Недолго проработал он, как вдруг снова услышал цокот копыт, и не поднял взгляда, но сказал себе: «То отроки ведут лошадей с поля и скачут во весь опор наперегонки, ликуя и резвясь, ибо беспечна юность и горя не ведает».

А цокот приближался, и поднял Халльблит голову, и увидел, что над земляным валом, ограждающим двор, мелькнули белые одежды, и сказал так: «Нет, это девушки возвращаются со взморья: верно, в изобилии собрали морской травы*».

Засим ещё усерднее принялся Халльблит за работу, и рассмеялся про себя, и молвил: «Она среди них: теперь ни за что не подниму я взгляда, пока не въедут девушки во двор, она же прискачет со всеми вместе, и спрыгнет с коня, и обовьет руками мою шею, по обыкновению своему; и любо ей будет дразнить меня жестоким словом и нежным голосом, ибо сердце её тоскует обо мне; и я обниму её, и расцелую, и задумаемся мы о счастье, что сулят нам грядущие дни; а дочери народа нашего посмотрят на нас и порадуются заодно с нами».

Тут и впрямь въехали во двор девы, но, вопреки обыкновению, не услышал Халльблит ни смеха, ни весёлой болтовни; и упало у юноши сердце, словно вместо смеха девического ветер донёс до него голоса давешних странников: «Это ли Земля? Это ли Земля?»

Тут Халльблит резко поднял голову и увидел, что спешат к нему девушки, десять – из клана Ворона, и три – из клана Розы; и увидел юноша, что лица их бледны и опечалены, а одежды изорваны, и облик их не дышит радостью. Объятый ужасом, Халльблит застыл на месте, а одна из девушек, что уже спешилась (то была дочь его собственной матери), пробежала в дом, не взглянув в сторону брата, словно не смела поднять глаз; а вторая поскакала во весь опор к стойлам. Но остальные спрыгнули на землю, и обступили юношу, и какое-то время ни одна не могла набраться духу и заговорить; а Халльблит стоял, глядя на них, с обтёсанным древком в руках и тоже молчал, ибо видел: Заложницы с ними нет, и знал, что теперь воистину обручился со скорбью.

И вот, наконец, заговорил он мягко и сочувственно, и молвил:

– Скажите, сёстры, что за зло приключилось с вами, даже если речь идёт о смерти дорогой подруги и о том, чего уже не поправишь.

Тут заговорила красавица из клана Розы по имени Резвушка и молвила:

– Халльблит, рассказ наш пойдёт не о смерти, но о расставании, и, сдаётся мне, дело поправить можно. Были мы на взморье близ Корабельного Двора и Катков Ворона, и собирали мы морскую траву, и резвились промеж себя; и увидели мы неподалёку от берега корабль с обвисшим шкотом*, так что парус бился о мачту; но решили мы, что это – ладья Рыбоедов, и зла не заподозрили, но бегали себе и играли на мелководье в волнах прибоя, что плескались у ног наших. И вот, наконец, от корабля отделилась лодка и двинулась на вёслах к берегу, но и тогда не испугались мы ничуть, хотя отошли малость от береговой полосы и одёрнули юбки. А лодка пристала у того места, где стояли мы, и гребцы спрыгнули в воду и решительно зашагали по мелководью прямо к нам; и увидели мы перед собою двенадцать вооружённых воинов, могучих и грозных, с ног до головы одетых в чёрное. Тут и впрямь устрашились мы, и повернулись, и бросились бежать; но было слишком поздно, ибо отлив близился к нижней своей точке, и широкая полоса песка отделяла нас от того места, где привязали мы коней у кустов тамариска. Однако бежали мы со всех ног и добрались до гальки прежде, чем чужаки нас настигли; тут схватили они нас и швырнули на твёрдые камни.

И велели они нам сесть в ряд на гребне, и весьма испугались мы, но скорее позора, чем смерти; ибо недобрые то были люди, судя по их виду, и лицом весьма гадкие. Тут сказал один: «Которая из вас, девушек, будет Заложница из клана Розы?» Никто из нас не проронил ни слова, не желая выдавать подругу. Но снова заговорил злой человек: «Выбирайте же, увезём ли мы за море только одну или всех вас на нашем чёрном корабле?» Но и тогда промолчали мы, и тут поднялась твоя возлюбленная, о Халльблит, и молвила: «Лучше одну, чем всех; я – Заложница». – «Почему мы должны тебе верить?» – спросил разбойник. Она гордо взглянула на него и молвила: «Потому что я так говорю». – «Ты клянёшься?» – спросил он. «Да, – отвечала она, – клянусь знаком рода, в который войду; клянусь крыльями Птицы, что ищет Поле Павших». – «Довольно, – объявил воин, – ступай с нами. А вы, девушки, сидите смирно и не двигайтесь с места, покуда корабль не удалится от берега, ежели не желаете почувствовать укол стрелы. Ибо находитесь вы на расстоянии выстрела от корабля, а на борту у нас меткие лучники». И Заложница ушла с ними и не проронила ни слезинки, а мы плакали в голос. И увидели мы, как лодка пристала к кораблю, и Заложница поднялась на борт вместе с этими злодеями, и услышали мы, как перекликаются мореходы промеж себя, поднимая якорь и выбирая шкоты; и вот выдвинулись кормовые вёсла, и корабль заскользил по волнам. И один из злодеев согнул лук и пустил в нас стрелу, но упала она далеко от того места, где сидели мы, и смех негодяев загремел над взморьем. Мы же, дрожа, вскарабкались по откосу, а затем поднялись на ноги, и вскочили на коней, и поскакали сюда, и жалость к тебе разбивает сердца наши.

При этом слове вышла из дома родная сестра Халльблита и принесла с собою оружие, а именно: меч Халльблита, и щит его, и шлем, и кольчугу. Что до юноши, он молча вернулся к работе и насадил стальной наконечник на новое ясеневое древко, и взял молот, и вбил гвоздь, и положил оружие на валявшийся тут же круглый камень, и загнул гвоздь с другой стороны. Затем оглянулся он и увидел, что вторая дева привела к нему его вороного коня, уже осёдланного и взнузданного; тут облачился Халльблит в доспехи, и перепоясался мечом, и вскочил в седло, и сжал в руке новое копьё, и дёрнул повод. Но ни одна из дев не осмелилась заговорить с ним и спросить, куда направляется он, ибо выражение лица его, равно как и скорбь его сердца, внушали им страх. Так выехал Халльблит со двора и поскакал к взморью, и спустя мгновение остриё копья его сверкнуло над земляным валом, и услышали девушки цокот копыт по наезженной дороге; и всадник скрылся из виду.