Смерть оказалась белой. Тетя поняла, почему она изображается в белой накидке – в проживании смерти отсутствовали звуки, цвета, чувства, тепло, холод. Это была белизна абсолютной пустоты. Пустота совершеннейшей пустыни. Только песок скрипит на зубах. Жить больше было незачем. И нечем. Потому что ничем нельзя было поделиться. «Там зарыта только собака» – о прошлом, Бродский. Но эсэмэской уже не послать этой пронзившей фразы, а если это нельзя рассказать ему, значит, это бессмысленно. Но все, утратившее смысл, все эти «ничем», «ничего», «нечего» обладали железным привкусом, и Тетя не знала, где искать источник этой железистости.

Утром она просыпалась чуть свет, потому что вечером старалась лечь пораньше, просыпалась и лежала, почти с облегчением погружаясь в молчаливое оцепенение, стараясь опуститься в него как можно глубже – в неощущении себя не было страданий. Она знала: стоит ей встать и отправиться в ванную – вместе с необходимостью мыть тело, мылить и споласкивать волосы, вместе с потоками воды на нее нахлынет его равнодушие. Так же, как эта вода к ней равнодушна, равнодушен к ней он. Так же, как этот солнечный свет, заливший их деревянную и давно уже не слишком ухоженную кухню, несмотря на показной оптимизм, на самом деле совершенно равнодушен к ее существованию и он. Потом, на работе, появлялись люди, все те же, но и их лица были только льющаяся вода.

Оставалось узаконить несуществование внешним самоуничтожением. Уехать. Пропасть. Бездумно, почти рассеянно Тетя начала покупать «Из рук в руки», «Работа для вас», набирала в Интернете «работа за рубежом». Няни, горничные, помощницы по хозяйству. Гид, аниматор, бармен. Требуются чернорабочие. Это слово ей особенно понравилось, первой черной половиной, полным несовпадением с тем белым тошнотным гамаком, в котором она качалась здесь. Там она все же требовалась, там была черная-черная земля, которую должны были копать блестящими черными лопатами люди с черными-черными ногтями. Она думала об этом, читая очередную заметку, лучше всего понимая из текста, что буквы его тоже черны.

Под завалом оказались граждане. Дети школьного возраста. А люди? Где оказались обычные люди? После запятых в оползне наступил обычный утренний перерыв, газетные корреспонденты только еще пощелкивали, прокашливались и чистили горло, чтобы запеть наконец свои кривые мелодии, тыкая в замызганные клавиши. Тетя задумчиво шла к киоску, вниз, за пряниками. Внезапно ее окликнули.

– Маринка… вот так и думала, что тебя встречу!

Алена.

Приехала в их большое здание, приютившее множество редакций, в очередной глянец, переподписать какой-то договор.

– Ничего, подождут, я вообще раньше времени, донеслась без единой пробки, специально, чтобы кофе с тобой попить! – Алена смеялась и уже тянула ее в буфет. Как легко с ней было, легко всегда. И свободно. Как обычно, Алена прекрасно выглядела – красиво уложенный белокурый шар волос, темно-голубое короткое платье в разноцветных бегущих линиях, поблескивающие искорками синие босоножки на каблуках.

Успешная, благополучная, красивая женщина, почему весь мир еще не у этих ног? – вновь недоуменно подумала Тетя. Впрочем, как она узнала за время пути на десятый этаж, художник Сева, снимавший у Алены комнату, а до этого ее студент («Ты еще и преподаешь?» – «Здрасьте, в Полиграфе два года уже».) оказался отличным другом («В каком смысле?» – «В прямом».), а неделю назад Алену пригласили главным редактором в новый, только рождающийся журнал. «Теперь хоть кредит за свою „микру“ выплачу, а может, и поменяю ее вообще», – мечтательно щебетала Алена.

В буфете на десятом она, поклонница здоровой пищи, заказала свежевыжатый сок, Тетя потребовала чашку капучино, а на Аленину вскинутую бровь ответила: «Надо же подсластить»…

– У тебя что-то не так? Неприятности? – Алена немедленно переключилась с щебетанья на Тетину волну.

И Тетя рассказала ей, что хочет уехать, уехать из дома, не навсегда, на время – на месяц, а лучше на два – хотя бы до осени, пока Теплый у бабушки все равно. Потому что сразу бросить Колю она все-таки не может, вероятно, надо просто порепетировать…

– Ну, прям как в моем романе… – задумчиво проговорила Алена, кивая на все, что говорила сейчас Тетя, точно на хорошо известное.

– Романе?

– Ну да, заканчиваю очередной, – махнула рукой Алена, – как раз начинается все с кризиса в семье и ее отъезда. Да неважно, прочтешь, дальше рассказывай.

«Не хочу, не хочу, как в очередном романе», – думала про себя Тетя, но послушно рассказывала – что вовсю покупает газеты, читает объявления, выписывает телефоны, потому что лучше бы все-таки не просто так – а поработать, даже созвонилась с одной фирмой…

– Что? С фирмой? – Алена так и подпрыгнула. – Ты что телевизор не смотришь? Они же обманщики, неизвестно куда завезут и сколько потом заплатят! Это для девушек из Луганска. А ты, ты… Выберешься живой – уже будешь рада, – говорила она, быстро листая что-то в своем серебристом телефоне с большим экраном.

– Уехать не проблема. Причем за казенный счет, с ветерком, не за свои же, Марин? – продолжала удивляться Алена.

– Я думала, они дорогу оплачивают…

– Солнце! Какую дорогу!.. Да где же он у меня?

– Кто?

– Да Петька. Считай, тебе повезло, вчера буквально говорили, рыдал у меня на плече. Один его подставил, другая тоже не смогла, а все уже проплачено, договорено… Если никого еще не нашли… Ага, вот!

Алена уже набирала чей-то номер, а через мгновение говорила своим специальным светским (Тетя знала его), очень женским, а вместе с тем страшно жестким голосом. Алена не просила, Алена спасала этого Петю – так она интонировала, и неизвестный Петя просто не смел отказаться от такого громадного, оказываемого ему одолжения. Похоже, он уже и благодарил Алену.

– Петечка, что ты! Да сочтемся. Да хоть завтра! О чем я тебе и говорю, – подтверждала Алена что-то. – Никаких сомнений. Ручаюсь лично. Это моя старинная подруга, в журналистике уже не помню какой год.

– Паспорт у тебя есть загран? – шептала Алена в сторону.

Тетя кивнула. Алена показала ей палец: супер!

– Нет, но если через них делать – это сколько займет? Ну вот именно!

И, простившись наконец с Петей, выдала резюме: русскому молодежному журналу «Вагабонд» требуется человек, который будет работать месяц, максимум два в семье, еще лучше, в разных семьях, за границей – конкретно в Испании, типа няней, au pair называется, слышала про такое? И напишет потом про все про это большой репортаж. У них два человека подряд сорвались, а ехать надо срочно, договор уже подписан…

– С кем договор?

– С работодателем, уже нашли его, с чьим ребенком сидеть… Не волнуйся, они русские все там. В общем, говорю же, срочно! С тебя для журнала только репортаж.

– С ребенком, чужим? Репортаж? – ужасалась Тетя. – Я же только точка-тире, запятые еще могу расставить. Что ты наговорила про меня этому Пете – я же не в журналистике ни в какой! И с детьми не умею совсем.

– Ты? Не умеешь? И это мне говорит мать гениального мальчика Темы! А писать… надиктуешь на диктофон, расшифруем, вот тебе и репортаж. Просто веди там дневник, ясно? – наставляла ее Алена так, будто Тетя уже согласилась.

– Подожди, а Коля, его правда нет сейчас в Москве, но я даже…

– Отменяем? – жестко полыхнула на нее зеленым Алена.

– Нет, но я не поняла деталей.

– Так, еще раз, – терпеливо вздохнула подруга. И начала медленно перечислять все снова. – За билет платит редакция, зарплату будешь получать на месте, от хозяев в конвертике, нормальных, а не через русскую фирму, они уже найдены, уже согласны, очень ждут. На один месяц. Потом, возможно, появятся и другие, в смысле хозяева, их ищут, за репортаж к тому же заплатят очень хороший гонорар, но тебе ведь не это важно… – говорила Алена, одновременно отправляя Тете визитку с Петькиным телефоном.

Тетин мобильный послушно ответил «пик-пик».

– Не важно, – эхом откликалась Тетя. – Они что, такие богатые, эти «вагабонды»?

– Да какие это деньги? Дорога только, за гостиницу не платят, суточные тоже… Петька сказал, что желательно еще подсобрать материальчик и про других русских вокруг, кто как устроился, ну, оглядишься, разберешься на месте – может, тоже вставишь.

Алена снова взглянула на мобильный – посмотрела на часы, поняла Тетя. Высокий стакан из-под сока давно пустовал.

– Матерьяльчик, – вновь повторила Тетя, сделав большой прощальный глоток. – Можно я подумаю хотя бы до вечера?

– Думай, – милостиво разрешила Алена и поднялась. – Звони тогда подтвердить.

Алена нажала все необходимые кнопки, все задвигалось, закружилось, ехать нужно было уже через неделю, в том-то и состояла загвоздка, прежний кандидат не смог так быстро, что-то он (она) там сдавал(а), защищал(а) и в итоге не успевал(а).

Визу Тете изготовили со сказочной быстротой, за билетом и страховкой она заехала в редакцию к Петьке, оказавшемуся большим, запыхавшимся дядькой, Петька бурно Тетю благодарил, закатывал от восхищения глаза, одновременно переписываясь с кем-то в аське. Лена, повздыхав, отпустила ее – в конце концов летом работы меньше, газета выходила в сокращенном объеме, а в сентябре – что ж, ты уже и вернешься. Приезжай скорей. Лена словно бы понимала все, хотя Тетя и не объясняла, только намекнула слегка, но Лена угадывала: ее лучшая сотрудница едет спасать себя, Теплого, Колю – Тетя готова была целовать ей руки, благодарить еще и за то, что она не спрашивает с ложной заботой: а как же Теплый? Коля? То, о чем и так спрашивали вокруг все.

Теплый? Он остался сиротой, но пока этого не понимал, наслаждаясь речкой, плотом, сколоченным старшими мальчишками, и настоящим спиннингом, подаренным дедом. Коля вернулся. И все понял, но кричал другое: «Ничего не понимаю, никуда ты не поедешь, ты просто бросаешь меня». Стоял сердитый, сжав кулаки – за горизонтом, за тридевять земель. Она едва слышала его сипение. Но покорно, чтоб не срывать спектакль, что-то говорила, оправдываясь. Беззвучно кричала в ответ: «Да не от тебя, не от тебя и не от Теплого я уезжаю – от него! Он меня бросил, и если я теперь, сейчас же, не брошу его в ответ, я умру, слышишь, я сдохну. Я еду туда перекантоваться! Подальше от этой страны, людей! От тебя!»

Тетя молча глядела на Колю, была покорна, ласкова, как никогда, Коля стонал и верил, что все-таки не бросает, а такая вот странная командировка, для молодежного журнала, большой репортаж.