Книга: Продажная тварь
Назад: Глава двадцать четвертая
Дальше: Глава двадцать шестая

Глава двадцать пятая

Смешно: в зависимости от решения Верховного суда праздник по случаю моего возвращения домой мог оказаться и прощальным перед тюремным заключением, поэтому на кухне был натянут транспарант «Конституциональный ли вопрос или институциональный — он подлежит решению». Марпесса собрала только близких друзей и соседей Лопесов. Все, кто добрался до моей берлоги, собрались вокруг Хомини, героя дня, и смотрели потерянных «Пострелят».
Фоя признали невиновным в покушении на убийство в состоянии временного помешательства, но гражданский иск против него я все равно выиграл. Это, в общем, было очевидно: как и у большинства американских знаменитостей, баснословное состояние Фоя и существовало только в баснях. Единственной ценностью, которая у него оставалась после того, как он продал машину и выплатил гонорар адвокату, оказалось то единственное, что мне от него было нужно, — фильмы «Пострелят». Мы запаслись арбузом, джином, лимонадом и шестнадцатимиллиметровым проектором и приготовились посвятить вечер крупнозернистому черно-белому дремучему расизму, невиданному со времен «Рождения нации», или всего, что сейчас показывают на канале ESPN. Через два часа мы изумлялись, ради чего Фой вообще страдал. Хомини, конечно, был счастлив лицезреть на экране свой образ, но сокровищница была заполнена материалом, который на MGM забраковали. К середине сороковых сериал вообще не отличался новыми идеями, вел посмертное существование, но эти выпуски были особенно ужасны. В поздних фильмах актерский состав остался неизменным — Фрогги, Микки, Гречиха, мало кому известная Жанет и, конечно же, Хомини в эпизодических ролях. Однако послевоенные серии ужасно серьезны. В серии «Нацист что надо» дети выслеживают немецкого преступника, выдающего себя за педиатра. Расизм герр доктора Джонса обнаруживается, когда к нему на прием приходит заболевший Хомини и слышит ехидное: «Я ффижу, мы не до всиех тобрались ф фойна. Фот тибье пильюли с мышьяком, фероятно, помогут. Йа-йа». В «Необщительной бабочке» Хомини играет редкую для себя главную роль. Мальчик так долго проспал в лесу, что бабочка монарх успела сплести кокон в его спутанных волосах. Перепуганный Хомини бежит к мисс Крэбтри, снимает шляпу и показывает свое открытие мисс Крэбтри, которая заявляет, что у него завелась хризалида. Дети же, решив, что это «сифилида», помещают Хомини в «гарантин». Впрочем, нашлось и несколько настоящих жемчужин. Чтобы как-то оживить проект, студия решила снять адаптированные версии театральных постановок с «пострелятами» в ролях. Ужасно жаль, что зрители так и не увидели Гречиху в роли Джонса Брутуса и «мутного Смитерса» Фрогги в «Императоре Джонсе». В обойму вернулась Дарла, блестяще отыграв в «Антигоне». Не менее прекрасен Альфальфа в роли обманутого Лео в пьесе Клиффорда Одетса «Потерянный рай». Однако по большей части в архиве не оказалось ничего такого, что заставляло бы Фоя так старательно оберегать пленки от общественности. Тот же оголтелый расизм, но не более опасный, чем однодневная поездка в законодательное собрание штата Аризона.
— Сколько там до конца, Хомини?
— Еще пятнадцать минут, масса.
На фоне поленницы вспыхивает название «Ниггер и дрова, дубль 1». Через пару секунд из-за поленницы выглядывает голова чернокожего мальчика с умильными, как у маленького тюленя, глазищами. «Черный парень!» — говорит мальчик и хлопает своими длинными ресницами.
— Хомини, это ты?
— Если бы. Этот парень вообще не актер.
Слышно, как за кадром режиссер кричит: «Я вижу дрова и не вижу ниггера. Фой, постарайся, пожалуйста. Я понимаю, что тебе всего пять лет, но, черт возьми, сделай это пониггеристей». Второй дубль как минимум впечатляющий, однако за ним следует очередная малобюджетная короткометражка «Нефтяные магнегры» с тремя основными персонажами: Гречихой, Хомини и доселе никому не известным маленьким постреленком Черным парнем, обозначенным в титрах как Крошка Фой Чешир, моментально ставшим звездой в этом последнем, так никем и не обнародованном шедевре «Пострелят».
— О боже! Я помню, я помню, как мы это снимали!
— Хомини, прекрати прыгать, не загораживай экран.
В фильме «Нефтяные магнегры» после встречи в темном переулке с долговязым ковбоем в огромной шляпе три постреленка катят по безмятежным улицам Гринвиля полную тачку денег. Чтобы умаслить «банду», которая подозревает неладное, богатенькое трио, постоянно одетое в смокинги и цилиндры, водит друзей в кино и угощает их конфетами. Доходит до того, что они покупают оборвышу Мики дорогой кэтчерский набор, на который тот давно любовался в витрине магазина спорттоваров. «Банду» не устраивает, как Гречиха объясняет новообретенное богатство: он якобы нашел четырехлистный клевер и выиграл в ирландскую лотерею, и «пострелята» выдвигают разные теории. Они стали букмекерами в подпольной лотерее? Они играют на скачках? Или умерла Хэтти Макдэниел и завещала им все свои деньги? В конце концов пострелята угрожают Гречихе исключением из «банды», если тот не скажет правду. «Мы — в нефтяном бизнесе!» Ребят гложет сомнение, ведь рядом нет нефтяной вышки. И тогда Хомини отводит всех на тайный склад, внутри которого происходят страшные вещи. Плохие чернокожие дяденьки собрали всех детей из Ниггертауна и забирают у них через капельницу черную кровь — по пять центов за пинту. Капля за каплей канистры наполняются черной кровью. В конце фильма маленький Фой в подгузниках оборачивается к камере, состраивает рожу: «Я Черный парень!» и милосердно исчезает под знаменитую музыкальную тему.
Наконец тишину нарушает Король Каз:
— Теперь понятно, почему Фой свихнулся. Я бы тоже сошел с ума, если бы на моей совести лежала подобная херня. А ведь я живу тем, что отстреливаю всяких ублюдков.
У сурового гангстера Стиви, беспощадного, как свободный рынок, и невозмутимого, как вулканец с синдромом Аспергера, покатилась по щеке слеза. Он берет банку пива и предлагает тост:
— Даже не знаю, как сказать… За тебя, Хомини. Ты лучше меня. Думаю, «Оскару» надо бы учредить награду «За прижизненные достижения» для чернокожих актеров, потому что вам пришлось тяжко, ребята.
— А ничего не поменялось. — Это Панаш. Я и не знал, что он тут, наверное, только вернулся домой со съемок шоу «Хип-хоповый полицейский». — Я хорошо понимаю, через что прошел Хомини. Бывает, режиссеры так и говорят: «Побольше черного в этой сцене. Добавь черного жару». Ты на него орешь: «Пошел ты на хуй, гребаный расист», а он тебе: «Вот, вот! Не сбивай накал!»
Нестор Лопес резко встает со своего места, покачнувшись оттого, что в голову ударили трава и водка:
— По крайней мере у вас есть история Голливуда. А у нас что? Спиди Гонзалес, тетка с бананами на голове, «Не нужны нам ваши вонючие жетоны», да пара фильмов про тюрьму.
— Но ведь какие отличные фильмы, братец.
— Да, но у вас были свои «Пострелята». А у нас? Где, блядь, наш Чорисо? Где наш Бок-Чой?
Хотя Нестор прав, что в сериале никакого Чорисо не было, я ничего не говорю о двух азиатских пострелятах Синь Джое и Эдварде Су Ху, которые, хотя и не были звездами, отыграли в эпизодах в сто раз лучше некоторых сопливых персонажей, не вылезавших из кадра.
Накануне я купил двух овец шведской породы, и мне нужно наведаться в загон. Прижавшись друг к другу, мои рослагские ягнята лежат под хурмой. Это их первая ночь в гетто, и они боятся, что козы и свиньи будут их задирать. Один малыш — белый и взъерошенный, а второй — с серой спутанной шерстью, оба дрожат от страха. Я обнимаю их, целую их морды.
Сзади меня стоит Хомини, я даже не слышал, как он подошел. Увидев мои телячьи нежности, он смачно целует меня в губы.
— Какого хера, Хомини?
— Я ухожу.
— Куда?
— Из рабства. Завтра утром обсудим репарации.
Ягнята продолжают трястись от страха, и я шепчу им на ухо: «Vara modig». Представления не имею, что это значит, но в брошюре написано, что нужно повторять эти слова три раза в день в течение первой недели. Я бы их не покупал, но вид оказался под угрозой исчезновения, а один профессор-животновод увидел меня по телевизору и решил, что я буду хорошо за ними ухаживать. Я тоже боюсь. А если меня посадят? Кто тогда станет за ними присматривать? Если не пришьют нарушение Первой, Тринадцатой и Четырнадцатой поправок, то могут, по слухам, по приговору Международного уголовного суда обвинить в апартеиде. За апартеид не преследовали ни единого южноафриканца, а арестуют меня? Безобидного афроамериканца из Южного Централа? Амандла авету!
— Иди сюда, когда закончишь, — настойчиво зовет меня из спальни Марпесса.
Ладно, покормлю малышей молочной смесью потом. По телевизору показывают «Новости своими глазами». Уже пять лет как моя девушка, она лежит на кровати на животе, подперев руками свою симпатичную голову, и смотрит прогноз погоды по телевизору, взгроможденному на шкаф. Рядом сидит Карисма. Она откинулась к изголовью и положила на Марпессину попу уставшие ноги в чулках. Я втискиваюсь в крошечное оставшееся пространство и попадаю в шведскую семью моей мечты.
— Марпесса, а если меня посадят?
— Заткнись и смотри телевизор.
— Хэмптон хорошо заметил в суде, что если неволя Хомини равносильна бремени страстей человеческих, то корпоративная Америка должна быть готова к прорве групповых исков, бесплатно подготовленных поколениями стажеров.
— Может, хватит болтать? Все пропустишь.
— Да, но если меня посадят?
— Тогда найду себе другого ниггера для скучного секса.
Остальные гости столпились у двери в спальню и заглядывают внутрь. Марпесса оборачивается, берет меня за подбородок и разворачивает обратно к телевизору:
— Смотри.
Ведущая выпуска погоды Шанталь Маттинли машет руками над 3D-картинкой межгорной впадины Лос-Анджелес. Душно. С юга надвигается влажный фронт. Синоптики не обещают понижения температуры в долине Санта-Кларита и внутренних долинах округа Вентура. В остальных областях штата — обычная для этого времени года температура с умеренным похолоданием к вечеру. Ясно, временами слабая облачность. Вдоль побережья, начиная от Санта-Барбары и вплоть до Оранджа, температура легко-умеренная (кто бы знал, что это значит), по мере продвижения в глубь континента столбик термометра поднимется несколько выше.
Теперь местный прогноз. В округе Лос-Анджелес по-прежнему жарко без перемен, к вечеру немного прохладнее.
Обожаю карты погоды. По мере продвижения на юг и в глубь континента трехмерная топографическая карта вращается и движется.
Температура на этот час…

 

Палмадейл 31 °C / 40 °C… Окснард 21 °C/25 °C… Санта-Кларита 41 °C/42 °C… Таузенд-Оукс 19 °C/26 °C… Санта-Моника 19 °C/26 °C… Ван-Найс 28 °C/40 °C… Глендейл 26 °C/35 °C… Диккенс 23 °C/31 °C… Лонг-Бич 20 °C /28 °C

 

— Стойте, они что, сказали «Диккенс»?
Марпесса дико ржет. Я пробиваю себе путь сквозь толпу гостей и детей Марпессы, чьи имена я никогда не назову. Я выбегаю на улицу. Термометр в виде лягушки, висящий на заднем крыльце, показывает ровно двадцать восемь градусов. Я плачу и не могу остановиться. Диккенс вернулся на карту.
Назад: Глава двадцать четвертая
Дальше: Глава двадцать шестая