Уайлен давно не плавал на судах таких размеров, с тех пор как пытался покинуть город полгода назад, и было трудно не вспоминать о той катастрофе, особенно когда мысли о его отце были еще свежи в памяти. Но эта посудина существенно отличалась от той, на которой он пытался уплыть в ночь побега. Эта лодка курсировала по рыночному каналу два раза в день. Она перевозила овощи, домашний скот и другую продукцию, которую фермеры доставляли на рынки, разбросанные по всему городу. Ребенком он думал, что все это производится в Кеттердаме, но довольно скоро узнал, что, хотя город и мог обеспечить себя практически всем, лишь малая доля товаров была отечественного производства. Экзотические фрукты – манго, питайя, маленькие ароматные ананасы – выращивались в Южных Колониях. Обычные продукты питания производились на фермах, окружающих город.

Джеспер и Уайлен поспели на отплывающую лодку, набитую иммигрантами, только что прибывшими в кеттердамскую гавань, и рабочими людьми, которые искали работу на ферме, а не на городских промышленных предприятиях. К сожалению, они сели слишком далеко на юге, и все места оказались заняты, что сильно угнетало Джеспера.

– Почему мы не можем поплыть по каналу Белендта? – ныл он всего пару часов назад. – Он тоже протекает мимо Олендаля. Лодки, идущие на рынок, грязные и всегда переполненные.

– Потому что вы оба будете слишком выделяться на белендтском канале. Здесь, в Кеттердаме, вы не привлекаете внимания – разумеется, когда Джеспер не напяливает один из своих пестрых клетчатых жилетов. Но назови мне хоть одну вескую причину, помимо поиска работы на ферме, по которой шуханец и земенец будут прогуливаться по сельской местности?

Уайлен не задумывался о том, как экзотично он может выглядеть за пределами города со своим новым лицом. Но в глубине души чувствовал облегчение, что Каз не захотел отправить их по белендтскому каналу. Сплавляться по нему гораздо удобней, но от воспоминаний, которые накатили бы на него, было бы слишком трудно избавиться, тем более в день, когда он наконец увидит место захоронения своей матери.

– Джеспер, – сказал Каз, – спрячь свое оружие и смотри в оба. Ван Эк наверняка приказал своим людям следить за всеми основными транспортными узлами, а у нас нет времени, чтобы сделать для Уайлена фальшивые документы. Я достану коррозионное вещество в одной из верфей Империума. Ваша главная задача – найти карьер и достать второй минерал, который нужен для золотой кислоты. В Святую Хильду сходите только в том случае, если у вас останется время.

Уайлен ощутил, как задирается его подбородок, как, в нем просыпается и нарастает упрямство.

– Я должен это сделать. Я никогда не был на могиле матери. И не покину Керчию, не попрощавшись с ней.

– Поверь мне, ты печешься об этом больше, чем она.

– Как ты можешь так говорить?! Ты хоть помнишь своих родителей?

– Моя мать – Кеттердам, родившая меня в гавани. А отец – выгода, и я ежедневно его почитаю. Возвращайтесь к наступлению темноты или не возвращайтесь вообще. Это касается вас обоих. Мне нужна команда, а не сентиментальные сопляки. – Каз вручил Уайлену деньги на поездку. – Убедись, что ты купишь билеты. Не хочу, чтобы Джеспер забрел попытать счастья в «Колесо фортуны».

– Эта песня уже устарела, – пробурчал тот.

– Так выучи новый мотив.

Джеспер просто покачал головой, но Уайлен видел, что колючки Каза все еще жалили его. Теперь он смотрел, как Джеспер облокотился о перила, повернувшись профилем к слабому весеннему солнцу, и закрыл глаза.

– Тебе не кажется, что нам стоит быть более осторожными? – спросил Уайлен, спрятав лицо за воротник пальто. Им едва удалось избежать встречи с двумя городскими стражниками, когда они садились в лодку.

– Мы уже выплыли за город. Расслабься.

Парень оглянулся через плечо.

– Я думал, что они захотят обыскать лодку.

Джеспер открыл один глаз.

– И застопорить движение? Ван Эк и так приносит гаваням достаточно проблем. Если он начнет обыскивать и лодки, люди поднимут бунт.

– Почему?

– Осмотрись. Фермы нуждаются в рабочей силе. Растениям нужна забота. Керчия не потерпит таких неудобств ради сына богача, особенно когда это мешает зарабатывать деньги.

Уайлен попытался расслабиться и расстегнул пальто из грубого материала, которое приобрел для него Каз.

– Откуда он вообще берет всю одежду и форму на любой случай? У него что, где-то припрятан гигантский шкаф?

– Подойди сюда.

Уайлен осторожно приблизился к нему. Джеспер потянулся к его воротнику и вывернул его, оттягивая так, чтобы Уайлен мог извернуться и разобрать прикрепленную к нему синюю нашивку.

– Вот как актеры помечают свои костюмы, – пояснил Джеспер. – Этот принадлежал… Жозепу Киккерту. О, а он неплох. Я видел его в пьесе «Безумец берет невесту».

– Костюмы?

Джеспер поправил воротник, и при этом его пальцы задели шею Уайлена.

– Ага. Каз проделал потайной вход в гардеробную оперного дома «Штадлид» много лет назад. Там он и берет все необходимое и прячет остальное. Это значит, что его никогда не поймают в поддельной форме городской стражи или ливрее дома во время налета.

Уайлен полагал, что в этом есть логика. Какое-то время он наблюдал, как солнце блестит на воде, а потом уставился на перила и сказал:

– Спасибо, что пошел со мной сегодня.

– Каз не отпустил бы тебя одного. Кроме того, я твой должник. Ты пошел со мной в университет на встречу с отцом и вступился за меня, когда он стал излишне любопытным.

– Я не люблю врать.

Джеспер повернулся и стал смотреть на травянистые берега, спускавшиеся к каналу.

– Тогда зачем ты это сделал?

Уайлен и сам не знал, зачем он выдумал ту безумную историю о том, как он уговорил Джеспера на неудачную инвестицию. Он даже не до конца был уверен, что скажет, когда открыл рот. Он просто не мог смотреть на Джеспера – уверенного, улыбчивого Джеспера – с потерянным выражением на лице, или на ужасное сочетание надежды и страха во взгляде Колма Фахи, пока тот ждал ответа от своего сына. Уж слишком сильно это напомнило Уайлену то, как на него смотрел его собственный отец, когда еще верил, что сына можно вылечить или исправить. Он не хотел увидеть, как беспокойство в глазах господина Фахи поменяется на страдание и злость.

Парень пожал плечами.

– У меня уже вошло в привычку тебя спасать. Неплохое упражнение.

Джеспер шумно изобразил умиление, из-за чего Уайлен начал лихорадочно оглядываться в страхе, что они привлекут внимание.

Но веселье Джеспера было недолгим. Он сменил позу у перил, потер рукой затылок и начал дергать за край шляпы. Стрелок всегда был в движении, словно долговязая деталь часового механизма, которая работала на невидимой энергии. Вот только часы были довольно просты, а как функционировал Джеспер, Уайлену оставалось только гадать.

Наконец тот выпалил:

– Я должен был встретиться с ним сегодня.

Уайлен знал, что он говорил о Колме.

– Так почему же ты этого не сделал?

– Я понятия не имею, что ему сказать.

– О правде не может быть и речи?

– Скажем так, я бы предпочел ее избежать.

Уайлен снова посмотрел на воду. Он считал Джеспера бесстрашным, но, возможно, храбрость не подразумевала отсутствие страха.

– Ты не можешь избегать его вечно.

– Это мы еще посмотрим.

Они проплыли мимо очередного сельского домика – не более чем белое пятно в утреннем тумане; лилии и тюльпаны усеивали поля перед ним точечным пунктиром, как раздробленные созвездия. Может, Джесперу и удастся убежать от правды. Если Каз продолжит вынашивать свои чудо-планы, возможно, Джеспер всегда будет оставаться на шаг впереди.

– Жаль, что я не привез с собой цветов для нее. Или хоть что-то.

– Можем нарвать их по дороге, – предложил Джеспер, и Уайлен понял, что он хватается за новую тему обеими руками. – Ты хорошо ее помнишь?

Парень покачал головой.

– Я помню ее локоны. Они были самого прекрасного рыжевато-золотого оттенка.

– Как и твои, – сказал Джеспер. – Были раньше.

Уайлен почувствовал, что по какой-то непонятной причине его щеки краснеют. В конце концов, Джеспер просто констатировал факт.

Он прочистил горло.

– Она любила искусство и музыку. Кажется, я помню, как сидел с ней на банкетке за фортепиано. Но это могла быть и няня. – Уайлен пожал плечами. – Однажды она заболела и уехала за город, чтобы полечить легкие, а потом пропала навсегда.

– А как же похороны?

– Отец сказал мне, что ее похоронили в госпитале. На этом все. Мы просто перестали говорить о ней. Он считал, что нет никакой пользы в том, чтобы держаться за прошлое. Не знаю. Мне кажется, он действительно любил ее. Они постоянно ссорились, иногда из-за меня, но я также помню, что они часто вместе смеялись.

– Мне трудно представить твоего отца смеющимся или даже улыбающимся. Если, конечно, он не потирает свои ручонки и не гогочет над кучей золота.

– Он не злой.

– Он пытался тебя убить.

– Нет, он уничтожил наш корабль. Моя смерть была бы дополнительным преимуществом. – Конечно, это была не совсем правда. Джеспер не единственный, кто пытался оставаться на шаг впереди своих демонов.

– О, тогда ты совершенно прав, – кивнул тот. – Он ни капельки не злой. Уверен, у него также есть веские причины не позволять тебе скорбеть из-за смерти матери.

Уайлен потянул за ниточку, выбившуюся из рукава.

– Это не только его вина. Большую часть времени папа казался очень грустным. И отстраненным. Где-то в это же время он понял, что я не такой… как он надеялся.

– Сколько тебе было?

– Восемь. Я очень хорошо научился скрывать свои недостатки.

– Как?

Губы Уайлена расплылись в слабой улыбке.

– Он читал мне или просил это сделать одну из нянь, а я запоминал каждое их слово. Я даже знал, когда сделать паузу и перевернуть страницу.

– Сколько же ты мог запомнить?

– Много. Я подставлял слова под музыку в своей голове, как в песне. До сих пор иногда так делаю. Просто говорю, что не могу разобрать чей-то почерк, и прошу их зачитать слова вслух, подставляя их под мелодию. Они остаются в моей голове, пока не понадобятся.

– Полагаю, это умение нельзя применить при игре в карты.

– Можно, наверное. Но я не стану этого делать.

– Такой талант пропадает.

– Кто бы говорил.

Джеспер насупился.

– Давай лучше насладимся пейзажами.

Пока смотреть было не на что. Уайлен вдруг осознал, как сильно устал. Он не привык жить в страхе, переходить от одного момента тревоги к следующему.

Он подумывал рассказать Джесперу, с чего это все началось. Ощутит ли он облегчение, если выпустит свою постыдную историю в мир? Возможно. Но с другой стороны ему хотелось, чтобы Джеспер и остальные продолжали верить, что он сам покинул отцовский дом, намереваясь устроиться в Бочке, что он сам выбрал эту жизнь.

По мере того как Уайлен становился старше, Ян Ван Эк все более и более отчетливо давал понять, что в его доме нет места для сына, особенно после женитьбы на Элис. Но он, похоже, и сам не знал, что делать с Уайленом. Он начал высказывать свои соображения по поводу сына, и каждое было более ужасающим, чем предыдущее.

«Тебя нельзя отправить в семинарию, потому что ты не умеешь читать».

«Я не могу отправить тебя на профессиональное обучение, потому что ты можешь выдать свою дефективность».

«Ты как недоброкачественный продукт. Тебя даже на полке не оставишь, чтобы ты не завонял».

Затем, полгода назад, отец Уайлена позвал его к себе в кабинет.

– Я обеспечил тебе место в музыкальной школе в Белендте. Мы наняли личного секретаря, который встретит тебя там. Он справится с почтой и любыми делами за пределами твоих возможностей. Это смехотворная трата времени и денег, но я должен соглашаться на любые предложения, когда дело касается тебя.

– На какой срок? – поинтересовался Уайлен.

Ван Эк пожал плечами.

– Ты пробудешь там столько, сколько потребуется людям, чтобы забыть, что у меня был сын. О, не смотри на меня с таким обиженным выражением, Уайлен. Я честен, а не жесток. Так будет лучше для нас обоих. Ты избавишься от невыполнимой задачи войти в роль сына торговца, а я – от стыда, который испытываю, наблюдая за твоими попытками.

«Я отношусь к тебе не более жестоко, чем отнесется мир». Такой философии придерживался его отец. Кто еще будет с ним так откровенен? Кто еще настолько любил его, чтобы сказать правду? У Уайлена остались счастливые воспоминания о том, как отец читал ему сказки – мрачные истории о лесе, кишащем ведьмами, и о говорящих реках. Ян Ван Эк сделал все возможное, чтобы позаботиться о сыне, а если он потерпел неудачу, то вина за это лежала на Уайлене. Слова его отца могли бы показаться злыми, но он защищал не только себя или свою империю, но и Уайлена тоже.

Все, что он сказал, имело смысл. Уайлену нельзя было доверить состояние Ван Эков, потому что его слишком легко облапошить. Он не мог пойти в университет, так как стал бы объектом издевательств однокурсников. «Так будет лучше для нас обоих». Гнев отца был неприятен, но именно его логика пугала Уайлена больше всего – его практичный, неопровержимый тон, звучал в его голове всякий раз, как он подумывал освоить что-то новое или снова попробовать научиться читать.

Ему было больно, что его отправляют из дома, но у Уайлена все еще была надежда. Жизнь в Белендте казалась ему волшебной. Он мало что о нем знал, помимо того, что это был второй самый древний город Керчии, который располагался на берегах реки Дромбельд. Но зато он будет далеко от друзей своего отца и его деловых партнеров. Ван Эк была достаточно распространенной фамилией и, в такой дали от Кеттердама, она не подразумевала, что он один из тех Ван Эков.

Отец вручил ему запечатанный конверт и небольшую пачку крюге для путешествия.

– Это твои документы о зачислении и деньги на то, чтобы добраться до Белендта. Как только ты прибудешь туда, отправь своего секретаря на встречу с казначеем. На твое имя открыт счет. Я также нанял тебе сопровождающих, которые поплывут с тобой на лодке.

Щеки Уайлена залились краской от унижения.

– Я и сам могу добраться до Белендта.

– Ты никогда не путешествовал в одиночку за пределы Кеттердама, и сейчас не время начинать. У Миггсона и Прайора есть поручение от меня в Белендте. Они сопроводят тебя и проследят, чтобы ты хорошо устроился. Все понял?

Уайлен все понял. Он не способен даже самостоятельно уехать из города.

Но в Белендте все это изменится. Он собрал небольшой рюкзак со сменной одеждой и несколькими вещами, которые будут ему необходимы, пока его чемоданы не прибудут в школу, а также свои любимые ноты. Если бы он мог читать письма с той же легкостью, с какой табулатуру, у него бы вообще не было проблем. Когда отец перестал ему читать, музыка подарила ему новые истории, те, которые рождались прямо под его пальцами, которые он мог писать самостоятельно с каждой сыгранной нотой. Он спрятал флейту в сумку на случай, если захочет попрактиковаться в пути.

Его прощание с Элис прошло быстро и неловко. Она была милой девушкой, но в том-то и беда – она всего на пару лет старше Уайлена. Он не знал, как его отец мог прогуливаться с ней по улице без стыда. Но Элис, похоже, была совсем не против. Может, это потому, что рядом с ней Ван Эк становился тем человеком, каким он был в детстве Уайлена, каким он его запомнил – добрым, щедрым, терпеливым.

Даже сейчас парень не мог назвать конкретный момент, когда он понял, что отец отказался от него. Изменение было постепенным. Терпение Ван Эка плавно стиралось, как золотая пластинка на более грубом металле, и когда оно закончилось, казалось, будто его отец стал кем-то совершенно другим, кем-то с куда меньшим лоском.

– Я хотел попрощаться и пожелать тебе всего наилучшего, – сказал Уайлен Элис. Она сидела в своей гостиной, и у ее ног дремал терьер.

– Ты уезжаешь? – спросила она, отрываясь от шитья и замечая его рюкзак. Девушка подшивала занавески. Керчийки – даже богатые – не утруждали себя такими пустяками, как вышивка или вязание. Лучше служить Гезену, выполняя практические задачи, такие, которые приносили бы пользу домашнему хозяйству.

– Я еду учиться в музыкальную школу в Белендте.

– О, как чудесно! – воскликнула Элис. – Я так скучаю по природе. Тебе понравится свежий воздух, и ты наверняка заведешь много хороших друзей. – Она отложила иглу и расцеловала его в обе щеки. – Ты вернешься на каникулы?

– Наверное, – ответил Уайлен, хотя и знал, что этого не произойдет. Раз его отец хотел, чтобы он исчез, он исчезнет.

– Приготовим пряники. Расскажешь мне все о своих приключениях. Скоро у нас появится новый друг, с которым мы сможем играть, – она похлопала себя по животу со счастливой улыбкой.

Всего пара секунд понадобилась Уайлену, чтобы понять значение ее слов, и тогда он просто встал, как баран, вцепившись в рюкзак, кивая головой и машинально улыбаясь, пока Элис обсуждала их планы на каникулы. Она беременна. Поэтому отец решил выпроводить его из дома. У Яна Ван Эка будет еще один наследник, и на сей раз достойный. Уайлен стал для него расходным материалом. Он исчезнет из города и освоится в другом месте. Пройдет время, и никто и глазом не моргнет, когда ребенка Элис начнут готовить к роли главы империи Ван Эков. «На столько, сколько потребуется людям, чтобы забыть, что у меня был сын». Это не было пустым оскорблением, которое бросают мимоходом.

Миггсон и Прайор прибыли к восьми, чтобы провести Уайлена к лодке. Никто не вышел, чтобы попрощаться с ним напоследок, и, когда он проходил мимо кабинета отца, дверь в него была заперта. Уайлен не стал стучать в нее и вымаливать отцовскую любовь, как терьер Элис выпрашивает гостинцы.

Люди его отца Миггсон и Прайор, одетые в темные костюмы, которые предпочитали носить купцы, всю дорогу по пути к причалу молчали. Они купили билеты до Белендта и, когда поднялись на борт, Миггсон погрузился в чтение газеты, а Прайор откинулся на спинку сиденья и надвинул шляпу на лоб, слегка прикрыв глаза. Уайлен даже не знал, спал ли он или смотрел на него как сонный ящер.

В такое время суток судно была почти пустым. Люди дремали в душной каюте или ели взятую с собой еду, пытаясь удержать на коленях булочки с ветчиной и термосы с кофе.

Когда заснуть не получилось, Уайлен вышел из душной каюты и решил прогуляться к носу лодки. Зимний воздух был холодным и вонял скотобойнями с окраин города. От этого у парня сводило желудок, но вскоре фонари исчезнут вдали и они поплывут мимо сельской местности. Он жалел, что не путешествует днем. Ему бы хотелось посмотреть на мельницы, нависающие над полями, на овечек, пасущихся на пастбищах. Он вздохнул, дрожа в своем пальто, и поправил ремешок ранца. Нужно попытаться поспать. Может, он проснется пораньше и понаблюдает за рассветом.

Когда он повернулся, то увидел, что за ним стоят Прайор и Миггсон.

– Простите, – начал Уайлен, – я…

И тут руки Прайора крепко сомкнулись на его шее.

Уайлен ахнул – или, скорее, попытался; звук, вырвавшийся из его горла, едва напоминал хрип. Он впился в запястья мужчины, но у того была железная хватка, и он неумолимо выдавливал жизнь из Уайлена. Прайор был достаточно крупным, чтобы слегка оторвать парня от земли и прижать его к перилам.

Его лицо было бесстрастным, почти скучающим, и в этот миг Уайлен понял, что никогда не доплывет до школы в Белендте. Это никогда и не планировалось. Не было никакого секретаря. Ни счета на его имя. Никто не ждал его прибытия. Так называемые документы о зачислении в его кармане могли быть чем угодно. Уайлен даже не пытался их прочесть. Он исчезнет, как всегда и хотел его отец, и он нанял специальных людей, чтобы они выполнили свою работу. Его папа, который читал ему сказки перед сном, который приносил ему сладкий чай из мальвы и медовые соты, когда он болел воспалением легких. «На столько, сколько потребуется людям, чтобы забыть, что у меня был сын». Его отец собирался стереть его из гроссбуха – ошибочный расчет, стоимость, которую можно вычеркнуть из списка. Итоговое число, которое можно исправить.

Перед глазами Уайлена заплясали черные пятна. До его ушей донеслась музыка.

– Эй, вы! Что там происходит?

Казалось, голос доносится откуда-то издалека. Хватка Прайора слегка ослабилась. Ноги Уайлена вновь коснулись палубы лодки.

– Ничего, – ответил Миггсон, поворачиваясь лицом к незнакомцу. – Мы поймали этого мерзавца, когда он рылся в вещах других пассажиров.

Уайлен издал сдавленный звук.

– Тогда… тогда, может, мне позвать городскую стражу? В каюте сидят два офицера.

– Мы уже предупредили капитана, – ответил Миггсон. – Высадим его на сторожевом посту при следующей остановке.

– Ну, я рад, что вы, ребята, оказались такими бдительными, – сказал человек и развернулся, чтобы уйти.

Лодка слегка покачнулась. Уайлен не собирался ждать, чтобы узнать, что произойдет дальше. Он со всей силы оттолкнул Прайора, а затем, прежде чем потерять самообладание, прыгнул за борт в мутный канал.

Он плыл с максимальной скоростью, на которую только был способен. У него до сих пор кружилась голова, а горло сильно саднило. К своему удивлению, он услышал еще один всплеск и понял, что один из убийц нырнул за ним следом. Если Уайлена увидят где-то живым, Миггсону и Прайору вряд ли заплатят.

Он поплыл медленнее, пытаясь производить как можно меньше шума, и заставил себя задуматься. Вместо того чтобы плыть прямо к бортику канала, как жаждало его замерзшее тело, он нырнул под ближайшую рыночную баржу и вынырнул по другую ее сторону, плывя вместе с ней и пользуясь ею в качестве прикрытия. Рюкзак мертвым грузом тащил его на дно, но он не мог заставить себя избавиться от него. «Мои вещи, – нелепо подумал он, – моя флейта». Он не останавливался, даже когда его дыхание стало прерывистым, а конечности оцепенели. Парень заставил себя плыть дальше и как можно больше увеличить расстояние между собой и бандитами своего отца.

Но, в конце концов, его силы начали иссякать, и он понял, что больше барахтается, чем плывет. Если он не доберется до берега, то утонет. Уайлен начал грести к мосту и вытащил себя из канала, после чего прижался к мостовой, промокший и дрожащий от ледяного холода. Его ушибленное горло царапало при каждом глотке, и он приходил в ужас от каждого всплеска, думая, что это явился Прайор, чтобы завершить начатую работу.

Ему нужно было придумать какой-то план, но думать связно ему было трудно. Уайлен проверил карманы штанов. Там все еще были крюге, которые дал ему отец. Хотя купюры и промокли насквозь, их все еще можно было использовать. Но куда Уайлен мог пойти? У него не хватало денег, чтобы выбраться из города, и если отец пошлет на поиски своих людей, его легко смогут выследить. Ему нужно найти какое-то безопасное место, такое, где отец и не подумает искать. Его руки и ноги, казалось, налились свинцом, холод начал уступать усталости. Уайлен боялся, что если он позволит себе закрыть глаза, то уже не найдет сил, чтобы снова их открыть.

В итоге он просто пошел. Пошел на север города, подальше от скотобоен, мимо тихого жилого района, где жили мелкие торговцы. Пошел дальше, туда, где улицы становились более кривыми и узкими, он шел, пока у него не возникло ощущение, что дома наступают на него. Несмотря на поздний час, в каждом окне и витрине горел свет. Из захудалого кафе лилась музыка, и он видел, как по переулкам жались друг к другу люди.

– Кто-то окунул тебя в канал, парень? – крикнул беззубый старик с крыльца.

– Уж я бы его намочила, – прокаркала женщина, опирающаяся на лестничные перила.

Он пришел в Бочку. Уайлен прожил всю свою жизнь в Кеттердаме, но ни разу здесь не бывал. Ему было запрещено. Да ему никогда и не хотелось! Его отец называл это место «грязным логовом порока и богохульства», а также «позором города». Уайлен знал, что оно было лабиринтом из темных улиц и тайных проходов. Тут местные жители наряжались в пестрые костюмы и совершали неблаговидные поступки, а иностранцы заполняли все улицы в поисках гнусных развлечений. Люди приходили и уходили отсюда, как приливы. Идеальное место, чтобы скрыться.

Таким оно и было… до того дня, когда пришло первое письмо от его отца.

Вздрогнув, Уайлен наконец-то заметил, что Джеспер тянет его за рукав.

– Наша остановка, купчик. Взбодрись.

Уайлен поспешил за ним. Они вышли на пустой причал в Олендале и поднялись по набережной к дороге в сонную деревушку.

Джеспер осмотрелся.

– Это место напоминает мне о доме. Бескрайние поля, свежий воздух и тишина, не нарушаемая ничем, кроме жужжания пчел, – парня передернуло. – Мерзость какая.

По пути стрелок помог ему нарвать полевых цветов. К тому времени как они дошли до главной улицы, у них уже собрался солидный букет.

– Полагаю, нам нужно найти дорогу к карьеру? – спросил Джеспер.

Уайлен закашлялся.

– Нет, достаточно обычного магазина.

– Но ты сказал Казу, что минерал…

– Он присутствует во всех видах краски и эмали. Я просто хотел, чтобы у меня был повод для поездки в Олендаль.

– Уайлен Ван Эк, ты соврал Казу Бреккеру! – Джеспер схватился за сердце. – И тебе сошло это с рук! Ты даешь частные уроки?

Уайлен почувствовал себя до смешного довольным… пока не подумал, что будет, если Каз об этом узнает. Затем он почувствовал себя почти так же, как в первый раз, когда попробовал бренди и в итоге вырвал весь свой ужин себе на туфли.

Они обнаружили магазин, пройдя немного по главной улице, и у них ушло всего несколько минут, чтобы приобрести все необходимое. Когда они шли обратно, им помахал фермер, загружающий свой фургон.

– Парни, вы ищете работу? – спросил он с некой долей скептицизма в голосе. – Ни один из вас не выдержит и дня в поле.

– Вы удивитесь, – ответил Джеспер. – Нас наняли на работу неподалеку от Святой Хильды.

Уайлен нервно ждал, но мужчина просто кивнул.

– Будете ремонтировать госпиталь?

– Ага, – с легкостью соврал Джеспер.

– Что-то твой друг не особо разговорчивый.

– Шуханец, что тут скажешь, – пожал плечами стрелок.

Мужчина согласно хмыкнул и сказал:

– Запрыгивайте. Я еду к карьеру. Могу подвезти вас к воротам. Для кого эти цветы?

– Его возлюбленная живет рядом с церковью.

– Та еще, наверное, возлюбленная.

– И не говорите. У него ужасный вкус, ничего не понимает в женщинах.

Уайлен подумывал столкнуть Джеспера с фургона.

Грунтовая дорога граничила по обеим сторонам с чем-то, что напоминало ячменные и пшеничные поля; посреди ровных полей тут и там торчали амбары и ветряные мельницы. Фургон быстро мчал по дороге. «Даже слишком быстро», – подумал Уайлен, когда они подпрыгнули на глубокой колее. Парень резко втянул воздух.

– Дожди, – объяснил фермер. – Никто пока не берется засыпать ямы песком.

– Ничего страшного, – сказал Джеспер, скривившись, когда фургон проехал по очередной выбоине в земле, от которой загремели все кости. – Не то чтобы мне нужна была целая селезенка.

Фермер рассмеялся.

– Тебе же лучше! Встряхнешь печень!

Уайлен вцепился в бок фургона, жалея, что все-таки не столкнул Джеспера и не прыгнул за ним. К счастью, всего через милю они остановились перед двумя каменными столбами, обозначающими длинную дорогу, покрытую гравием.

– Дальше я не поеду, – сказал фермер. – Не то место, где хочется задерживаться. Уж слишком много страданий с ним связано. Иногда, когда ветер дует в нужную сторону, можно услышать их смех и крики.

Джеспер и Уайлен переглянулись.

– Хотите сказать, что здесь обитают призраки? – поинтересовался стрелок.

– Полагаю, можно и так сказать.

Они поблагодарили его и радостно скользнули на землю.

– Когда закончите здесь, пройдите несколько миль вверх по тропинке, – сказал водитель. – У меня два акра земли, которые нуждаются в обработке. Плачу пять крюге в день, и вы сможете спать в сарае вместо чистого поля.

– Звучит многообещающе, – ответил Джеспер, махнув рукой, но как только они свернули на тропинку, ведущую в церковь, пробормотал: – Обратно пойдем пешком. Кажется, я ушиб ребро.

Когда фермер исчез из виду, ребята сняли свои пальто и кепки, и спрятали их за пенек. Они остались в темных костюмах, которые предложил надеть Каз.

«Скажите им, что вас отправил Корнелис Смит по приказу господина Ван Эка, – проинструктировал Бреккер. – Чтобы убедиться, хорошо ли ухаживают за могилой».

«Зачем?» – спросил Уайлен.

«Затем, что, если ты назовешь себя сыном Яна Ван Эка, тебе никто не поверит».

Вдоль дороги росли тополя, и, когда ребята поднялись на холм, в поле их зрения появилось здание: трехэтажный дом из белого камня с низкой, изящной лестницей, ведущей к арочному переднему входу. Тропинка была аккуратно уложена гравием и граничила с обеих сторон низенькими тисовыми кустиками.

– Не похоже на церковь, – прокомментировал Джеспер.

– Может, раньше это был монастырь или школа? – предположил Уайлен, слушая, как хрустит под ботинками гравий. – Джеспер, ты хорошо помнишь свою маму?

Уайлен видел много разных улыбок Джеспера, но та, которая расплылась на его лице, была новой и скрывалась так же тщательно, как выигрышная комбинация. Тот ответил лишь:

– Да. Она научила меня стрелять.

В голове Уайлена зародилась сотня вопросов, но чем ближе они подходили к церкви, тем хуже у него получалось уловить мысль и удержать ее в голове. Слева от здания виднелась беседка, заросшая недавно распустившимися глициниями – сладкий аромат фиолетовых цветов тяжело висел в весеннем воздухе. Чуть дальше и правее церковного газона находились кованые ворота и забор, ограждающий кладбище, с высокой каменной статуей в центре – статуей, как полагал Уайлен, Святой Хильды.

– Это, должно быть, кладбище, – произнес он, крепче вцепившись в свой букет. Что я здесь делаю? И снова этот вопрос, но на сей раз он не знал ответа. Каз был прав. Это глупо, сентиментально. Что толку, если он увидит надгробие с именем матери? Он даже не сможет его прочесть. Но они проделали такой путь…

– Джеспер… – начал он, но в эту секунду из-за угла вышла женщина в серой рабочей одежде, толкая тачку, наполненную землей.

– Гоед морген, – крикнула она им. – Я могу вам чем-то помочь?

– Действительно доброе утро, – без запинки ответил Джеспер. – Мы пришли к вам из конторы Корнелиса Смита.

Женщина нахмурилась, и Уайлен добавил:

– От имени уважаемого советника Яна Ван Эка.

Судя по всему, она не заметила дрожи в его голосе, потому что ее лоб разгладился, и она улыбнулась. Круглые щечки порозовели.

– Конечно! Хотя, признаться, я удивлена. Господин Ван Эк был к нам так щедр, но мы редко что-нибудь о нем слышим. Я надеюсь, все в порядке?

– Все отлично! – воскликнул Уайлен.

– Просто новая политика, – кивнул Джеспер. – Больше работы для всех.

– Разве не всегда так? – женщина снова улыбнулась. – Вижу, вы привезли цветы?

Уайлен опустил взгляд на букет. Он выглядел меньше и более растрепанным, чем прежде.

– Мы… да.

Она вытерла руки о мешковатое платье и сказала:

– Я отведу вас к ней.

Но, вместо того чтобы повернуть в направлении кладбища, женщина пошла обратно к входу. Джеспер пожал плечами, и ребята последовали за ней. Когда они начали подниматься по низким каменным ступенькам, что-то холодное поползло по позвоночнику Уайлена.

– Джеспер, – прошептал он. – Тут решетки на окнах.

– Нервные монахи? – предположил стрелок, но не улыбнулся.

Передняя гостинная была высотой в два этажа, ее пол уложен чистой белой плиткой с нарисованными нежными синими тюльпанами. Это место не походило ни на одну церковь, в которой когда-либо бывал Уайлен. Тишина в комнате была такой глубокой, что казалась едва ли не удушающей. В углу стоял большой стол, а на нем – ваза с глициниями, которые они видели снаружи. Уайлен тяжело вздохнул. Запах принес ему легкое утешение.

Женщина открыла большой ящик, покопалась в нем с минуту, а потом достала толстую папку.

– Вот она: Марья Хендрикс. Как видите, все в порядке. Можете посмотреть, пока мы приведем ее в презентабельный вид. В следующий раз можно будет избежать задержки, если заранее предупредите нас о своем визите.

Уайлен почувствовал, как его тело покрылось холодным потом, но заставил себя кивнуть.

Женщина достала тяжелую связку ключей из ящика и открыла одну из голубых дверей, ведущих в гостиную. Уайлен услышал, как она провернула ключ в замке с другой стороны. Затем положил букет полевых цветов на стол. Их стебли сломались. Он сжимал их слишком крепко.

– Что это за место? – прошептал парень. – Что она имела в виду под «приведем ее в презентабельный вид»? – его сердце бешено билось в груди, как метроном, настроенный на неправильный ритм.

Джеспер рылся в папке, пробегая взглядом по страницам.

Уайлен склонился над его плечом и почувствовал, как его охватывает безнадежная, всепоглощающая паника. Слова на странице были для него не более чем бессмысленными закорючками, черной массой лапок насекомых. Он боролся, чтобы сделать вдох.

– Джеспер, пожалуйста, – взмолился он тонким и пронзительным голосом. – Прочти ее мне.

– Прости, – спешно ответил тот. – Я забыл. Я… – Уайлен не мог понять выражение на его лице – грусть, недоумение. – Уайлен… кажется, твоя мама жива.

– Это невозможно.

– Твой отец поместил ее сюда.

Уайлен покачал головой. Такого не могло быть.

– Она заболела. Легочная инфекция…

– Он заявляет, что она – жертва истерии, паранойи и мании преследования.

– Она не может быть жива. Он… он снова женился. Как же Элис?

– Думаю, он назвал твою мать сумасшедшей и использовал это как основание для развода. Это не церковь, Уайлен. Это психиатрическая лечебница.

Святая Хильда. Его отец переводил им деньги каждый год – но не в качестве благотворительного пожертвования. За ее содержание. И их молчание. Комната внезапно закружилась.

Джеспер посадил его на стул за столом и надавил на лопатки Уайлена, заставляя его наклониться.

– Опусти голову между колен, смотри в пол. Дыши.

Уайлен убедил себя сделать вдох, выдох, посмотреть на очаровательные синие тюльпанчики в белых плиточных квадратах.

– Расскажи все остальное.

– Тебе нужно успокоиться, или они поймут, что что-то не так.

– Расскажи мне все остальное.

Джеспер шумно выдохнул и продолжил переворачивать страницы в папке.

– Сукин сын! – воскликнул он через минуту. – В папке есть документ о передачи полномочий. Копия.

Уайлен не отрывал глаз от плиточного пола.

– Что? Что там?

Джеспер зачитал:

– «Этот документ, засвидетельствованный перед глазами Гезена в соответствии с порядочным ведением дел людей, вынесенный юридически обязательным по решению судов Керчии и ее Торгового совета, означает передачу всей собственности, имущества и законных владений Марьи Хендрикс Яну Ван Эку для управления ими, пока Марья Хендрикс не будет снова правомочна вести собственные дела».

– Передача всей собственности, – повторил Уайлен. Что я здесь делаю? Что я здесь делаю? Что она здесь делает?

В замке голубой двери повернулся ключ, и женщина – сиделка, догадался Уайлен, – проплыла обратно в комнату, разглаживая передник своего платья.

– Мы готовы, – сказала она. – Сегодня она довольно послушна. С вами все хорошо?

– У моего друга слегка закружилась голова. Слишком много солнца после долгих часов в конторе господина Смита. Можно попросить вас принести стакан воды?

– Конечно! – ответила сиделка. – Ох, у вас действительно немного нездоровый вид.

Она снова исчезла за дверью, следуя той же процедуре по открытию и закрытию замка. Хочет убедиться, что пациенты не сбегут.

Джеспер присел перед Уайленом и взял его за плечи.

– Уай, послушай меня. Ты должен взять себя в руки. Можешь это сделать? Если хочешь, мы уйдем. Я скажу ей, что тебе плохо, и просто проведаю твою маму сам. Можем попытаться вернуться через…

Уайлен сделал глубокий, прерывистый вдох через нос. Он не мог осознать, что происходит, не понимал, как это возможно. Просто делай одно дело за раз. Этому приему научил его один из преподавателей, чтобы попытаться не дать ему перегружать себя содержанием страницы. Это не срабатывало, особенно когда над ним нависал отец, но Уайлен нашел ему другое применение. Одно дело за раз. Вставай. Он встал. С тобой все в порядке.

– Я в порядке, – сказал он. – Мы не уходим.

Это единственное, в чем он был уверен наверняка.

Когда сиделка вернулась, он взял у нее стакан воды, поблагодарил и выпил его. Затем они с Джеспером последовали за ней через голубую дверь. Он не смог заставить себя собрать увядшие полевые цветы, разбросанные по столу. Одно дело за раз.

Они миновали закрытые двери и какой-то тренажерный зал. Откуда-то доносились стоны. В просторной гостиной две женщины играли в игру, похожую на «Риддершпель».

Моя мама мертва. Она мертва. Но он в это не верил. Уже нет.

Наконец сиделка вывела их на застекленное крыльцо, находившееся на западной стороне здания, чтобы поймать все тепло солнечных лучей. Одна стена полностью состояла из окон, и через них виднелись зеленые просторы больничного газона и кладбище вдалеке. Симпатичная комнатка с безупречно чистым плиточным полом. На мольберт у окна опирался холст с наброском пейзажа. К Уайлену пришло воспоминание: его мама стоит за мольбертом в саду дома на улице Гельдштрат, запах льняного масла, чистые кисти в пустом стакане, ее задумчивый взгляд, оценивающий линии эллинга и канала за ним.

– Она рисует, – сухо произнес Уайлен.

– Постоянно, – радостно кивнула сиделка. – Наша Марья настоящая художница.

Женщина сидела в инвалидной коляске, опустив голову, словно изо всех сил пыталась не заснуть. На ее узкие плечи были накинуты пледы. Лицо было в морщинах, волосы потускнели до янтарного оттенка с проседью. «Цвет моих волос, – осенило Уайлена, – словно их оставили выцветать на солнце». Он почувствовал облегчение. Эта женщина была слишком старой, чтобы быть его матерью. Но затем она подняла голову и открыла глаза. Они были ясные, карие – неизменные и безмятежные.

– К вам посетители, госпожа Хендрикс.

Губы его матери задвигались, но Уайлен не разобрал ни слова.

Она окинула их цепким взглядом. Затем на ее лице проступило сомнение, оно стало рассеянным и недоуменным, словно ее покинула уверенность.

– Я… Я вас знаю?

У Уайлена сдавило горло. «Узнала бы ты меня, – задумался он, – если бы я все еще выглядел как твой сын?» Ему с трудом удалось покачать головой.

– Мы встречались… очень давно. Когда я был еще ребенком.

Она хмыкнула и посмотрела на газон.

Уайлен беспомощно повернулся к Джесперу. Он не был к этому готов. Его мать была давно похоронена – прах в земле.

Джеспер осторожно повел его к стулу перед Марьей.

– У нас есть час, прежде чем нужно будет идти обратно, – тихо сказал он. – Поговори с ней.

– О чем?

– Помнишь, что ты сказал Казу? Мы не знаем, что может случиться завтра. Это все, что у нас есть. – Затем он встал и подошел к сиделке, убирающей краски. – Скажите, сударыня… К моему стыду, я не расслышал вашего имени.

Женщина улыбнулась, и ее розовые щечки округлились, как засахаренные яблочки.

– Бечья.

– Очаровательное имя для очаровательной леди. Господин Смит попросил меня осмотреть все помещения, пока мы здесь. Вы не могли бы провести для меня небольшую экскурсию?

Она заколебалась, оглядываясь на Уайлена.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо, – выдавил он голосом, который звучал слишком громко и чересчур радушно даже для его ушей. – Я просто задам несколько формальных вопросов. Все это часть новой политики.

Сиделка подмигнула Джесперу.

– Что ж, тогда, думаю, мы можем быстренько осмотреться.

Уайлен изучал свою мать, и его мысли обратились в хаос из неправильно сыгранных аккордов. Ее волосы коротко подстригли. Он пытался представить ее более юной, в красивом черном шерстяном платье жены купца, с белой кружевной оборкой на воротнике. Как ее густые и яркие волосы были собраны служанкой в хитросплетенные косы.

– Здравствуйте, – выдавил он.

– Ты пришел за моими деньгами? У меня их нет.

– У меня тоже, – тихо ответил Уайлен.

Она не была до конца ему знакомой, но было что-то в том, как она наклоняла голову, как сидела с прямой спиной. Словно за пианино.

– Вы любите музыку? – поинтересовался он.

Женщина кивнула.

– Да, но здесь ее не услышишь.

Он достал флейту из-под рубашки. Уайлен путешествовал с ней, спрятанной на его груди, как какой-то секрет, весь день, и она все еще хранила тепло его тела. Парень планировал сыграть на ней у могилы матери, как какой-то идиот. Каз бы посмеялся над ним.

Первые несколько нот прозвучали неуверенно, но затем он совладал со своим дыханием. Уайлен подобрал мелодию – простую песенку, одну из первых, которые он выучил. На секунду показалось, что его мама вспоминает, откуда она могла ее знать. Затем женщина просто закрыла глаза и стала слушать.

Когда он закончил, она сказала:

– Сыграй что-нибудь веселое.

И тогда он сыграл каэльский рил, а затем керчийскую морскую песенку, для которой больше подходил оловянный свисток. Он играл каждую мелодию, которая приходила в голову, кроме грустной. Его мама ничего не говорила, но время от времени он видел, как она стучит ногой в такт, а ее губы шевелятся, словно она знала слова.

Наконец он опустил флейту на колени.

– Как долго вы здесь пробыли?

Она промолчала.

Уайлен подался ближе, пытаясь найти какой-то ответ в ее отсутствующих карих глазах.

– Что они с вами сделали?

Она ласково коснулась рукой его щеки. Ее ладонь была прохладной и сухой.

– Что они с тобой сделали?

Уайлен не знал, было ли это своего рода вызовом, или она просто повторяла его слова.

Он почувствовал обжигающий комок слез в горле и попытался подавить их.

Дверь распахнулась.

– Ну что, ваш визит прошел успешно? – поинтересовалась сиделка, проходя в комнату.

Уайлен спешно спрятал флейту обратно под рубашку.

– Вполне. Похоже, все в порядке.

– Вы оба выглядите слишком юными для такой работы, – сказала она, улыбаясь Джесперу.

– Могу сказать то же и о вас, – ответил он. – Но вы же знаете, как бывает, – новых клерков нагружают самой грязной работой.

– Вы скоро вернетесь?

Джеспер подмигнул.

– Кто знает? – затем кивнул Уайлену. – Нам пора отплывать.

– Попрощайтесь, госпожа Хендрикс! – попросила ее сиделка.

Губы Марьи зашевелились, но на сей раз Уайлен стоял достаточно близко, чтобы услышать ее шепот: «Ван Эк».

По пути из больницы сиделка непрестанно болтала с Джеспером. Уайлен шел позади них. У него ныло сердце. Что с ней сделал отец? Действительно ли она сумасшедшая? Или он просто подкупил нужных людей, чтобы они так сказали? Накачали ли ее наркотиками? Джеспер мельком оглянулся на Уайлена, пока сиделка продолжала лепетать, и его серые глаза тревожно сузились.

Они почти дошли до голубой двери, когда женщина спросила:

– Хотите посмотреть на ее картины?

Уайлен резко остановился, а затем кивнул.

– Думаю, нам будет очень интересно, – сказал Джеспер.

Сиделка повела их обратно и открыла дверь в комнату, напоминавшую чулан.

Уайлен почувствовал, как его колени подогнулись, и схватился за стену, чтобы удержать равновесие. Женщина не заметила – она все говорила и говорила.

– Краски, разумеется, дорого стоят, но они приносят ей столько удовольствия! Это только последняя партия. Каждые шесть месяцев или около того нам приходится выбрасывать их на помойку. Для них попросту нет места.

Уайлену хотелось кричать. Чулан был забит картинами – живописными пейзажами, разными видами на территорию больницы, озером в тени и солнце, а дальше, повторяясь снова и снова, было лицо маленького мальчика с рыжими кудрями и ярко-голубыми глазами.

Должно быть, он издал какой-то звук, потому что сиделка повернулась к нему.

– Ах, – сказала она Джесперу, – ваш друг снова побледнел. Может, дать ему стимулятор?

– Нет, нет, – отказался Джеспер, закидывая руку на плечи Уайлену. – Но нам действительно пора уходить. Это был очень познавательный визит.

Уайлен не помнил, как они шли обратно по тропинке, окаймленной тисовой изгородью, или как они доставали пальто и кепки из-за пенька у главной дороги.

Они находились на полпути к причалу, когда он наконец нашел в себе силы заговорить:

– Она знает, что он с ней сделал. Знает, что у него не было права забирать ее деньги, ее жизнь. – «Ван Эк», сказала она. Она была не Марьей Хендрикс, а Марьей Ван Эк, женой и матерью, которую лишили ее фамилии и состояния. – Помнишь, я как-то сказал, что он не злой?

У Уайлена подкосились ноги, и он тяжело опустился на землю прямо посреди дороги. Но ему было все равно, потому что он чувствовал накатывающие слезы и никак уже не мог их остановить. Они рвались из его груди прерывающимися, безобразными всхлипами. Уайлен не хотел, чтобы Джеспер видел, как он плачет, но ничего не мог с этим поделать: ни со слезами, ни со всем остальным. Он так сильно зарылся лицом в руки, будто, стоило ему сильно этого захотеть, он мог бы исчезнуть.

Затем почувствовал, как Джеспер сжимает его плечо.

– Все нормально, – сказал стрелок.

– Нет, не нормально.

– Ты прав. Твой отец – прогнивший ублюдок, и я бы с радостью вздернул его на пустыре и отдал на съедение стервятникам.

Уайлен покачал головой.

– Ты не понимаешь. Дело во мне. Всему виной я. Он хотел новую жену. Нового наследника. Настоящего, а не придурка, который едва может написать собственное имя. – Ему было восемь, когда его мать забрали. Больше гадать не придется – именно в этот момент отец отказался от него.

– Эй, – Джеспер слегка встряхнул друга. – Эй! У твоего отца было много вариантов, когда он узнал, что ты не можешь читать. Черт, он мог сказать, что ты слепой, или что у тебя проблемы со зрением. Или еще лучше, он мог бы просто обрадоваться тому факту, что у него гениальный сын.

– Я не гениален.

– Ты глуп во многих вопросах, Уайлен, но сам ты не глупый. И если я еще раз услышу, что ты называешь себя придурком, то скажу Матиасу, что ты пытался поцеловать Нину. С языком.

Уайлен вытер нос рукавом.

– Он ни за что в это не поверит.

– Тогда я скажу Нине, что ты пытался поцеловать Матиаса. С языком. – Парень вздохнул. – Слушай, Уайлен. Нормальные люди не замуровывают своих жен в психиатрических больницах. Они не лишают наследства своих сыновей, если те рождаются не такими, как им бы хотелось. Думаешь, мой отец мечтал о таком бесшабашном ребенке, как я? Ты ни в чем не виноват. Это произошло потому, что твой отец псих в дорогом костюме.

Уайлен прижал ладони к опухшим глазам.

– Все это правда, но мне от этого ни капли не легче.

Джеспер снова встряхнул его за плечо.

– Тогда как насчет этого? Каз разорвет чертову жизнь твоего отца на мелкие кусочки.

Уайлен только собирался ответить, что это тоже не поможет, но задумался. Каз Бреккер был самым жестоким и мстительным существом, которое он когда-либо встречал, – и он поклялся уничтожить Яна Ван Эка. Эта мысль стала прохладным ручьем, омывающим пламенное, постыдное чувство беспомощности, которое он держал в себе столь долгое время. Никто и никогда не сможет вернуть все на круги своя. Но Каз сможет испортить жизнь его отцу. И тогда Уайлен разбогатеет. Он сможет забрать свою мать из этого места. Они переедут туда, где тепло. Он посадит ее за фортепиано, попросит сыграть, отведет ее в какое-нибудь красочное место, полное прекрасных звуков. Они могли бы поехать в Новый Зем. Да куда угодно! Уайлен поднял голову и вытер слезы.

– Вообще-то, это бы очень помогло.

Джеспер ухмыльнулся.

– Так я и думал. Но если мы не сядем на лодку в Кеттердам, то не получим праведного воздаяния.

Уайлен встал с внезапным желанием вернуться в город и помочь Казу осуществить его план. В Ледовый Двор он поехал с неохотой. Казу помогал нерадиво. Потому что все это время верил, что заслужил презрение отца. И теперь он мог признать, что где-то в глубине души надеялся, что еще сможет вернуть папину благосклонность. Что ж, пусть отец подавится своей благосклонностью и увидит, к чему привело его поведение, когда Каз Бреккер закончит свое дело.

– Пошли, – сказал он. – Пора украсть все деньги моего отца.

– Разве это не твои деньги?

– Ладно, тогда пора их вернуть.

Ребята перешли на бег.

– Люблю я праведное возмездие, – сказал Джеспер. – Встряхивает печень!