Мама испустила дух, а Карла не сидела у ее постели?!

– Но я даже не попрощалась, – всхлипывала она в телефон.

Нонна тоже плакала.

– Она не хотела тебя огорчать.

В трубке слышались протяжные горестные вопли. Нонно. Значит, он все-таки ее любил?

Оказалось, от нее скрывали. Только теперь Карла вспомнила мамину худобу и постоянную усталость (тогда рак только обнаружили), и ее слабый голос в трубке, и настояния, что письма лучше дорогих телефонных звонков, и обещание приехать в Англию, когда ребенок родится, но пока она «занята».

В довершение всего, будто ей и так мало горя, Карле приходится мириться с этим комочком. С этим… существом.

– Ты почувствуешь себя совсем иначе, когда тебе разрешат ее подержать, – наперебой твердили Эд и медсестры.

Но когда крысеныша наконец положили Карле на руки, аппарат издал громкий электронный писк.

– Все нормально, милая, – сказала медсестра. – Это значит, что ребенок еще не умеет дышать самостоятельно.

Карлу все это очень пугало. Как же брать это существо домой, если оно не научилось дышать?

– На это нужно время, – поспешно сказал молодой врач.

– Я все время твержу ей то же самое, – заявил Эд тоном опытного медика.

Карла чувствовала себя ребенком, который все время говорит невпопад. Вот бы мама была рядом! Уж она бы знала, что делать…

Иногда ей казалось, что ее настоящего ребенка украли и подменили: крысеныш ничуть не походил ни на нее, ни на Эда. А тут еще врачи сказали, что у недоношенных часто бывают «проблемы с развитием», которые порой проявляются не сразу. И как ей жить с этой неопределенностью?

Через пять недель, когда Карла (по настоянию Эда) нехотя явилась в больницу с ежедневным визитом, она увидела вокруг инкубатора небольшую толпу. Карла не удивилась: студентов-медиков постоянно приводили полюбоваться самым крошечным младенцем года, но слышались непривычные тревожные сигналы, и экран рядом с инкубатором точно обезумел.

– Мы пытались с вами связаться, – затараторила медсестра, – но у вас с супругом выключены телефоны. Вы уже придумали ей имя?

С самого рождения крысеныша все только об этом и спрашивали, но Карла еще во время беременности отклоняла все предложенные Эдом имена, будто не желая признавать, что беременна. Теперь, когда это существо лежало в инкубаторе, Карла по-прежнему не хотела давать ей имя: это значило бы признать, что крысеныш пришел в их жизнь надолго.

– Не хотите ее окрестить? – странным голосом спросила медсестра, держа какой-то бланк с записями. – Здесь сказано, что вы католичка. Священник пришел, можете с ним поговорить.

– Но я не понимаю…

– Дочь моя. – Тучный молодой человек в белом римском воротничке взял ее за руки, как старую знакомую. – Медицинская сестра пытается донести до вас, что младенцу стало хуже. Давайте же подготовим девочку к ожидающей ее вечной жизни.

Крысеныш умрет? Это же решение всех проблем! Но отчего-то в Карле росло смятение.

– Быть этого не может.

– Дорогая моя, планы Господа не всегда совпадают с нашими ожиданиями…

– А вы не хотите взять ее на руки?

«Нет. Еще уроню, этого еще не хватало», – подумала Карла.

Один из врачей кивнул медсестре, и крысеныша вместе с проводами положили на руки Карле. Глазки-бусинки. Неожиданно длинный, почти аристократический нос. И тут Карла разглядела крошечный рыжий волосок на лысой головенке.

– Поппи, – прошептала она. – Ее будут звать Поппи. Поппи Франческа.

Чудесным образом за ночь Поппи выкарабкалась, как выразились врачи.

– Могла бы со мной посоветоваться, прежде чем давать имя, – сказал Эд, который наконец появился в больнице, дыша перегаром.

– Посоветовалась бы, если б ты был здесь, – отрезала Карла, не сводя глаз с дочери, снова помещенной в инкубатор.

– Я вообще-то продавал картину!

– Это все неважно, – вмешалась медсестра. – Если хотите мое мнение, Поппи получила, что хотела, – понежилась на руках у мамочки. Врачи, конечно, возразят, что это их искусство заставило дышать ее легкие, но в таких случаях главное – любовь. Кстати, имя прелестное – у нас уже давно не было Поппи.

– Своеобразное, – пробурчал Эд. – Забавно, как масть передается через поколения – мой дед был ярко-рыжим.

Невероятно, но Поппи день ото дня набиралась сил. Однако любовь, охватившая Карлу в тот страшный день – да, истинная любовь! – слабела с каждым часом, уступая место страху. «Нет!» – готова была крикнуть Карла, услышав, что Поппи «почти можно» забрать домой. Как она справится с таким слабеньким ребенком?

– Я понимаю, тебе трудно, но все будет прекрасно, – сказал Эд, прижимая малышку к груди.

Ему-то хорошо, он умеет обращаться с младенцами, но у Карлы опускались руки. После смерти матери ей казалось, что ее лишили рук. Зачем только она уехала из Италии…

– Это послеродовая депрессия, – сказала патронажная сестра, застав Карлу в слезах. – Самая естественная вещь, особенно после трудных родов. Если затянется, сообщите.

Естественная? Да это полное, законченное сумасшествие! С одной стороны, Карла смертельно боялась оставить дочку одну – вдруг Поппи перестанет дышать! Но тогда – какая ужасная мысль! – Карла освободится от чудовищной, непомерной ответственности.

Если бы ей как следует выспаться, может, она бы и пришла в себя, но Поппи дремала минут по пятнадцать, а не спала по два-три часа, как пишут в пособиях по уходу за новорожденными. Стоило Карле прикрыть глаза, как малышка уже снова кричала. Это как самолету лететь круглые сутки без дозаправки, день за днем, неделю за неделей.

– Она плохо набирает вес, – заметила патронажная сестра. – Попробуйте прикармливать из бутылочки.

Значит, у нее мало молока? И снова Карла прочла на лице Эда, что она неудачница. Поразительно яркие голубые глазки Поппи неотрывно следили за мамашей, как дополнительный упрек.

– Вы уже были в детской группе? – спросила медсестра в другой раз.

К счастью, Эд находился в галерее.

– Да, – солгала Карла.

На самом деле она ужасно боялась – вдруг Поппи что-нибудь подцепит от других младенцев, ведь там столько страшных микробов!

Интересно, мама Франческа тоже боялась? Если бы можно было ее спросить…

Тем временем они с Эдом могли в любой момент лишиться крыши над головой. Терпение у банка иссякло – они отберут дом, если его никто не купит. Так говорилось в адресованных Эду письмах, которые он от Карлы прятал, а она находила.

Но Карла не хотела нового скандала. Когда Эд впадал в депрессию, он становился страшен, особенно сейчас, когда пил больше, чем раньше. Глаза у него вечно были красные, тело неконтролируемо тряслось. Он начал поговаривать о том, чтобы получить опекунство над Томом («Я тут намекнул Лили…»).

– Я не справлюсь, – возразила Карла.

– Прояви же хоть немного сочувствия! Он мой сын, я хочу, чтобы Том жил с нами!

Куда делся прежний Эд? При этом он был сама мягкость, когда нужно было успокоить Поппи, чьи легкие теперь работали на полную мощность, днем и ночью.

– Поспи, – самодовольно говорил он, радуясь, что Поппи успокаивается на руках у него, а не у Карлы.

Но девушка не могла уснуть. Она ворочалась в кровати и думала, какой была бы ее жизнь, если бы они с мамой никогда не жили по соседству с проклятыми Эдом и Лили.

Чтобы полюбить ребенка, порой нужно время, прочла Карла в одной из книг о новорожденных, целый ящик которых остался после рождения Тома. Но всякий раз, прикладывая этот крошечный комочек к груди (единственное, что успокаивало Поппи), Карла чувствовала неодолимую панику.

На смену страхам, что Поппи умрет, пришел другой: в суматохе преждевременных родов Карла совсем забыла о письме с тонкими крупными буквами: «Ты и твой ребенок заплатите за все».

После выписки из больницы Карла, к своему облегчению, нашла письмо в сумке. Значит, Эд его не читал.

– Это будет наш с тобой секрет, – сказала Карла ребенку, до крови терзавшему ее соски. – Смотри не проговорись.

Что касается автора анонимных писем, Карла была убеждена, что почерк женский. Какая-то подруга Лили, решившая отомстить. Прежняя секретарша, например, ненадолго подобревшая, когда у Карлы отошли воды. Никому нельзя доверять!

– Ты меня беспокоишь, – твердил Эд. – Ты плохо ешь, и Поппи не получает достаточно молока.

Ну, значит, они обе умрут. Погибнут от недоедания и попадут в рай к маме Франческе.

– Во сне она все время твердит о каком-то письме, – услышала Карла слова Эда, говорившего с патронажной сестрой, которую вызвали ее осмотреть. Карла всегда подслушивала под дверью, когда они думали, что она лежит в кровати.

– Роды, к вашему сведению, – серьезная психологическая травма, – последовал твердый ответ. – Это вполне нормально, что она иногда видит кошмарные сны.

Сны? Да они и понятия не имеют, какой кавардак у нее в голове! Срочно нужно что-то придумать, но что? Выхода нет, впереди бесконечная чернота, которая засасывает и душит Карлу. В газете на днях было сообщение о женщине, задушившей своего ребенка. Ее осудили на десять лет. Дали бы и больше, если бы у нее не диагностировали послеродовую депрессию. Но у Карлы нет депрессии – Эд сказал, что это миф. Вот с Лили же после Тома все было нормально! Когда у тебя появляется ребенок, надо смириться с тем, что жизнь изменилась, и приспосабливаться к новой ситуации.

То есть поступать, как хочет он.

– Я приготовил нам курочку. – Эд взял Карлу за локоть и повел к столу. – Курятина тебе полезна. Ну же, дорогая, это твой любимый рецепт.

Разве она может что-нибудь проглотить?

Эд налил себе еще вина.

– Тебе не хватит? – не выдержала Карла.

– А что ты сделаешь? Снова ударишь меня, как в тот раз в присутствии Тома?

– Я тебя не била, – Карлу раздражало, что Эд часто припоминает ей тот случай. Она только протянула руку, чтобы не дать ему открыть новую бутылку, а Эд, как нарочно, повернул голову. Видит Бог, хоть одному из них нужно быть в трезвом уме, когда с ними сын Лили.

– А вот я нарочно выпью еще стакан, в честь дня рождения. Имениннику можно. Что, забыла, да?

Понятно, почему он сердится. Но ведь Поппи отнимает все ее время! Она уже ничего не помнит.

Карла подошла к раковине и натянула резиновые перчатки, дрожа от страха и гнева. «Всегда береги руки!» – говорила ей мама.

– Не возись со сковородками, пока мы не поели! Я же сказал, я сам потом вымою!

Карла пустила горячую воду, яростно выдавив жидкое мыло в кастрюлю.

От звонка в дверь у нее упало сердце. Неужели опять сосед? Он уже жаловался на скандалы.

– Явился не запылился!

С соседом Эд не стал бы так грубо разговаривать.

– Руперт! – Карла вспыхнула, увидев, кто пришел.

– Прости, что явился без приглашения, но я случайно проезжал мимо… – Он протянул красиво упакованный подарок – серебряная бумага и завитые ленты.

Карла вспотела от страха, любопытства, ужаса и надежды, смешавшихся невероятным образом.

– Можно взглянуть на вашу дочку? У вас же дочка?

– Да, – твердо сказал Эд. – Но мы собирались ужинать, так что…

– Она здесь, – перебила Карла.

Матерь Божья, муж уставился на огненно-рыжие волосы Руперта! Не думает же он…

Лицо Руперта словно осветилось.

– Какая красавица! Я и не знал, что они такие маленькие! А…

– Я уже сказал, мы собирались ужинать!

Как же отвратительно Эд себя ведет! Взволнованная Карла пыталась стянуть резиновые перчатки, но у нее не получалось.

– Не хочешь поужинать с нами? – вылетело у нее. – Пожалуйста, – хотела она добавить, – пожалуйста, Руперт, ты мне нужен. Когда ты уйдешь, Эд заведется, будет новый скандал…

– Пожалуй, мне пора, – сказал Руперт, взглянув на потемневшее лицо Эда. – Меня ждет моя невеста, Кэти.

Значит, невеста никуда не делась. Все надежды, все отчаянные, безумные мысли, зародившиеся у Карлы при виде Руперта, пропали.

– Невеста? – фыркнул Эд, едва дверь за гостем закрылась. – Ну да, как же! И часто этот щенок сюда приходит?

От его голоса Поппи завозилась в переносной колыбельке в углу кухни (Эд не оставлял ее без присмотра).

– Ты о чем?

Лицо Эда оказалось совсем близко.

– Я видел, как ты покраснела, когда он вошел. Ты пыталась с ним говорить как ни в чем не бывало. – Из его рта вылетали брызги слюны. – У него волосы такого же цвета, как у нашей дочери! Если она наша дочь!

– Не будь смешным, ты же сам сказал, что твой дед был рыжий! Ты еще удивился, как масть передается через поколение!

Он схватил ее за запястья и сжал их.

– Как удобно! Но разве мы не знаем твою нравственность!

Вырываясь, Карла бросила ему:

– А твою? Ты не постеснялся бросить жену!

– А ты не постеснялась соблазнить меня и увести у нее!

Что было дальше? Что было дальше? Сколько раз ей задавали этот вопрос в следующие несколько дней, недель, месяцев…

Карла помнила только, что все произошло внезапно. Режущий уши вопль – Поппи зашлась в своей переносной колыбельке. И другой крик – ее собственный, когда Эд тряс ее за плечи.

Большой нож. Разделочный нож с зеленой ручкой, принадлежавший Лили. Его она тоже не забрала. Ужасный, леденящий кровь стон. Кровь.

И – бег через парк. Мысли мечутся в голове, отскакивая из стороны в сторону. Ненавижу его. Ненавижу его.

Мама! Где же ты?

Вот бы начать все заново!