Глава девятая
Закопченная громада кафедрального собора нависала над центром Реймса словно божественный упрек. В полдень небесно-голубая «испано-сюиза» Дитера Франка остановилась возле гостиницы «Франкфурт», реквизированной немецкими оккупантами. Выйдя из машины, Дитер посмотрел вверх, на две приземистые башни колоссальной церкви. Традиционный средневековый дизайн требовал наличия элегантных шпилей, которые из-за недостатка средств так и не были построены. Вот так мирские препятствия разрушают самые благочестивые надежды.
Дитер велел лейтенанту Гессе вести машину в Сан-Сесиль и убедиться, что гестапо готово к сотрудничеству. Ему не хотелось второй раз наталкиваться на отказ со стороны майора Вебера. Когда Гессе уехал, он поднялся в номер, в котором прошлым вечером оставил Стефанию.
Когда Дитер вошел, она встала с кресла. То, что он увидел, доставило ему большое удовольствие. Рыжие волосы Стефании падали на голые плечи, каштановый пеньюар дополняли туфли на высоких каблуках. Жадно ее поцеловав, Дитер провел руками по стройному телу Стефании, благодарный судьбе за ее красоту.
— Как замечательно, что ты так рад меня видеть, — с улыбкой сказала она. Как всегда, между собой они говорили по-французски.
Дитер вдохнул ее аромат.
— Ну, ты пахнешь лучше, чем Ганс Гессе, особенно когда он всю ночь не спит.
Мягкой рукой она откинула назад его волосы.
— Ты всегда шутишь. Но Ганса ты не прикрывал собственным телом.
— Это точно. — Вздохнув, он отпустил ее. — Боже, как я устал!
— Пойдем в постель.
Он покачал головой:
— Мне нужно допросить заключенных. Гессе вернется за мной через час. — Он тяжело опустился на кушетку.
— Я распоряжусь, чтобы тебе дали что-нибудь поесть. — Она нажала кнопку звонка, и через минуту в дверь постучал пожилой официант-француз. Стефания знала Дитера достаточно хорошо, чтобы самой сделать заказ. Она велела принести тарелку ветчины с горячими булочками и салат из помидоров. — Вина? — спросила она.
— Нет — от него я засну.
— Тогда кружку кофе, — сказала она официанту. Когда тот ушел, она села на кушетку рядом с Дитером и взяла его за руку. — Все прошло по плану?
— Роммель был со мной вполне приветлив. — Он озабоченно нахмурился. — Лишь бы мне удалось выполнить те обещания, которые я ему дал.
— Уверена, что ты справишься. — Она не спрашивала подробностей, зная, что он расскажет ей столько, сколько захочет, и не более того.
Он посмотрел на нее с нежностью, не зная, сказать ли то, что было у него на уме. Это может испортить приятную атмосферу — и все же это нужно сказать.
— Если вторжение будет успешным и союзники вернут Францию, для нас с тобой все будет кончено, и ты это знаешь.
Она поморщилась, как от внезапной боли, и отпустила его руку.
— Разве?
Он знал, что ее муж убит на войне, а детей у них не было.
— У тебя есть хоть какие-то родственники? — спросил он.
— Родители умерли много лет назад. У меня есть сестра в Монреале.
— Наверное, стоит подумать, как отправить тебя туда.
Она покачала головой:
— Нет.
— Почему?
Она не смотрела ему в глаза.
— Я просто хочу, чтобы война закончилась, — пробормотала она.
— Нет, не хочешь.
Она продемонстрировала редкую вспышку раздражения.
— Конечно, хочу!
— Для тебя это несколько странно, — с легкой насмешкой сказал он.
— Ты ведь не думаешь, что война — это хорошо?
— Если бы не война, мы бы с тобой не встретились.
— Но ведь она приносит такие страдания!
— Я экзистенциалист. Война дает людям возможность стать такими, какие они есть в действительности: садисты превращаются в мучителей, психопаты — в бравых фронтовиков, головорезы и их жертвы получают возможность играть свои роли по полной программе, а шлюхи всегда заняты делом.
Она бросила на него сердитый взгляд.
— Мне предельно ясно дали понять, какую роль играю я.
Он погладил ее по нежной щеке и кончиком пальца коснулся губ.
— Ты куртизанка — причем очень хорошая.
Она отодвинула голову.
— Ты все это говоришь несерьезно. Ты импровизируешь — словно сидишь за пианино.
Он улыбнулся и кивнул — к ужасу своего отца, он немного умел играть джаз. Аналогия была точной. Вместо того чтобы выражать твердые убеждения, он экспериментировал с идеями.
— Может, ты и права.
Гнев Стефании сразу испарился, она стала печальной.
— Ты всерьез говорил о том, что мы расстанемся, если немцы уйдут из Франции?
Он обнял ее за плечи и притянул к себе. Расслабившись, она положила голову ему на грудь. Поцеловав в голову, он погладил ее по волосам.
— Этого не случится, — сказал он.
— Ты уверен?
— Я это гарантирую.
Второй раз за день он давал обещание, которое, возможно, не смог бы выполнить.
В этот момент официант принес еду, и разговор прервался. Дитер слишком устал, чтобы испытывать сильное чувство голода, но он все же съел несколько ложек и выпил весь кофе. Затем он умылся и побрился, после чего сразу почувствовал себя лучше. Когда он застегивал чистую форменную рубашку, в дверь постучал лейтенант Гессе. Поцеловав Стефанию, Дитер вышел из номера.
Машина объехала улицу, движение по которой было перекрыто — ночью опять бомбили, и возле вокзала было разрушено несколько домов. Выехав из города, они направились в Сан-Сесиль.
Дитер сказал Роммелю, что допрос заключенных может дать ему возможность нанести ущерб Сопротивлению перед вторжением, однако Роммель, как и любой военачальник, принял возможность за обещание и теперь будет ждать результатов. К несчастью, любой допрос ничего не гарантировал. Умные заключенные рассказывали сказки, которые было невозможно проверить. Некоторым удавалось покончить жизнь самоубийством до того, как пытки становились невыносимыми. Если в этой группе Сопротивления конспирация была на высоте, каждый знал о других лишь самый минимум и не располагал ценной информацией. Что хуже всего, коварные союзники могли скормить им фальшивую информацию, с тем чтобы, когда они сломаются под пытками, подпольщики внесли свой вклад в заранее разработанный план по дезинформации.
Дитер начал психологическую подготовку. Он должен быть совершенно бездушным и расчетливым. Он не должен позволить, чтобы его тронули физические и душевные страдания, которые он должен причинить этим людям. Значение имело лишь то, даст ли это результат. Закрыв глаза, он почувствовал, как его охватывает полное спокойствие, пробирающий до костей холод, который, как он иногда думал, подобен холоду самой смерти.
Машина въехала на территорию шато. Рабочие вставляли стекла в разбитые окна и заделывали отверстия, оставленные гранатами. В вычурно украшенном зале телефонистки что-то бормотали в свои микрофоны. Через отличающиеся идеальными пропорциями помещения Дитер прошествовал в западное крыло здания, за ним следовал Ганс Гессе. По ступенькам они спустились в укрепленный подвал. Часовой у двери отдал честь и даже не попытался остановить Дитера, который был в форме. Найдя дверь с надписью «Допросная», Дитер вошел внутрь.
В передней комнате за столом сидел Вилли Вебер.
— Хайль Гитлер! — рявкнул Дитер и вскинул руку, заставив Вебера встать. Опустившись на стул, Дитер устроился поудобнее и сказал: — Прошу садиться, майор.
Вебер был взбешен из-за того, что ему предлагают сесть в его собственном кабинете, но выбора у него не было.
— Сколько у нас заключенных? — спросил Дитер.
— Трое.
Дитер был разочарован.
— Так мало?
— В бою мы убили восемь человек. Еще двое за ночь умерли от ран.
Дитер разочарованно хмыкнул. Он ведь приказал, чтобы раненых оставили в живых! Тем не менее теперь не было смысла допрашивать Вебера насчет того, как с ними обращались.
— Как я понимаю, двоим удалось скрыться… — продолжал Вебер.
— Да, — сказал Дитер. — Женщине на площади и мужчине, которого она унесла.
— Совершенно верно. Таким образом, из пятнадцати нападавших мы имеем троих заключенных.
— Где они?
У Вебера забегали глаза.
— Двое в камерах.
Дитер прищурил глаза.
— А третий?
Вебер кивнул в сторону внутренней комнаты.
— Третьего сейчас допрашивают.
Дитер с тяжелым чувством встал и открыл дверь. Прямо возле нее виднелась сгорбленная фигура сержанта Беккера, который держал в руке деревянную палку, напоминающую большую полицейскую дубинку. Весь потный, он тяжело дышал, словно выполнял тяжелое физическое упражнение, и пристально смотрел на привязанного к столбу заключенного.
Дитер пригляделся повнимательнее, и его опасения подтвердились. Несмотря на недавно обретенное спокойствие, он скривился от отвращения. Заключенным была молодая женщина, Женевьева, прятавшая под пальто пистолет-пулемет. Она была совершенно обнажена и привязана к столбу веревкой, проходившей под мышками и державшей на весу ее обмякшее тело. Лицо ее так распухло, что она не могла открыть глаз. Кровь, капавшая изо рта, покрывала подбородок и большую часть груди. Все тело было в синяках. Одна рука висела под странным углом — очевидно, вывернутая из сустава. Волосы на лобке были залиты кровью.
— Что она вам сказала? — спросил у Беккера Дитер.
— Ничего, — смущенно ответил Беккер.
Дитер кивнул, подавляя охвативший его гнев. Именно этого он и ожидал.
Он подошел к женщине поближе.
— Послушайте меня, Женевьева, — сказал он ей по-французски.
Она, казалось, его не слышала.
— Вы хотите сейчас отдохнуть? — снова спросил он.
Никакого ответа.
Он обернулся. На него с вызовом смотрел стоявший в дверях Вебер.
— Вам ясно сказали, что допросы буду проводить я! — с холодным бешенством произнес Дитер.
— Нам приказали предоставить вам доступ, — с самодовольной педантичностью ответил Вебер. — Нам не запретили самим допрашивать заключенных.
— И вы довольны достигнутыми результатами?
Вебер не ответил.
— А что насчет двух других? — сказал Дитер.
— Мы еще не начали их допрашивать.
— Слава Богу, что хоть так. — Тем не менее Дитер был разочарован. Он ожидал, что заключенных будет с полдесятка, а отнюдь не двое. — Ведите меня к ним.
Вебер кивнул Беккеру, который отложил свою дубинку и повел их наружу. В ярко освещенном коридоре Дитер мог видеть, что форма Беккера покрыта пятнами крови.
Вскоре сержант остановился возле двери с глазком. Отодвинув заслонку, он заглянул внутрь.
Это была пустая комната с грязным полом. Из мебели здесь было только стоявшее в углу ведро. На земле сидели двое мужчин. Не разговаривая между собой, они смотрели куда-то в пространство. Дитер внимательно их рассматривал — обоих он уже видел вчера. Старшим был Гастон, который установил заряды. Большой кусок лейкопластыря закрывал рану на голове, которая казалась ненастоящей. Вторым был совсем молодой парнишка, на вид лет семнадцати, и Дитер вспомнил, что его зовут Бертран. На нем не было видно никаких ран, но Дитер, вспомнив, как проходил бой, решил, что тот, возможно, оглушен взрывом ручной гранаты.
Дитер некоторое время молча наблюдал за ними, давая себе время все обдумать. Ему нельзя ошибиться. Он не может позволить себе потерять еще одного из пленных — у него и так осталось всего двое. Мальчишка, видимо, испуган, но может выдержать сильную боль. Второй слишком стар для серьезной пытки и может умереть до того, как сломается, — но он должен быть мягкосердечным. У Дитера начала складываться стратегия допроса.
Закрыв глазок, он вернулся в комнату для допросов. Беккер последовал за ним, снова напоминая глупую, но опасную собаку.
— Сержант Беккер, — приказал Дитер, — отвяжите женщину и поместите ее в камеру с двумя остальными.
— Женщину в мужскую камеру? — запротестовал Вебер.
Дитер скептически посмотрел на него.
— Думаете, она будет этим оскорблена?
Войдя в камеру пыток, Беккер вернулся с изломанным телом Женевьевы.
— Пусть старик как следует на нее посмотрит, а потом приведите его сюда, — сказал Дитер.
Беккер ушел.
Надо избавиться от Вебера, решил Дитер. Тем не менее он понимал, что, получив прямой приказ, Вебер будет сопротивляться.
— Думаю, вы должны остаться здесь, чтобы присутствовать при допросе, — сказал он. — Вы сможете многому у меня научиться.
Как он и ожидал, Вебер сделал прямо противоположное.
— Я так не думаю, — сказал он. — Беккер прекрасно сможет меня обо всем проинформировать. — Дитер изобразил на лице возмущение, и Вебер ушел.
Дитер поймал на себе взгляд лейтенанта Гессе, который тихо сидел в углу. Понимая, как ловко Дитер манипулирует Вебером, тот смотрел на него с восхищением. Дитер пожал плечами.
— Иногда это очень легко, — сказал он.
Вскоре Беккер привел к ним Гастона. Старик был бледен — несомненно, вид Женевьевы произвел на него сильное впечатление.
— Прошу садиться, — по-немецки сказал Дитер. — Хотите закурить?
Гастон посмотрел на него непонимающим взглядом.
Итак, он не знает немецкого языка, и это ценная информация.
Дитер жестом указал ему на стул и предложил сигареты и спички. Гастон взял сигарету и зажег ее трясущимися руками.
Некоторые заключенные ломаются на этой стадии, еще до пыток — просто из страха перед тем, что должно произойти. Дитер надеялся, что так случится и сегодня. Он предложил Гастону альтернативу — или то, что произошло с Женевьевой, или сигареты и хорошее отношение.
— Я собираюсь задать вам несколько вопросов. — Теперь он заговорил по-французски — вполне дружеским тоном.
— Я ничего не знаю, — сказал Гастон.
— О, думаю, что знаете! — сказал Дитер. — Вам шестьдесят с лишним, и, вероятно, вы всю жизнь прожили в Реймсе или его окрестностях. — Гастон этого не отрицал. — Я понимаю, — продолжал Дитер, — что в качестве меры предосторожности члены ячейки Сопротивления используют кодовые имена и сообщают друг другу минимум личной информации. — Гастон невольно кивнул в знак согласия. — Но вы же знаете большинство этих людей не один десяток лет. На встрече участников Сопротивления человек может называть себя Слоном, Священником или Баклажаном, но вы знаете его в лицо, и вы узнаете в нем почтальона Жан-Пьера, который живет на рю де Парк и тайно посещает по вторникам вдову Мартинё, когда его жена считает, что он играет в шары.
Гастон отвернулся, чтобы не смотреть Дитеру в глаза, и тем самым подтвердил его правоту.
— Я хочу, — продолжал Дитер, — чтобы вы поняли, что вы сами решаете, что здесь должно произойти. Боль или избавление от боли; смертный приговор или отсрочка — все зависит от вашего выбора. — Он с удовлетворением заметил, что Гастон как будто ужаснулся еще больше. — Вы ответите на мои вопросы, — продолжал он. — В конечном счете отвечают все. Нельзя только сказать — когда.
В этот момент человек может сломаться, но с Гастоном этого не произошло.
— Я не могу ничего вам сказать, — тихо, почти шепотом произнес он. Он был испуган, но у него еще оставалось немного мужества, и он не собирался сдаваться без боя.
Дитер пожал плечами. Тогда придется идти сложным путем.
— Возвращайтесь в камеру, — по-немецки сказал он Беккеру. — Разденьте мальчишку догола. Приведите его сюда и привяжите к столбу в соседней комнате.
— Есть! — с готовностью ответил Беккер.
Дитер снова повернулся к Гастону.
— Вы скажете мне имена и клички всех мужчин и женщин, которые были с вами вчера, и всех остальных, которые входят в ячейку Сопротивления. — Гастон покачал головой, но Дитер это проигнорировал. — Я хочу знать адреса всех членов ячейки и всех домов, которые они используют.
Гастон сжал в руке сигарету, молча глядя на ее дымящийся конец.
На самом деле это были не самые важные вопросы. Главной целью Дитера было получить информацию, которая могла привести его к другим ячейкам Сопротивления. Но он не хотел, чтобы Гастон это знал.
Мгновение спустя вернулся Беккер с Бертраном. Раскрыв рот, Гастон смотрел, как голого мальчика через комнату для допросов ведут в камеру пыток.
Дитер встал.
— Присмотри за стариком, — сказал он Гессе и вслед за Беккером прошел в камеру.
Он специально оставил дверь чуть-чуть приоткрытой, чтобы Гастон мог все слышать.
Беккер привязал Бертрана к колонне и, прежде чем Дитер успел вмешаться, ударил его в живот. Это был мощный удар сильного мужчины, издавший чмокающий звук. Молодой человек застонал и начал корчиться в муках.
— Нет, нет, нет! — сказал Дитер. Как он и ожидал, методы Беккера были совершенно ненаучными. Сильный молодой мужчина выдержит избиение неопределенно долгое время. — Сначала нужно сделать так, чтобы он ничего не видел. — Достав из кармана большой хлопчатобумажный платок, он завязал им глаза Бертрану. — Вот так. Теперь каждый удар вызовет ужасный шок, а каждый момент между ударами он будет мучиться в ожидании.
Беккер взял свою деревянную дубинку. Дитер кивнул, и Беккер, взмахнув дубинкой, ударил ею по голове жертвы; ломая кости и кожу, твердое дерево издало звучный треск. Бертран вскрикнул от боли и страха.
— Нет, нет, — снова сказал Дитер. — Никогда не бейте объект по голове. Вы можете выбить челюсть, и он не сможет говорить. Еще хуже, если вы повредите мозг, и тогда все, что он скажет, не будет иметь никакой ценности. — Забрав у Беккера деревянную дубинку, он поставил ее в стойку для зонтиков. Из имевшихся там орудий он выбрал стальной ломик и подал его Беккеру. — Теперь помните, что необходимо причинить объекту нестерпимую боль, не подвергая опасности его жизнь или его способность сказать нам то, что нам нужно знать. Не трогайте жизненно важные органы. Сосредоточьтесь на костных тканях — лодыжках, голенях, коленях, пальцах, локтях, плечах, ребрах.
На лице Беккера появилось озабоченное выражение. Обойдя вокруг колонны, он тщательно прицелился и сильно ударил стальным прутом по локтю Бертрана. Мальчик сильно закричал, и Дитер по его крику понял, что это нестерпимая боль.
Беккер, кажется, был очень доволен. «Да простит мне Бог, — подумал Дитер, — что я научил эту тварь эффективнее пытать людей».
Выполняя приказы Дитера, Беккер нанес удары по худым плечам Бертрана, затем по его руке и лодыжке. Между ударами Дитер заставлял Беккера делать паузы, давая время для того, чтобы боль немного уменьшилась, и объект начинал страшиться следующего удара.
Бертран принялся молить о пощаде.
— Пожалуйста, больше не надо! — упрашивал он, охваченный истерикой от боли и страха. Беккер поднял было ломик, но Дитер его остановил. Он хотел, чтобы мольбы продолжались. — Пожалуйста, больше не бейте меня! — плакал Бертран. — Пожалуйста, пожалуйста!
— Часто бывает полезно сломать ногу в начале допроса, — сказал Дитер Беккеру. — Боль достаточно сильная, особенно если сломанную кость еще раз сломать. — Он вытащил кувалду из стойки для зонтиков. — Чуть пониже колена, — сказал он, подавая ее Беккеру. — Как можно сильнее.
Беккер аккуратно прицелился и с силой размахнулся. Лодыжка с треском сломалась. Бертран страшно закричал и потерял сознание. Подняв стоявшее в углу ведро с водой, Беккер плеснул ее Бертрану в лицо. Юноша пришел в себя и снова закричал.
Наконец крики перешли в душераздирающие стоны.
— Что вы хотите? — молил Бертран. — Пожалуйста, скажите, что вам нужно!
Дитер не задавал ему никаких вопросов. Вместо этого он подал Беккеру стальной ломик и указал на сломанную ногу в том месте, где сквозь мышцы выступал неровный белый край кости. Беккер ударил в это место, Бертран закричал и снова потерял сознание.
Дитер решил, что, возможно, этого будет достаточно.
Он вышел в соседнюю комнату. Гастон сидел там, где Дитер его оставил, но теперь это был уже совсем другой человек. Он сидел согнувшись, закрыв лицо руками, и, рыдая, молился Богу. Опустившись перед ним на колени, Дитер отвел руки Гастона от его мокрого лица. Гастон взглянул на него сквозь слезы.
— Только вы можете это остановить, — мягко сказал Дитер.
— Пожалуйста, остановите это, пожалуйста! — прорыдал Гастон.
— Вы будете отвечать на мои вопросы?
Наступила пауза. Бертран снова закричал.
— Да! — выкрикнул Гастон. — Да, да, я скажу вам все, только прекратите!
Дитер громко позвал:
— Сержант Беккер!
— Да, господин майор.
— Пока достаточно.
— Да, господин майор. — В голосе Беккера слышалось разочарование.
Дитер перешел на французский:
— А теперь, Гастон, давайте начнем с руководителя ячейки. Имя и прозвище. Кто он?
Гастон заколебался. Дитер красноречиво посмотрел на открытую дверь в камеру пыток.
— Мишель Клэре, — поспешно сказал Гастон. — Кличка Моне.
Это был прорыв. Самое трудное — это получить первое имя, на остальное не потребуется усилий. Скрывая удовлетворение, Дитер угостил Гастона сигаретой и поднес спичку.
— Где он живет?
— В Реймсе. — Гастон выдохнул дым, теперь он уже дрожал не так сильно. Он назвал адрес возле кафедрального собора.
Дитер кивнул лейтенанту Гессе, который достал блокнот и начал записывать ответы Гастона. Дитер терпеливо расспросил Гастона обо всех участниках штурмовой группы. В некоторых случаях Гастон знал только клички, а двоих мужчин, по его словам, до этого воскресенья он никогда не видел. Дитер ему верил. Неподалеку ожидали двое водителей, которые должны были обеспечить отступление, — молодая женщина по имени Жильберта и мужчина по кличке Маршал. В состав группы, которая называлась ячейкой «Белянже», входили и другие люди.
Дитер спросил об отношениях между членами Сопротивления. Были ли у них любовные связи, в том числе гомосексуальные? Спал ли кто-нибудь из них с чужой женой?
Хотя пытка прекратилась, Бертран продолжал стонать и иногда кричал от боли.
— О нем кто-нибудь позаботится? — вдруг спросил Гастон.
Дитер пожал плечами.
— Пожалуйста, приведите ему врача.
— Хорошо — когда мы закончим нашу беседу.
Гастон рассказал Дитеру, что Мишель и Жильберта были любовниками, несмотря на то что Мишель был женат на Флик, светловолосой девушке с площади.
До сих пор Гастон рассказывал о ячейке, которая была почти уничтожена, так что его рассказ в основном представлял академический интерес. Теперь Дитер перешел к более важным вопросам:
— Когда агенты союзников прибывают в этот район, как они устанавливают контакт?
Об этом никто не должен знать, сказал Гастон. Там был какой-то связник-посредник. Тем не менее кое-что ему известно. Агентов встречала женщина по кличке Буржуазия. Гастон не знал, где она их встречала, но она приводила их к себе домой, а потом отправляла к Мишелю.
С Буржуазией никто не встречался — даже Мишель.
Дитер был расстроен тем, что Гастон так мало знает об этой женщине. Но во всяком случае, теперь он знает о связнике.
— Вы знаете, где она живет?
Гастон кивнул:
— Один из агентов проговорился. У нее дом на рю дю Буа. Номер одиннадцать.
Дитер постарался скрыть свое ликование. Это была чрезвычайно важная информация. Противник, возможно, отправит новых агентов, пытаясь восстановить ячейку «Белянже». Дитер сможет перехватить их на явочной квартире.
— А когда им нужно уходить?
Их забирает самолет на поле под кодовым наименованием Шан-де-Пьер. На самом деле это пастбище возле деревни Шатель, сообщил Гастон. Есть еще одна посадочная площадка под кодовым наименованием Шан-д’Ор, но он не знает, где она находится.
Дитер спросил Гастона о связи с Лондоном. Кто отдал приказ об атаке на телефонную станцию? Гастон пояснил, что ячейкой командовала Флик — майор Клэре, которая получала приказы из Лондона. Дитер был заинтригован. Женщина-командир? Впрочем, он видел ее под огнем. Она должна быть хорошим руководителем.
В соседней комнате Бертран начал вслух молиться о смерти.
— Прошу вас, — сказал Гастон. — Приведите доктора.
— Только расскажите мне о майоре Клэре, — сказал Дитер. — После этого кто-нибудь сделает Бертрану инъекцию.
— Она очень важная персона, — сказал Гастон, желая предоставить Дитеру информацию, которая его удовлетворит. — Говорят, она дольше всех проработала в подполье. Она объездила всю Северную Францию.
Дитер был ошеломлен.
— Она имеет контакты с различными ячейками?
— Думаю, что да.
Это было необычно — и это означало, что она может стать ценнейшим источником информации о французском Сопротивлении.
— Вчера она скрылась после боя. Как вы думаете, куда она направилась?
— Уверен, что в Лондон, — сказал Гастон. — Чтобы доложить о рейде.
Дитер про себя выругался. Она нужна ему во Франции, где он мог бы схватить ее и допросить. Если он ее поймает, то сможет уничтожить половину французского Сопротивления — как он и обещал Роммелю. Но она была вне его досягаемости.
Он встал.
— Пока что это все, — сказал он. — Ганс, приведи врача к заключенным. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них сегодня умер — возможно, они еще что-нибудь нам сообщат. После этого отпечатай свои заметки и утром принеси их мне.
— Так точно, господин майор.
— И сделай экземпляр для майора Вебера — но не отдавай, пока я не скажу.
— Понятно.
— Я сам доеду до гостиницы. — И Дитер вышел из помещения.
Головная боль началась, как только он оказался на свежем воздухе. Потирая лоб рукой, он добрался до машины и выехал из деревни, направляясь в Реймс. Отражаясь от дорожного полотна, послеполуденное солнце било ему прямо в глаза. Мигрень часто настигала его после допросов — через час он станет слепым и беспомощным. Нужно добраться до гостиницы, прежде чем приступ достигнет своего пика. Не желая тормозить, он постоянно подавал звуковой сигнал. Рабочие, не спеша возвращавшиеся домой с виноградников, разбегались в разные стороны. Лошади пятились, какая-то телега свалилась в придорожную канаву. Глаза Дитера слезились от боли, к горлу подступала тошнота.
Он сумел доехать до городка, не разбив машину. Сумел добраться до центра. Возле гостиницы «Франкфурт» он не столько припарковал, сколько бросил машину и, с трудом сохраняя твердую походку, поднялся в номер.
Стефания сразу поняла, что произошло. Пока он снимал форменный китель и рубашку, она достала из чемодана полевой медицинский комплект и наполнила шприц смесью морфина. Дитер упал на кровать, и она погрузила иглу в его руку. Боль почти сразу утихла. Стефания легла рядом, поглаживая лицо Дитера кончиками пальцев.
Через несколько мгновений он потерял сознание.
