В тот вечер у меня был выходной. Я сидел в гостиной нашего маленького дома, курил, слушал радио, наблюдал, как сгущаются сумерки. Телевизор – дело хорошее, я ничего против него не имею, просто мне не нравится, как он уводит человека от реального мира, приковывая его к светящемуся прямоугольнику экрана. В этом смысле радио куда лучше.

Вошла Джейнис, присела на подлокотник кресла, взяла меня за руку. Какое-то время мы молчали, слушая льющуюся из динамика музыку, глядя на вспыхивающие на небе звезды.

– Извини, что назвала тебя трусом. – Она заговорила первой. – За всю нашу совместную жизнь я не говорила тебе ничего более обидного.

– Даже в тот раз, когда мы пошли в поход и ты обозвала меня старой вонючкой? – спросил я.

Мы рассмеялись, потом раз или два поцеловались, и все у нас опять пошло хорошо. Она была такой красивой, моя Джейнис, и я до сих пор вижу ее во сне. Я старый, уставший от жизни человек, но мне снится, как она входит в мою комнату в этом стариковском прибежище, где в коридорах пахнет мочой и вареной капустой, мне снится, что она молода и прекрасна, у нее яркие синие глаза и высокая грудь, которую меня так и тянет поласкать, и я слышу, как она говорит: «Милый, я же не ехала в том автобусе, что попал в аварию. Ты ошибся, только и всего». Даже теперь я вижу такие сны и, проснувшись, плачу, зная, что это лишь сон. Я, который так редко плакал, будучи молодым.

– Хол знает? – наконец спросила она.

– О невиновности Джона? Откуда?

– Он может помочь? Может повлиять на Криба?

– Никоим образом, дорогая.

Она кивнула, словно и ожидала услышать такой ответ.

– Тогда ничего ему не говори. Если помочь он не может, не надо ему ничего говорить.

– Хорошо.

Джейнис пристально посмотрела на меня.

– И ты не скажешься больным в ту ночь. Никто из вас не скажется. Вы не можете.

– Не можем. Если мы будем там, то по крайней мере сможем гарантировать ему быструю смерть. Чтобы не получилось, как с Делакруа. – На мгновение, к счастью, лишь на мгновение, я увидел горящую маску, спадающую с лица Делакруа, чтобы открыть два сваренных шарика желе, в которые превратились его глаза.

– И никакого выхода нет? – Она подняла мою руку, провела ею по бархатистой коже своей щеки. – Бедный Пол. Бедный ты мой.

Я промолчал. Никогда прежде мне не хотелось убежать отсюда. Собрать чемодан, взять с собой Джейнис и бежать куда глаза глядят.

– Бедный ты мой, – повторила она. А потом добавила: – Поговори с ним.

– С кем? Джоном?

– Да. Поговори с ним. Узнай, что он хочет.

Я обдумал ее слова, кивнул. Она была права. Как всегда.