Мышонок вернулся вновь через три дня после того, как Перси погнался за ним по Зеленой миле. Дин Стэнтон и Билл Додж говорили о политике… В те дни сие означало, что разговор шел о Рузвельте и Гувере, Герберте, не Джоне Эдгаре. Они ели крекеры из коробки, которую Дин купил у старика Два Зуба час назад. Перси стоял в дверном проеме кабинета, играя с дубинкой, которую он так любил, и прислушиваясь к разговору. Он вытаскивал ее из нелепого чехла, одному Богу известно, где он такой взял, наносил воображаемый удар (вернее пытался нанести, потому что дубинка зачастую вырывалась у него из пальцев и падала бы на пол, если б не кожаная петля, удерживающая ее на запястье), потом вновь убирал в чехол. У меня в тот день был выходной, но следующим вечером я получил обстоятельный отчет Дина.

Появился мышонок на Зеленой миле точно так же, как и прежде, из-под двери карцера, и побежал, останавливаясь перед пустыми камерами, словно инспектировал их. Не найдя ничего интересного в одной, он перебегал к другой, похоже, никуда не торопясь и настроившись на долгую прогулку.

Президент на этот раз бодрствовал и стоял у решетки, отделявшей его камеру от коридора. Даже в синей тюремной униформе ему удавалось выглядеть респектабельным. Уже по его виду мы знали, что на Старую Замыкалку он не попадет, и оказались правы: не прошло и недели после второй стычки Перси с мышонком, как смертный приговор Презу заменили пожизненным заключением и он покинул блок Е.

– Эй! – воскликнул Президент. – Да у вас тут мышь! Ну и порядочки в вашем заведении! – Он вроде бы смеялся, но Дин отметил, что в голосе его слышалось и раздражение: даже смертный приговор не заставил его забыть о своем недалеком прошлом. Он возглавлял местное отделение Ассоциации риэлтеров Среднего Юга и полагал себя достаточно умным, чтобы выйти сухим из воды, выбросив престарелого отца из окна третьего этажа, дабы получить страховую премию. В этом он, однако, ошибся.

– Заткнись, дылдон, – автоматически бросил Перси. Он не отрывал глаз от мышонка. Дубинку он засунул было в чехол и уже достал один из своих журналов, но теперь бросил его на стол и, вновь выхватив дубинку, начал постукивать ею по костяшкам пальцев левой руки.

– Каков наглец. – Билл Додж смотрел на мышонка. – Никогда не видел тут мышей.

– А по-моему, милый зверек, – высказал свое мнение Дин. – И совсем нас не боится.

– Откуда ты знаешь?

– Он сюда уже приходил. Перси тоже его видел. Зверюга называет его Пароход Уилли.

Перси пренебрежительно фыркнул, но промолчал. А дубинка его стучала все чаще, правда, теперь уже по ладони.

– Смотри внимательно. В прошлый раз он дошел до самого стола. Интересно, дойдет ли сейчас.

Дошел, широким полукругом обогнув камеру Президента, словно зверьку не нравился идущий от него запах. По пути мышонок заглянул в две камеры, обнюхал пустые, без матрацев, койки и опять вернулся на Зеленую милю. А Перси все стоял, постукивая дубинкой по руке, не произнося ни слова, выжидая удобного момента. Очень ему хотелось проучить мышонка.

– Как хорошо, парни, что вам не придется усаживать его на Старую Замыкалку, – нарушил тишину Билл. – Вот бы вы попотели, привязывая лапки к ножкам и надевая на голову колпак.

Перси по-прежнему молчал, но уже перехватил дубинку и теперь держал ее так, как держат хорошую сигару.

Мышонок остановился там же, где и в прошлый раз, в трех футах от стола, и уставился на Дина. На мгновение глянул на Билла, но затем вновь сосредоточил свое внимание на Дине. Перси он словно и не замечал.

– А он у нас смельчак, надо признать, – молвил Билл и чуть повысил голос: – Эй! Эй! Пароход Уилли!

Мышонок чуть повел ушками, но не убежал, даже не сдвинулся с места.

– А теперь смотри. – Дин вспомнил, как Зверюга кормил мышонка крошками сандвича. – Не знаю, какое у него сегодня настроение, но…

Он отломил кусочек крекера и бросил на пол перед мышонком. Маленькие черненькие глазки секунду или две смотрели на желтый кусочек, шевелились усики, потом мышонок приблизился к кусочку крекера, взял его в лапки, сел и начал есть.

– Будь я проклят! – воскликнул Билл. – Ест-то как аккуратно, словно пастор за ужином в субботний вечер!

– Скорее, как ниггер, жрущий арбуз, – прокомментировал Перси, но охранники не обратили на него внимания. Как и Вождь, и През. Мышонок слопал крекер, но продолжал сидеть, уютно устроившись на свернутом в кольцо хвостике и разглядывая гигантов в синем.

– Дай-ка я. – Билл отломил кусочек крекера и, перегнувшись через стол, бросил его на пол. Мышонок понюхал крекер, но не прикоснулся к нему.

– Ха, – вырвалось у Билла. – Наверное, наелся.

– Не, – возразил Дин. – Он знает, что ты тут человек временный, только и всего.

– Это я-то временный? Очень мне это нравится! Я здесь столько же, сколько и Гарри Тервиллигер! Может, даже дольше!

– Успокойся, старина, успокойся, – заулыбался Дин. – Смотри сам и убедишься, что я прав. – И он бросил на пол кусочек крекера. Действительно, мышонок взял его в лапки и начал есть, по-прежнему игнорируя подачку Билла Доджа. Но не успел мышонок и дважды поднести крекер к пасти, как Перси, словно дротик, метнул в него дубинку.

Мышонок, конечно, цель крошечная, но надо отдать должное Перси: бросок удался. Дубинка снесла бы голову Пароходу Уилли, если б не его великолепные рефлексы. Мышонок наклонил голову точно так же, как делает это человек, и выронил кусочек крекера. Тяжелая дубинка пролетела практически впритирку с его головой и позвоночником, так близко, что взъерошила шерстку (так, во всяком случае, утверждал Дин, и я не стал его поправлять, хотя не могу сказать, что полностью ему поверил), потом стукнулась о зеленый линолеум и забарабанила по решетке пустой камеры. Мышонок не стал дожидаться, пока ему скажут, что произошла ошибка. Похоже, он вспомнил, что у него есть неотложные дела в другом месте, повернулся и понесся по коридору к изолятору.

Перси аж взвыл от расстройства, он-то знал, что едва не уложил грызуна, и бросился следом. Билл Додж схватил его за руку, вероятно, автоматически, но Перси вырвался. Потом, однако, Дин доказывал всем, что именно эта задержка и спасла жизнь Пароходу Уилли, но скорее всего мышонок уцелел благодаря собственному проворству. Перси хотел не просто убить мышонка, он жаждал размазать его по линолеуму, поэтому мчался вперед огромными прыжками, словно олень, с силой вдавливая в пол ноги в тяжелых ботинках. Дважды мышонок едва увернулся от них, резко меняя направление движения, но в конце концов добрался до двери. Махнул своим длинным, ну очень уж длинным, розовым хвостиком и исчез.

– Черт! – Перси ударил кулаком по двери. Затем начал перебирать ключи, чтобы открыть дверь изолятора и настигнуть грызуна там.

Дин направился к нему. Шел он не спеша, чтобы успеть взять себя в руки. Потом он сказал мне, что, с одной стороны, ему хотелось посмеяться над Перси, а с другой – так и подмывало схватить этого идиота, заломить ему руки за спину да со всего размаху швырнуть в дверь изолятора, чтобы на пару минут вышибить из него дух. Причину следовало искать во внезапности случившегося. Наша работа в блоке Е состоит в том, чтобы максимально избегать суеты, а Перси Уэтмор словно ставил целью добиваться обратного. Ни у кого не возникало желания заступать с ним в одну смену. Да и кому охота разряжать мину, если за спиной стоит человек и бьет в литавры. Дин сказал, что увидел печаль в глазах Арлена Биттербака… даже Президент вроде бы расстроился, хотя обычно этого джентльмена и танком не прошибешь.

А кроме того, Дин уже начал воспринимать мышонка как своего приятеля, ну если не приятеля, то как неотъемлемую часть жизни в блоке Е. И потому Дин не мог одобрить того, что уже сделал и еще пытался сделать Перси. Разумеется, речь шла не о том, что Перси хотел убить мышонка. Просто Перси в очередной раз продемонстрировал неспособность понять, что хорошо, а что плохо, тем самым вновь доказав непригодность для работы, за которую взялся.

Дойдя до конца коридора, Дин уже совладал с собой и понял, как ему надо себя вести. Чего Перси не мог снести, так это предстать перед всеми дураком, и мы это знали.

– Опять мимо, – усмехнулся Дин.

Перси грозно глянул на него и отбросил волосы со лба.

– Прикуси язык, Четырехглазый. Я в бешенстве. Не выводи меня из себя.

– Значит, снова будем двигать мебель, так? – Дин не рассмеялся… но смеялись его глаза. – Что ж, после того как ты все вынесешь в этот раз, тебя не затруднит протереть пол?

Перси посмотрел на дверь. На ключи. Подумал, как он будет вновь искать мышонка, а остальные – стоять вокруг и смотреть на него… даже Вождь и През.

– Будь я проклят, но никак не пойму, что здесь смешного, – вырвалось у Перси. – Не нужна нам мышь… у нас и так полно паразитов.

– Как скажешь, Перси. – Дин поднял руки.

Как сказал мне Дин следующим вечером, в тот момент он подумал, что Перси сейчас бросится на него.

Но подошел Билл Додж и разрядил обстановку.

– Кажется, ты это уронил. – Он протянул Перси дубинку. – Дюймом ниже, и ты сломал бы бедняге позвоночник.

Перси раздулся от гордости.

– Да, неплохой бросок. – Он аккуратно засунул дубинку в чехол. – В средней школе я был подающим. И неплохо играл.

– Это чувствуется. Рука у тебя по-прежнему твердая. – Говорилось все это уважительным тоном, но стоило Перси отвернуться, как Билл подмигнул Дину.

– Да, – кивнул Перси. – Особенно мне удалась игра в Кноксвилле. Задали мы этим городским перцу. И выиграли бы, если б не судья, дылдон паршивый.

Дин мог бы поставить на этом точку, но в служебной иерархии он стоял выше Перси, а обязанность начальников – учить уму-разуму подчиненных. В тот момент, до появления Коффи, до появления Делакруа, он еще думал, что Перси может чему-то научиться. Поэтому он протянул руку и сжал запястье Перси.

– Надо бы тебе подумать о том, что ты сейчас делаешь.

Потом Дин говорил, что старался придать своему голосу серьезность, чтобы в нем не слышалось упрека.

Перси, однако, услышал. Он не хотел, да и не мог чему-либо учиться… в отличие от нас.

– Слушай, Четырехглазый, я отлично знаю, что делаю. Пытаюсь избавиться от этой мыши! Или ты ослеп?

– Ты также напугал Билла, напугал меня, даже этих двоих. – Дин указал на Биттербака и Фландерса.

– И что? – Перси расправил плечи. – Они не в яслях, если ты этого еще не заметил. Хотя вы, парни, относитесь к ним так, будто они груднички.

– Я вот тоже не люблю, когда меня пугают, – пробурчал Билл, – и я работаю здесь, Уэтмор, если ты этого еще не заметил. Опять же я не из твоих дылдонов.

Перси смотрел на Билла, хищно прищурившись.

– И нам незачем пугать их без нужды, потому что они и так живут в постоянном напряжении, – говорил Дин тихим, ровным голосом. – А мужчины под таким напряжением могут сломаться. Причинить вред себе. Другим. Иногда доставить таким, как мы, массу неприятностей.

У Перси дернулся рот. В неприятностях он разбирался. Доставить их кому-либо другому – одно удовольствие. Навлечь на себя – это ни к чему.

– Наша работа – говорить, а не кричать, – продолжал Дин. – На заключенных может кричать только человек, потерявший над собой контроль.

Перси знал, что автор этой заповеди я. Босс. Теплых чувств Перси Уэтмор и Пол Эджкомб друг к другу не питали, но напомню, что речь идет о летних событиях, случившихся задолго до того, как разгорелся весь сыр-бор.

– Тебе же будет лучше, – гнул свое Дин, – если ты представишь себе, что находишься не в тюрьме, а в палате интенсивной терапии. И чем меньше ты будешь поднимать…

– По мне это место – ведро с мочой, в котором надо топить крыс, – оборвал его Перси. – А теперь отпусти меня.

Он вырвал руку, протиснулся между Дином и Биллом и зашагал по коридору, опустив голову. Перси прошел чуть ли не вплотную к камере Президента, достаточно близко, чтобы Фландерс мог протянуть руку, схватить его, может, даже ударить по голове, будь Фландерс из драчунов. Но он никоим образом не подпадал под эту категорию, в отличие, скажем, от Вождя. Вождь, представься ему такая возможность, не преминул бы вздуть Перси, чтобы преподать ему наглядный урок. Рассказывая обо всем этом следующим вечером, Дин произнес несколько фраз, которые намертво впечатались в мою память, потому что оказались пророческими. «Уэтмор не понимает, что власти над ними у него нет. Ничего он им сделать не может, на электрический стул садятся только раз. Пока до него это не дойдет, он останется опасным как для себя самого, так и для окружающих».

Перси прошел в мой кабинет и захлопнул за собой дверь.

– Ну и ну, – покачал головой Билл Додж. – Похоже, у него воспалилось и сильно раздулось левое яйцо.

– Скорее оба, – возразил Дин.

– Будем оптимистами, – возразил Билл. Он всегда предлагал бодро смотреть на жизнь. И каждый раз, когда он упоминал про оптимизм, мне очень хотелось двинуть ему в челюсть. – Хитрый мышонок спасся.

– Да, но мы его больше не увидим, – вздохнул Дин. – Как я понимаю, на этот раз чертов Перси Уэтмор как следует напугал его.