ГЛАВА 25
По дороге к дому Лиз мы опять впали в молчание — никаких разговоров о ней, Крис, Дженкинсе. И о Лоре — например, о том, где она сейчас. Опять чудит, наверно…
Мы поставили машину напротив дома и обошли ее спереди. Жутковато было смотреть на это небольшое здание. На первом этаже недавно жили две молодые женщины. Теперь они мертвы. При мысли об этом мне становилось скверно.
Оглядев улицу, я отметил коричневый фургон Джона; полицейских машин не было. Однако я порядочно волновался — не обнаружим ли мы Дженкинса в квартире Крис или, упаси Господь, в квартире Лиз. Но его не было. Никого не было. Тони отперла парадную, и нас встретила полнейшая тишина, а потом — желтая с черным наклейка на двери Крис: здесь совершено преступление, не подходи, полиция и все такое. Дверь была плотно заперта и опечатана липучкой. Значит, это действительно произошло. Убийство.
Я повернулся к двери в квартиру Лиз. Она была аккуратно закрыта и выглядела совершенно целой, и я остановился, а Тони с ключом в руке направилась к двери. Но что-то было не так. Что-то сигналило о непорядке. Я не понимал, в чем дело, но тошнотное ощущение прокатилось по животу, сотрясло меня изнутри, когда Тони вошла в квартиру. Я остановился на пороге и осмотрел дверь. На ней не было наклейки — никаких печатей. Замок без защелки, такой надо запирать снаружи.
— Минутку, — сказал я. — Мы же оставили дверь распахнутой — в ней стоял Дженкинс. Как он ее запер?
Тони посмотрела на ключ в своей руке.
— Черт, не думаешь же ты, что у него свой ключ? Что Лиз дала ему ключ?
— Не знаю, — ответил я. Мне это не нравилось. — Пошли, надо поторопиться. Ищем все, имеющее отношение к Тайлеру — одежду, записи, что угодно, — и вон отсюда. Я не желаю нарваться на Дженкинса.
— Надеюсь, Дженкинс ничего не унес прошлым вечером.
Тони ушла в спальню — перерыть стол Лиз, шкаф, гардеробную. Я взял на себя гостиную и начал с книжных полок из досок и кирпичей — три полки одна над другой, такие много лет были у меня, но я столько раз переезжал, что мысль об очередной погрузке-разгрузке заставила меня однажды бросить это сооружение. На сосновых досках были навалены компакт-диски и куча книг в мягких обложках. Лишь несколько — в переплетах. В основном фантастика, которой я сам интересуюсь, но считаю бесполезной. Я пересмотрел все книги, надеясь найти что-нибудь насчет культов или что-то свидетельствующее об интересе к группам с аномальным поведением. И ничего не обнаружил. Музыка у Лиз была хорошая и приятная. РЭМ и пара-другая штуковин «Нью Эйдж».
Перебирая диски, я заметил на верхней полке маленькую черную фотокамеру. Я помнил, что видел ее и раньше, конечно же, видел, но не припоминал, что она была открыта, как сейчас, — задняя стенка откинута, отсек для пленки открыт. Я подошел, встал перед камерой; объектив смотрит в стену. Нет, она была совсем в другом положении. Помнится, я видел именно объектив и задумался — что снимала Лиз в последний раз. Черт побери, я должен был сообразить раньше; если там была отснятая пленка, то сейчас она безвозвратно исчезла.
Я огляделся. Кушетка, кресло-развалюха. Возле двери — столик, на нем ваза. В ней гора бумаг, выпирающая наружу, как тесто из опары. Проверим… Ненужная почта, неоплаченные счета в разорванных конвертах. Несколько рекламок. Обращения двух-трех благотворительных организаций, среди них — конверт от вездесущего Народного радио Миннесоты, я поскорей его бросил. На дне вазы — несколько резиновых колечек, солнечные очки, севшая батарейка. И в самом низу — слоновых размеров картонная подвеска для ключей с одним маленьким ключиком и одним обычным, от квартирной двери. Я вынул их, они зазвенели.
Голос с того конца коридора крикнул:
— Что это?
Тони стояла около кухни. Я ответил:
— Ключи, они были в этой вазе.
Я повернулся к входной двери, открыл ее и попробовал большой ключ, но он даже не вошел в замок.
— Это не дубликат, — сказал я.
Тони подошла ко мне, посмотрела на картонный брелок и на ключи и сказала:
— Маленький, должно быть, от почтового ящика.
— Точно.
Мы выглянули в окно — не видать ли Дженкинса, — выскочили из квартиры и пробежали через площадку в тамбур. Вылетел у меня из головы этот почтовый ящик, а ведь еще в первый раз я заметил, что он набит до отказа. Тони решительно направилась к латунным ящикам, висящим на стене, сунула ключ в замок ящика Лиз, — конечно, он подошел. Латунная дверца открылась, и почта хлынула наружу, потекла на пол, как крупный выигрыш из игрального автомата. Я был уверен, что мы сорвали банк.
Мы собрали все — целую груду конвертов, каталогов и прочего — и, не теряя времени, вернулись в квартиру. Заперев дверь, уселись на кушетку и зарылись в это дело. Вскрывали конверты с письмами и счетами, бросали их на пол, просматривали все, надеясь найти какое-нибудь подозрительное письмо, хоть клочок значащей информации. Я был уверен, что найдем; мы оба были уверены. Я разодрал желтый конверт и выудил из него репертуар театра Гутри. Распорол еще один — поклон от Народного радио Миннесоты. И еще счета. От Северной электрической компании. От «Виза-банка».
Через несколько минут на полу была гора бумаги, а у нас в руках — ничего. Только мусор, и все. Я взглянул на Тони и пожал плечами.
— Я думал, мы должны что-то найти.
— Я тоже.
— Фотоаппарат открыт, — сказал я. — Ты не знаешь, была там пленка?
Тони покачала головой и ничего не сказала; разочарование проступило на ее лице, как нарисованное. Тони всегда неважно скрывала свои чувства.
— Как насчет второго ключа? — спросил я. — От чего он? Может, от дома Роба Тайлера?
— Может быть. Но скорее всего, от ее кладовки внизу.
— У нее еще барахло в подвале?
Тони кивнула.
— Пошли.
Я схватил Тони за руку, потянул за собой. Тони вроде не рвалась туда, но пошла. Прошли мимо кухни и стенного шкафа к двери черного хода. Она была на правой стороне, перед спальней.
— Надо найти что-нибудь, чтобы загнать Тайлера в угол, — сказал я, когда мы вышли на черную лестницу.
— М-м, но что?
— Ну, если найдем ее дневник и в нем будет что-то, или там будет пленка в фотоаппарате, на которой будет… Тайлер в одежде «дракона». Ну, не знаю — что-нибудь в этом роде.
— Если бы жизнь была так удобно устроена… — пробормотала Тони, не сумев скрыть сарказма.
Черный ход был, мягко говоря, грязноват, старая лестница с серо-зелеными стенами, деревянные ступени, потемневшие и растрескавшиеся от времени. Тони нажала на кнопку, ожила пара ламп, и мы сошли в холодную темноту, в заброшенную, невидимую часть дома, куда люди сваливают барахло, чтобы забыть о нем. Я посмотрел вверх; по потолку тянулись трубы — много труб, большей частью обмотанных асбестом, и все они сходились, как паутина, к огромной штуковине в углу — первобытному котлу отопления, который, без сомнения, был переделан с угля на газ.
Тони отдернула старую занавесь, мы обошли пирамиду ящиков, миновали старую стиральную машину и сушилку, стоящие посреди пола и не подключенные ни к воде, ни к электричеству; за ними валялись несколько штанг и гантелей. Подальше справа я заметил большой нагреватель для воды, велосипеды, какие-то шланги, грабли, потом еще стиральную машину и сушилку — эти, очевидно, подключенные. Больше вроде бы ничего. На стене виднелось оконце, высоко вверху — то есть чуть выше мостовой, — заколоченное и к тому же закрашенное. Из него едва пробивался свет.
— Я была здесь один раз, — сказала Тони. — Ее кладовка позади, в дальнем углу.
Я едва различал череду старых дверей впереди, но внезапно понял — да, этот ключ откроет дверь под номером 2, дверь от кладовой Лиз. Мы пробрались через кипы книг — балласт, брошенный не одним поколением съехавших жильцов, Тони подошла к двери кладовой и сунула ключ в висячий замок; он открылся со слабым щелчком. Она распахнула дверь настежь, но мы ничего не увидели внутри, так было темно. Велосипедная шина — вот все, что было видно. Я нащупал шнурок, дернул, и вспыхнула лампа, осветив комнатку, отделенную от других хранилищ сеткой для куриных загонов. Стала видна не только шина, но и весь велосипед плюс к тому складной садовый стул, мешок с древесным углем, старые равнинные лыжи и гора самого разнообразного хлама.
— Меня это не очень обнадеживает, — сказала Тони.
— Меня тоже.
Не зная, что искать, я попытался представить себе, что бы это могло быть. Маска «драконов». То, что надевала Лиз, если ее допускали к «драконам». Что еще? Прикусив нижнюю губу, я уставился на эту унылую гору хлама. Ничего больше не удавалось придумать. Я покачал головой, сообразив наконец, что это безнадежно и ничего не даст — дурацкая охота вслепую. И тут оно и произошло — погас свет. Я смотрел на красный велосипед — старый «швинн», — когда лампа вырубилась, и мы с Тони очутились почти что в полной темноте.
— Вот дерьмо, — сказал я. Самое время для аварии! — Тони!
Она ухватилась за меня — внезапно и сильно. Пальцы сквозь рубаху впились в кожу.
— Эй, — начал я, — это всё…
— Здесь кто-то есть! — прошептала она.
Тони тянула меня в сторону от прохода; сердце помчалось рысью, потом галопом. Кто здесь может быть? Глаза сверлили темноту, пытаясь различить в этом гнусном мраке хотя бы признак человеческого присутствия. Я повернулся. В том направлении котел или стиральные машины? Где эти гири? Они вон там. Значит, лестница должна быть…
Я увидел его. Несомненно — мужчина; здоровый парень. Он отодвинул занавесь внизу лестницы, потом занавесь опустилась, и опять все исчезло. Рассмотреть удалось мало, только неясный силуэт, но одно было абсолютно ясно. Незнакомец держал правую руку на отлете, и в этой руке тускло блеснул металл. Пистолет. Это не кто-то из местных, разыскивающий потерянный носок. Парень знает, что мы здесь, и он охотится на нас. Ах ты, дерьмо, и мы здесь, у кладовых, в дальнем углу подвала, — без пушки, без ножа, без ничего.
Тони потащила меня за собой. Я продвигался следом за ней, боясь говорить, боясь удариться обо что-нибудь. Это бы нас выдало. Что нам было делать? Только прятаться.
Тони вела меня медленно, шаг за шагом. Я видел его, этого охотника; он пробирался вперед так же медлительно. Нет, он не знал, где мы, — он осторожно продвигался к котлу, а мы двигались к стиральной машине и горе хлама за ней. Может быть, удастся проскользнуть мимо него, рвануть на лестницу, на свободу? Но тут он шагнул вбок, в черноту. Где же он, к дьяволу? И где сейчас мы?
Я услышал, что Тони споткнулась, и сейчас же сам потерял равновесие, едва не упал, потому что вокруг ног обвилось что-то длинное, изогнутое, жесткое. Шланг. Проклятье. Я не мог даже отбросить его, боялся, что нас услышат, и мы с Тони, ухватившись друг за друга, кое-как удерживали равновесие, выбираясь из этого хлама.
Наконец я очутился на свободе — мы все еще держались друг за друга — и сообразил, что у нас ничего не выйдет: нам не укрыться, не проскользнуть мимо него на лестницу. Пулю-то мы не обгоним. Надо разделиться. Тони пойдет в одну сторону, я — в другую. Надо его отвлечь. Да. Тони отвлечет его, а я брошусь сзади, врежу ему по голове, задушу, наконец. Это наш единственный шанс.
Я потянул Тони за руку, подтащил к себе, прижал губы к ее густым волосам и прошептал:
— Иди дальше и попробуй отвлечь его. А я брошусь на него сзади.
Тони не рискнула ответить вслух — она сжала мою руку, и мы разошлись. Может быть, выйдет. Другого способа нет, ничего нельзя придумать, и я стоял и смотрел, как Тони отодвигается от меня и тонет во мраке. Прикусил губу, повернулся и вытянул руки, пытаясь определить направление. Тут где-то была колонна. Правильно. Потолочная опора. Я могу зайти за нее и притаиться, а потом с другой стороны выйду ему за спину и ударю. Но чем? Мне бы что-нибудь вроде бейсбольной биты. Как будто я видел здесь грабли или лопату. Бить надо быстро и сильно, пока он не успел выстрелить.
Я осторожно перешагнул через шланг и услышал сзади и справа глухой удар; кто-то наткнулся на что-то металлическое. Тони. Либо ударилась случайно, либо стукнула по чему-то — наверное, по стиральной машине, — чтобы привлечь его внимание. Так и вышло. Совсем рядом, справа я увидел черную фигуру, движущуюся на черном фоне. Да. Он теперь крадется в сторону Тони, значит, услышал ее и преследует — готовый к убийству.
Я вытянул руку и стукнулся о колонну. Она ближе, чем я думал. Не важно. Теперь я точно знаю, где я. А охотник — рядом, прямо передо мной. Или должен там быть. Послышался легкий шаркающий звук. Тони? Он? Я не был уверен, что это он, — темно, хоть глаз выколи, — но не мог рисковать, не мог подпустить его слишком близко к Тони. И я тронулся с места, выдвинул вперед ногу, перенес на нее вес тела, поднял…
Что-то твердое и холодное уперлось мне в голову сбоку, чей-то голос произнес:
— Я бы не двигался на твоем месте, засранец.
Я весь окаменел. Это пистолет, он уперся прямо мне в висок. Я ощущал круглое, твердое дуло, оно было готово разнести меня, размазать по этому погребу лучшую часть моего существа. О Господи. Почему я не на работе, не обсуждаю все «за» и «против» очередной цифровой открывалки для гаражных дверей?
— Какого хрена тебе здесь надо? — вопросил мой будущий убийца, стоя во тьме рядом со мной.
— Я… я…
Мне как будто был знаком этот голос, но я не знал, что говорить, — этот человек ждал момента, чтобы меня прикончить, и я был уверен, что момент наступит очень скоро. Закрыл глаза, сглотнул едкую, жгучую желчь, подступившую к горлу. О Господи, Тони, мысленно взывал я, Тони, где ты?
Убийца схватил меня — большая толстая рука сжала мой локоть — и скомандовал:
— Говори, засранец!
И вдруг — еще чьи-то шаги. Тони? Нет. Кто-то топает по лестнице, кричит, бьет по выключателю. Вспыхивает свет. Отдергивается занавесь.
— Что тут, к дьяволу, происходит? — прокричал лейтенант Дженкинс, входя в подвал.
Пушка отскочила от моей головы, я повернулся, уставился на Джона, домового смотрителя, и вскрикнул:
— Господи Иисусе!
Джон отвернулся, рука его повисла, пистолет теперь был направлен в холодный пол. Он не мог взглянуть мне в глаза, таращился в сторону и качал головой, как человек, который совершил непростительную ошибку.
— Простите, я… я…
— Не знал, что это мы? — Тони оттащила меня, отвела подальше от него и требовательно спросила: — Вы что, не слышали, что мы в квартире Лиз? Или услышали и поэтому явились сюда?
Лицо Джона побагровело, он шагнул к нам, размахивая своей пушкой
— Да что вы несете! Я… я спустился сюда, потому что услыхал шум и подумал, вдруг это убийца Крис и… и, может быть, вашей сестры!
— Ну да, конечно, — возразила Тони, глядя на него с недоверием.
— Эй! — крикнул Дженкинс, наш нежданный спаситель. Подошел, вдвинулся между Джоном, Тони и мной. — Ну-ка, успокойтесь. Все нормально.
Я видел, что Тони сомневается в этом. Джон, как смотритель, имел доступ к квартирам Лиз и ее соседки Крис, он, казалось, знал о каждом нашем движении в этом доме. Каковы были его истинные намерения, когда он накрыл нас здесь, в темноте? Испытав на себе его неистовую ярость — и ощутив пушку у своего виска, — я не считал бы любое предположение слишком сильным.
Дженкинс повернулся ко мне и скомандовал:
— Вы идите наверх и ждите там.
Мне не нравилось все это. Не нравилось, что Джон выследил нас и особенно — что тут же появился Дженкинс. В любом случае что здесь делает лейтенант полиции? Нужно убираться. И не наверх. Мы должны убраться отсюда, из этого дома.
Слабыми пальцами, все еще дрожащими от страха, я взял Тони за руку:
— Пошли.
— Алекс, нет, он…
— К черту! — взвыл я.
Тони посмотрела на меня, поняла, что скандалить без толку, и мы повернулись и пошли, оставив Джона и Дженкинса в подвале. Проскочили мимо гантелей и ржавых стиральных машин, торопясь к лестнице, чтобы выбраться наверх, к безопасности. Тони была впереди, она уже откинула занавесь, но я вдруг остановился и посмотрел назад. Пришлось прокашляться, потому что слишком свежо было воспоминание о стволе, вдавившемся в висок, и голосовые связки были все еще втугую зажаты страхом.
— Один только вопрос. Кто вчера вечером запер квартиру Лиз?
Дженкинс не понял, о чем речь.
— Что-что? — переспросил он.
— Мы оставили дверь нараспашку, и там были вы. Замок не захлопывается. Как вы закрыли квартиру?
— Ключом, конечно.
— Его дала вам Лиз?
Он тупо смотрел на меня, явно растерявшись.
— Что?
— Откуда вы взяли ключ?
Лейтенант показал на Джона:
— У него, а вы как думали?
Я молча уставился на него. Конечно же. Очень разумно. Даже, пожалуй, слишком. И, спеша наверх по темной лестнице, я думал, что за этим должно быть нечто другое. Не сообщники ли они, эти двое — Дженкинс и Джон? И почему бы смотрителю Джону тоже не быть «драконом»?
