Часть вторая
Мышь на миле

Дом престарелых, где я навожу последний лоск на свою рукопись, называется Джорджия Пайнс. Расположен он в шестидесяти милях от Атланты и находится в паре сотен световых лет от жизни, каковой живут большинство людей, во всяком случае тех, кому еще нет восьмидесяти. Тем, кто сейчас читает написанное мною, следует заранее позаботиться о том, чтобы в будущем не попасть в такое заведение. С одной стороны, местечко неплохое: кабельное телевидение, хорошая еда (правда, жевать практически нечего), а вот с другой – такая же беспросветность, как и в блоке Е «Холодной горы».

Тут даже есть человек, чем-то напоминающий мне Перси Уэтмора, который получил работу на Зеленой миле, потому что приходился родственником губернатору штата. Я сомневаюсь, что этот господин состоит в родстве с кем-либо из ОВП, хотя ведет он себя так, словно иначе и быть не может. Зовут его Брэд Доулен. Он постоянно причесывается, как и Перси, а в заднем кармане всегда носит какое-нибудь чтиво. Перси отдавал предпочтение журналам, будь то «Фрегат» или «Мужское приключение», Брэду больше нравятся сборники анекдотов. Он всегда спрашивает людей, почему француз переходит улицу, или сколько нужно поляков, чтобы ввернуть лампочку, или сколько человек должны нести гроб на похоронах в Гарлеме. Как и Перси, Брэд из тех недоумков, которые уверены, что ежели в анекдоте (шутке) нет отголосков жизни, то он и не смешон.

На днях, правда, Брэд сказал нечто умное, но я не склонен думать, будто для него это обычное дело. Даже поговорка такая есть: и сломанные часы дважды в сутки показывают точное время. Сказал же он следующее: «Тебе повезло, Поли, что у тебя нет болезни Альцгеймера». Я терпеть не могу, когда меня называют Поли, но он все равно именно так произносит мое имя. Мне уже надоело поправлять его. Есть и другие высказывания, не поговорки, которые очень подходят к Брэду Доулену. К примеру: «Привести лошадь к водопою можно, заставить напиться – нет». Или «Одеться он оденется, а вот из дома не выйдет». В своем упрямстве Брэд тоже ничем не уступает Перси.

По Альцгеймеру он прошелся в тот самый момент, когда протирал шваброй пол закрытой веранды, где я просматривал написанные страницы. Их накопилась уже толстая пачка, а написать предстояло, по моим расчетам, еще больше.

– Этот Альцгеймер, ты знаешь, что это такое?

– Нет, – качнул я головой, – но я уверен, Брэд, что ты мне скажешь.

– Это СПИД для стариков, – заявил он и расхохотался: ха-ха-ха-хак, как обычно смеется над своими идиотскими шутками.

Я-то не рассмеялся, поскольку его слова задели меня. Не потому, что я подхватил эту болезнь. В Джорджия Пайнс ею болеют многие, у меня же разве что обычные проблемы с памятью. Что было, я в общем-то помню, а вот когда… Проглядывая написанное, я отметил, что события тридцать второго года изложены правильно, а вот насчет их последовательности такой уверенности у меня нет. Значит, надо поднапрячься, чтобы четко выстроить их одно за другим.

Джон Коффи появился в блоке Е и на Зеленой миле в октябре тридцать второго года, приговоренный к смерти за убийство девятилетних девочек-близнецов Деттериков. Это моя основная точка отсчета, и, отталкиваясь от нее, я смогу разобраться со всем остальным. Уильям (Дикий Билл) Уэртон прибыл после Коффи. Делакруа – до. Как и мышонок, которого Брут Хоуэлл, Зверюга для его друзей, прозвал Пароход Уилли, а Делакруа переименовал в Мистера Джинглеса.

Как бы его ни звали, мышонок объявился в блоке Е первым, даже до Дела. Произошло это летом, когда в камерах сидели двое других смертников, Вождь, Арлен Биттербак, и През, Артур Фландерс.

Этот мышонок. Чертов мышонок. Делакруа любил его, а вот Перси наверняка нет.

Перси сразу же возненавидел его.