Дворец Холирудхаус,
Эдинбург, август 1515

Наконец я свободна от преследователей, державших меня в осаде, но лишь для того, чтобы я могла встретить противника лицом к лицу, как королева. Я одета в церемониальное платье, каждый дюйм которого подтверждает, что я – принцесса рода Тюдоров и королева-регент Шотландии. Стоящий рядом со мной Арчибальд умопомрачительно хорош: высокий, с каштаново-рыжими кудрями и пронзительными глазами, которые сейчас смотрели строго и с достоинством. Мы провели церемонию официального венчания перед лордами, и, стоя рядом друг с другом так, что наши пальцы соприкасались, мы черпали силу друг у друга. Мы ожидаем прибытия герцога Олбани, который, несмотря на мои возражения, прибыл сюда, чтобы занять место правителя Шотландии.

Генрих поклялся, что не станет продлевать действия договора о мире с Францией, если Олбани выдвинется в Шотландию, однако договор все же был подписан и Олбани был свободен в своих действиях. Мирное соглашение, которое было скреплено браком Марии, оказалось продлено, несмотря на то что она вскоре снова вышла замуж. Однако мир, который скреплял мой брак, был давно забыт.

Для меня было оскорблением уже то, что Олбани был приглашен без моего участия, но это стало своеобразной платой за любовь. Парламент не желал принимать во внимание ум и таланты моего мужа, как и заслуги его семьи. Арчибальд теперь вызывает целую бурю зависти и ревности, уж я-то знаю, что, кроме зависти, им нечего ему предъявить.

За нами стоят представители его семьи, кланы Дуглас и Драммонд. Рядом с мужем стоит его дед, лорд Джон, и дядя, епископ Гэвин Дуглас, кандидат на должность архиепископа Сент-Андрусского. И я сейчас окружена семьей, которая любит и ценит меня, как мне всегда и мечталось. Они не сравнивают меня с другими женщинами, и я занимаю место, которое принадлежит лишь мне одной. Я – их родня и их королева, так же выделяющаяся среди них, как выделялась моя бабушка среди широкой семьи и кузенов. Я – сосредоточие влияния, богатства и власти. Я – их глава, их сердце, они – мой народ.

Однако сегодня мое влияние подвергается угрозе. До этого момента власть принадлежала мне, но вот появляется герцог Олбани, чтобы занять мое место во главе стола совета лордов и чтобы подчинить королевство влиянию Франции. Его не было бы здесь, если бы флот моего брата перехватил его корабль на подходе к нашим берегам, и Генрих намеревался захватить или даже потопить корабль герцога. Они видели его в великом Северном море, но не успели броситься ему на перехват, и вот он здесь, только что высадившийся в Дамбартоне, в сопровождении целой тысячи, только подумайте, человек. Можно подумать, будто он уже стал королем.

Он эффектно появляется в комнате, и я чувствую, как тает моя решимость ненавидеть этого человека. Он прекрасно одет в бархат и шелк, но на одежде нет отделки горностаем, значит, он не представляет себя нам как короля. На его руках переливаются перстни, и в шляпе блестит огромный бриллиант, но он не создает впечатления ходячего ларца с драгоценностями, как мой брат. Он кланяется мне точно рассчитанным образом, выказывая свое уважение ко мне как королеве-регенту и принцессе Тюдор, но это поклон равного, а не подданного. Я возвращаю приветствие, и, когда выпрямляюсь после поклона, мы обмениваемся поцелуями в знак признания родства. От него прекрасно пахнет флердоранжевой водой и чистым бельем. Он безукоризнен, как принцесса в день свадьбы, и я сразу же начинаю испытывать восхищение и зависть. Передо мной французский дворянин самых благородных кровей и лучшего воспитания. Рядом с ним весь совет лордов выглядит безродными нищими.

Позади него мягко улыбается знакомое лицо сьер де ла Басти, моего некогда кавалера, белого рыцаря, участвовавшего в турнирах, посвященных моему венчанию и рождению первенца. Он низко кланяется мне и целует мою руку, и мне тут же кажется, что я снова стала юной девочкой, а он снова обещает сражаться в мою честь. Теперь, увидев сьер де ла Басти вместе с Олбани, я начинаю думать, что могу доверять им обоим. Я представляю его Арчибальду и обострившимся от напряжения вниманием замечаю короткий взгляд, который Олбани бросает на меня, словно бы удостоверяясь в том, что я действительно выбрала этого юношу себе в мужья. Это кажется ему невероятным после брака с таким великим королем, как мой покойный муж.

Мы отходим в сторону, чтобы обменяться парой слов. Жестом я приглашаю Арчибальда присоединиться к нам, но герцог берет меня под руку и идет так близко ко мне, что Арду только и остается, что следовать за нами. Он не может ни расслышать всей нашей беседы, ни принять в ней участие.

– Ваше величество, ваши советники доложили мне о некоторых здешних происшествиях, – с улыбкой начинает он. – Я искренне надеюсь, что смогу помочь вам с ними разобраться.

– Я должна защищать наследие моих сыновей, – говорю я. – Я поклялась их отцу, вашему кузену, что его сын унаследует корону и продолжит дело его жизни, превращение этого королевства в богатую и развитую страну.

– Так вы тоже сопричастны достижениям науки, как и ваш муж? – спрашивает он меня с внезапным интересом.

– Нет, – вынуждена я признать. – Но я продолжаю его дело, поддерживая школы и университеты. Мы – первая страна Европы, в которой все рожденные свободными дети обучаются в школе. Мы гордимся тем, как образованны дети в Шотландии.

– Это действительно значительное достижение, – соглашается он. – И я буду горд помогать вам в этом. Можем ли мы согласиться с вами в том, что Шотландии следует и далее развиваться собственным путем, не попадающим под влияние интересов Англии?

– Я – английская принцесса, но королева Шотландии. Шотландия должна быть свободной.

– В таком случае дядюшка вашего мужа, Гэвин Дуглас, должен отказаться от своих притязаний на Сент-Андрус, – тихо произносит он. – Потому что нам всем известно, что он получил этот пост благодаря английскому влиянию на папу римского, и только лишь из-за того, что его племянник удачно женился.

Я подавляю возмущенное восклицание.

– Я категорически не согласна.

– А деду вашего мужа придется ответить за нападение на Львиного лорда-герольдмейстера, – продолжает он, не меняя тона голоса. – Вы не можете давать вашей новой родне никаких особых привилегий, иначе это погубит вашу репутацию справедливой королевы.

– Он едва коснулся его! – протестую я. – Разве что краем рукава!

Он смотрит на меня с сочувствием, но его голубые глаза улыбаются. Он совершенно уверен в себе, очарователен, обладает такими замечательными манерами, что мне сложно сохранить непреклонность.

– Обдумайте это еще раз, ваше величество, – говорит он. – Я не смогу удержать вас на вашем месте, возобновить ваши платежи с земель, доставшихся вам в качестве свадебного дара, и заставить правительство относиться к вам с должным уважением, если вы не сможете заставить свою родню вести себя так, как им следует.

– Мне необходимо получить причитающиеся мне деньги. Я практически без средств.

– Вы их получите. Но вашим родственникам придется подчиниться закону.

– Но я – королева-регент! – восклицаю я.

Он кивает в ответ. Я замечаю, что теперь в его поведении появился оттенок превосходства: судя по всему, он предполагал, что наш разговор пойдет именно в таком русле.

– Так и есть, – соглашается он. – Однако, как мне ни жаль это говорить, ваш юный муж не обладает ни королевским титулом, ни надлежащим воспитанием, а его семья – известные бродяги и разбойники.

Я разозлена, оскорблена и на самом деле очень напугана. Настолько напугана, что вызываю в свои королевские покои епископа Гэвина Дугласа, лорда Джона Драммонда и Арчибальда и отсылаю фрейлин прочь.

– Кажется, нам не стоило настаивать на том, чтобы сделать вас епископом, – признаюсь я Гэвину. – И давать взятку, чтобы вас поставили во главе собора Данкелд.

– Лучшего кандидата, чем я, все равно не было, – отвечает он, нисколько не смущаясь.

– Возможно, вот только парламенту не понравилось, что Дугласам и Драммондам выделяются привилегии.

– Но это неразумно, – говорит лорд Драммонд, держа руку на плече моего мужа. – Мы же природные правители.

– И не так уж много у нас привилегий, – добавляет Гэвин, словно надеясь на то, что их станет больше.

Арчибальд кивает.

– Вы – королева-регент и имеете право лично назначать на пост лидеров церкви. Кто посмеет вам указывать? И что странного в том, что вы выделяете мою семью? Кого еще тогда выделять? Кто вообще оказал вам какую-либо поддержку?

– А вам не следовало бы распускать руки в отношении особы Львиного лорда-герольдмейстера. – Я с трудом нахожу в себе смелость выдвинуть эту претензию лорду Драммонду, хоть он и метнул на меня такой взгляд, что у меня чуть не дрогнул голос. – Мне очень жаль, милорд, но герцог говорит, что вам придется за это ответить. Я не знала, чем ему возразить.

– Вы там были, вы же знаете, что оскорбление было ничтожным.

– Я знаю, что вы его ударили.

– Вам просто надо было все отрицать, – говорит он.

– А я и отрицала! Но герольд явно подал жалобу, и теперь это его слово против вашего.

– Нет, его слово против вашего, – уточняет он. – Продолжайте все отрицать. Никто не посмеет оспорить слово королевы.

– Уже посмели! – рыдаю я, потому что теперь мне становится по-настоящему страшно. – Мне не отдадут причитающихся мне денег с моих же земель, если Олбани не удостоверится в том, что я во всем справедливая королева. И он собирается забрать у меня мальчиков на воспитание! Он заберет их у меня!

Я кладу руку на округлившийся живот.

– Вы же знаете, что я ожидаю ребенка. Как же мне отправляться в уединение, оставляя все дела в таком беспорядке? Кто позаботится… – И тут я умолкаю, потому что чуть не сказала «кто позаботится об Арчибальде». – Кто позаботится о моих сыновьях? – нахожусь я.

– Это сделаем мы, – говорит лорд Драммонд. – Их родня Дугласы и Драммонды, их приемный отец Арчибальд. А этот глупец Олбани допустил первую ошибку. Он оскорбил лорда Хьюма сразу же на первой их встрече, а значит, потерял своего крупнейшего союзника. Хьюм перешел на нашу сторону и перетянет за собой Ботвеллов. Скоро на нашей стороне станет больше лордов, чем у Олбани, и тогда мы сможем выкинуть его из страны и отправить обратно во Францию.

Это хорошая новость, вот только благосклонность лордов не дает мне ни денег, ни власти, пока они не проголосуют за меня в парламенте. До того времени свита Олбани составляет тысячу человек, за которыми идет еще десять тысяч из Франции, а в моем распоряжении только люди клана Дуглас и полное отсутствие денег, чтобы им заплатить. У меня нет денег не то чтобы заплатить слугам, даже их прокормить.

– Может быть, вам будет лучше отправиться к брату? – спрашивает Арчибальд. – Как предлагал лорд Дакр? И как советовал ваш брат? Первый раунд здесь мы проиграли. Может быть, стоит поехать в Англию за деньгами и армией?

Я смеряю его обжигающим взглядом.

– Вот как, в Англию? И оставить тебя тут? Ты уже хочешь от меня избавиться?

– Любовь моя! Конечно нет! – Он ловит мою руку и подносит ее к губам. – Но подумайте о своих мальчиках. Разве вы не хотите отвезти их к королю Генриху? Он же приглашал вас, так езжайте ради собственной безопасности! А когда все уляжется, вернетесь домой.

– Ехать к брату, как нищенке-побирушке? И идти в хвосте за Екатериной? – Конечно же, он не понимает всей важности и значения протокола.

– Здесь все пошло не так, как надо, – говорит он просто, как мальчишка. – Страна распадается на группки, где кланы воюют друг против друга, как это было и раньше. Вы не смогли удержать лордов в единстве, как делал это ваш муж. Что еще вы можете сделать, кроме как вернуться к брату? Даже если бы вы были просто вдовствующей королевой или женщиной, которая некогда была королевой. Главное – это ваша безопасность. И безопасность ваших детей. Неужели ради нее вы не сможете идти в свите королевы Англии?

– Да будь я проклят, если они заставят ее смириться! – внезапно взрывается дед Арчибальда, и мое сердце екает от гордости. – С какой стати она должна это делать, если у нее есть все, чтобы вести борьбу здесь? И куда денешься ты? Тебе что, уже надоело сражаться? Когда ты предлагаешь ей спасаться бегством, куда собираешься ехать ты? Назад, к Джанет Стюарт?

Я не думала, что снова услышу это имя. Переводя взгляд с разгневанного советника на побелевшего мужа, я спрашиваю:

– Что? Что это значит? Кто говорит о Джанет Стюарт?

– Это ничего не значит. – Арчибальд качает головой. – Я думал только о вашей безопасности. Нам сейчас это совершенно ни к чему. – Он бросает хмурый взгляд на деда. – Разве это идет нам на пользу? – тихо требует он ответа. – Наши ссоры между собой? Это так ты мне помогаешь?

– Мы возвращаемся в Стерлинг, – внезапно говорю я. Больше я не могу терпеть происходящего ни минуты. – И ты едешь со мной, Арчибальд. Снова подготовим замок к осаде. Мы защитим моих сыновей, и там я рожу ребенка. – Тут я впиваюсь взглядом в его глаза. – Нашего ребенка. Твоего и моего, нашего первенца. И больше я не желаю слышать об отъезде в Англию. И о том, чтобы нам разделиться. Мы венчаны в глазах Божьих, один раз наедине, второй – перед народом, и мы не станем расставаться.

Он встает передо мной на колени, берет мою руку и отчаянно прижимает ее к губам.

– Моя королева, – произносит он.

Я склоняюсь над его головой, целую шею. И чувствую губами его мягкие кудрявые волосы. Он пахнет чисто, как мальчик. Он – мой, и я никогда его не оставлю.

– И я больше не хочу слышать о Джанет Стюарт из Тракуэра, – шепчу я. – Больше ни единого слова.

Вдруг раздается громоподобный стук в дверь. Мы отскакиваем друг от друга. Дверь рывком распахнулась, и в ней появились люди Олбани во главе с капитаном стражи, с мечом на перевязи на французский манер. В руках он держал приказ на арест, с развевающимися лентами на печатях.

– Что вы тут делаете? – вопрошаю я. Мой голос даже не дрогнул, и я очень этим горжусь. А поскольку я возмущена подобной наглостью, то именно возмущение в нем и слышится.

– У меня приказ на арест лорда Джона Драммонда по обвинению в нападении на сэра Уильяма Комина, Львиного лорда-герольдмейстера, и Гэвина Дугласа, епископа-самозванца, за мошенничество в получении в его ведение собора Дункельд.

– Вы не можете их арестовать. Я вам этого не позволю. Я, королева, запрещаю вам это делать.

– Это распоряжение регента, – говорит начальник караула, в то время как его солдаты входят в комнату и выводят из нее Гэвина и лорда Драммонда. Когда за ними тихо закрылась дверь, мы с Арчибальдом остро ощутили, насколько одинокими мы остались. Теперь никто не окажет нам поддержку. Ард поднимает руку, собираясь запротестовать, но начальник караула одаряет его суровым взглядом.

– Таков закон, – говорит он. – Эти люди его нарушили, и должны предстать перед судом, чтобы ответить за свои преступления. Таков приказ герцога регента.

На следующий день я требую личной встречи с герцогом Олбани. Я велю седлать моего коня и добавить на седло дополнительную подушку. Я еду по Королевской дороге от дворца Холирудхаус до замка, расположенного на самой вершине холма. По дороге меня все приветствуют, потому что в моей столице я все еще любима, и люди все еще помнят, как мой муж вез меня в замок, посадив позади себя на своего коня.

Я улыбаюсь и машу рукой, надеясь, что так называемый герцог услышит эти приветственные крики и поймет, что не имеет права что-то предпринимать против меня и тех, кто со мной.

Меня принимают без промедления, и я прохожу из официального приемного зала в личные покои, где меня и встречает Олбани, как обычно разодетый и надушенный. Он низко кланяется мне, приветствуя как подобает, я тоже соблюдаю этикет, и мы оба соглашаемся с тем, что нам будет удобнее разговаривать сидя. Нам приносят стулья, и мой стул оказывается чуть выше того, что предлагают герцогу. Я сажусь, но не позволяю себе вздоха облегчения, поскольку у меня ужасно разболелась спина, и не откидываюсь на спинку, чтобы снять давление на мой округлившийся живот. Я сижу ровно и строго, как раньше делала Екатерина Арагонская.

– Все обвинения против Гэвина Дугласа ложны, и его следует немедленно освободить, – говорю я.

– Обвинения? – повторяет Олбани, как будто сам факт того, что он велел арестовать дядюшку моего мужа, как-то ускользнул из его памяти.

– Насколько я понимаю, ему предъявлены обвинения в том, что он вступил в сговор с англичанами против интересов Шотландии, – смело заявляю я. – И я прибыла для того, чтобы сообщить вам, что он этого не делал и делать бы не стал. Мое слово будет тому ручательством.

Он вспыхивает румянцем, и я, торжествуя, думаю, что сумела одержать над ним победу и что ему придется отпустить Гэвина. А как обрадуется этому Арчибальд! С момента ареста дядюшки Ард пребывал в панике, не доверял моему суждению и всеми силами старался убедить меня скрыться в Стерлинге. Он очень боялся последствий допущенных нами ошибок и не находил себе места от переживаний за судьбу деда. Вот, теперь он увидит, что я – действительно великая королева, которую он так полюбил, и что я по-прежнему могу управлять событиями. Однако, как оказалось, Олбани залился краской стыда не за свои слабые позиции. Ему было стыдно за меня. Покачивая головой, он поднимается со стула и идет к письменному столу, чтобы взять с него какие-то бумаги.

– У нас есть письма, – неохотно говорит он. – Письма Гэвина Дугласа к вашему брату, королю Англии, которые он передавал через лорда Дакра, непримиримого врага нашего мира. Они показывают, что дядюшка вашего мужа просил Англию поддержать свои притязания на Сент-Андрус и Дункельд, и эти притязания были поддержаны. Они также показывают, что он заплатил за свое назначение. Он бесчестный человек, и ваш брат поддержал его по вашей просьбе.

– Я… – У меня пропадает дар речи, и я чувствую, как мои собственные щеки заливает жаркая волна. – Но то, что он сделал, не противоречит интересам Шотландии. – Я лихорадочно пытаюсь найти опору своим доводам.

– Но это сговор с иностранными властями, – просто парирует Олбани. – Что означает измена. У меня также есть письма, которыми обменивались ваш брат и вы, – продолжает он очень тихим голосом. – Вы предлагали ему дать шотландскому парламенту ложные заверения о мире, чтобы не вызывая подозрений подготовить и произвести вторжение. Вы просили его, врага Шотландии, вторгнуться в вашу собственную страну. Вы тайно обменивались с ним письмами, вы использовали специальный код. Эти письма показывают, что вы предали Шотландию англичанам.

Я не могу посмотреть в его карие, полные упрека, глаза.

– Я просила брата о помощи. В этом нет ничего предосудительного.

– Вы предлагали ему обмануть ваших собственных лордов.

– Против меня восстали мои собственные подданные. А лордам я доверять не могу…

– Мне жаль, ваше величество, но я знаю, что вы плетете заговор против Шотландии. Я знаю, что вы планируете бежать отсюда, и лорд Дакр готов отвезти вас к вашему брату.

Мне становится так страшно, что я чувствую, как у меня на глаза наворачиваются слезы, но не делаю ничего, чтобы их остановить. Я прикладываю одну руку к пылающему лбу, а вторую к животу.

– Я совсем одна, – шепчу я. – Королевская вдова! Но я должна защитить сыновей короля! Я не смогу этого сделать без помощи своей семьи. У меня должна быть свобода писать к брату, к моим дорогим сестрам. – Исподтишка я бросаю взгляд на Олбани, чтобы понять, удалось ли мне тронуть его сердце.

Он подходит, чтобы взять меня за руку, но держится отстраненно.

– Помилуйте Гэвина Дугласа, – молю я его. – И лорда Драммонда. Все их преступление состоит лишь в том, что они пытались меня защитить. Вы не представляете, какими могут быть лорды! Они обратятся и против вас!

Все-таки он и правда умеет себя вести. Он умоляет меня не плакать и достает из недр своего шелкового камзола собственный носовой платок, вышитый руками его жены, наследницы французской короны, с ее гербом и инициалами. Кто носит с собой носовой платок в Шотландии? Да они тут и не знают, что это такое! Я промокаю им глаза и ощущаю легкий аромат туалетной воды. Затем я бросаю на него еще один взгляд.

– Милорд? – вопрошаю я. Мне кажется, что я уже его достаточно смягчила.

Он низко кланяется, но голос его крайне холоден.

– Увы, ваше величество, в этом я не могу вам помочь. – И с этими словами он выходит из комнаты.

Выходит! Не получив на это высочайшего разрешения! А я так и остаюсь там со своими слезами, и мне приходится вставать и ехать обратно к Арчибальду, чтобы сказать ему, что его дед и дядюшка останутся в заключении, что Олбани знает о том, что мы задумали, и что мы проиграли. Я не могу заставить этого герцога что-либо сделать. Он несгибаем. Из этой нашей встречи я вынесла лишь понимание того, что он знает все наши планы и носит с собой шелковый платок.

Но потом, как я и предсказывала, лорды восстают против герцога Олбани. Они не находят ничего лучше, как в приступе гнева на иностранные манеры и французский этикет потребовать немедленного освобождения лорда Драммонда. Возможно, он и был не прав, атаковав Львиного лорда-герольдмейстера, но он остается шотландским лордом, и если у кого в Эдинбурге и есть право ошибаться, так это у шотландских лордов. Они подчиняются только тем правилам, которые уважают, и не позволят, чтобы их учил манерам какой-то выращенный во Франции чужак.

Я пишу брату, что у меня остается всего один шанс. Лорды уже наигрались с Олбани и теперь жаждут возвращения истинного короля. Если Генрих мне поможет, то я подкуплю одних, найму других и убеждением переманю на свою сторону оставшихся из них. Но он должен знать, что меня окружают враги. Если меня заставят писать ему против моей воли, то я стану подписывать свои письма так, как подписывала их наша бабушка Маргарита – «R». Если буду писать сама, то подпишусь только своим именем, Маргарита. Он должен следить за подписью, должен прислушаться ко мне, должен немедленно выслать солдат. Теперь у нас есть все необходимое для игры, у нас, Тюдоров. Мы должны выиграть.