Пембрука мать, Сидни сестра…
А теперь вернемся к Шекспиру. Хотя мистер Харрис вслед за Тайлером отождествил Смуглую леди с Мэри Фитон, а графа Пембрука с адресатом других сонетов и человеком, пользовавшимся успехом у любовницы Шекспира, он, как это ему свойственно, отказывается следовать Тайлеру только в одном пункте. Но вот убей меня бог, если я помню – шла ли речь об одной из догадок, высказанных Тайлером в печати, или только о той, по поводу которой тот советовался со мной, как он обычно делал, когда встречал неясные строки в сонетах.
Догадка состоит в том, что уговаривать Пембрука жениться побудила Шекспира «Пембрука мать, Сидни сестра», и в этом кроется объяснение того, почему в ранних сонетах с такой неестественной настойчивостью мистера У. Г. понуждают к супружеству. По-моему, это одна из самых блестящих гипотез Тайлера, потому что уговоры в сонетах действительно необъяснимы. Объяснить их можно лишь тем, что Шекспир написал их в угоду кому-то, кому хотел угодить и кто проявлял материнское участие в Пембруке. Гипотеза Харриса соблазнительна и еще одним. Самой очаровательной из шекспировских немолодых героинь, да, по существу, и всех шекспировских женщин вообще, старых и молодых, является графиня Русильонская в пьесе «Все хорошо, что хорошо кончается». По сравнению с остальными героинями Шекспира в ней так сильно чувствуется индивидуальность, что здесь явно присутствует портретное сходство. Мистер Харрис утверждает, что все приятные старые дамы у Шекспира списаны с его возлюбленной матери, но я лично не нахожу никаких указаний на то, что мать у Шекспира была такая уж приятная или что он так уж ее любил. Поверить не могу, чтобы она, как утверждает мистер Харрис, была олицетворением непомерной материнской гордости, какой была – по Плутарху – мать Кориолана. С таким же успехом она могла и не простить сыну того, что он «пошел в комедианты, которые представляют всякие непотребства», и опозорил Арденов. Как бы там ни было, а в качестве возможного прообраза графини Русильонской я предпочитаю тот, о котором Джонсон писал:
Пембрука мать, Сидни сестра!
Хоть жертву другую смерть унесла, –
Ту, что блистала умом и красой, –
Но время к тебе подступает с косой.
Но о таком варианте Фрэнк и слышать не хотел, так как его идеальный Шекспир смахивал на моряка в мелодраме, а моряк в мелодраме непременно обожает мать. Я вовсе не собираюсь принижать подобных моряков – они символы человеколюбия. Но Шекспир-то не был символом, он был человеком и автором «Гамлета», а Гамлет не питал иллюзий относительно своей матери. В минуты душевной слабости мне иногда прямо-таки хотелось, чтобы они у него были.
