Следует сказать, что следы, обладателям которых влюблённые полушутя-полусерьёзно пожелали удачи, имели прямое отношение к Божественноликому и Лучезарной, большее, чем те могли предположить. Могучеродный с тех пор, как вновь увидел Наречённую, начал больше, чем раньше, думать о ней. Он встал на рассвете, вышел из дома и бродил по городу, разглядывая крепкие каменные дома и опрятные сады, правда, видел он лишь то, что там не было Наречённой.

Наконец, он вышел на открытое пространство – прямоугольное, длина которого превышала ширину. С каждой стороны возвышались стены, над ними были видны покрытые цветами ветви груши, вишни и сливы. Справа и слева перед стенами протянулись ряды высоких лип, на которых уже показались первые нежные зелёные листочки. Больше всего их было на нижних ветвях, находившихся под укрытием стен. Вдали Могучеродный увидел серый каменный дом, показавшийся ему примечательным, и направился между липами к нему. До дома оставалось уже шагов двадцать, а рядом не было видно ни мужчин, ни женщин, занимавшихся какой-нибудь работой, – никого.

Это был длинный низкий дом с крутой крышей. Возможно, под домом находился сводчатый подвал – к двери с обеих сторон поднималось множество ступеней. Арочный дверной проход был низким, с перемычкой наверху. Этот дом, как и дом Лика, казался немного странным и был древнее прочих. Могучеродный не мог пройти мимо него. Фасад дома был из тёсаного камня, полностью покрытого резьбой, изображавшей цветущий луг с высокими деревьями, кустами, птицами, порхавшими в ветвях деревьев и бегавшими по траве. Овцы, коровы, быки и кони паслись на лугу. Над дверью был изображён огромный вол, крупнее прочего скота. Его поднятая голова была повёрнута к восходящему солнцу, а рот открыт, словно он мычал. Этот дом очень понравился Могучеродному. Он подумал, что такой дом должен принадлежать великому роду.

Могучеродный собрался было подойти к дому поближе, чтобы получше осмотреть его, как вдруг дверь на вершине лестницы отворилась, и из дома вышла одетая в зелёную котту и алое платье женщина. У неё на поясе висел меч с позолоченной рукоятью. Могучеродный сразу узнал Наречённую и спрятался за одним из деревьев, чтобы она не заметила его, если, конечно, она не успела сделать это раньше. Казалось, девушка всё же не увидела его, потому что, постояв немного наверху лестницы и скользнув взглядом по рядам лип, она спустилась вниз и спокойно пошла по дороге. Она прошла рядом с Могучеродным, и он смог вблизи полюбоваться на её красоту, как любуются работой искуснейшего из ремесленников. Затем он подумал, что может проследить за ней и узнать, куда она идёт. «По крайней мере, – подумал он, – если я и не заговорю с ней, то хоть побуду рядом и полюбуюсь на её красоту».

Юноша тихонько вышел из-за дерева и осторожно направился за девушкой. Он был одет в одну только котту. Оружия, что могло бы бряцать и звенеть, при нём не было. Правда, на голове его был шлем, поскольку юноша не имел мягкой шляпы. Могучеродный не выпускал девушку из виду, она же шла вперёд, не оборачиваясь. По той дороге, что привела Могучеродного к дому, они дошли до главной улицы, ещё пустынной в такой ранний час. По ней девушка прошла к мосту, оказавшись на лугу. Но там, сделав несколько шагов, она остановилась, опустив взгляд к земле, а потом чуть обернулась в сторону Могучеродного, который сразу же спрятался за выступавшую часть правой опоры моста. Между ним и девушкой больше ничего не было. Он увидел, что на лице её заиграла лёгкая улыбка, но не мог разобрать, радостная или печальная. Подувший в этот момент лёгкий ветерок пошевелил одежду Наречённой и приподнял локон волос, выбившийся из-под золотистой ленты. Девушка выглядела очень мило.

Наречённая смотрела на то, как трава сверкает под лучами только что проснувшегося солнца. Казалось, она любовалась высокой травой, согнувшейся под тяжестью росы. После такой жаркой весны сенокос должен был начаться рано. И вот она сняла ботинки из оленьей кожи, расшитые золотыми нитями, и, отойдя немного в сторону от дороги, повесила их на куст боярышника, покрытого молодыми зелёными листочками. Сделав это, она пошла прямиком через луг, в сторону восходящего солнца. Ноги её поблёскивали в траве, словно жемчуг.

Божественноликий быстро последовал за ней. Наречённая опять шла, не останавливаясь, не оборачиваясь и не замечая юноши, которому было уже безразлично, увидит ли она его. В таком случае он решил подойти к ней и поприветствовать – он знал, что она не глупа и не испугается, увидев мужчину, к тому же союзника её народа.

Так они и шли, пока Наречённая не дошла до берега того самого ручья, текшего через луг. Не останавливаясь, она перешла в мелком месте его журчащие воды и пошла дальше по высокой траве луга, пока опять не дошла до ручья, ибо он делал по лугу широкую петлю и поворачивал в обратную сторону. От одной стороны этой петли до другой было примерно половина фарлонга.

Несколько минут девушка стояла у кромки воды. В этом месте ручей разлился, вода подходила прямо к траве, потому что ниже по течению была дамба. Могучеродный под прикрытием кустов терновника приблизился к девушке. Он осмотрелся. Луг по ту сторону ручья, красивый, цветистый, был небольшим, ведь его ограничивала роща старинных каштановых деревьев, что тянулись в сторону южных скал Дола. Перед каштановым лесом стоял прерывистый ряд кустов дикой сливы, зеленеющей, но уже отцветающей. За ними юноша видел поросшую травой насыпь, словно когда-то каштановую рощу окружал земляной вал со рвом. Это и было то самое место прежних встреч Златогривого и Наречённой, о котором уже рассказывалось.

Наречённая стояла на месте не дольше, чем хватило, чтобы Могучеродный успел осмотреться. Но ему показалось, что она заплакала, хотя юноша и не видел её лица. Плечи её вздымались, лицо она опрокинула на руки. Пройдя же немного выше по течению, туда, где ручей становился мельче, она перешла поток вброд и поднялась, всё ещё плача, как казалось юноше, на луг. Пройдя между кустами тёрна, Наречённая села на поросшую травой насыпь спиной к каштанам.

Могучеродный застыдился, ведь он видел, как она плакала, и решился было уже поворачивать назад, но его удержала любовь. Он подумал: «Где ещё я смогу увидеть её одну, если упущу её здесь и сейчас?» А потому, подождав ещё несколько минут, пока не решил, что девушка, должно быть, уже справилась со слезами, вышел из-за кустов, спустился к ручью, перешёл его и бесшумно направился через луг прямо к Наречённой. Но он не дошёл и до середины луга, когда девушка отняла руки от лица, заметив, что к ней приближается мужчина. Она не вздрогнула и не поднялась, а только выпрямилась и, когда Могучеродный подошёл ближе, посмотрела ему в глаза, хотя слёзы ещё не высохли на её щеках.

Юноша встал перед ней и молвил:

– Приветствую тебя, дочь великого дома! Живи счастливо!

Девушка ответила:

– И тебе привет, гость нашего народа! Ты блуждал по нашим лугам и случайно встретил меня?

– Нет, – ответил юноша, – я увидел, как ты вышла из дома Вола и пошёл за тобой.

Девушка, слегка покраснев, нахмурилась и спросила:

– Ты хочешь что-нибудь сказать мне?

– Я многое хочу тебе сказать, но мне приятно и просто смотреть на тебя, даже и не произнося ни слова.

Она подняла на него свои глубокие бесхитростные глаза, но не покраснела и не рассердилась, а вымолвила:

– Скажи, что у тебя на сердце, а я послушаю и не буду сердится, что бы ты ни сказал. Даже если ты поделишься со мной прихотью могучего мужа, о которой через месяц-другой уже не останется воспоминаний ни хороших, ни дурных. Садись рядом со мной и скажи, о чём ты думаешь.

Юноша сел и произнёс:

– Да, я о многом хочу поведать тебе, но мне трудно говорить. Хотя вот что я скажу: сегодня и вчера я видел тебя уже в третий раз. Когда я встретил тебя впервые, ты была счастлива и спокойна, и тебя не осеняла тень бедствий. Когда же я увидел тебя во второй раз, твои счастливые дни уже покидали тебя, хотя сама ты вряд ли знала об этом. Но сейчас ты зажата силками горя, из которых, если бы ты могла, ты бы выпуталась.

Наречённая спросила:

– О чём ты? Откуда ты всё это знаешь? Какое дело чужаку до моих радостей и до моего горя?

– Вчера все заметили твоё горе и узнали о нём. Встретив тебя впервые, я понял, что нет на свете никого красивее и милее, и вдали от тебя мысль о тебе и твой образ не покидали меня. Я не мог избавиться о них. Часто в такое время я спрашивал себя, чем же она сейчас занимается? Впрочем, богам известно, в какой путанице бед и грубых свершений я жил. Но затем я увидел тебя во второй раз. Я ожидал, что эта встреча подарит мне большую радость, но сердце моё охватила скорбь, ибо я увидел, как упорно ты искала слов и взглядов другого мужчины, который был легкомыслен с тобой. Я понял, что ты страдаешь от сомнений и страха. Он не знал этого, он не замечал этого, но это видел я.

По лицу девушки скользнуло беспокойство, и на глаза навернулись слёзы, но она сдержала их и произнесла самым обычным голосом:

– Когда же ты приходил в Дол, могучий муж? Мы не видели тебя.

– Я пришёл сюда, таясь, под чужим обличием. Но не задумывайся об этом, это не имеет значения. Позволь мне сказать тебе вот что, и послушай, что я тебе скажу. Вчера я видел тебя на улице – ты была похожа на призрак своего прежнего счастья, хотя и боролась с печалью, ибо я видел меч у тебя на боку, и нам сказали, что ты – о, прекраснейшая из женщин! – отдала себя на службу божеству-Воину.

– Да, это правда, – вымолвила Наречённая.

Юноша продолжил:

– Но лицо твоё было маской, надетой в толпе против твоей воли, ибо ты впервые увидела мою сестру Лучезарную. Рядом с ней шёл Божественноликий, рука держала руку, губы томились по губам – желание не было удовлетворено, но он был окрылён надеждой.

Девушка положила руку на подол платья, опустила глаза и дрожащим голосом спросила:

– В чём толк говорить об этом?

– Не знаю. Может, и есть толк, ибо я горюю и буду горевать, пока в горе ты, а в моих привычках бороться с горем, пока я не излечу его.

Наречённая обратила на юношу свой добрый взгляд и спросила:

– О, могучий муж, можешь ли ты разорвать силки, что опутали душу той, кого выдали её мечты? Ты можешь сделать так, чтобы в её сердце возросла надежда? Друг, признаюсь тебе: когда я выйду замуж, то выйду ради своего рода, не надеясь на радости брака. Если же каким-то случайным образом желание мужчины вновь войдёт в моё сердце, я буду бороться с ним, чтобы избавиться от него, ибо я знаю: это лишь пустая прихоть, что опутает, ранит и покинет меня, лишив радости и смысла жизни.

Могучеродный покачал головой:

– Ты думаешь так сейчас, но придёт день, когда ты будешь думать иначе. Или же тебе по душе твоя печаль? Послушай, она истощает и изнуряет тебя, ты должна возненавидеть её, бороться с ней, пытаясь сбросить её со своих плеч!

– Нет, не говори так! Я не люблю её, это не просто печаль – она обессиливает меня и истощает.

– Хорошо, я знаю, как сильно твоё сердце. Возьми же теперь мою руку – это рука друга – и вспомни, что я сказал тебе о моём горе, неотделимом от твоего. Поговорим ли мы о нём ещё? Уверен, что вскоре вновь увижу тебя, и буду видеть часто, раз уж Воин, который, похоже, благоволит ко мне, привёл меня к твоей дружбе. И ещё скажу тебе, друг, что в ней ты найдёшь как семена надежды, так и солнце желания, что ускорит их рост.

Могучеродный поднялся и встал перед девушкой, протянув свою руку, погрубевшую от рукояти меча. Наречённая приняла руку и, поднявшись так, чтобы стоять к нему лицом, произнесла:

– Послушай, мой друг! Я и не думала, что скажу кому-либо из людей то, что сказала тебе в этот час, не думала, что буду говорить о горе, изнуряющем меня, не думала, что позволю увидеть свои слёзы. Несмотря на твоё величие, я удивляюсь, что ты смог исторгнуть из моих уст эти речи, не рассердив меня и не заставив стыдиться, хоть я и плакала. И это ты-то, кого я не знала, пусть даже ты сам знал меня!

Но теперь нам лучше всего расстаться, тебе пора обратно, в дом Лика, где я когда-то так часто бывала. Я знаю – у тебя множество дел. Ты верно сказал: мы увидимся на войне. Теперь же благодарю тебя за твои слова, за то, что ты думал обо мне, и за то, что ты старался исцелить мою боль. Благодарю тебя. Благодарю тебя, ибо так печально показывать свои раны даже другу.

Могучеродный ответил:

– Наречённая, благодарю тебя за то, что ты выслушала мой рассказ, и однажды я отблагодарю тебя ещё больше. Пусть же сопутствует тебе удача на поле битвы и среди народа!

С этими словами он поцеловал её руку и, отвернувшись, пошёл прочь через луг и ручей, сердце его ликовало, и он был приветлив с каждым встречным. По мере того, как в нём росла радость, в нём росла и доброта.