– Простите, по-моему, вы заняли мое место, – улыбнувшись, обратилась Карла к мужчине в деловом костюме, сидевшему у окна за два ряда от аварийного выхода. Улыбка была тщательно отработанной – тонкое сочетание очарования и предупреждения не связываться.

– Я не понимаю, что вы говорите.

Можно было бы сразу догадаться. Итальянец никогда не повяжет такой безвкусный галстук.

Карла повторила фразу по-английски, не меняя улыбки.

На лице мужчины мелькнуло раздражение, но он смягчился, взглянув на гладкое сияющее каре, блестящие полные губы, безупречную кожу и вдохнув аромат «Шанель № 5» – любимых духов Карлы с того дня, когда в детстве она тихонько воспользовалась ими в ванной Лили.

– Прошу покорно меня извинить. – Мужчина вскочил, чуть не приложившись головой о багажную полку, и взглянул на свой посадочный талон. – Вы правы, мое место рядом.

Карла не сомневалась, что сосед нарочно допустил «ошибку», чтобы сидеть у окна весь полет из Рима в Хитроу. Она подозревала, что, будь она не так красива или менее напориста, у него бы это получилось.

Пассажиров в салоне было немного. Когда самолет выруливал на взлетную полосу, боковые сиденья оставались пустыми. В ее ряду сидели только она и этот мужчина, развернувший «Таймс». Карле бросился в глаза заголовок «Новый план разрешения кризиса с беженцами».

Стюардесса показала, как пользоваться спасательным жилетом и надевать кислородную маску сначала на себя, а потом на детей. От оглушительного рева у Карлы заложило уши, и самолет вдруг рванулся вперед. Девушка вцепилась в подлокотники. Она летела второй раз в жизни.

– Волнуетесь? – спросил сосед.

– Нисколько, – спокойно ответила Карла, мысленно скрестив пальцы. Еще одна детская привычка – скрещивать пальцы всякий раз, когда приходится лгать.

Вот они и в воздухе! В окно Карла видела крошечные дома далеко внизу. Прощай, Италия, сказала она про себя и потрогала шею сзади: без обычных длинных локонов было непривычно. «Ах, твои прекрасные волосы!» – воскликнула мама, когда Карла вернулась от парикмахера, но девушке хотелось чего-то нового, как ожидавшая ее жизнь. Ей скоро двадцать три, пора добиться каких-то результатов.

В салоне раздался музыкальный сигнал, означавший, что можно расстегнуть ремни безопасности. Карла предпочла бы лететь так, но сосед расстегнул свой ремень, и девушка последовала его примеру. Два стюарда везли тележку по проходу. У Карлы заурчало в животе: она не смогла ничего проглотить на завтрак, а уже давно было время обеда.

– Что будете что-нибудь из напитков, мэм?

– Красного вина, пожалуйста.

– Большую, маленькую?

– Большую.

– Позвольте, я заплачу́. – Сосед прикоснулся к руке Карлы, останавливая ее. – Это самое меньшее, чем я могу загладить свою ошибку с креслом.

– Право же, не стоит, – сказала она.

– Нет-нет, позвольте.

Он флиртовал. Иного Карла и не ожидала. Она изящно наклонила голову чуть в сторону, как мама когда-то делала для Ларри.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Вы летите в Лондон по делам или развеяться?

– И то и другое. – Карла сделала большой глоток. Вино было не таким хорошим, как из погреба нонно, но помогало расслабиться. – Я недавно получила диплом юриста в Италии, а аспирантуру буду оканчивать в Лондоне. Но я намерена также навестить старых друзей.

– Вот как? – Брови мужчины поползли вверх.

Брови были рыжеватые, и Карле смутно вспомнился Эд, склонившийся над альбомом с набросками.

– Я сам занимаюсь фармацевтикой…

Карла видела, к чему все клонится. От волнения она рассказала слишком много, и ее откровенность придала соседу смелости. Если сейчас промолчать, он будет нудить весь полет.

– Простите, пожалуйста, – сказала она, осушив бокал, – но у меня болит голова. Мне надо поспать.

При виде его разочарования Карла испытала тайное удовольствие. Ей не требовалось лишних доказательств, что она в состоянии кружить головы, – перед ней стояла задача вскружить нужные головы.

Из мягкой кожаной сумки девушка вынула шелковую маску. Опустив спинку кресла, она прикрыла глаза и уже начала засыпать, когда самолет резко пошел вниз. Раздался музыкальный сигнал и голос капитана:

– Самолет входит в зону турбулентности. Просьба привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни безопасности.

Карла начала читать про себя «Аве Мария» и невольно унеслась мыслями на много лет назад, когда была растерянной испуганной малышкой. Нынешняя взрослая Карла – результат долгого и упорного труда.

Все произошло, когда она поправлялась после аппендицита. Слухи расходятся быстро. Узнав от мамаши Марии, что Франческа родом из Флоренции, люди в долине и в горах заговорили, что дочь нонно, оказывается, не преуспевающая бизнесвумен, делающая карьеру в Лондоне, и не «честная вдова», как утверждала сама Франческа, а просто мать-одиночка, которая еле сводит концы с концами, работая продавщицей в магазине. Подталкиваемый нонной, которая, как оказалось, и сопела тогда в телефон («Я нашла вас в телефонном справочнике, но всякий раз, дозвонившись, робела и вешала трубку»), нонно приказал дочери вернуться под «отчий кров». Без Ларри мама не могла оплачивать квартиру, поэтому выбора у нее не оставалось.

С самого приезда Карла и Франческа оказались под каблуком у нонно. Дед не позволил дочери работать – пусть сидит дома и ухаживает за нонной, у которой «ломота в суставах».

– Как я скучаю по Ларри, – говорила мама Карле, когда они оставались вдвоем, – им пришлось жить в одной комнате.

– Он же плохой! – недоумевала девочка.

– Зато он меня любил.

Мама во всем винила Лили. Это она со своим вечным вмешательством в чужие дела вынудила Ларри уйти! Карле никак не удавалось убедить мать, что Ларри виноват не меньше Лили.

Волосы матери стали тонкими, потеряли упругость и блеск. Их пробила седина – сперва засеребрились отдельные нити, а потом вдруг как-то все сразу. Кожа уже не была безупречно гладкой. А мама все вспоминала последнюю ночь в квартире номер семь.

– Надо было раньше вызвать тебе врача, – сокрушалась она. – Ты могла умереть!

– Ничего страшного, – уверяла Карла. – Тебе тогда просто было грустно.

Мама кивала:

– Может, ты и права. Если бы Лили не пригрозила Ларри, ничего не случилось бы.

Неужели это правда, размышляла Карла. Она сама планировала избавиться от Ларри, но когда Лили невольно сделала это за нее, девочка поняла: это была далеко не лучшая идея.

Теперь их жизнью распоряжался всевластный нонно. Карле запрещалось гулять по вечерам, даже когда она подросла, и ходить на праздники, куда приглашали ее подруг.

– Ты что, хочешь закончить, как твоя мать? – всякий раз возмущался дед.

– Ш-ш-ш, – тут же перебивала его нонна.

Но Карла знала правду: вскоре после приезда Карлы и Франчески соседка, как говорят англичане, выпустила кошку из мешка.

– Бедная твоя мамочка, – сказала она с затаенной насмешкой, будто вовсе и не жалела маму, – как ее обманул тот мужчина! Подумать только, попался женатый, да еще с ребенком!

– Откуда вы знаете про Ларри? – требовательно спросила Карла.

Старуха нахмурилась:

– Твоего папу зовут Джованни. Он жил на Сицилии, но, я слышала, переехал в Рим.

Так ее папа совсем даже и не умер? Карла понимала, что ей полагается испытать шок, но в глубине души она давно это подозревала. Это не первая мамина ложь. Должно быть, Джованни и есть тот молодой человек в смешной шляпе на фотографиях под маминой кроватью. Слова соседки заставили Карлу снова открыть коробку, которую мама прятала теперь в глубине шкафа за платьями. В старом конверте среди снимков нашлось свидетельство о рождении Карлы с прочерком в графе «отец».

Спрашивать маму не стоило – она лишь еще больше расстроится. Девочка пошла к нонне:

– У тебя есть его адрес? Если он узнает, что я здесь, может, он захочет меня увидеть?

– Тихо, детка. – Нонна обняла ее. – Боюсь, он не желает иметь с нами ничего общего. Оставь лучше прошлое в прошлом.

Карла с неохотой подчинилась. А что ей оставалось? Она не знала даже фамилии своего отца, ведь Каволетти – девичья фамилия ее матери. Можно было и раньше догадаться – они с мамой не раз посылали открытки нонно и нонне.

– Надо было мне держать рот на замке, – спохватилась соседка. – А ты не приставай к матери и бабке, им и без того досталось.

Но это не означало, что Карле нельзя было строить планы на будущее.

– Не беспокойся, – говорила она каждую ночь, обнимая плачущую мать. – В конце концов у нас все будет хорошо.

– Но как? – всхлипывала мама.

У Карлы сжимались кулаки.

– Я что-нибудь придумаю.

У нее обнаружились блестящие способности, которые только начали раскрываться в Англии. Нонно начал хвастаться внучкой, получавшей отличные оценки, и прислушиваться к учителям, которые говорили, что Карла должна задуматься о профессиональной карьере, может, даже стать avvocata: девочка с большим мастерством участвовала в школьных дебатах.

Тогда-то у нее и возникла мысль пойти в университет на юридический. Пять лет учебы не шутка, но оно того стоит. Тебе и не такое по силам, убеждали учителя (оценки Карлы были настолько высокие, что ее перевели сразу через класс). Но настоящей причиной, почему Карла захотела стать юристом, была наглядно доказанная Лили истина: закон дает власть, право решать судьбу других. Тогда, в коридоре, Лили была преисполнена власти. Кроме того, такая профессия сделает Карлу достаточно богатой, чтобы спасти маму от затхлой, отупляющей атмосферы дома нонно.

Оглядываясь в прошлое, Карла понимала, что в Англии мать вела себя не лучшим образом. Может, ей и вправду надо было вовремя вызвать врача. Может, не стоило крутить роман с женатым мужчиной. Но она была одинокой слабой женщиной с ребенком, оказавшейся в трудной ситуации. Теперь очередь Карлы о ней позаботиться.

Как-то вечером на последнем курсе университета в Риме, когда Карла изучала особенно скучное дело, ей вдруг очень захотела поискать через «Гугл» Эда и Лили.

Лили уже стала партнером в своем бюро. Несправедливо, что у нее все так хорошо, тогда как мама из-за нее живет почти как в тюрьме в доме деда. На фотографии Лили была с коротким каре и выглядела почти гламурно – совершенно другой человек.

Про Эда информации было очень мало, в основном в связи с редкими выставками. Но на каком-то сайте, посвященном искусству, выскочила картинка, и сердце Карлы забилось быстрее. Это был портрет черноволосой кудрявой девочки с улыбкой одновременно невинной и искушенной. Цвета были неожиданно резкие, почти кричащие – малиново-красное платье на небесно-голубом фоне, но именно взгляд ребенка проникал прямо в душу. Карла словно оказалась в одной комнате с моделью.

Разумеется, так и было – ведь это писали с нее. Платье на ней тогда было черное, но Эд сказал, что у него есть право «менять детали».

Текст под картиной сообщал: «Художник продал картину, написанную акриловыми красками, анонимному коллекционеру за пятизначную сумму».

Пятизначную?! У Карлы захватило дух. Она продолжала читать:

Ну почему так? Ведь без нее, Карлы, картины бы не было! Девушка написала Эду, напомнив, что ей не платили за часы позирования. Не собирается ли Эд поделиться гонораром?

Прошло три недели, но ответа не было. Может, они переехали? Карла отправила второе письмо на адрес галереи, указанный в конце статьи. По-прежнему тишина. Да как он смеет ее игнорировать? С каждым звонком несчастной, привязанной к дому матери девушка проникалась уверенностью, что им немало задолжали. В душе ее копилась горечь.

Выход подсказала случайная фраза преподавателя:

– У тебя, кажется, беглый английский? Тебе бы поучиться в Англии, с таким дипломом ты получала бы больше.

А еще это приведет Карлу поближе к людям, третировавшим маму, включая этого Ларри. Она потребует то, что причитается ей по праву, и у нее будет все то, что есть у Лили. Деньги. Хорошая работа. Новая внешность – может, короткое каре и ей пойдет? И многое другое, что удастся заполучить.

Кто-то коснулся ее локтя. Карла вздрогнула, очнувшись от воспоминаний.

– Скоро будем садиться, – сказал мужчина в безвкусном галстуке. – Счел нужным вас предупредить.

Стянув шелковую маску, Карла улыбнулась:

– Спасибо.

– Не за что. Вы в Лондоне где остановитесь?

– В Кингс-Кросс, – уверенно сказала она, подумав о хостеле, найденном через Интернет. Выглядел хостел прилично, и цена была приемлемой.

– Вы уже бывали в Лондоне?

– Конечно, правда, много лет назад.

– Там многое изменилось. – Мужчина достал из кармана визитку. – Вот мой телефон на случай, если вам захочется сходить куда-нибудь поужинать…

Карла мельком взглянула на серебряное обручальное кольцо на его левой руке. Если мамин опыт ее чему-то и научил, так это не связываться с женатыми.

– Благодарю вас, в этом нет необходимости.

Он поджал губы:

– Как угодно.

Самолет вздрогнул от толчка, и тут же послышался визг тормозов. Их несло вперед так быстро, что Карла не знала, успеют ли они затормозить. На этот раз сосед не похлопывал ее успокаивающе по руке – ему не терпелось встать и забрать с полки свою сумку. Если бы она взяла его визитку, подумала Карла, он бы сводил ее на ужин… Нельзя отвлекаться от намеченного плана.

«Пассажиры из стран Европейского союза – сюда». Как много народу в Хитроу! Бесконечные очереди. Карла уже не сомневалась, что ее багаж потеряли, когда на ленту наконец со стуком вывалился ее маленький красный чемодан. Вздохнув с облегчением, она потянула чемодан, но его тут же перехватил и опустил на пол приятный молодой человек.

Куда дальше? Карла растерянно читала многочисленные таблички. Такси? Нет, на метро дешевле. Нонно дал ей на учебу и гостиницу в обрез.

Она долго добиралась до станции «Кингс-Кросс», два раза сев не на тот поезд.

– Простите, – обратилась она к киоскеру, поднявшись наверх. – Не подскажете, где эта улица?

Не взглянув на адрес, который положила перед ним девушка, тот обратился к стоявшему за ней покупателю.

Уже начинало темнеть. Карла успела забыть, насколько в Англии холоднее, чем в Италии. Замерзшая и голодная, она спрашивала дорогу у всех подряд, но люди шли мимо, будто не слыша. Наконец, зайдя в дежурную аптеку, Карла нашла какого-то добряка, доставшего айфон, однако он предупредил ее, что идти туда «добрых четверть часа».

Отыскав наконец гостиницу, Карла с отвращением разглядывала грязное бетонное здание с облезлой зеленой дверью. Оттуда под ручку вышли две девицы в колготках с огромными дырами и джинсовых шортах.

Одернув изящный кремовый льняной жакет, который мама сшила ей специально для поездки, Карла вошла внутрь.

– Я бронировала номер, – вежливо сказала она женщине на ресепшене.

– Имя?

– Карла Каволетти.

Женщина фыркнула и подала ключ.

– Третий этаж, первая дверь справа. Лифт не работает.

На лестнице пахло мочой. Стены были исписаны скверными словами, выведенными красной краской. Настроение у Карлы упало. Комната походила на монашескую келью – узкая койка с колючим серым одеялом. Письменный стол имелся, но освещение было настолько скудное, что заниматься здесь казалось невозможным. «Ванная в номере» состояла из тумбочки с раковиной. Объявление на стене предупреждало, что туалет в коридоре не работает; предлагалось пользоваться удобствами этажом ниже.

Карла присела на край кровати и включила телефон. «Позвони, как доберешься», – просила мама.

– Алло? Это я. Да, долетела прекрасно, отель очень красивый. Мама, ты и так знаешь, какие у меня планы, я тебе много раз говорила. Завтра я зарегистрируюсь в колледже. Да, мама, говорила. Я обязательно найду Ларри и скажу ему, где ты. Я тебя тоже люблю.

Когда Карла сложила телефон, из-под кровати выбежал таракан. Она ловко раздавила его высоким тонким каблуком. Послышался отвратительный хруст, но одновременно в душе возникло странное удовлетворение.

Отбросив тараканий труп под кровать, Карла достала пачку сигарет, хотя на стене висела табличка «Не курить!», зажгла одну и глубоко вдохнула дым. Так-то лучше. Она подошла к окну. Снаружи Лондон мерцал огнями и вибрировал от несмолкающего гула транспорта и безграничных возможностей. Где-то здесь живут три человека, которых ей нужно найти. И она их найдет.