Даллах, который ненадолго выходил из зала, теперь вернулся. За его спиной был десяток людей с лестницами. Это были крепкие мужчины, из одежды на них висели только какие-то лохмотья, зато у каждого был меч. Те из них, кто не нёс лестниц, держали топоры. Воины смотрели на них с любопытством, догадываясь, что это самые крепкие из невольников. Рабы были хмурыми, глаза их свирепо блестели, а руки и обнажённое оружие были замараны кровью. Нетрудно было понять, что они преследовали беглецов, заставляя их отплатить за мучения прошедших дней.

Когда же их заметил Божественноликий, он вскричал:

– Привет, Даллах! Ты решил очистить зал, уничтожив скверну смуглолицых?

– Именно так, вождь, – ответил Даллах. – И у меня есть вести – битва за Серебряную долину окончилась. Невольники напали на смуглолицых, бежавших от нас, и в таком числе, что противостоять им было бессмысленно. Они помешали своим бывшим хозяевам двинуться на север. Впрочем, хотя они и убили многих, но не всех, и остатки смуглолицых бежали разными дорогами на запад, надеясь укрыться в лесу и в Розовой долине. Самые сильные из невольников преследуют их по пятам, и по пути к ним то тут, то там охотно присоединяются свежие люди с полей. Я собрал лучших из них, двести пятьдесят человек с хорошим оружием, и если ты позволишь мне покинуть вас, то я соберу и больше, а затем последую за беглецами в родную мне Розовую долину, где смуглолицые, не покидавшие её, присоединятся к тем, кого мы разбили здесь. Кроме того, я хотел бы навести порядок среди моего несчастного народа, который сегодняшняя битва освободила от мучений, и если ты позволишь взять с собой немного воинов Дола, то я устрою всё ещё лучшим образом.

– Да пребудет с тобой удача! – пожелал ему Божественноликий. – Бери кого пожелаешь из воинов Дола, что захотят идти с тобой. Пусть их будет сто человек. Потом пошли гонца с вестью о своих успехах Могучеродному, вождю этой долины. Мне кажется, мы и сами не задержимся здесь надолго. Что скажешь, Могучеродный, отпустить Даллаха?

Могучеродный, стоявший рядом, поднял голову и немного покраснел, как краснеют те, кто не слышал, что ему говорят. Тем не менее он по-дружески взглянул на Божественноликого и сказал:

– Военный вождь, пока ты в этой долине, отвоёванной для нас вашими родичами, то ты останешься вождём, и никто другой. Поэтому я прошу тебя: распорядись об этом, как хочешь, да и о прочем тоже. Я передаю тебе всех моих родичей, чтобы ты всегда и везде был их предводителем, и если они любят меня, то согласятся. Твоя воля станет их волей, ведь только глупец не знает, как сильно они желают тебе добра. Что скажете, родичи?

Все вокруг закричали:

– Да здравствует Божественноликий! Да здравствуют жители Дола! Да здравствуют наши друзья!

Могучеродный подошёл к Божественноликому, обнял его и расцеловал, заговорив при этом так громко, чтобы многие слышали его:

– Я целую не только тебя, доброго славного воина! Я целую и обнимаю всех воинов всех родов Дола и пастухов, ибо считаю, что на земле ещё не жили более доблестные мужи.

С этими словами все закричали, радуясь такому вождю. Могучеродный же отозвал Божественноликого в сторону и сказал ему:

– Брат, ты, наверное, захочешь остаться в этом зале или близ него, ведь эти места – сердце нашего воинства, но сам я хотел бы на некоторое время уйти. У меня есть дело, о котором ты, возможно, даже знаешь.

Божественноликий улыбнулся ему и ответил:

– Иди, пусть у тебя всё будет хорошо. Скажи моему отцу, что я бы охотно получил от него вести, раз уж не могу быть там.

Он произносил это, но в душе радовался, что ему не нужно видеть Наречённую, которая сейчас ранена и лежит, удручённая недугом. Могучеродный ушёл, не вымолвив больше ни слова. В дверях зала он встретил Ворона-Лучника, желавшего поговорить с ним и поведать вести, но Могучеродный перебил его:

– Расскажи о том, как выполнил своё поручение военному вождю. Он сейчас в зале.

И Могучеродный покинул зал.

Ворон вошёл внутрь и, встав пред Божественноликим, произнёс:

– Военный вождь, мы выполнили то, что до́лжно, все дома вокруг рыночной площади очищены от смуглолицых. Более того, по совету Даллаха, мы дали задание некоторым беднякам долины, тем, к которым все хорошо относятся, похоронить тела погибших врагов. Они копают сейчас канавы на полях к северу от рыночной площади и относят туда трупы. Эти люди послушны во всём, только они сильно разгневаны на смуглолицых, хотя и до сих пор их боятся. Нас же они считают подобными божествам, спустившимся с небес им в помощь. Ну, обо всём об этом достаточно. Теперь я должен передать плохую весть: в домах мы нашли множество живых невольников, но и такое же множество мёртвых. Среди этих лиходеев были настолько злобные, что как только они увидели надвигающееся сражение, сразу же бросились в дома, рубя пред собой всех: и мужчин, и женщин, и детей. Мы много видели зал и палат, по которым кровь текла так обильно, словно это были скотобойни. Из числа же тех, кого они собирались зарубить в жертву богам, мы нашли тринадцать живых и трёх мёртвых, в том числе одну женщину. В живых осталось семеро женщин. Все они, как живые, так и мёртвые, были закованы в свинцовые кандалы, в них они и должны были сгореть. Всем им, да и остальным, кого нашли, мы посильно помогли едой и одеждой, и они едва поверили, что остались в земном мире. Кроме того, со мной тут есть человек сорок из них, довольно умных, они знают о складах пищи и всего другого, устроенных нашими врагами и готовы сбегать за всем этим по первому вашему слову. Всё ли верно сделано, военный вождь?

– Всё верно, – ответил Божественноликий, – благодарю тебя за это. Хорошо бы теперь спасённые тобою устроили нам обед на ближайшем зелёном поле. Всё войско соберётся там по звуку рога, а за это время зал очистят от скверны смуглолицых. Потом мы вновь придём сюда, зажжём огонь в священном очаге и будем просить богов и предков вернуться и посмотреть, как весело их детям в древнем зале.

Все радостно закричали, а Божественноликий добавил:

– Принесите скамью на рыночную площадь и поставьте её у дверей этого чертога. Я буду сидеть на ней вместе с другими вождями родов, чтобы любой, у кого будет просьба к нам, смог её передать.

После этих слов все воины вышли из зала на рыночную площадь, которую к тому времени уже очистили от тел врагов. Костёр для огненного жертвоприношения теперь только едва тлел, и столб голубого дыма, клубясь, поднимался в светлое послеполуденное небо. Все чуть-чуть притихли, устав от утреннего сражения, многие к тому же были ранены. Воины ещё не утолили печаль, что обычно бывает после битвы, и горевали по потерянным друзьям.

В этом сражении пало сто двадцать два воина. Восемьдесят пять из них было из родов Вола, Быка и Моста, доблестно атаковавших по южной дороге. Из числа пастухов погибло семнадцать человек. Почти мгновенно рассеяв противника, они продолжали наседать на него с такой доблестью, граничащей с безрассудством, что многих окружила толпа смуглолицых. Из воинов Леса было убито двадцать девять человек. Вокруг них кипела свирепая битва, и они совсем не берегли себя. Из сынов Волка, которых и без того было мало, пало шестнадцать, и все они, кроме двоих, погибли, сражаясь бок о бок с Божественноликим. Из воинов города, предводительствуемых Могучеродным – из родов Лика, Винограда и Серпа убили лишь семерых воинов, считая и тех, кто умер от ран на следующий после битвы день. Кроме убитых было и множество раненых, их исцелили, и здоровье и радость вернулись к ним.

Когда все, слегка уставшие, ждали на рыночной площади, раздалась весёлая песня рогов, и вперёд вышел Ворон-Лучник. Он встал на алтарный холм и пригласил всех на пир, и сам же повёл туда воинов, держа в руке знамя своего рода – Золотой Корзины, и народ проследовал за ним на раздольный душистый луг на юго-востоке Серебряной долины, усеянный старыми деревьями сладкого каштана. Там уже стояли столы, уставленные лучшими блюдами, какие только смогли приготовить бедные невольники, и прекрасным вином (и его было в изобилии), приготовленным из винограда, который рос на залитых солнцем склонах.

Воины ели, а бедные бывшие невольники, как мужчины, так и женщины, с радостью им прислуживали, хотя несколько и побаивались этих свирепых мастеров меча, божеств, освободивших их. Среди невольников почти не было тех, кто так свирепо добивал своих беглых хозяев, то были домашние слуги и служанки, с которыми обращались не так грубо, как с другими, привыкшими трудиться под ударами кнута на полях и в серебряных шахтах и озлобившимися от этого.

Со слугами-невольниками воины Дола были вежливы и веселы. Часто, когда те прислуживали, особенно если это были женщины, воины брали их за руки и, притянув вниз, вкладывали в рот кусочек чего-нибудь съестного или подставляли к губам бокал вина. Воины могли также погладить и приласкать их, во всём обращаясь с ними как с дорогими друзьями. Более того, когда кто-нибудь наедался, он вставал, брал за руку одного из невольников и сажал на своё место, подавая ему еду и вино и ласково разговаривая с ним, чему эти бедняги очень дивились и радовались. Первыми из-за стола встали Лучезарная, Лучница и Ликородный вместе со многими юношами и женщинами из числа воинов Леса. Встав же, они принялись обходить стол, обслуживая других.

Лучезарная сняла свои доспехи и ходила в котте, милая и прелестная. Лучница же оставалась в своей любимой кольчуге, которая была так хорошо сработана, что девушка совсем не ощущала тяжести. Впрочем, она всё же спустилась с Лучезарной и другими женщинами к чистому ручью неподалёку, где все они искупались и умылись. Раны Лучницы, совсем не серьёзные, осмотрели и заново перевязали, и девушка вернулась к столу уже без шлема, зато с венком ветреницы на голове.

Так они пировали. Сердца воинов исцелились пищей и вином, и если даже печаль примешивалась к их радости, то и радость, и печаль переносили они мужественно, ожидая славных дней в долинах у Корней Гор, любви и дружбы между народами и их домами.

Божественноликий не пошёл на луг, а остался сидеть на скамье на рыночной площади, где не было больше никого, кроме назначенных стражей. Они принесли ему немного еды и чашу вина, и вождь ел и пил. Теперь он сидел, положив поперёк колен Страж Дола, но не вынимая его из ножен. Казалось, он наблюдает, как невольники Серебряной долины уносят тела убитых врагов, снимая с них одежду и оружие, но на самом деле всё это мелькало пред его глазами, как какие-то чудные картинки, и не привлекало внимания. Он думал, и думал о многом. Сначала Божественноликий удивлялся тому, что сидит в Серебряной долине в час победы, потом он стал мечтать о мирной жизни в Доле и о спальне Лучезарной, убранной для невесты, затем ему вспомнилась его давняя подруга по детским играм, которая теперь лежала раненая в Серебряной долине. Сердце юноши сжалось от боли за неё, но ненадолго, и всё же мысль его осталась с ней: он представлял, как она будет жить и как вскоре обретёт счастье, счастье на многие грядущие годы. Об этом думал Божественноликий, сидя на скамье на Рыночной площади Серебряной долины.