Огни большого города: интерлюдия

Никогда не понимал концепции породненных городов, но было в этом нечто забавное. То, как города-побратимы, как их иногда называют, выбирают, а затем завлекают друг друга, выглядит скорее кровосмешением, чем породнением. Некоторые союзы, такие как Тель-Авив и Берлин, Париж и Алжир, Гонолулу и Хиросима, заключаются в знак прекращения войны и начала эпохи мира и процветания. Одни браки бывают по расчету, когда города со временем научаются любить друг друга. Другие — браки поневоле, потому что один город (например, Атланта) пару веков назад насильно на первом свидании обрюхатил другой (например, Лагос). Иные города вступают в брак ради престижа и денег, а есть еще такие, что просто хотят позлить родные страны: «Догадайся, кто придет сегодня на ужин? Кабул!» Время от времени города встречаются из взаимоуважения и любви к походам, грозам или классическому рок-н-роллу. Представьте себе Амстердам и Стамбул, Буэнос-Айрес и Сеул. Но в наши дни средние города слишком заняты попытками сбалансировать бюджет и не допустить разрушения инфраструктуры: у них обычно нет времени найти родственную душу, и они обращаются в «Систер Сити Глобал», международное агентство знакомств, которое находит романтических партнеров для одиноких муниципалитетов.

После дня рождения Хомини прошло два дня. Я, как и весь Диккенс, еще мучился похмельем, но очень обрадовался, когда по поводу моей заявки позвонила мисс Сьюзан Сильвермен, консультант по подбору городов.

— Добрый день. Мы рассмотрели ваше заявление на вступление в Международное общество городов-побратимов, только не можем найти ваш Диккенс на карте. Это где-то возле Лос-Анджелеса, да?

— Раньше у нас был официальный статус, а теперь мы что-то вроде оккупированной территории — как Гуам, Американское Самоа или Море Спокойствия на Луне.

— Вы где-то возле океана?

— Да, океана скорби.

— В конце концов это неважно, «Систер Сити Глобал» работает и с непризнанными городами. Например, Гарлем породнился с Флоренцией, потому что и там, и там был ренессанс. Как у Диккенса с ренессансом?

— У нас не было ни единого дня просвещения.

— Это очень плохо, но тут важно, что вы — прибрежное поселение. Я прогнала ваши демографические данные через «Урбану», нашу компьютерную программу по подбору городских пар, она выдала трех возможных претендентов.

Я схватил атлас, пытаясь отгадать, кто же эти счастливчики. На Рим, Найроби, Каир или Киото я, конечно, не рассчитывал. Но города второго порядка вроде Неаполя, Лейпцига или Канберры вполне могли ими оказаться.

— Итак, вот ваши города-побратимы в порядке совместимости… Хуарес, Чернобыль и Киншаса.

Я правда не понял, как в этот список попал Чернобыль, особенно потому, что это уже не город, но Хуарес и Киншаса — по крайней мере крупные города мирового уровня, хоть и с подмоченной репутацией. Но выбирать не приходится.

— Согласны на всех трех кандидатов! — прокричал я в трубку.

— Прекрасно, прекрасно, но увы, что все они отвергли Диккенс.

— Почему? На каком основании?

— Хуарес (или Город, в Котором Вечно Льется Кровь) считает, что в Диккенсе слишком много агрессии. Чернобыль склонялся к породнению, но в конце концов счел препятствием близость Диккенса к реке Лос-Анджелес и очистным сооружениям. Кроме того, выразил недоумение, почему граждане смотрят сквозь пальцы на такое вопиющее загрязнение окружающей среды. Что касается Киншасы из Демократической Республики Конго…

— Только не говорите мне, что Киншаса, самый нищий город в самой нищей стране со среднедушевым доходом в один колокольчик для козла, две пиратские кассеты с песнями Майкла Джексона и три глотка питьевой воды в год, считает, что мы для них слишком бедные.

— Нет, они считают, что вы для них слишком черные. Они сказали: «Эти отсталые американские ниггеры до нас еще не доросли».

Мне не хватило духу признаться Хомини, что попытка найти для Диккенса город-побратим провалилась, поэтому я стал морочить ему голову.

— Некоторый интерес проявляет Гданьск. Кроме того, к нам присматриваются Минск, Киркук, Ньюарк и Найак.

Потом у меня кончились города, заканчивающиеся на «к» и все остальные буквы. В знак разочарования Хомини взял пластиковый ящик для молочных бутылок, поставил на подъездную дорожку и выставил сам себя на аукцион. Он снял рубаху, обнажив дряблый торс, и молча встал возле вбитой в землю таблички: «ПРОДАЕТСЯ Б/У НЕГР, КОТОРОГО ИЗБИВАЮТ ТОЛЬКО РАЗ В НЕДЕЛЮ ПО ЧЕТВЕРГАМ. ХОРОШИЙ СОБЕСЕДНИК».

Он стоял так целую неделю. Можно было сигналить сколько угодно — он отказывался покидать свой пост, и когда мне нужно было куда-нибудь ехать, я кричал: «Берегись, квакеры!» или «Спасайся, кто может! Фредерик Дуглас со своими дружками-аболиционистами!», и тогда Хомини убегал и прятался в кукурузном поле. Но в тот день, когда у меня была назначена встреча с продавцами яблоневых саженцев, он проявил просто ослиное упрямство.

— Хомини, ты уберешься с дороги или нет?

— Я отказываюсь быть рабом массы, который даже не может сделать такое простое дело, как найти для нас город-побратим. Поэтому этот ниггер, вкалывающий на плантации, даже с места не сдвинется.

— Это ты вкалываешь на плантации? Я тебя, конечно, не заставляю, но ты же ни черта не делаешь! Ты целыми днями валяешься в джакузи! Тоже мне ниггер с плантации! А ну пошел, чертов раб горячей ванны, сауны и банановых дайкири!

В результате я нашел три города-побратима, которые, как и Диккенс, реально существовали, но исчезли с карт при подозрительных обстоятельствах. Во-первых, Фивы. Не древнеегипетский город, а из немого фильма Сесила Б. Демилля «Десять заповедей». Огромные декорации, выполненные в реальном масштабе, с 1923 года оказались погребены в песках дюн Нипомо на пляжах Гваделупе, штат Калифорния — и массивные деревянные врата, и храмы с колоннадами, и сфинксы из папье-маше, в которых прятался Рамсес с фалангами центурионов и статистов-легионеров. Может, когда-нибудь буря, налетевшая со стороны моря, откроет его и сдует с лица земли, и тогда Моисей поведет израильтян обратно в Египет, а Диккенс — в будущее.

Кроме этого, процветающий Диккенс-невидимка мог образовать союз с австрийским Дёллерсхаймом и Затерянным Городом Белой Мужской Привилегии. Дёллерсхайм, давно заброшенная деревня в Нижней Австрии, расположенная на расстоянии пушечного выстрела от чешской границы, была родиной деда Гитлера по линии матери. Легенды гласят, будто фюрер, желая скрыть свою историю болезни (одно яичко, пластика на носу, диагностированный сифилис, страшные детские фото), свою настоящую фамилию (Шикльгрубер-Буш) и свое еврейское происхождение, повел ударные войска на Дёллерсхай, и они отбомбили город до состояния аншлюса в Первый рейх. Такую тактику вымарывания фактов из истории вполне можно назвать эффективной, ибо и поныне про Гитлера никто не знает ничего конкретного, кроме того, что он был квинтэссенцией мудака, лишенного чувства юмора, к тому же неудавшимся художником, хотя то же самое можно сказать и почти о каждом.

Итак, между многими городами-призраками началась подковерная борьба за право стать городом-побратимом Диккенса. Заманчивое предложение поступило от процветающего, а ныне заброшенного квартала Вароша в городе Фамагуста на Кипре, из которого все греки были эвакуированы турками и с тех пор там никто не жил и ничего не было построено. Мы также получили потрясающую заявку от Бокор Хилл Стейшн, необитаемого французского курорта: руины его колониальных зданий в стиле рококо так и гниют в камбоджийских джунглях. После впечатляющей «презентации» в лидеры выбился Кракатау на востоке Явы. На общество городов-побратимов давили такие разрушенные во время войны и эвакуированные города, как Орадур-сюр-Вайрес во Франции и Пауа и Гороумо в Центральноафриканской Республике. Но в итоге мы не смогли не внять страстным призывам Затерянного Города Белой Мужской Привилегии, чье существование многими отвергается (в основном — самими белыми доминантными самцами). Некоторые категорически заявляют, что местная специфика была разрушена хип-хопом и прозой Роберто Боланьо. Что популярность роллов с тунцом и президент-афроамериканец стали для белого доминантного самца тем же, чем зараженные оспой одеяла для существования американских индейцев. Поборники свободной воли и свободного рынка уверяют, что город сам виноват в своей гибели: поток противоречивых религиозных и светских посылов из верхних слоев общества окончательно сбил с толку впечатлительного белого мужчину и довел его до такой тяжелой социальной и психической тревожности, что тот перестал трахаться. Перестал голосовать. Перестал читать. И, что самое главное, перестал считать себя венцом всего и концом всего или, по крайней мере, узнал достаточно, чтобы не высказывать это публично. Во всяком случае, стало невозможно ходить по улицам Затерянного города и тешить эго мифологическими трюизмами вроде «Мы построили эту страну!», при том что смуглые люди вокруг постояннно стучали молотками, что-то строили, готовили первоклассные французские блюда и чинили твои машины. Не покричишь «Люби Америку или уматывай!», когда в глубине души хочешь жить в Торонто. В городе, который, как ты объяснял другим, «по-настоящему космополитический», имея в виду, что он не очень-то и космополитический. Ты уже не мог называть кого-то ниггером, вслух или про себя, если твои собственные дети с бело-лилейной кожей обозвали тебя ниггером за то, что ты не дал им ключи от машины. Когда окружающие «ниггеры» стали делать то, чего не бывало прежде, вроде участия в соревнованиях по плаванию на Олимпиаде или ландшафтного дизайна. М-да, если дело пойдет так дальше, в один прекрасный день ниггер, не дай бог, снимет хорошее кино. Но не волнуйся, о Затерянный Город Белой Мужской Привилегии, настоящий или выдуманный: мы с Хомини были за тебя, готовые породнить тебя с Диккенсом, последним Оплотом Черных.