Домой из Хампстед-хит я вернулась около семи. Эд сидел за кухонным столом, занятый наброском.

– Мы выиграли, – сказала я.

Он вздрогнул. Я поняла: муж так увлекся работой, что забыл – сегодня вынесут вердикт. Но Эд сразу овладел собой.

– Прекрасно! – воскликнул он, вскакивая на ноги и сжимая меня в объятиях. – Это надо отметить! Откроем бутылку… и поговорим, как ты обещала.

Моя рука на дверце холодильника задрожала при мысли об этом разговоре. Бутылка пино, стоявшая на полке еще за завтраком, исчезла. Ясно, куда она делась… Но мне не хотелось затевать ссору.

– Открывать нечего, – коротко сказала я.

– Я сбегаю в бар… – начал Эд.

Старается помириться, это ясно.

– Лучше я схожу. – Я только что вернулась, но меня уже охватила клаустрофобия. Сердце так билось при мысли о предстоящем разговоре, что мне просто необходимо было выйти на улицу.

Тут я заметила в окне человека, идущего к нашему подъезду. Шляпа у него была надвинута на лицо, но фигура и движения показались мне знакомыми. Я вышла в общий коридор – и не сразу поняла, что́ вижу.

Мужчина, зашедший в подъезд и круживший сейчас Франческу на руках под взглядом маленькой Карлы в белой пижаме, был Тони Гордон.

– Я люблю тебя, – услышала я, когда он опустил соседку на пол. – Мы выиграли дело! Хотел сказать тебе первой, а потом уже ехать домой.

Совпадения кажутся фантастическими, пока не случатся в реальной жизни. За свою непродолжительную профессиональную карьеру я в этом уже убедилась. Большинство совпадений трагичны: отец нечаянно сбил своего двухлетнего малыша в тот самый день, когда на свет появился его второй ребенок; на пожилую женщину в темноте напал с ножом ее собственный сын, когда-то отданный в приемную семью, причем ни грабитель, ни жертва не подозревали о связывавших их кровных узах; молодая женщина родила от вышибалы из ночного клуба, а он оказался ее родным отцом, который много лет назад расстался с ее матерью и даже не знал, что у него выросла дочь.

А теперь Тони и моя соседка! Я была разочарована – и яростно, бешено разозлилась. Как слуга закона может сознательно попирать нормы морали? Какое лицемерие!

Возможно, мое состояние подогрели воспоминания о том, как расстроилась мать, узнав о папиной интрижке. Его роман, видимо, сразу же прекратился, потому что после скандала родители жили нормально, а после смерти Дэниэла у них уже не осталось сил для любви и скандалов. Однако открытие сильно сказалось на маме: она уже никогда не разговаривала с отцом, как раньше. Мне кажется, она считает его неверность одной из причин смерти Дэниэла. Я тоже пытаюсь простить папу. Но разбитое вдребезги семейное благополучие, похоже, снова не склеишь.

Вот почему сейчас я пришла в бешенство.

– Да как вы смеете подкладываться под чужого мужа? Последний стыд потеряли? Тони, если я еще раз увижу вас с этой женщиной, сразу же позвоню вашей супруге!

Конечно, я бы никогда ничего не сказала его жене, с которой, кстати, даже не знакома, – от этого всем было бы только хуже. Но в тот момент я не отдавала себе отчета в том, что говорю.

– Из-за чего шум? – спросил Эд, когда я вернулась.

Я объяснила.

Муж поднял голову от своего рисунка. На листке бумаги был изображен нос. Красивый, дерзкий, чуть вздернутый, как у Карлы.

– А тебе не кажется, что это не твое дело?

– Нет. – Я отвернулась. – Это нечестно по отношению к Карле и к ребенку Тони. Франческа и Тони кувыркались, пока мы присматривали за Карлой. Тоже мне, мамаша, мужчину предпочла ребенку! Как вообще Тони с ней познакомился, черт побери?

– Похоже, чужие отношения тебя волнуют больше, чем наши, – нервно заметил Эд. (Хочет объясниться. Ждет обещанного разговора.) – Ну что, откупорим вино?

– Я не ходила в магазин.

– Сейчас я сбегаю. В коридоре уже все улеглось. – Эд положил мне руку на плечо. – Нам с тобой не повредит бокал-другой.

Когда за мужем закрылась дверь, я вспомнила слова Тони, сказанные во время работы над делом: «Бывают времена, когда клянешься, что синее – это черное, и искренне в это веришь. Но адвокаты – не лжецы, они тасуют факты и создают иной мир, в существование которого все поверят. И кто сказал, что этот мир не будет лучше существующего?»

Когда Эд вернулся, я уже лежала в постели, притворяясь спящей.

Утром я проснулась раньше мужа и оставила ему записку:

ПОГОВОРИМ СЕГОДНЯ, ОБЕЩАЮ. ИЗВИНИ

Вернуться на работу было облегчением – здесь можно не думать о недоумении на личике Карлы, которое я не могла забыть. Телефоны трезвонили дружным хором. Повсюду бегали люди. Нормальная рабочая обстановка.

«Освобождение заключенного положило начало массовым искам к производителям бойлеров», – кричали газетные заголовки в киоске на углу.

– Хорошая работа, – сказал мне один из партнеров фирмы, прежде в упор меня не замечавший.

– Вы прекрасно справились, – ворчливо произнес шеф.

На моем столе – воздушные шары, бутылка шампанского и стопка сообщений. От Тони ни одного. Как я теперь посмотрю ему в глаза? С другой стороны, это он должен стыдиться.

– У нас масса звонков от потенциальных клиентов, желающих, чтобы вы представляли их в суде, – добавил начальник и потрепал меня по спине. (Что за развязность!) – Но об этом мы поговорим позже. Почему бы вам не взять сегодня выходной в качестве компенсации переработок за все эти месяцы?

Вернуться домой в обед для юриста – вещь практически незнакомая, разве что при увольнении. На сердце было тяжело от неизбежности объяснения с Эдом. Все так запуталось, думала я, поворачивая ключ…

– Эд?!

Муж в джинсах, а не в деловом костюме. На столе – тарелка превратившихся в кашу недоеденных хлопьев, вокруг нее палочки угля и наброски. Эд сидит босиком.

– Ты что, тоже рано с работы вернулся?

– Нет.

Язык у него заплетается, в комнате пахнет спиртным. Я замечаю у стула полупустую бутылку «Джека Дэниэлса».

– Меня уволили.

То есть как? У меня в голове молниями вспыхнули все возможные варианты. Не устроил клиента? Повздорил с начальством?

– Меня застали за рисованием, когда я должен был заниматься «настоящей» работой. – Он с сарказмом изобразил пальцами кавычки.

Я взглянула на разложенные на столе листки – с них улыбалась маленькая Карла, танцуя или катаясь на велосипеде. Эд заблудился в своем придуманном мире.

– Да черт побери! – взорвалась я. – Как же мы протянем без твоей зарплаты? Ты хоть представляешь, что ты натворил?

Эд не отреагировал.

– Я должен знать, есть ли у нас будущее, – сказал он как ни в чем не бывало.

«Не знаю, – хотелось мне закричать. – Я не в состоянии связно мыслить после такой новости!»

– Ты обещала, что мы поговорим после окончания процесса. Мы могли все обсудить вчера, но тебе больше нравится наставлять на путь истинный нашу соседку.

Что тут ответить? Он был прав. Я быстро прошла мимо Эда в ванную. Тони предупреждал, что после вынесения вердикта может навалиться депрессия. Это как ломка. А выигрывать дела – как зависимость.

– Мне нужно побыть одной, – сказала я, заперев дверь. Присев на край ванны, я открыла краны. Горячий. Затем холодный. Снова горячий.

После дела Сары Эванс я больше никогда не смогу воспринимать ванну по-прежнему. Как не смогу по-прежнему воспринимать Эда. И себя.

С безнадежностью в душе я нехотя перебирала варианты. Бросив Эда, я останусь одинокой, испуганной, с неопределенным будущим. Если же я не уйду, у нас появится шанс начать все заново. Ну, если, конечно, Эд действительно разлюбил Давину. Но могу ли я ему доверять? И могу ли я доверять себе?

Необходимо принять решение. Первое или второе? Монетку, что ли, бросить? Дэниэл всегда бросал монетку, если не знал, как поступить. Я взяла лежавший у ванны журнал. Если откроется на нечетной странице, я уйду. На четной – останусь.

Журнал открылся на статье о том, как приготовить воскресный семейный ужин. Фотография счастливой семьи за столом. Строчки и снимок поплыли перед глазами. Воскресные ужины. Нормальная жизнь. Которая была бы у нас, не появись в семье Дэниэл. Я взглянула на номер страницы. И вышла из ванной.

Эд уже не рисовал – он сидел неподвижно, глядя перед собой невидящими глазами.

– Ты хочешь начать все сначала? – спросила я.

Он кивнул. В его глазах были надежда и страх. Я чувствовала то же самое.

Я взяла мужа за руку и повела его в нашу спальню.

Весь следующий месяц я старалась вернуться в привычное русло, но это было нелегко. Рутинная работа казалась скучной после аврала с вытаскиванием Джо Томаса из тюрьмы, хотя все в бюро, включая шефа, относились ко мне теперь с куда большим уважением и дел по-прежнему было невпроворот.

– Они просят, чтобы это поручили Лили, – предупредила секретарша, когда шеф попытался взять себе одно из самых интересных дел – иск молодого человека, которому новоиспеченный тесть, генеральный директор известной компании, якобы разбил голову бутылкой мерло. Пятьдесят швов.

Вместо зависти или ревности, которых я опасалась, шеф только кивнул:

– Вам нужен отдельный кабинет, раз вы становитесь настолько популярной.

Меня осаждали просьбами о представлении интересов в суде. Женщина, чей пожилой отец обварился из-за неисправного бойлера, просила взяться за ее дело. Юристы, о которых я в жизни не слышала, звонили с поздравлениями. Женский журнал просил об интервью с «восходящей звездой адвокатуры». Вопрос о безопасности бытовых приборов уже подняли в палате общин.

Но в голове у меня был настоящий сумбур. Договариваясь все начать сначала, мы оба понимали, что будет нелегко. Мне приходилось заставлять себя верить, когда Эд говорил, что «пропустил стаканчик с Россом». А на самом деле виделся с Давиной? Со своей стороны, Эд обижался, что я приходила домой поздно и с полными руками папок, но приносил мне чашку чая, если я засиживалась за полночь, и ласково убеждал «не переутомляться». Сейчас он сидит дома и занимается хозяйством, пока не найдет новую работу (убежденные традиционалисты свекор со свекровью глубоко шокированы). Ищет он вполсилы – не так, как искала бы я, но я оценила первый шаг.

Совесть моя неспокойна из-за Карлы. Я хотела зайти извиниться, но на стук никто не открыл. Одна из соседок сказала, что слышала «какую-то суматоху» в тот вечер, когда я в последний раз видела Карлу и Франческу. Неужели из-за меня они съехали на другую квартиру? От угрызений совести меня даже затошнило.

– Забудь об этом, – говорит Эд. – Ты и так достаточно вмешивалась.

– Неужели тебя не интересует, как там Карла?

– Нельзя же помочь всем, – пожимал плечами Эд. – Она не наш ребенок.

Поразительно, что художник может целиком погружаться в мир картины и при этом оставаться равнодушным к модели.

Но разве не так строятся отношения адвоката и клиента? Вы проводите вместе много часов, бесконечно говорите о деле, но как только вынесен вердикт, отношения закончены. Без долгих речей. По крайней мере, так должно быть…

Где-то теперь Джо Томас, чем занимается, уехал ли в Италию?

И однажды он объявился – ждал меня у входа в бюро, когда я вышла после долгого рабочего дня. Невероятно, что человек может так измениться за несколько недель! Исчезла бородка и тюремная роба, грубые башмаки и дешевая рубашка. Чисто выбритый молодой мужчина в мшисто-зеленой твидовой куртке с поднятым бежевым замшевым воротником походил скорее на риелтора, чем на страхового агента.

– Я пришел попрощаться.

Мы шли рядом, как на прогулке после паба, когда отмечали вердикт, шаг в шаг.

Я не знала, куда мы идем, и не заботилась об этом. В каком-то отношении этот мужчина для меня был более реален, чем Эд. Разве я не потратила больше полугода жизни на то, чтобы спасти его?

– Нашли работу?

– Да, – оживленно заговорил Джо. – Воспользовался вашим советом. Помните, вы говорили об Италии? Ну, а я уехал во Францию.

Его рука задела мою, когда мы переходили дорогу.

– Друг на Корсике хочет, чтобы я помог ему с ремонтом. – Он взглянул на свои руки. – Я это умею. И это будет что-то новое.

– А с языком проблем не будет?

Ответом мне послужила улыбка.

– Благодаря тюремной библиотеке я научился говорить по-французски и по-испански.

Меня это не удивило.

Мы вошли в ресторан – модный, дорогой.

– Это благодарность, – пояснил Джо, будто мы так и договаривались.

Неужели он не понимает, что меня ждут дома? Это предположение пробудило в душе досаду – и волнение. Я не стала спорить, позволив официанту принять у меня пальто.

– Вы многое для меня сделали, – добавил Джо, подавая мне меню.

Я заслонилась кожаной папкой, чтобы скрыть предательскую краску на лице.

– Я выполняла свою работу. – Из меня посыпались вопросы, будто напротив сидел старый друг, с которым я сто лет не виделась: – Как вы? Чем занимаетесь? Где живете?

– У этого знакомого из Франции есть квартира в Ричмонде. Довольно хорошая.

Ричмонд? Я мысленно сравнила Ричмонд и Клэпхем с тесной кухонькой, где Эд по-прежнему рисует в свое удовольствие среди заявлений на открытые вакансии.

– А вы? – прямо спросил Джо. – Как семейная жизнь?

– Все хорошо.

Меня охватило искушение рассказать ему об Эде и Давине, но я уже в прошлый раз чересчур разоткровенничалась. Я не пьяна, как тогда, от двойного джина с тоником и одержанной в суде победы. Я не имею права забывать, что у меня ответственная должность. Чрезмерное доверие недопустимо.

– Всего лишь хорошо?

Я выдавила улыбку:

– Все отлично. Наверное, скоро переедем. – Это я выдумала, но, может, придется и переехать.

– Прекрасно. – Джо Томас с воодушевлением подался вперед: – Я так и вижу деревенский коттедж, лошадь вроде Мерлина…

– Мерлина? – медленно повторила я. – Но я не говорила вам, как звали мерина Дэниэла.

– Разве? – В его улыбке стало меньше уверенности.

Я похолодела:

– Вы к этому как-то причастны?

Я ожидала, что Джо начнет все отрицать. Несмотря на свой вопрос, я в это не верила. Должно быть какое-то разумное объяснение!

– У меня не было другого выхода. – Он поровнее положил вилку и нож. – Мне нужно было, чтобы вы приняли мой случай близко к сердцу. Если адвокат не верит клиенту, он не будет особо стараться.

К горлу подкатил комок.

– Вы отравили старого несчастного жеребца, чтобы я не сидела на заднице? Но как?

Джо Томас пожал плечами. Я его таким еще не видела – по крайней мере, со мной.

– Договорился, чтобы в корм кое-что подбросили, когда ваши родители отлучились. Требовалось вывести вас из равновесия, чтобы вы поверили в мою историю.

Я поднялась на ноги и покачнулась. Чудовищное коварство. И поразительная – тошнотворная – откровенность.

– А сумка, которую у меня вырвали на Вестминстерском мосту? – Все начинало обретать смысл. Ну и дурой же я была! – Вы кого-то наняли, чтобы суд решил, что кто-то из бойлерной индустрии пытается нас запугать?

Джо пожал плечами:

– Суд загубил первый процесс – вода действительно была слишком горячей. Если сами играют нечестно, пусть потом не жалуются.

Подозреваю, что Тони Гордон с этим бы согласился. Но не я. Одна несправедливость не оправдывает другую.

– Кто вам помогал?

Ответом мне была самодовольная улыбка.

– В тюрьме я многих консультировал по финансовым вопросам, по страховкам в частности. И не брал денег. Все понимали, что взамен я попрошу об услуге.

– Но они тоже сидят в тюрьме, как они могли вам помочь?

– Некоторых выпустили, у других остались связи на воле. В тюрьме так заведено… Хотя я никому не посоветовал бы туда попасть.

Невероятно. Помню, как в тюремном коридоре Джо договаривался о встрече за «настольным футболом». «Ровно в три часа, – сказал он. – В общей рекреации». Меня еще удивило неожиданное для такого нелюдимого человека дружелюбие. Значит, на самом деле планировалась деловая встреча?

– Я могу на вас заявить.

– Правда? В таком случае я не смогу умолчать о том, что произошло в прошлую встречу.

– Что вы имеете в виду? – заикаясь, спросила я.

– Перестаньте, Лили, не нужно этих игр. По крайней мере, со мной. Альбомчики с наклейками – ничто по сравнению с вашим последним подарком. – Голос Джо Томаса звучал твердо, но его руки дрожали.

Чудовищное озарение обрушилось на меня, как удар кувалдой.

– На самом деле вы ее убили! Сару, свою девушку!

Пожилая женщина с висячими изумрудными серьгами уже поглядывала на нас из-за соседнего столика. Взгляд Джо стал жестким.

– Осторожнее со словами.

– Но это правда! – Интуиция никогда меня не обманывает.

Джо понизил голос:

– Почему, по-вашему, я сегодня «случайно» вас встретил? Чтобы все чистосердечно рассказать. Но помните, дважды по одному делу не судят, если уже вынесен оправдательный вердикт… Вы заслужили правду, Лили.

Сердце у меня гулко стучало. Джо тоже явно нервничал – он размеренно постукивал кулаками по коленям, будто играя на барабане.

– Я уже говорил, что она пришла на взводе – и с опозданием. Потом ее вырвало, но она не хотела, чтобы я шел за ней в ванную. Я понял: ей есть что скрывать. Она захлопнула передо мной дверь, но я успел заметить след у нее на шее.

Я вспомнила пятно на шее Тони.

– Вы имеете в виду засос?

– Засос? – Джо словно взвешивал такую возможность. – Это зависит от того, как понимать слово «засасывать». Слив в ванне тоже засасывает, например.

Я начала терять терпение от его постоянного переспрашивания.

– Откуда у нее взялся тот след?

– А вот это уже по делу, – одобрительно кивнул Джо, будто ученице, которая наконец задала правильный вопрос. – Когда я обвинил Сару в измене, она заявила, что след оставил я. Но она лгала, я этим не занимаюсь. – Он снова начал хлопать по коленям. – Я сказал, что мы поговорим, когда она вымоется, но Сара не позволила набрать ей ванну. Несколько раз назвала меня придурком и извращенцем. Тогда я незаметно прибавил температуру на бойлере – думал ее проучить. Она продолжала орать. Сказала, что нашла себе другого, нормального. Вот тут я вышел из себя. Как я мог позволить ей бросить меня ради другого? Я ее толкнул. Сара была так пьяна, что хватило легкого толчка. Я даже удивился, когда Сара упала прямо в воду.

Последовала пауза – я была в шоке. Джо сидел совершенно невозмутимо.

– И вы не попытались помочь ей подняться?

Он пожал плечами:

– Сара оскорбляла меня, намеревалась от меня уйти, поэтому – нет, я не стал ей помогать. Я ушел в кухню, налил себе чашку чая, вымыл пол, липкий от ее рвоты. Сказал себе, что дам ей полчаса одуматься. Я не хотел ее убивать, только проучить. Когда я вернулся, она смотрела на меня из ванны, вся красно-багровая. Никогда не любил эти цвета. Я позвонил 999 и изложил ту самую версию, которую преподнес и вам. Если бы не ублюдок-сосед и не глупые выдумки Сары, я бы в два счета отмазался.

Я не верила своим ушам: Джо Томас говорил совершенно равнодушно, как и отмечали полицейские.

– Узнав о производственном дефекте бойлеров – это была настоящая удача, – я сообразил, что с правильным адвокатом у меня есть шанс на апелляцию. Признаться, вначале я в вас не очень-то верил и устроил вам проверку. Надо отдать вам должное, Лили, вы с честью ее выдержали.

Больше всего меня поразило в нем отсутствие какого-либо раскаяния.

– Но как же «крот», приславший вам статистику? Кто он? И почему вы не предъявили эти доказательства раньше?

Джо фыркнул:

– Лили, вы что, ничего не поняли? Нет никакого «крота», как нет и статистики по бойлерам. Мне просто очень повезло. Я увидел очерки – газеты как раз начали поднимать эту тему – и сочинил статданные. Никто не докажет, что мой бойлер не был неисправен. – Его лицо сделалось самодовольным. – В тюремной библиотеке есть очень полезные пособия по водопроводным трубам, и не только.

У меня не было слов. Джо, по его собственному признанию, все-таки убийца! «Проверяя» меня своими шифрами, он делал это не затем, чтобы посмотреть, гожусь ли я ему в адвокаты. Он хотел знать, достаточно ли я наивна, чтобы ему поверить. Он обвел меня вокруг пальца, напирая на свою идиосинкразию. Неужели он уже тогда знал о Дэниэле? Меня бы это не удивило.

Неудивительно, что в суде он отказался от компенсации, желая только «восстановить справедливость»: это был очередной трюк, чтобы одурачить присяжных, как он одурачил меня.

– Поедемте со мной во Францию, – вдруг сказал Джо. – Я знаю, вы несчастливы. Из нас получится прекрасный дуэт. Вы умны, зарабатываете на жизнь, вытаскивая людей из тюрьмы… Это настоящее мастерство.

Никакого мастерства у меня нет. Я позволила фактам воздействовать на меня, потому что видела в Джо Дэниэла. Я заставила свой разум принять факты, какими бы необоснованными они ни были, и превратить их в истину.

– Вы меня понимаете. – Джо взял меня за руку.

Мне хотелось выдернуть ее – и в то же время сидеть так вечно. Крепкая у него хватка. Что в ней таится – угроза или ободрение? Я уже не знаю. С упавшим сердцем я поняла: все, что я знаю об этом человеке, ложь.

– Лили…

Я выбежала из ресторана и бегом помчалась по улице. Домой. Мимо запертой двери в седьмую квартиру. Я едва успела добежать до ванной, как меня вырвало. Я не обращала внимания, когда Эд стучал в дверь и спрашивал, все ли со мной «в порядке».

Прошло четыре недели, а меня по-прежнему тошнит. И на случай каких-либо сомнений передо мной лежит доказательство, предоставленное купленным в аптеке длинным тонким пакетиком.

Я беременна.