Глава XXIX. Беглых невольников приводят в город Дола
Путники уже вышли из леса и теперь уверенно и спокойно продвигались по Портовой Дороге. Беглецы и воины шли одной гурьбой. Необычно было видеть такой союз: здоровье и богатство Дола с отрепьем, нищетой и наготой невольников. Казалось, кошмарный сон нарушил радость опрятной весны. Каждый, кого они встречали или нагоняли, забывал о своих делах, чем бы он ни был занят, и присоединялся к отряду, чтобы расспросить о новостях. Когда же они узнавали, кем были эти бедняки, освобождённые невольники Врага, они искренне радовались и ликовали. Многие женщины, да и мужчины тоже, впервые встретившись с такими бедами, нарушившими их приятную жизнь, рыдали от жалости и любви к страдальцам, которые теперь обрели свободу, и благословляли те мечи, что освободят и весь их народ.
По мере того как к отряду присоединялись новые попутчики, он шёл всё медленнее. Некоторые из живших поблизости возвращались домой и приносили оттуда для гостей пирогов и вина, приглашая их сесть на зелёную траву на обочине Портовой Дороги, отдохнуть, поесть и попить, чтобы взбодриться, и пока они отдыхали, девушки и парни пошли на луг и, нарвав весенних цветов, искусными привычными пальцами быстро свили венки и гирлянды и украсили ими головы и тела отдыхавших. Так они прикрывали наготу беглецов, и вот, наконец, понурые хмурые лица и обветренная кожа недавних рабов, едва находивших силы, чтобы умолять о пощаде, окружили переплетения молодых примул, ветки дикой сливы, покрытые молочно-белыми цветами, и продолговатые воронки нарциссов того оттенка, какого бывает нить в руках ткачихи, когда ей хочется порадовать себя видом вырастающего на тёмно-зелёной ткани жёлтого рисунка.
Вечер уже перерастал в ночь, когда отряд продолжил свой путь. До городских ворот оставалось менее фарлонга, как вдруг оказалось, что им навстречу идут музыканты – со свирелью и барабанами, скрипкой и арфой. С ними были и те, кто славился свои прекрасным пением, как мужчины, так и женщины. Во главе процессии шёл сказитель.
Соединившись, обе толпы построились так: впереди встали музыканты, следом двадцать воинов Божественноликого с обнажёнными мечами и воздетыми копьями. За ними несчастные беглецы, покрытые цветами: мужчины и женщины, все вместе, худые, грязные, со впалыми глазами. Можно было заметить, как у некоторых из них зарделись щёки, или засверкали глаза, или лицо увлажнилось слезами, – радость и ликование этого вечера взбодрили их и заставили забыть уже привычную печаль. За беглецами следовали остальные воины, а замыкала шествие пёстрая толпа жителей Дола. Всё это были высокие мужчины и красивые женщины в ярких одеждах, лица и кожа их сияли свежестью, волосы были гладкими, губы алыми, глаза блестели.
Сказитель обернулся к музыкантам, провёл смычком по струнам своей скрипки, и ему ответили остальные скрипки, а с ними и арфы. И тогда сказитель запел. Он пел древнюю песню, и все певцы вторили ему, соединяя свои голоса с его голосом. Вот, что они пели:
Мы бледнели, сжимаясь, от страха Зимы,
Но Весна наступила, смотрите, и вот
К нам протянуты руки дающих, и мы
Не отвергнем любовь их, чтоб радостью год
Был наполнен. Как часто зимой по утрам,
Под заснеженным небом грустили мы, и
Как боялись мы дня, предрекая родам
Бесконечную стужу январской пурги.
Потеряли надежду, и ты не спешил
Нам помочь, да и мы не молили о том,
Где же смелое сердце стучало, где жил
Избавитель – в краю безмятежном каком?
Но теперь ты нас принял как равных, теперь
Мы откинули злую, глухую печаль,
Мы забыли волнения наших потерь
И следим, как идёшь ты в небесную даль,
Не в Палаты ли Солнца направил свой шаг?
Или в Дом беспокойного Лета спешишь?
Словно юность в цвету, никого не страшась.
Ты идёшь сквозь колосья желтеющей ржи.
Для живущих опять наступила Весна
После страха холодной, суровой Зимы,
И богатства её, коим всё – не цена,
То земная любовь да счастливые дни.
С этой песней отряд подошёл к воротам, и пред ними предстала Наречённая. Она разглядывала подходивших, прислонившись к столбу ворот. Печаль сошла с её лица, поверх зелёной котты девушка вновь надела лёгкое платье цвета пламени. Но на голове её всё ещё красовался позолоченный шлем, а к поясу в знак клятвы божеству был пристёгнут меч. Наречённая была в отряде Ликородного и принимала участие в последней битве. Она сражалась наравне с мужчинами, сражалась очень храбро, осталась цела и вернулась в город вместе с отрядом.
Девушка подошла поближе и, разглядывая толпу, встала недалеко от ворот. Когда она заметила среди вооружённых жителей Дола беглецов, лицо её зарделось, а глаза наполнились слезами. Она стояла, всё пытаясь понять, кто они такие. Дождавшись же, когда Камнеликий приблизился к ней, она схватила его за рукав и, оттянув немного в сторону, спросила:
– Что значит этот маскарад, друг? Кто так странно одел этих людей? И кто те трое, нагие, с яростным взглядом, но благородного вида?
Трое, что происходили из родственного народа, войдя в Дол, отдохнув и выпив по чаше вина, увидев венки и гирлянды из весенних цветов, которыми были обвиты, учуяв их сладковатый аромат, ступали гордо, не замечая собственной наготы. На них не было ни лоскутка, кроме набедренной повязки из оленьей шкуры. Они обменялись оружием с воинами Дола: один из них получил большой боевой топор, который теперь нёс на плече, и метательное копьё, полностью окованное медью. Другой – длинное тяжёлое копьё, что положил на плечо, а третий, громадного роста, – длинный широколезвенный меч. Темнокожие, они шли, обвитые цветочными гирляндами, и их длинные, выцветшие под солнцем волосы ниспадали им на плечи, – рослые, широко шагающие люди рядом с шаркающими мужчинами и легконогими женщинами из числа тех, что сбежали последними. Когда же они услышали музыку и увидели, что с триумфом подходят к городским воротам, в них возродились непривычные мысли из числа давно забытых, и воины уже не удерживали себя от слёз, так как чувствовали, как к ним возвращается радость жизни.
Не следует думать, что только они из всех беглецов взбодрились духом, облегчив свои страдания, многие из бывших рабов возвращались к жизни, чувствуя, как их измождённые тела ласкает свежий мягкий воздух Дола да обвевает нежный аромат цветов, висевший повсюду. Вокруг них были счастливые лица доброжелателей.
Камнеликий посмотрел на Наречённую – лицо девушки оросили слёзы. Старик не торопился с ответом. Он сказал:
– Дочь моя, ты спрашиваешь, кто так их одел? Их украсила так нужда. Они – образы того, чем мы будем, если полюбим бесчестную жизнь вместо славной смерти. Тогда мы попадём в руки Врага, а враги и были хозяевами этих людей. Те же из них, кто высок ростом, нашей крови, это родичи новых друзей Божественноликого. Они лучшие из числа побеждённых. Очень давно они бежали из неволи, а ведь, возможно, и нам потребуется бежать. Послушай, дочь моя, прошу тебя – будь радостной в той же мере, в какой ты доблестна, и тогда всё будет хорошо.
Девушка улыбнулась в ответ, и старик отошёл в сторону. Некоторое время Наречённая ещё стояла, наблюдая за тем, как ворота поглощают толпу идущих. Несмотря на жалость ко всем беглецам, мысли девушки почти полностью занимали высокие бесстрашные воины той крови, из которой было законно брать себе мужей.
Девушка оставалась на месте. Она стояла, а ветер сушил слёзы на её щеках. Наречённая думала о перенесённом этим народом горе, о побоях и насмешках, которые им пришлось претерпеть, о нищете и голоде. Она дивилась и смотрела на свои волосы, на свои прекрасные руки, на пальцы, украшенные кольцами, на изящную ткань своего платья, на нарядную вышивку на рукаве. Девушка нежно провела тыльной стороной ладони по своей гладкой щеке и улыбнулась. Она почувствовала весеннюю свежесть своих уст и вдохнула приятный аромат весны. Она живо представила себе своё цветущее тело – таким, каким иногда видела его в полный рост, отражённым в прозрачной воде летнего озера или в сверкающей стали зеркала, привезённого из земель Запада. Девушка думала и о том, как радостно было ей дышать жизнью, какая она сама нежная, чистая и здоровая, о том, что она никогда не знала голода, о том, как крепко любят её друзья и соседи. И тут она словно увидела перед собой избитые тела и понуренные лица беглецов и почувствовала стыд за печаль своего сердца и за боль от этой печали. И из страданий, причинённых стыдом и жалостью, пред ней выросли образы тех высоких свирепых воинов, и ей показалось, что она уже что-то похожее видела, словно во сне или в мечтах.
Так воины Дола и их гости прошли через городские ворота – с музыкой, пением, под ликующие крики толпы. Божественноликий попросил всех расступиться, и когда вокруг новоприбывших и вождя образовалось кольцо, громко произнёс:
– Жители Дола и Города! Эти люди, которых вы видите перед собой в таком жалком положении – те, кого наши заклятые враги себе в удовольствие обрекли на муки. Давайте же свершим отрадное дело – облегчим их страдания! Пусть вперёд выйдут те, кто считает, что не обеднеет, приняв в свой дом двоих-троих из наших друзей, если они согласятся жить вместе с вами. Так как я ваш военный вождь и обладаю правом, то я первым выберу того, кого введу в дом Лика. Смотрите же! Я хочу, чтобы это был тот мужчина (и юноша положил руку на Даллаха), которого я встретил первым и который нашёл для нас всех остальных беглецов, а ещё я выбираю вон тех высоких воинов, тех троих. Я считаю, они достойны того, чтобы быть рядом с военным вождём и следовать за ним в битву.
Сказав так, Божественноликий подозвал к себе трёх воинов из рода Волка. Даллах же уже стоял рядом с ним. Все возликовали.
Следующей вышла Наречённая и скромно и просто попросила:
– Военный вождь, позволь мне взять к себе тех женщин, что нуждаются больше других. Я приведу их в дом Вола, и мы посмотрим – может, жизнь там будет для них настолько счастливой, что горести прошлого станут казаться им лишь страшным сном.
Божествнноликий взглянул на Наречённую и подумал, что никогда ещё не видел её такой красивой. Стыд, с которым он смотрел на неё в последнее время, исчез, и сердце его наполнилось дружеской любовью к ней. Девушка ласково смотрела ему в лицо, и он произнёс:
– Сестра, поступай так, как велит твоя доброта, и пусть те, кого ты изберёшь, обретут счастье.
Наречённая серьёзно кивнула и выбрала из числа гостей четырёх женщин с самыми грустными и горестными лицами. Никто из мужчин их родов не вызвался идти с ними, и Наречённая повела беглянок домой, держа одну из них за руку. Необычно было смотреть на то, как идут эти двое, пересекая тени: несчастная бедняжка и прекраснейшая из женщин.
После этого вперёд один за другим выступали достойные жители Дола, по большей части из числа стариков, и уводили с собой кто одного бывшего невольника, кто двух, кто трёх, и чаще мужчина уводил женщину, а женщина мужчину, и никто не препятствовал им. Когда же гостей не осталось, те из жителей Дола, кому пришлось покидать собрание, не облагодетельствовав беглецов, были недовольны, и тогда послышались такие речи:
– Послушай, Имярек, не будь таким понурым. Мой гость да будет нашим общим, если захочет, и будет тогда жить у тебя месяц и у меня месяц. Только первый месяц пусть живёт у меня, ведь я первым его выбрал.
И другие подобные этим разговоры произносились тогда.
Предваряя события, можно сказать, что беглецы, проведя некоторое время среди жителей Дола, которые утешали их, одевали и хорошо кормили, похорошели так, что приятно стало смотреть. Было заметно, что их любят – особенно прекрасны стали некоторые женщины, черноволосые и сероглазые, с чистой белой кожей. Большинство из них были молоды, старшей исполнилось не больше сорока лет. Жительницы Розовой долины, а особенно из числа тех, которые раньше всего убежали в лес, очень скоро превратились в весёлых и добрых женщин. Те же, кто дольше всех находился в неволе, а особенно те из жительниц Серебряной долины, которые не были в родстве с родом Волка, ещё долго ходили хмурые и мрачные. От них было мало толка, если поручать им какую-либо работу, хотя своим друзьям из Дола они были преданы как собаки. Впрочем, некоторые оказались несколько вороватыми: если им нужно было что-нибудь, то они чаще брали вещь украдкой, нежели просили её. Жители Дола относились к таким происшествиям не как к дурным поступкам, а, скорее, как к шутке.
Лишь немногие из бывших невольников хотели вернуться в свои родные места. Никого нельзя было упросить отправиться в лес, а спустя день-другой после их прибытия в Дол даже хоть слово сказать о Розовой и Серебряной долинах. Во всех делах жители Дола обращались с беглецами как с детьми, всё желающими делать по-своему. Считалось, что у гостей теперь достаточно времени, чтобы прийти в себя. Все радовались тому, какими довольными выглядели их гости, как они похорошели, ведь жителям Дола всегда нравилось смотреть людей, прекрасных телом и радующихся жизни.
Даллах же и трое воинов из Серебряной долины из рода Волка теперь были рады пойти куда угодно – стоило только жителям Дола позвать их с собой. И ещё человек десять брались за оружие каждый раз, когда случалось сражение, что теперь стало происходить чаще, чем раньше.
Тем же самым вечером, о котором теперь пойдёт речь, Божественноликий и Камнеликий с отрядом с наступлением темноты встретили Ликородного, величественно одетого, а с ним Даллаха и воинов Серебряной долины – вымытых и коротко стриженных по обычаю тех воинов, что носят шлемы. На всех были яркие наряды, на боку висели боевые мечи, а на руках сверкали золотые кольца. И всё же трое воинов были суровы, а в глазах их оставалась всё та же грусть, что была раньше. Божественноликий, помня красоту, мудрость и любящую доброту Лучезарной, сочувствовал им. Как уже говорилось, это были сильные и рослые воины, а один из них был самым высоким из этого рода великанов. Имена же их были таковы: самый высокий звался Волчьим Камнем, другой Божественным Кабаном, а третий Копейным Кулаком. Божественный Кабан был моложе всех из них – ему исполнилось тридцать лет. Волчьему Камню было сорок. Все они вернулись в дом и, умывшись и одевшись, собрались в зале, где Старейшина и вожди сели на возвышении. Божественноликий вывел воинов из внешней пристройки, держа Даллаха правой рукой, а Волчьего Камня левой. Юноша выглядел подростком рядом с этим гигантом.
Увидев этих славных воинов и вспомнив, какое горе они недавно пережили, люди в зале поднялись со своих мест и закричали, радуясь за них. Божественноликий провёл воинов через зал и, встав перед возвышением, молвил:
– О, Старейшина Дола и вождь рода Лика! Вот я привёл к тебе врагов наших врагов. Я встретил их в диколесье и пригласил в наш дом. Я думаю, что они станут нашими товарищами и в день битвы будут сражаться бок о бок с нами. А потому прошу: прими этих гостей вместе со мной или выстави нас всех за дверь. Если ты захочешь принять их, то укажи для них места по своему усмотрению.
Тогда Старейшина встал и произнёс:
– Жители Серебряной и Розовой долин! Я приглашаю вас к нам! Будьте нашими друзьями, живите в нашем доме столько, сколько вам покажется нужным, и разделите с нами богатство этой земли. Сын мой Божественноликий, усади этих воинов на возвышение рядом с тобой и угождай им во всём.
Божественноликий отвёл гостей на возвышение: сам он сел по правую руку от своего отца, Даллаха усадил по правую руку от себя, за ним – Волчьего Камня, следующим Камнеликого, чтобы рядом с гостем сидел кто-нибудь из местных жителей, кто мог бы поговорить с ним и услужить ему. По правую же руку старика посадил Копейного Кулака, а за ним Божественного Кабана. Когда все расселись, а стол был накрыт, Железноликий, повернувшись к Божественноликому, взял его за руку и достаточно громко, чтобы слышать его могли многие, сказал:
– Сын мой Божественноликий, сын мой Златогривый, ты приносишь нам как удачу, так и неудачу. Прежде, когда ты странствовал по Диколесью в поисках сам не зная чего из страны твоих снов, ты навлёк на нас позор и стыд. Но теперь, отправившись вместе с соседями на поиски наших врагов, ты вернулся к нам с ценным грузом: с честью и радостью для нас. Мы благодарим тебя за эти дары. Я могу назвать тебя счастливчиком. Вот, родич, я пью за твоё здоровье и за то, чтобы удача не покидала тебя!
Старейшина встал и выпил за здоровье военного вождя и гостей. Все при этом несказанно обрадовались, вспоминая, как сильно отец гневался на сына во время последнего тинга у городских ворот. Люди закричали от радости и тоже выпили за здоровье Божественноликого, и пир в доме Лика продолжился, и был он необыкновенно весёлым, и всем казалось, будто война, приближавшаяся с каждым часом, окончилась, и они с триумфом вернулись домой.
