунью. Вкусная, с перцем и зеленью. Умеет Лена готовить, ничего не скажешь.
Перевел взгляд на плиту: дверца духовки заляпана жиром, на подоконнике пыль. Но все равно кухня, на которой они развлекались с Аней, была куда как более замызганная.
– Ты сама-то как?
– Никак. Все надоело. Апатия навалилась. Хочется спать и курить траву, что я, собственно, и делаю, – невесело засмеялась Лена.
– Ты бы бросала это дерьмо. Станешь еще наркоманкой.
– Она безвредная и привыкания не вызывает. Даже обычные сигареты в сто раз хуже.
– Чепуха, – поморщился Турка. – Кто тебе это сказал, Вадик твой?
– Марихуану курят многие, просто это незаметно. Поэтому ты и не знаешь. Врачи даже рекомендуют в терапевтических дозах, у меня знакомый есть – он и рассказывал. В Голландии, думаешь, почему легализовали? И живы все. Тебя просто с первого раза не вставило, мало кого сразу цепляет. Давай доешь и попробуешь. Ой, если боишься зависимости – то так и быть, не кури. Пей и дальше свои водку и пиво, это же так полезно! А самое главное, от спиртного-то никто не умирает, и от него не бывает цирроза печени.
– Ладно, Лен. Чего ты разошлась? Просто я беспокоюсь за тебя. Вкусная яичница, кстати.
– Я утром такую же пожарила. Люблю с помидорами, каждый день есть могу. Так что, хочешь? У меня полкоробка еще…
– Блин, лучше бы на стадионе бегала! – возмутился Турка.
– Расслабься, ты ж уже отбегал. А мне и так хорошо, – подмигнула Конова.
Курили в комнате. Открыли окно нараспашку, сами залезли под шерстяной плед. Турка и сейчас чувствовал себя, как во сне. Неужели жизнь все-таки налаживается?
Но противный холодок в груди не давал с этим согласиться.
– Ты сумасшедшая, – кашлял Турка, передавая косяк. – Почему ты со мной не разговаривала, а?
Лена ответила долгой затяжкой. Выпустила дым и поцеловала его сухими губами. Поцелуй вышел отнюдь не безжизненным, а жарким, и треклятый комок в груди у Турки начал таять.
– Обиделась? Не знаю. Просто мне было плохо. Все бесит в последнее время, я какая-то пустая. Вокруг одна грязь, ничего интересного. В клуб пошла, так там только козлы цепляются. Все бы им в туалет пойти или на квартиру вывезти. А я просто потанцевать хотела! И еще больше погрязла в своих мыслях, в мути. Ну и курить стала больше, конечно. Ты меня не осуждаешь? Трава, правда, не такая уж вредная, как все привыкли думать. Сейчас и кальяны вот в моду входят, пробовала у друга на вечеринке. Знатная штука!
– Вообще курить – не женское дело.
– О Господи, что за чушь…
– Хотя лучше б ты обычные сигареты смолила, – вздохнул Турка, а Конова засмеялась. – Не холодно? Окно бы закрыть…
– Сейчас, курим же. А то потом тетка будет орать, провоняло мол все… Она думает, что я делаю какие-то обряды, приколи. Говорит: «Ты что, благовония тут жжешь?» Ей и невдомек про траву, даже стыдно как-то. Сама она пьет только по праздникам или когда дни рождения на работе справляют. У нее подруг почти нет, ни с кем не общается. Приходит и включает телик, ток-шоу разные, Малахова там со всякими сплетнями. «Битву экстрасенсов» любит. Наверно, поэтому и думает, что я колдунья.
– Ты же еще в черной одежде ходишь, глаза у тебя всегда густо подведены… Я тоже на тебя смотрю и думаю – уж не ведьма ли?
Лена снова засмеялась. Турка выпустил дым через ноздри.
– Правда, ничего серьезного там? – спросила Лена. – Ты не принимал участия… ну, ты понял?
– Нет, ты что! Да я думаю, Катя эта заберет заяву. Может, денег хочет срубить.
– Катька в нашей школе училась. Кажется, года три назад ушла после девятого, в училище. А я как-то раз забежала концы подрезать, в парикмахерскую – ну пару сантиметров, уже секлись. А Катька сидит и ногти полирует. Маникюрша она, вроде. Может, практику проходила или уже работала.
– Так ты ее знаешь? А я вообще не помню.
– У меня хорошая память на лица. Пару раз увидела – и все, запоминаю. Так она еще и худая же была, разжирела сейчас! Она меня не узнала тогда, думаю. А больше я в эту парикмахерскую не ходила, дорого берут. Бабка еще противная: «Почему у вас такие тусклые волосы, надо маски делать, увлажнять кожу. И расчесываться нужно чаще», – короче, целую лекцию прочитала. Я слушала, слушала. Ересь она гнала какую-то, в общем.
– Понятно. Докуривай тогда, а я закрою окно. – Турка, кряхтя, выполз из-под пледа, а Лена ткнула его пяткой в задницу. Потом закусила губку, и взгляд ее снова затянула влажная дымка. Турка прикрыл раму и вернулся на кровать.
– Иди сюда. Я тебя поцелую. – Лена отложила бычок на блюдце, которое играло роль пепельницы, и протянула к пацану обе руки.
* * *
– Все, хватит лежать. Давай выметайся из моей постели! – Конова тянула Турку за ногу и щекотала ступню, а тот хихикал. Из колонок неслось надрывное «Йеееее-еееее» Кобейна, Конова в сотый раз включила «Lithium».
– Ну правда! Тетя скоро придет, а мне еще убрать квартиру надо.
– Слушай… Слу-ш, – Турка смеялся и никак не мог вдохнуть кислорода, а девушка дразнила:
– Слуш, слуш? Что этот ты там городишь, непутевый? Давай одевайся, я тебе говорю! Слуш ты, что ли? Так теперь тебя буду звать.
– Блин… Да погоди ты! Не щекоти, все, хватит! Правда! Я уже не могу!
– Не щекоти? Не щекоТИ? Ты русский язык вообще знаешь?! – бесновалась Конова, продолжая щекотать Турку коготками. – Ладно, хватит уже смеяться. Дурной ты какой-то! Одевайся и уходи, – Лена сдула со лба челку, та взвилась вверх и снова упала на лицо.
– Я тебе в натуре говорю – не кури больше.
– А самому-то понравилось. Кстати, глюков с нее не словишь. Вот один мой знакомый пробовал ЛСД… Знаешь такое?
– Слышал, – кивнул Турка. – Что у тебя за знакомые такие? Наркоманы одни.
– У тебя лучше, что ли? – уперла она руку в бок. – Ты глянь!.. Хватит уже зубы заговаривать! Тетя до шести работает, скоро уже дома будет.
На прощание Лена надолго приникла к Турке губами. Ему нравилось чувствовать руками ее точеную фигурку, тут дело даже не в сиськах и не в заднице. И когда он целовал Ленку, в груди возникал теплый шар, и лучики его приятно щекотали желудок изнутри и гладили сердце, прогоняя посторонние мысли о проблемах, выветривая беспокойство и тревогу.
«Моя девушка», – думал Турка по дороге домой. Он не замечал улыбку на лице, не замечал луж и прохожих. В груди у него жило тепло, и от каждой мысли о Коновой нутро щекотали мелкие иголочки.
Он не знал, на самом ли деле у них с Леной что-то серьезное, не знал, как она к нему относится, но чувствовал себя… окрыленным? Пожалуй, да.
«Влюбился, что ли? Вот дурак… И номер телефона опять забыл взять».
* * *
Четверг и пятница пролетели незаметно. Якорь разбил окно на русском языке – портфелем Шарловского. Не признались, понятное дело, поэтому Анка завела в своем блокноте список и приказала сдать по сто рублей на новое стекло.
Березин всю субботу прихрамывал: на тренировке растянул связку бедра. Тузов сказал, что это не его проблемы, и играть Береза все равно должен, хоть бы и на четвереньках.
Хазова выглядела озабоченной. Подошла и спросила, что там с Вовой, и будет ли он играть в субботу на СКА.
– Мы группу поддержки собрали. Будем кричать, болеть! – похвастала Рита. – Куда он запропастился-то? Несносный!
– Вовка? Заболел, наверно. Или еще что, – уклончиво отвечал Турка.
Тузов, Рамис и Крыщ продолжали трясти со всех деньги.
– Где он, этот Гнич сраный? Он пятихатку потом отдаст! Не дай Бог, не придет играть! – твердили они на разные лады. Турка пожимал плечами. Сам он денег не сдавал из принципа. Банк и так уже собрался приличный – тысяча триста. Так, по крайней мере, сказал Тузов.
Вовка так и не появился и не звонил. Чапай продолжал учить сборке-разборке, а географ не пускал Вола на свои уроки. По этому поводу в школу снова пришла мамаша Вола, и они с географом что-то долго обсуждали.
Шуля тоже отсутствовал на занятиях. К директору Турку не вызывали, да и вообще учителя и ученики хоть и сплетничали, никто толком ничего не знал. Сплошные догадки и предположения.
Турка сидел теперь на некоторых уроках с Леной. Они смотрели друг на дружку и улыбались неизвестно чему.
Наверно, это и впрямь любовь. И плевать, что все шепчутся.
На игру решили выйти в красных футболках. Конечно же не у всех они оказались в наличии, но Тузов был непреклонен. В итоге двое полевых игроков пришли без красной формы.
– Ничего. Играем так.
День был пасмурный, но обошлось без дождя. База СКА располагалась в тихом местечке близ рощи, тут же журчала речка-Темерничка, и ее сладостная, душная вонь витала в здешнем воздухе. Футбольный клуб «СКА-Ростов» играл во втором дивизионе, болтался ближе к середине турнирной таблицы. Турка видел тут их тренировку: деревянные игроки какие-то, некоторые курят.
Одиннадцатый «А» собрался ближе к дальнему краю поля. На той стороне за воротами была растрескавшаяся бетонная плита, расписанная из баллончиков синими, красными и черными каракулями.
Поле окружала высокая сетка, чтоб мяч не улетал. Тонкие прутья смешивались с сеткой-рабицей, переплетались с плотной порослью. Дышалось тут, конечно, лучше, чем на школьном дворе. Сплошные деревья и кустарники, и если бы только не воняло еще…
Газон не то чтобы очень. Штрафная площадка вытоптана, пыльные треугольные проплешины занимают большую ее часть. Вратарю падать так себе, неприятно.
Кое-где трава высокая, чуть ли не по щиколотку, мяч запутывается, а летом тут растут одуванчики.
– Береза, выйдешь тогда на второй тайм. Вот же идиот – на хрена ты вчера играл?
– Да я же не думал, что растяну связку. Блин, да я и полчаса сыграть не смогу, – шмыгнул носом Березин.
– Нам пофиг как, но ты сыграешь, – пригрозил Крыщ.
– Я капитаном буду. Санек! Давай на раму, – мотнул головой Тузов. Саша Молчунов кивнул и медленно побрел к воротам. Был он невысокого роста – метр шестьдесят, не больше, но прыгучий, и реакция хорошая. Смешно наблюдать за ним – стоит в высоченной рамке, даже до перекладины не допрыгивает.
У одиннадцатого класса на воротах стоял какой-то длинный тип в зеленом свитере с мягкими квадратными нашивками на локтях. Штаны у него тоже были вратарские, с амортизаторами сбоку на бедрах и на коленях. Молчунов всегда стоял в обычных шортах, к концу матча сбивая колени в кровь. Нормальные бутсы были только у пяти человек, остальные обулись в обычные тряпичные кедишки с желтой резиновой подошвой. Самые дешевые, триста рублей на рынке.
Турка и «футбольная диаспора» в лице Березина и еще пары человек играли в бутсах. На замене остались Алик, Березин с больной ногой, Рустам Асламов и еще несколько человек, поскольку играть они не умели. Так, бегали, но пас в ноги отдать не могли и по воротам с метра промахивались.
– Ну что, вы готовы? – проорал Тузов. – Давайте уже, поехали.
– Мы судью ждем! – закричал в ответ высоченный Малик. – Букато судить будет!
– Что? Мы так не договаривались! – завозмущалась команда Турки. – Без судьи играем! Тем более он с вашей стороны!
Пацаны обступили Малика, но он был непреклонен. За его спиной толпилась солидная поддержка, одиннадцатый класс не разрозненный, сплоченный, каждый горой за другого. Кстати сказать, классной руководительницей у них была музы́чка, Галина Марковна. Пока орали и спорили, подошел Букато – голова набок, щеки пухлые и розовые, как у поросенка, глаза-щелочки.
– Шею продуло, что ли? – поздоровался с ним Пивик. Букато что-то ответил, Турка не расслышал. Всегда тихо разговаривает, странный тип. А школу закончил года четыре назад.
– Играем! – Букато свистнул. – Без офсайдов, ауты вбрасываем из-за головы, как положено, не ногами. За майки не хватать, по ногам не бить. Покажите честную игру, парни!
– Команде напротив – физкульт-привет! – проорали хором пацаны. Букато бросил монетку. Выпал «орел», и мяч достался Тузову. Он махнул Турке, тот подошел ближе:
– Давай ты в нападении. А где Гнич?
– Вовчик? Не знаю. Он телефон не берет.
– Пипец ему, – улыбнулся одними губами Тузов. – А если проиграем, – он харкнул, и сочный зеленец с гнойными прожилками скрылся в траве, – лучше пусть в школу не приходит даже.
Свисток, развели мяч. Тузов орал, Крыщ орал тоже. До Турки мяч не доходил, и ему приходилось глубоко садиться назад, подхватывать мяч и тащить вперед, к воротам. Но его сразу накрывали массивные защитники – пару раз брали в «коробочку», и Букато не засчитывал блокировки. В какой-то момент Турка сделал «финт Зидана», развернулся вокруг своей оси. Обыграл громилу Филимонова, но тут что-то врезалось в ногу, и небо несколько раз поменялось местами с землей.
И тут фола не было. Турка корчился от боли, держась за голень. Его постепенно начала охватывать злость.
Свои в защите играли бестолково. Как пластилиновые человечки. И все атаки одиннадцатого «А», словно раскаленный ножик, разрезали поле, делили его точными передачами. Прямо около штрафной, будто в насмешку. И первый гол не заставил себя ждать. Молчунов резко прыгнул. Спина выгнулась дугой, мелькнул голый живот в полоске между майкой и резинкой шорт. Потертые кончики перчаток коснулись обшивки мяча, но тот лишь поменял траекторию, коснулся штанги и влетел в ворота. Забил Пивоваров.
А потом голы посыпались, как горох из дырявого пакета. Молчунов и так прыгал и этак, орал на защиту, вылетал вперед ногами, вздымая высокие клубы пыли, – но отразить атаки в одиночку не мог. Крыщ быстро выдохся и просто стоял на середине поля, наблюдая за футболом. Игроки метались как безумные марионетки, гонимые ветром или же управляемые несмышленым ребенком. Ни контроля мяча, ни обводки, ни точных передач – вообще ничего.
Но третий дальний удар Турки все-таки пришелся точнехонько в девятку. Вратарь – неизвестная шпала в зеленом свитере – прыгнул, но все-таки не вытащил мяч. Врезался в штангу и остался лежать с гримасой на лице.
Пацаны окружили Турку, все хлопали его по спине и плечам, стукали по затылку, орали.
– Хватит! Чего вы радуетесь, горим четыре – один!
– Сколько уже прошло? – спросил Русаков. – Чот я уже устал…
– Двацать шистая минута, Русак! – сказал Крыщ. – Дафайти, бистро, бистро!
К концу первого тайма пропустили еще два мяча.
Потом Турка накрутил троих и отдал передачу на пустые ворота. Ее замкнул Тузов, но никаких признаков радости он тоже не проявил. Еще пару моментов запорол Рамис – выходил один на один. Раз он просто ударил выше, а во втором случае его сбил вратарь. Но Букато, несмотря на все апелляции и протесты, не поставил одиннадцатиметровый удар.
– Какое пенальти! Да отстаньте вы! – бегал он с наклоненной головой.
Завязалась потасовка. Вот упал на газон Малик, его ударил в лицо Крыщ. На защиту тут же подтянулась вся команда, начали пихать друг друга. Турка стоял в стороне.
Пусть они там что угодно делают. Он вспомнил фильм «Костолом», усмехнулся.
Минут пять, наверно, продолжалось столпотворение. Букато засветили в щеку, и он слег в траву, Тузов растаскивал Рамиса и Пивика, который смешно размахивал руками.
Так прошла половина матча, и счет на виртуальном табло стал 6: 2.
– Перерыв пятнадцать минут, – свистнул Букато. Почти весь девятый класс рухнул в траву. Тузов, Крыщ и Рамис раскурили сигареты. Только сейчас Турка заметил группу поддержки человек из двадцати – девчонки из одиннадцатого, какие-то незнакомые типы сидели у дальней бровки, прямо возле входа на поле.
– Замены будем делать? – спросил Турка. – Петя вообще уже мертвый. Да и вы тоже в защите не отрабатываете. Надо что-то поменять в тактике.
– Да они просто играют лучше. И бегают быстрее. Как мы у них выиграем? – спросил Алик. – Невозможно!
И тут же получил щелбан от Тузова:
– Заткнись, жирный! Обстановку разлагаешь. – Алик обиженно засопел. Турка плюхнулся на газон, быстренько расшнуровал бутсы, стащил гетры и с наслаждением пошевелил пальцами. Сквозь тучи светило солнце, стало душно. Воздух превратился в кисель без намека на кислород, Темерничка испускала миазмы.
– Нормально играли, чо, – Турка сплюнул и потер разгоряченные ступни о приятно прохладную траву. – Только не надо мяч сразу в аут выносить. Голову поднимайте, смотрите. А то вы как бараны бестолковые! Макс! Вот ты все правильно делал. Тебе-то лучше не думать, а сразу выносить. Блин, грузин этот меня уже достал, отлично гоняет. Сносите его сразу, как только он с мячом. Поняли?
Матч продолжился. Разводили Малик и Задорожный. Пробили с центра поля, Молчунов сделал фантастическое ускорение и только чудом перевел «парашют» за перекладину. Тузов тут же начал орать. Все забыли про установки и всякую «тактику».
Турка отыгрывался в основном с Березиным, но в обороне творился полный швах, особенно когда отступали всей командой назад и прижимались к воротам. А противники знай переводили мяч с фланга на фланг, навешивали в штрафную. Молчунов наверно раз пятнадцать вытаскивал «мертвые» мячи. К шестидесятой минуте счет был 6: 3, на этот раз усилиями Березина. Он красиво обвел стенку со штрафного и положил мяч в самый уголок от штанги.
Но к семидесятой минуте пропустили два гола. А потом еще и Крыщ вдруг решил отдать мяч назад и вывел на Молчунова нападающего соперников. Пивик красиво подсек мяч над маленьким вратарем.
До конца игры Туркина команда создала еще пару моментов, но мяч не шел в ворота.
В итоге счет так и остался 8: 3.
– Финальный свисток! Всем спасибо за игру! – Букато распрямил шею и поморщился. Затем снова вернул голову в прежнее положение, будто разглядывал перевернутую картинку на мониторе. На щеке у него горело пятно в форме чьего-то кулака, будущий синяк.
Футбол всегда помогает разрядиться. Однако девятый «А» был раздосадованный, усталый и грязный. У Молчунова почернели коленки, и он прикладывал к ранам листки подорожника, шипя от боли. Остальные брели понуро, обмениваясь тихими репликами.
– Хорошо играл сегодня, – сказал Турка. – Тащил прямо.
– Да дерьмо все равно. Проиграли же, – Молчунов отшвырнул подорожник.
– Ты-то не виноват. Защиты вообще не было.
– Ну, в нападении зато красавцы. Все убегают, сзади один Макс остается… Хрень, короче.
Пацаны поднимались по асфальтовой дорожке, вьющейся между высоких деревьев. Под ногами шелестели опавшие листья. Где-то вдалеке, в темноте, лаяли собаки, изредка раздавались взрывы хохота – одиннадцатый класс обсуждал победу. Прошли мимо кирпичного двухэтажного строения, выкрашенного в малиновую краску еще при советской власти.
Путь срезали через небольшую площадку, засыпанную гравием. Тут тоже в футбол можно играть, но обувь и одежда становятся рыжими от пыли. Да и дышать ею неохота.
– Ничего, ну проиграли. Может, еще выиграем у кого-нибудь. Надо было начать с девятого «Б».
– Ага, – вздохнул Молчунов. – Выиграем. Денег жалко только.
Турка промолчал.
