V
Таков был мир, смутные отблески которого каждую ночь проявлялись в моих снах. Не могу даже надеяться описать весь ужас, все отвращение, рожденное подобными отзвуками. И все они обладали одним, полностью нематериальным свойством: создавали острое ощущение псевдовоспоминания.
Как я сказал, занятия мои постепенно смогли защитить меня от подобных чувств, дали прошлому рационально-психологическое объяснение, и благотворное воздействие их уже подкреплялось легким прикосновением привычки, как всегда, приходящей с течением времени. Но, несмотря на все, неясный ползущий ужас то и дело охватывал мое сердце. Теперь он уже не поглощал всего меня целиком, как было прежде, и после 1922 года я стал вести вполне нормальную жизнь, чередуя работу и отдых. С годами я стал ощущать, что пережитое следует обобщить и опубликовать и, добавив примеры из родственных случаев амнезии и сводные мотивы, обнаруженные в фольклоре, сделать доступным для серьезного исследователя; потому-то я и занялся подготовкой серии статей, вкратце охарактеризовал в них основные моменты и сопроводил их грубыми набросками существ и сооружений, запомнившихся оценок, декоративных мотивов и иероглифов, которые мог воспроизвести по снам.
Статьи по одной печатались в «Журнале американского психологического общества» с 1928 по 1929 год, но особого внимания не привлекли. Я же тем временем продолжал тщательно записывать сны, не считаясь со скопившейся грудой материалов.
Но 10 июля 1934 года мне доставили письмо из Психологического общества, а за получением его и последовала кульминирующая и самая жуткая фаза всей моей кошмарной истории. На штемпеле значился городок Пилбарра в Западной Австралии; подпись, как я узнал, наведя справки, принадлежала одному из известнейших в своих кругах горных инженеров. К нему были приложены весьма любопытные снимки. Их я во всей полноте воспроизвожу в тексте, и любой читатель немедленно поймет, сколь ужасный эффект оказали они на меня.
На какое-то время мною словно овладели паралич и недоверие; хотя я часто думал, что какие-то моменты легенд, так окрасивших мои сны, должны наконец найти и материальное подтверждение, но тем не менее совсем не был готов к тому, что от затерянного в прошлом мира кое-что еще может дойти до нас. Эти фотоснимки со всем своим холодным и неопровержимым реализмом произвели сокрушительный эффект. Из песка выступали ветхие каменные блоки, источенные ветром, каплями дождя и летучим песком. Выпуклый верх и вогнутый низ говорили сами за себя.
Взявшись за увеличительное стекло, я различил… слишком отчетливо… среди всех ямок и бороздок на камне следы огромных криволинейных фигур и стертые иероглифы, те, что делали ужасными мои сны. Но пусть лучше письмо говорит само за себя.
49, Дэмпьер-стрит
Пилбарра, 3, Австралия
18 мая 1934 г.
Профессору Н. У. Пизли корреспонденту Ам. Психологического общества
30 В. 41-я стрит
Нью-Йорк Сити, США
Мой дорогой сэр!
Недавний разговор с доктором Ю. М. Бойлем из Перта и несколько журналов с Вашими статьями, которые он только что переслал мне, заставляют меня сообщить Вам о неких предметах, обнаруженных мною в Большой Песчаной пустыне к востоку от наших золотоносных полей. Учитывая странные легенды о древних городах, сложенных из чудовищно огромных блоков, и описываемые Вами загадочные изображения и иероглифы, полагаю, что мне удалось обнаружить нечто выдающееся.
Чернокожие всегда много рассказывали о попадающихся здесь огромных камнях с отметинами, не скрывая ужаса перед подобными находками. В их представлении камни эти загадочным образом связаны с общеизвестными в наших краях легендами о Буддаи, гигантском старике, на неисчислимые века уснувшем под землей, положив голову на локоть. Однажды он проснется и пожрет Землю.
Существуют еще очень древние, полузабытые сказки о подземных домах, сложенных из огромных камней. Коридоры их уводят все ниже и ниже, и в глубинах гнездится ужас. Еще чернокожие утверждают, что некогда их воины, потерпев поражение в битве, попытались укрыться в таком доме, но ни один так и не вышел обратно, а из подземных ходов тут же задули жуткие ветры. Однако к словам туземцев не следует проявлять слишком большого доверия.
Но это еще не все. Два года назад, проводя изыскания в пустыне – почти в пяти сотнях миль отсюда к востоку, – я наткнулся на множество разбросанных камней примерно 3×2×2 фута в размере, обработанных и источенных непогодой почти до предела.
Сперва я не мог обнаружить на них тех отметин, о которых рассказывают черные, но все-таки, приглядевшись, заметил глубоко врезанные линии, странные, изогнутые, как те, о которых мне рассказывали. По-моему, там было тридцать или сорок таких блоков, все они были обнаружены в круге в четверть мили диаметром.
Заметив первые камни, я стал разыскивать остальные и произвел тщательную инструментальную съемку местности. Кроме того, я заснял десять-двенадцать самых типичных блоков и прилагаю к письму эти снимки.
Всю информацию и копии фотоснимков я передал правительственному представителю в Перте, пока не обнаружившему к ним интереса.
Позже я встретился с доктором Бойлем, читавшим Ваши статьи в «Журнале Американского психологического общества», и упомянул в разговоре с ним о своей находке. Он выказал огромный интерес, сменившийся неподдельным возбуждением, когда я показал ему снимки, и сообщил мне, что и камни, и знаки на них полностью подобны тем, которые Вы видели во снах и знаете из легенд.
Доктор Бойль собирался написать Вам, но не сумел. Однако он переслал мне несколько журналов с Вашими статьями, и я сразу же понял из рисунков и текста, что мои камни принадлежат именно к той самой разновидности, которую Вы описали. Это, как Вы увидите сами, подтверждают и прилагаемые снимки. Через некоторое время доктор Бойль сам обо всем вам расскажет.
Нетрудно понять, насколько важным явится для Вас это сообщение. Вне сомнения, мы обнаружили останки неведомой цивилизации, куда более древней, чем могло даже присниться, – той самой, которая послужила источником возникновения всех Ваших легенд.
Я – горный инженер и имею представление о геологии, но могу признаться Вам: невероятная древность этих каменных блоков даже пугает меня. Материалом для их изготовления в основном послужили песчаник или гранит, впрочем, некоторые показались сделанными из какой-то разновидности цемента или бетона.
На камнях заметны следы воздействия воды, да такие, словно бы целая часть света погружалась здесь под воду и лишь через несчетные века вышла опять на поверхность… И все это уже после того, как были изготовлены и сложены эти блоки. Можно не сомневаться, им не меньше нескольких сотен тысячелетий, но о точном их возрасте знают одни небеса.
Учитывая Ваш скрупулезный труд над легендами и всем, что связано с ними, не сомневаюсь, что Вы захотите возглавить экспедицию в пустыню и произвести там археологические раскопки. Мы с доктором Бойлем готовы оказать содействие в подобной работе, если известные Вам организации способны оплатить расходы по их проведению.
Я могу подыскать дюжину шахтеров для выполнения тяжелых работ. Чернокожих привлекать бесполезно, я уже успел убедиться, что они испытывают почти маниакальный страх перед этими местами. Кроме Вас, мы с Бойлем никого не информировали об открытии: право первооткрывателя в данном вопросе принадлежит Вам.
От Пилбарры до места находки можно добраться за четыре дня на колесном тракторе, который потребуется нам для перевозки приборов. Камни расположены к юго-западу от маршрута экспедиции Варбэртона 1873 года, в сотне миль к юго-востоку от Джоанна-Спринг. Туда можно добраться и по воде – по реке Де Грея, но все конкретные вопросы мы обсудим позже.
Приблизительно камни находятся в месте с координатами 22 градуса 3 минуты 14 секунд южной широты и 125 градусов 0 минут 39 секунд восточной долготы. Климат там тропический, пустынный.
С нетерпением жду от Вас новых сведений, готов принять участие в любом плане, который Вы можете предложить. Изучение Ваших статей укрепило во мне уверенность в глубочайшей важности всего нашего дела. Доктор Бойль напишет Вам позже. Если потребуется быстро связаться с нами, телеграммы в Перт принимают по беспроволочному телеграфу.
С глубокой надеждой на скорый ответ, самым искренним образом Ваш
Роберт Б. Ф. Маккензи
О том, что последовало за получением этого письма, можно узнать из прессы. Мне посчастливилось заручиться поддержкой Мискатоникского университета, а мистер Маккензи и доктор Бойль оказали неоценимую помощь при устройстве всех дел в Австралии. Мы не стремились вдаваться в особые подробности, поскольку, вне сомнения, подобное открытие немедленно привлекло бы к себе внимание сенсационных и юмористических отделов дешевых газет. В итоге печатные сообщения выглядели немногословными, но все-таки рассказывали достаточно много о причинах нашего интереса к загадочным австралийским руинам и отражали различные приготовительные шаги.
Уильям Дайер, профессор геологического факультета, возглавлявший Антарктическую экспедицию университета в 1930–1931 годах, Фердинанд К. Эшли с факультета древней истории, Тайлер М. Фриборн с факультета антропологии вместе с моим сыном Уингейтом дали согласие сопровождать меня.
В начале 1935 года мой корреспондент Маккензи прибыл в Аркхем и помог завершить приготовления. Он оказался потрясающе компетентным и любезным человеком примерно пятидесяти лет, его начитанностью и глубоким знанием условий Австралии можно было только восхищаться.
Его трактора ждали нас в Пилбарре, и мы зафрахтовали болтавшийся без дела небольшой пароходик, способный пройти в верховья реки до нужного места. Мы были готовы проводить раскопки в скрупулезной научной манере – просеивая каждую песчинку, оставляя на месте всякий камень, что мог еще оказаться в своем исходном положении.
28 марта 1935 года мы вышли из Бостона на пыхтящем «Лексингтоне», словно на увеселительное путешествие, через Атлантику, в Средиземное море и по Суэцкому каналу и Красному морю – в Индийский океан, а там и прямо к нашей цели. Не буду даже вспоминать, насколько вид невысоких и песчаных австралийских берегов угнетал меня, насколько отвратительным показался мне унылый городок горняков и скучные золотые копи, где мы загрузили трактора последними припасами.
Встречавший нас доктор Бойль оказался приятным пожилым интеллектуалом, а познания его в психологии позволили мне и сыну вести с ним долгие дискуссии.
В душе каждого члена нашего отряда сомнения странным образом перемешивались с нетерпением, когда наконец мы, восемнадцать человек, начали отсчитывать лиги сухого песка и камня. В пятницу 31 мая мы пересекли приток реки Де Грея и вступили в края вовсе уединенные. И пока мы приближались к истинному месту захоронения останков прежнего мира, древнего мира легенд, все сильнее охватывал меня ужас, еще более усиленный снами и псевдовоспоминаниями, что по-прежнему мучили меня.
Первый из полузасыпанных блоков мы увидели в понедельник 3 июня. Не могу даже описать чувства, с которыми я впервые – в истинной реальности – прикоснулся к циклопической кладке, во всем подобной той, что представала мне в видениях. Знаки на камнях оказались достаточно ясными, с трепетом я узнавал кривые линии, адовой мукой истомившие меня за годы мучительных ночных кошмаров и утомительных исследований.
За месяц раскопок мы сумели обнаружить около 1250 каменных блоков, находившихся на разных степенях целостности и разрушения. По большей части все они оказались резными мегалитами с криволинейным верхом и низом. Некоторое количество камней имело меньший размер – уплощенные, ровные, не имеющие узоров, они были квадратными или восьмигранными, как те, что покрывали полы и улицы в моих снах, – и совсем немного оказалось чрезвычайно массивных, изогнутых и криволинейных – словно служивших для перекрытия свода или образовавших памятные мне округлые окна.
Чем глубже и дальше к северу-востоку закапывались мы в землю, тем больше находили блоков, хотя по-прежнему нам не удавалось обнаружить каких-нибудь признаков упорядоченности в их расположении. Непомерная древность находок все еще потрясала профессора Дайера, а Фриборн обнаружил аналоги мрачных символов, знакомых ему из папуасских и полинезийских легенд незапамятной древности. Состояние разбросанных блоков упорно доказывало головокружительный возраст их, свидетельствовало о геологических катаклизмах космической мощи.
Мы располагали аэропланом, и мой сын Уингейт частенько поднимался на разные высоты, пытаясь обнаружить на песчано-каменистой почве следы каких-либо контуров, оставшихся от стен или складывающихся из разбросанных блоков. Результаты оказалась полностью отрицательными. Правда, иногда ему казалось, что он сумел обнаружить нечто существенное, но повторный пролет неминуемо ничего не давал – столь быстро менялись очертания холмов, состоявших из несомого ветром песка.
Впрочем, раз или два эти эфемерные образования успели странным и неприятным образом подействовать на меня. Они как будто бы складывались в очертания, жутким образом схожие с теми, которые я видел во снах или же знал из книг, но все-таки не мог припомнить, откуда мне известно о них. Нечто кошмарно знакомое чудилось всякий раз, когда я с опаской оглядывал безжизненный и невеселый ландшафт.
И к первой неделе июля оказалось, что эти пустынные края на северо-востоке Австралии рождают во мне весьма противоречивые чувства. Я испытывал ужас и любопытство, а еще – словно бы постоянно пытался припомнить нечто забытое.
Стараясь выбросить все это из головы, я перепробовал все психологические методы, но без успеха. Меня одолевала бессонница, и я был даже рад ей, потому что мог видеть меньше снов. Я взял себе в обычай подолгу бродить в одиночестве по пустыне в ночные часы и уходил из лагеря на север или северо-восток, куда настойчиво влекли меня все эти странные побуждения.
Иногда на прогулках мне случалось в буквальном смысле спотыкаться об утопающие в песке остатки древних блоков. Здесь, на поверхности, камни попадались реже, чем там, где мы начинали раскопки, но я был уверен – под песком их значительно больше. Местность сделалась не такой ровной, как у нашего лагеря, и господствующие ветры гнали по ней фантастические песчаные волны, которые там и сям открывали древние камни и снова прятали их.
Я чувствовал странную потребность поскорее перевести раскопки сюда и одновременно опасался того, что они могли бы открыть. Должно быть, мне становилось все хуже, но, к собственному прискорбию, я не мог этого заметить.
Только свидетельством скверного состояния нервов может послужить моя реакция на непонятную находку, сделанную мной во время одного из ночных странствий. Было это вечером 11 июля, когда луна озаряла таинственные холмы мертвенными лучами.
Зайдя дальше, чем мне приходилось прежде, я обнаружил огромный камень, явно отличавшийся от всех, что нам приходилось здесь видеть. Он едва выступал из песка, но я старательно очистил его собственными ладонями, после чего принялся внимательно изучать странный объект, помогая лучом собственного фонарика лунному свету.
В отличие от прочих каменных блоков этот был обработан ровно, и стороны квадратной плиты не обнаруживали ни вогнутостей, ни выпуклостей. Мне показалось, что вытесан он из темного базальта, совершенно непохожего на гранит, песчаник и бетонные блоки, с которыми мы уже привыкли иметь дело.
Тут я вскочил, словно подброшенный, повернулся и бегом припустил к лагерю. Бегство было совершенно иррациональным и бессознательным, и, только оказавшись возле собственной палатки, я полностью осознал, почему бегу. Я наконец понял: загадочный темный камень был связан – сны и книги свидетельствовали об этом – с предельным ужасом вековечных легенд.
Я увидел один из тех древних базальтовых блоков, к сооружениям из которых Великая Раса относилась с таким неподдельным трепетом. Из подобных ему были сложены высокие башни без окон, оставленные на земле порождениями мрака, что нашли себе пристанище в земных пропастях, некогда закрытых удерживавшими мощь могучих ветров огромными дверями, возле которых находилась неусыпная стража.
Всю ночь я не мог уснуть, но с приходом рассвета понял, что глупо пугаться каких-то сказок. Не испуг подобал здесь, но энтузиазм исследователя.
Пока не наступил полдень, я поведал остальным о своей находке и вместе с Дайером, Фрименом, Бойлем и сыном отправился разыскивать неведомый блок. Однако нас ждала неудача. Я не смог точно заметить местонахождение камня, и недавно поднявшийся ветер успел изменить очертания песчаных холмов.
