Неделю спустя после описанного ограбления Зелёных холмов ветер и снег разразились не на шутку, и вскоре весь Дол был укрыт снегом, так что если кому и нужно было отправиться куда-нибудь, в долину или в горы, ему приходилось вставать на лыжи.

Вестей больше не приходило до самого конца священных дней. В городе пировали и веселились, особенно шумное веселье царило в доме Лика. Там устроили большой праздник. Старейшина с сыновьями, Камнеликим, роднёй и слугами в праздничных одеждах сидели в зале вместе с гостями из самых лучших родов города.

Божественноликий, сидя между своим отцом и Камнеликим, переводил взгляд от стола к столу, но нигде не видел Наречённой. На сердце у него было неспокойно от этого, и он гадал, что могло с ней произойти. Может быть, она больна или в печали?

Железноликий, весёлый и жизнелюбивый, словно юноша, заметил, что его сын оглядывается по сторонам, и спросил его:

– Кого ты ищешь, сын? Кто-то не пришёл на пир?

Божественноликий зарделся как человек, не привыкший лгать, и проговорил:

– Да, одну сродницу. Я не вижу Наречённую.

– Нет, – возразил отец, – не называй её сродницей, это неправильно. А то покажется, что ты собираешься жениться на девушке, близкой тебе по крови. Называй её просто Наречённой – и для тебя, и для меня этого будет достаточно. А ты, сын, очень хотел бы её видеть?

– Да, конечно, хотел бы, – ответил Божественноликий. Но хотя глаза его всё ещё блуждали по залу, мысленно он уже покинул свой дом.

Железноликий сказал:

– Имей же терпение, сын, и вскоре ты вновь увидишь её. Тебе понравится эта встреча.

В этот момент в зал вошли девушки с кувшинами вина в руках. Они наполнили рога и кубки, а затем встали вдоль столов с обеих сторон и принялись болтать и смеяться с мужчинами и старшими женщинами. В зале было очень уютно: в очаге полыхал огонь, горело множество свечей, повсюду сидели и стояли девушки в ярких платьях, и все они были привлекательны и милы, а некоторых даже можно было назвать красавицами. Стены украшали вышитые ткани, и со своего места над троном, стоявшим у поперечного стола на возвышении, с вечной улыбкой смотрело вниз божество Лика.

Вдруг все услышали звук рога, прозвучавший очень близко от закрытой входной двери, и в дверь сразу же постучали. Железноликий, весело улыбнувшись, вскричал:

– Входите же, друзья вы или враги! Если враги, то храните священный мир святых дней, если, конечно, вы не враги всех родов и народов, а в таком случае мы перебьём вас.

Кто-то, знавший, что должно было произойти, засмеялся. Златогривый же, только недавно вернувшийся в город, удивился и нахмурился, а правой рукой даже схватился за рукоять меча. Весёлый народ Дола имел обыкновение устраивать в священное время разные представления, но сейчас юноша не догадался, что это было одно из них.

Дверь распахнулась, и внутрь вошли семеро. Двое из них были во всеоружии и в сверкавших доспехах, ещё двое несли литые рога, а другие двое держали что-то на блюде, покрытом отрезом богатой ткани. Седьмой же стоял пред ними, завернувшись с головой в тёмный меховой плащ.

Какое-то время они просто молча стояли. Когда же Златогривый увидел, сколько их было, на память ему пришли те люди с гор. На юношу обрушились сомнения и желания, иначе он сразу бы догадался, что это розыгрыш священных дней.

Те из гостей, кто держал в руках горны, теперь поднесли их к губам и протяжно затрубили. Тот же, кто стоял впереди, ухватился за свой плащ и сдёрнул его на пол – и все увидели девушку небесной красоты, одетую в сверкавшее золотом платье из тонкой ткани. Волосы её украшал лавровый венок. В руке она держала обнажённый меч с изящной позолоченной рукоятью и отшлифованным до голубого блеска клинком.

Божественноликий вскочил со своего места, уставившись на неё, словно его только что пробудили от причудливого сна. В какой-то момент юноше показалось, что это та самая девушка, которую он встретил в горах, и что одета она была так, как в последний раз, и он вскричал:

– Подруга! Подруга!

Отец юноши разразился громким смехом. Хлопнув сына по плечу, он сказал:

– Да, да, парень, можешь называть её и Подругой, ведь вы с самого детства с ней вместе играли, да и сейчас именно её ты искал по всему залу. Вот она, одетая этим вечером так, как подобает её красоте и достоинству. Да, поистине это Подруга!

От стыда Божественноликий сделался красным, как кровь, и опустился обратно на своё место. Теперь он понял, что происходило, – красавицей этой была Наречённая.

Камнеликий же, сидевший по другую сторону от юноши, всё это время проницательно смотрел на него.

Вновь протрубили горны, и Наречённая плавно вышла на середину зала. Нежный аромат, исходивший от девушки, плыл по согретому теплом очага дому, и её красота отдавалась любовью в сердцах всех собравшихся здесь. Наречённая остановилась у стола, стоявшего на возвышении. Те двое, что несли блюдо, поставили его на стол и сдёрнули покров – на блюде оказался священный праздничный кабан*. По обычаю, оставленному отцами, на этом кабане приносились клятвы о деяниях, которые должны свершиться в грядущем году. Наречённая положила свой великолепный меч близ блюда, обошла стол и села между Божественноликим и Камнеликим. Девушка нежно повернулась к Божественноликому. Она радовалась тому, что теперь его благородное лицо было таким же, как раньше. Он улыбнулся ей в ответ, ведь она была так прекрасна, к тому же он привык к ней с детства.

Те из гостей, что были вооружены, встали по обе стороны от блюда, а рядом с ними расположились и двое с рогами. Они вновь затрубили, а Старейшина поднялся и прокричал:

– Вы, сыны смелых, деяния которых стремитесь превзойти! Подойдите же! Возложите каждый свою руку на этот меч, коснитесь концом клинка священного кабана и поклянитесь в том, что лежит у вас на сердце!

Старейшина сел, и на середину зала вышел воин, крепкий, сильный, но невысокий, с чёрными волосами, рыжей бородой и румяным лицом. Он встал на возвышение, взял меч, коснулся его остриём кабана и произнёс:

– Я Щетина из народа пастухов. Здесь, на священном кабане, я клянусь преследовать тех, кто ограбил Гроша Долговязого и убил Ржавку. Эти последние были скверными людьми, но я одного с ними рода и вижу, что никто не собирается вступиться за них, а потому клянусь в том, что исполню обычай кровной мести. Когда разбирали это дело, меня не было ни в Доле, ни на холмах. Так помоги же мне, Воин, и ты, божество Земли!

Старейшина одобрительно кивнул и протянул ему чашу вина. Пока воин пил, по залу прокатился одобрительный гул. Говорили, что его клятва достойна мужа, и не сомневались в том, что он сдержит её, ведь это был славный воин со смелым сердцем.

Следом вышли трое воинов из числа пастухов и двое из жителей Дола. Они поклялись помогать Щетине в деле кровной мести. Все решили, что и это хорошая клятва.

Затем вышел один хвастун. Он был одет очень ярко и клялся чрезвычайно многословно: и в том, что если проживёт ещё один год, то станет командиром жителей равнины, и в том, что вернётся домой со многими дарами для своих друзей в Доле. Все его давно знали, а потому сочли клятву глупой и высмеяли хвастуна. Пристыженный, он вернулся на своё место.

За сим последовали ещё три клятвы – их нетрудно было сдержать. Все смеялись и веселились.

Наконец, заговорил Старейшина:

– Родичи и славные друзья! Славное, мирное время сейчас в Доле. О таком времени мало что можно рассказать, и мало что можно ждать от клятв. И всё же в трёх вещах я клянусь на этом священном кабане! Во-первых, клянусь в том, что не откажу никому, кто бы ни попросил у меня помощи. Во-вторых, клянусь, что справедливость для меня будет важнее закона, а милость важнее обычая. И наконец, в-третьих, если время изменится и война придёт к нам или же мы сами выступим ей навстречу, я клянусь в том, что в бою буду не дальше трёх фатомов* от первых рядов. Так помоги же мне, Воин, и божество Лика, и священная Земля!

Сказав так, Старейшина сел, а все вокруг закричали от радости, решив, что, похоже, он сдержит своё слово.

Последним поднялся Божественноликий. Юноша взял меч и осмотрел его. Клинок был так хорошо начищен, что в нём отражался золотой блеск одежд Наречённой и даже виднелось искажённое отражение её лица. Юноша взялся за рукоять, коснулся клинком кабана и громко произнёс:

– Им клянусь я жениться на красивейшей женщине земли прежде, чем год подойдёт к концу, даже если жители Дола или земель за его пределами будут против моего выбора! Да помоги мне в этом Воин, и божество Лика, и священная Земля!

Юноша сел. Гости пира, любившие Златогривого и Наречённую, вскричали. Они решили, что такая клятва подобает вождю.

Но Наречённая, хорошо знавшая Златогривого, заметила, что и взгляд, и голос юноши во время клятвы не были такими, как обычно. Она забеспокоилась, ведь теперь все происходившие в нём изменения пугали её.

И Камнеликий заметил, что юноша не похож на себя, ведь Камнеликий знал его лучше, чем кто бы то ни было, кроме Наречённой. Старик увидел и то, что девушку расстроила клятва. Он сказал себе: «Завтра я поговорю с моим названым сыном, если встречу его наедине».

Клятвы на этом закончились, и все приступили к еде. Отделив божествам полагавшуюся долю, раздали кабана, потом в зал внесли вино, и там воцарилось веселье. Наконец, выпили по прощальной чаше и разошлись спать. Кто-то спал на своей кровати, но на пиру было много гостей, и поэтому люди устраивались повсюду – где только находили место, удобное для сна.