Монастырь Колдстрим,
Берикшир, сентябрь 1515

На этот раз у моего мужа хватает ума послать человека вперед нас, чтобы он предупредил аббатису о нашем приезде, и когда мы до них добираемся, ворота уже распахнуты настежь и я вижу выходящих нам навстречу монахинь. Аббатиса тоже стоит возле лошади, когда Арчибальд снимает меня с седла, и изумленно восклицает, видя мои мучения, мой огромный живот. Она тут же призывает трех монахинь, чтобы те помогли мне дойти до комнат. Но ноги меня совсем не держат, а с бедром произошло что-то непоправимое. Тогда они посылают за стулом, и келейницы вносят меня в сам монастырь.

Дом для гостей оказывается просторным и удобным, и в нем находится большая кровать с хорошим постельным бельем и пологом. Я жду, пока с меня снимут мое грязное платье, и ложусь прямо так, в грязном белье.

– Оставьте меня, – говорю я. – Я должна поспать.

Меня не будят до полудня, и тогда приносят мне миску жидкой овсяной каши и говорят, что обед будет подан, как только я изъявлю желание откушать. Я могу прийти в зал для гостей и пообедать в компании аббатисы или приказать подать еду мне в комнату.

– Где Арчибальд? – спрашиваю я. – Где будет обедать он?

Арда разместили в доме для паломников, находящемся в некотором удалении от зданий самого монастыря. Он живет там с братом и слугами-мужчинами, но он может навещать меня в доме для гостей, если я того пожелаю.

– Он должен явиться сюда немедленно, – говорю я. – И я буду обедать в зале. Позаботьтесь о том, чтобы мне нашли подходящее кресло.

– Но у вас нет никаких регалий, – напоминает мне фрейлина. – И Алиса почистила ваше платье, но оно еще не полностью отстиралось. Аббатиса одолжила вам белье.

Это замечание тут же заставляет меня замолчать. Я не могу показываться на публике без надлежащих регалий, красивой одежды и королевского размаха. Всю свою жизнь я ела только за лучшим столом, рядом с троном. Что мне теперь делать? Как жить, подобно нищенке, в единственной смене одежды и белья, в изгнании?

– Я буду есть здесь, – надувшись, отвечаю я. – И вам придется раздобыть мне новую одежду.

Я не обсуждаю с ней, как именно она собирается это организовать, в незнакомом месте вдали от дома, а она достаточно умна и опытна в обращении с королевскими особами, чтобы об этом не спрашивать. Она отправляется на кухню распорядиться о моем обеде и позвать Арчибальда, а я на мгновение напоминаю себе, как проделала тот же самый путь двенадцать лет назад. Когда я прошлый раз приехала в Берик, меня ждали торжественные речи и хвала небесам за то, что я, старшая принцесса из рода Тюдоров, почтила этот городок своим присутствием.

Арчибальд появляется посвежевшим, выглядит почти мальчишкой. Возможность поесть и вымыться восстановила его силы и энергию. Конечно, его же не отягощает беременность и не корчит от боли. Юный мужчина может вынести серьезные испытания и после недолгого сна встать снова полным жизни и радости, но юной женщине, а я все еще юна, приходится гораздо сложнее.

– Моя бедная возлюбленная, – говорит он, встав передо мной на колени. Он где-то одолжил чистую одежду, и его волосы еще не высохли после омовения, блестят и кудрявятся по-прежнему. Он буквально пышет жизненной силой.

– Мне негде пообедать, – жалуюсь я. – И у меня нет одежды.

– Вы не можете одолжить платье у аббатисы? Она весьма образованная леди, и, уверен, у нее есть красивое белье.

– Я не могу одеваться, как монахиня, – отрезаю я. – И не стану носить белье другой женщины, как бы она тебе ни понравилась. Я должна одеваться, как должно королеве.

– Ну да, – как-то отстраненно соглашается он. – Может, стоит написать Олбани и потребовать, чтобы он выслал вашу одежду? Может быть, ваш багаж уже прибыл в Танталлон и его можно перенаправить сюда?

– Мы можем написать Олбани? И известить его о том, где мы находимся?

– Теперь вы в безопасности, в Англии. Наверное, уже можно начинать переговоры. Нет, в самом деле, надо поставить его в известность о том, чего мы от него ожидаем.

– Правда? – Во мне ожила надежда.

До этого момента мне казалось, что мы спасались бегством, как преступники, от целой армии в сорок тысяч вооруженных солдат, исполненных решимости схватить Арчибальда и судить его за измену. Они хотели схватить и меня, чтобы я умерла в застенке. Но сейчас мы в безопасности, я вернулась домой, в Англию, и все изменилось.

– Я спас вас, – тем временем говорил Арчибальд. – Я это сделал. И это потрясающе, как в рыцарских балладах! Как в детских сказках! Каково было путешествие! Господь всемогущий, да эта поездка была бесконечной! И вот теперь мы здесь, и мы победили!

– Принеси мне перо, чернила и бумагу, возьми у аббатисы, – распоряжаюсь я. – Я немедленно начну писать письма.

Сначала в источающих такой холод словах, что письмо могло покрыться инеем, я ставлю герцога в известность о том, что я нахожусь в безопасности, в Англии. Я не говорю ему, где именно я остановилась, потому что страх перед его армией еще не совсем улетучился. Далее я объясняю ему, что готова вернуться, но на определенных условиях, и тут уже себе ни в чем не отказываю. Я требую возвращения полагающихся мне налогов с моих земель, полного возмещения моего состояния, мои драгоценности и, особенно, мои платья. Я требую помилования для Арчибальда и для всех тех, кто меня защищал, независимо от того, какие обвинения им могли предъявляться. Я требую свободного доступа к своим сыновьям и права самой назначать им воспитателей и наставников, вплоть до прислуги. Фактически я требую вернуть мне все то, что у меня отобрал Олбани. Однако не оспариваю присвоение им титула правителя, при том условии, что он будет управлять королевством при моем согласии (то есть в подчинении у меня) и на благо Шотландии, как и предполагал парламент, когда вызывал его к нам.

Я отдыхаю, у меня хороший аппетит. Меня не мучают ночные кошмары. Постепенно боль в бедре утихает, и я чувствую, как ребенок шевелится в моем животе, значит, с ним тоже все в порядке. Я подолгу разговариваю с аббатисой, Изабеллой Хоппринг, которая оказывается проницательной и хорошей собеседницей. Она рекомендует мне дождаться ответа от лорда Дакра и только потом решать, что делать дальше, и не доверять герцогу Олбани. Она уверена в том, что лорд Дакр меня спасет. Я же по своей беспечности заверяю ее в том, что теперь, когда я одержала словесную победу над герцогом, могу быть уверена в том, что моя жизнь снова принадлежит только мне. Я показываю ей письма, которыми мы обмениваемся, когда он предлагает мне уступку за уступкой, а я требую их все больше и больше. Я считаю, что неплохо разыграла свою партию. В этой игре у королевы есть весомые преимущества, и я не собираюсь уступать ему лучшие карты. Я побеждаю. Сбежав в безопасное для меня окружение, я восстановила свою власть и стала силой, с которой им придется считаться. Герцог Олбани направляет ко мне французского посла для ведения переговоров, и я ожидаю его появления в монастыре, куда он должен будет принести все извинения и заверения в наилучших намерениях от самого герцога и парламента. Посол привезет мне предложения, к которым герцог принудил парламент, страстно желая вернуть меня на мое место. Меньше всего на свете герцог хотел бы втянуть Францию в войну с Англией, тем более из-за интересов Шотландии. Он даже получил четкие распоряжения своего короля ни при каких обстоятельствах не дать конфликту развития. Олбани должен был принести в Шотландию мир и порядок, а сейчас все обвиняют его в том, что в королевстве воцарился хаос и оно оказалось на грани войны. Изгнание королевы из ее собственного замка является действием, угрожающим положению всех без исключения королей христианского мира. Он больше никогда и ни у кого не найдет поддержки. Итак, я должна вернуть себе детей, снова получить возможность жить там, где мне этого захочется, возместить потерянную выгоду от налогов и получить гарантии амнистии для своего мужа и его семьи.

Посол должен прибыть в середине дня, и его подписи на соглашении будет достаточно для того, чтобы оно получило законную силу. Я не побеждаю, я уже победила.

Я прогуливаюсь по саду вместе с аббатисой и рассказываю ей, как я рада скорому возращению в Эдинбург и воссоединению со своими сыновьями, и что я никогда не думала, что меня будет так тянуть назад, в Шотландию, к своему народу и к государственным делам, но сейчас я чувствую именно это. Я рассказываю ей о том, как моя глупая сестра покинула свой новый дом, не успев родить наследника французской короне, вышла замуж за простолюдина и вернулась в Англию. Теперь жизнь для нее будет идти так, словно она никуда и не уезжала, а французы забудут о ней в течение недели. Ей придется вернуть свои украшения. Разумеется, она сохраняет привилегии английского двора и своего рождения, но это тривиальные удовольствия для недалекой девочки, потому что долг женщины, призванной Богом служить стране своего мужа, было бы остаться там, как это сделала я. Воспитание наследника – величайшее призвание женщины, и я стала равна по величию своей бабушке, которая родила принца и сделала его королем. Господь благоволил ей в каждом ее действии, и на мне лежит то же благословение. Я ближе к Богу, чем сама аббатиса, у меня есть призвание и долг, и я получила свое величие, чтобы служить ему и Шотландии.

Как, оказывается, приятно гулять по благоухающему саду вместе с аббатисой, касаться краем юбки поздних цветов лаванды, заставляя ее тем самым источать свой аромат еще сильнее. Аббатиса срывает веточку мяты и вдыхает ее запах, я касаюсь рукой розмарина. В саду растет еще рута, цветет ромашка и видны разноцветные лепестки фиалок и душистые листья мелиссы.

– Странно, что вы ему доверяете, – замечает аббатиса.

– Что?

– Я имела в виду ваше доверие герцогу Олбани. – Она произносит его имя на французский манер, и это почему-то сделало его неправильным, ненастоящим. – Он обманывал и предавал вас каждый раз, когда вы заключали с ним какие-либо соглашения, с самого его появления в Шотландии. Он же явно не намерен быть с вами честным. Это он использовал пушки вашего мужа против вас в Стерлинге, он опозорил вас перед сыном, он забрал ключи от крепости из рук вашего мальчика, он разлучил вас с детьми. Неужели вы готовы снова ввериться его власти?

– Он же герцог, – говорю я. – Человек достоинства и чести. А теперь он вынужден признать тот факт, что я остаюсь королевой. У меня есть письменные свидетельства всех его обещаний.

В ответ она строит гримасу и просто пожимает плечами.

– Он француз, – отмахивается она. – Хоть и не по рождению. Женился на француженке ради приданого, присягнул французскому королю. Он и не француз, и не шотландец и лжет и тем и другим. Боюсь, что в борьбе за свои интересы он и парламент просто раздавят вас.

– Как вы можете так говорить? – От этих слов меня охватывает ужас.

– Так с первого дня своего пребывания в Шотландии он методично вас уничтожает! – восклицает она. – Как бы вы оказались здесь, если бы вас не принудили к бегству, к добровольному изгнанию! Вы по своей воле оставили Стерлинг? Вы сами решили уехать из Эдинбурга? Разве вы бежали из Линлитгоу не спасая собственные жизни? Разве вам не пришлось отбыть из замка Танталлон лишь в том, что было на вас надето?

Я на мгновение задумываюсь о том, что она на удивление много знает для аббатисы приграничного монастыря, но, возможно, она уже успела поговорить с Джорджем.

– На вашем месте я бы вернулась в Эдинбург только во главе значительной армии, – продолжала размышлять она. – Я бы прислушалась к совету лорда Дакра и остановилась в его прекрасном особняке в Морпете и стала бы собирать там вокруг себя силу.

– Послушать вас, так я превращусь в нечто подобное воинственной матери королевы Екатерины и ей самой, – неуверенно смеюсь я.

– Уверена, вы не уступите ей в храбрости. Я готова поклясться в том, что вы ничем ей не уступаете.

– О, так и есть, со всей определенностью. Екатерина не смелее меня. Я хорошо ее знаю, поэтому это не простая догадка.

– А еще ваш муж не уступает в отваге Фердинанду Испанскому.

– Да Арчибальд стоит десятерых таких, как он.

– Тогда почему вы не хотите взять боем Шотландию, как Изабелла и Фердинанд взяли Испанию? И тогда вам не придется ни спорить, ни уступать герцогу. Вы просто отправите его назад, во Францию. – Она на мгновение замолкает. – Или просто лишите его головы, если сочтете это необходимым. Если бы вы были настоящей правящей королевой, а не регентом, то во всем придерживались бы только собственных решений и интересов.

Раздается громкий стук в ворота монастыря. Я в тревоге поворачиваюсь ко входу.

– Французский посол не мог пожаловать раньше объявленного времени? Изабелла, проводите его в зал дома для гостей, пусть он подождет, пока я переоденусь. Я должна подписать с ним соглашение.

Она остается и ждет, пока к ней подбегает от ворот монахиня, быстро кланяется мне и что-то шепчет ей на ухо. Изабелла смеется и берет меня за руку.

– Вам повезло. Великим всегда везет, а вам сопутствует везение королевы и особое благословение от Всевышнего. У ворот стоит лорд Дакр, на день опередивший французского словоблуда. Он привез вам охранную грамоту, позволяющую вам свободно передвигаться по всей Англии. Он готов прямо сейчас отвезти вас в Лондон.

Я тихо вскрикиваю, сжимая в руке лист руты, и ее терпкий запах тут же усиливается в воздухе.

– В Лондон?

– Прибыл лорд Дакр! – говорит она с такой радостью, словно это была ее собственная победа. – Вы теперь свободны!

Я не могу поверить, что он действительно прибыл в сопровождении конной гвардии и с охранной грамотой, в полной готовности немедленно сопроводить меня на юг. Я целую Изабеллу, как родную сестру, и мы с радостью расстаемся.

Меня по-прежнему немного беспокоит боль в ноге во время поездки в седле за моим мужем, но я уже хорошо представляю разворачивающиеся передо мной перспективы. Изабелла права: я могу убедить Генриха исполнить свой долг по отношению ко мне и вернуться в Шотландию, возглавляя армию. Я вернусь в Эдинбург с триумфом. Я смогу воспитать своих мальчиков такими, каким хотел видеть их отец, достойными наследниками короны Шотландии и Англии.

И только оказавшись в седле, я вспомнила:

– Ах да, лорд Дакр, герцог Олбани отправил ко мне французского посла с предложениями. Может, мне стоит дождаться его, чтобы дать ему ответ? Что, если он предлагает мне регентство? Что, если он согласен на все мои требования?

– Тогда он может перенаправить их в Морпет, мой замок, и там же встретиться с нами, – отвечает мне старый смотритель границ. – Вам будет удобнее обсуждать с ним условия, которые он привез в своем предложении, находясь под защитой крепких английских стен, которые ни разу не знали поражения в осаде, а не одетой в единственное платье в приграничном монастыре, окруженной памятью о погибших при Флоддене.

– Но что, если он везет заявление о капитуляции? – продолжаю настаивать я.

– Неужели вы бы хотели, чтобы он увидел вас в таком виде? – вопросом отвечает он. – Такой потрепанной долгим путешествием и неухоженной? И, простите, ваше величество, но ваш живот уже неприличного размера. Разве вам не пора в уединение? Вы действительно желаете встретиться с французским послом в таком состоянии? Вы хотите, чтобы он потом рассказывал всем, что видел вас на сносях, разъезжающей верхом вдоль своих границ, как какая-то простолюдинка?

Какой ужас! Если бы у меня было с собой мое белье и одежда и мебель из Линтитгоу, то я могла бы встретиться с ним, и пусть бы он только посмел бросить хоть один взгляд на мой живот! Но лорд Дакр прав, у меня нет ни малейшего повода для уверенности в себе в таком виде. Я встречусь с послом после того, как хорошенько вымоюсь и переоденусь. Пусть приходит ко мне, когда я буду готова принять его со всеми регалиями. А сейчас я выгляжу так же жалко, как Екатерина Арагонская, когда бабушка учила ее смирению.

– Да благословит вас Господь! – кричит Изабелла. – И пусть он вернет вас на ваше место!

Мы отправляемся в путь подобно лордам, а не так, как приехали сюда: как шотландские воры. Перед нами следует знаменосец с флагом лорда Дакра и моим знаменем королевы-регента впереди. У него все оказалось готово для этого путешествия, и я понимаю, что он мог готовиться к нему вот уже несколько месяцев. Он знал о том, что я вернусь в Англию, еще раньше, чем я поняла это сама.

– Я все же считаю, что из соображений вежливости нам все же стоило дождаться французского посла, – говорю я лорду, который едет рядом со мной, чтобы иметь возможность разговаривать. Лорд Дакр не дает себе труда признавать моего мужа, хоть я и еду на его седле. Он относится к моему супругу как к конюху, и Арчибальд платит ему истовой мальчишеской неприязнью.

– А почему бы нам не направиться прямо в Лондон, где вы могли бы с комфортом отправиться в уединение, а на Рождество вернуться сюда? – спрашивает Дакр.

– Я считаю, что у посла были все полномочия, чтобы сделать именно то предложение, которое было мне нужно, – не унимаюсь я. – В письмах от герцога явственно видно, что он разговаривал с парламентом и принудил их принять все мои требования.

– Он врет, – просто говорит лорд Дакр, качая головой. – Потому что слаб и за ним не стоит никакой силы. Вас обманывают. Посол едет сюда не для того, чтобы подписывать с вами договор, а чтобы задержать вас здесь, в неохраняемом приграничном монастыре. Чтобы, пока вы обменивались письмами с герцогом и вели переговоры с его послом, армия герцога могла пробраться сюда и схватить вас и вашего мужа. Ваше величество, вас бы просто схватили и держали бы в монастыре или в нескольких милях отсюда, в Гламисе, где бы мы не смогли до вас добраться. А вы, милорд, болтались бы, как простой вор и убийца, на воротах Колдстрима.

Я чувствую, как Арчибальд застывает в седле.

– Тогда хорошо, что мы уже уехали, – говорит он. – Я вызволил ее из Линлитгоу и отвез в Берик, а потом в Колдстрим. А теперь я спас ее от захвата здесь.

– Ах какой молодец, – говорит Дакр тоном, которым взрослый мужчина хвалит мальчика. – Теперь вся Англия будет знать о том, что вы для нас сделали.

– Причем с риском для собственной жизни, – продолжает настаивать Арчибальд. – С огромным риском и без всякой оплаты.

– О, ваши усилия не останутся без награды, – легко отвечает Дакр.

Арчибальд склоняет голову.

– Всех остальных уже наградили. Сколько заплатили аббатисе?

Лорд сухо смеется, но оставляет вопрос без ответа.

– Так, здесь мы должны разделиться, – вдруг объявляет он. – Для вас, милорд, у меня нет охранной грамоты. Я не имею права провозить вас в Англию или пускать под свою крышу в Морпет. Все делалось в такой спешке, что ни вы, ни ваш брат, ни лорд Хьюм не были включены в списки на получение грамот. Я могу сопроводить ее величество, но только ее одну.

– Но Арчибальд должен ехать со мной, – возражаю я, не понимая, что происходит. То вся Англия оказывается в долгу перед Арчибальдом, то он внезапно не имеет права въезжать в эту страну. – Он мой муж. Охранная грамота для меня распространяется и на него.

Дакр подает команду, и сопровождающие нас воины останавливаются на перекрестке двух дорог.

– Мы должны доставить вас в замок как можно скорее, – говорит он. – Вы должны уйти в уединение уже на этой неделе. А вы, милорд, должны проявить свое терпение. Я отправлю гонца в Лондон с запросом на охранную грамоту для вас и вашего брата, и тогда вы сможете присоединиться к нам в Морпете. Это всего лишь небольшая задержка.

– Я бы предпочел ехать с вами прямо сейчас, – отвечает Арчибальд. Он бросает взгляд на дорогу, ведущую обратно в Шотландию, и я догадываюсь, что он думает об армии в сорок тысяч бойцов, поджидающую нас где-то на границе.

– Так вы и поедете, – заверяет его Дакр. – Но вы же не захотите задерживать ее величество на пути к комфорту и безопасности? Вы же так легко можете найти себе убежище. Просто не привлекайте к себе внимания, не глупите, пока я не пришлю за вами, чтобы вы сопровождали ее величество, свою жену, в Лондон. Я знаю, что король Генрих с нетерпением ждет знакомства с вами и возможности поприветствовать вас как нового члена семьи. Представьте, каким вы будете героем, если сможете выбраться из Шотландии самостоятельно, а не на одном мягком седле с вашей женой.

– Ну да, – неуверенно соглашается Арчибальд. – Но я думал, что поеду в Морпет вместе с вами.

– Нет охранной бумаги, – с сожалением повторяет лорд Дакр. – Соблаговолите спуститься с седла, милорд. Я приготовил для вас и вашего брата свежих коней и кошель с золотом, который убрал в седельную сумку, чтобы никто из слуг не прибрал его к рукам.

Арчибальд по-мальчишески соскакивает с нашего коня, потом разворачивается и берет меня за руки. Без закрывающего меня от взглядов седока гримаса боли на моем лице становится заметной всем.

– Вы этого хотите? – напряженно спрашивает он меня. – Чтобы я оставил вас здесь, сейчас, с лордом Дакром, на его попечении, а потом приехал за вами в замок Морпет, когда будут готовы мои охранные грамоты?

Я поворачиваюсь к Дакру:

– Он может поехать с нами?

– Увы, но нет, – отвечает тот.

И Арчибальд оставляет меня, а я стараюсь успокоить себя мыслью о том, что он найдет себе безопасное укрытие. Когда он со мной, его несложно найти, а мне невыносима мысль о том, что я могу подвергать его жизнь еще большей опасности. Сейчас он, его брат и Александр Хьюм мчатся на полном скаку на свежих лошадях. Я смотрю на них, как они прижимаются к шеям скакунов, перегоняя друг друга, словно беззаботные юноши, которых ничего не беспокоит. На мгновение меня посещает мысль о том, что Арчибальд получил свободу и теперь может сам выбирать игры, в которые будет ввязываться, и опасности, которых станет избегать. Он освободился от меня. Он скачет, как рожденный в седле и для скачек приграничный лорд. Он словно создан для противостояния опасностям и ночным погромам. Он исчезает из виду как раз в тот момент, когда я готова сойти с ума от боли разлуки с ним.

Я поворачиваю замершее, скованное холодом лицо к лорду Дакру, человеку, который должен был стать моим спасителем, но пока приносил мне только боль и утраты.

– У меня начались схватки. Я скоро рожу. Вам придется найти место, где я могу спокойно родить.

Даже здесь нам не найти ровной дороги до комфортного убежища. Мы едем весь день, и я цепляюсь за сидящего передо мной незнакомца, и ничто не может смягчить резких рывков, с которыми конь движется под нами.

Долины вокруг нас покрыты сочной зеленью, и в ее тени я чувствую, как мне становится все холоднее. Я оглядываюсь по сторонам, опасаясь, что там, в густой лесной чаще, нас поджидает засада, устроенная шотландскими лордами. Дорога вьется между деревьями и выводит нас на высокую, поросшую вереском пустошь, где везде, куда бы ты ни кинул взгляд, был виден лишь живой цветущий ковер да редкие кустарники. Дорога практически теряется в этих зарослях и продолжает петлять и вести нас к следующему возвышению, за которым мы видим только еще одно, а потом еще одно, и так до бесконечности. Постепенно мы снова спускаемся к широкой пойме реки. Если бы эти места были населены, то эти богатые долины давали бы отличный урожай, но они покрыты лишь сочной травой. Впрочем, если здесь все же кто-то живет, то, должно быть, они хорошо овладели навыком моментально прятаться при приближении незнакомцев, как зайчата, или бежать в укрытие ближайшей крепости. Иначе на этих открытых всем ветрах землях не выжить. Здесь не принято приветствовать проезжающих путников. Правда, здесь и нет путников. Здесь нет даже дороги.

Я размышляю о том, что не принесла своему королевству особой пользы, не заключив мира и сбежав сюда. Мы едем под лучами теплого солнца, но я чувствую, как изнутри меня наполняет холод.

Мы едем и едем, и в какой-то момент я подзываю лорда Дакра, чтобы он поравнялся со мной.

– Как далеко еще ехать? – спрашиваю я сквозь зубы.

– Уже недалеко.

– Еще час?

– Может быть, дольше.

Я делаю глубокий вдох. В таком случае это может означать и еще полдня верхом. Я уже поняла, что его светлость не особенно точен в оценке времени в пути.

– Я определено заявляю вам, что больше не могу ехать.

– Я знаю, что вы устали…

– Ничего вы не знаете. Я серьезно говорю. Я больше не могу ехать.

– Ваше величество, весь мой замок в полном вашем распоряжении. Он вполне удобен и…

– Вам что, надо все говорить прямым текстом? Я сейчас рожу. Ждать больше нельзя. Мне необходимо попасть под крышу. Мое время пришло.

Разумеется, он напоминает мне о том, что мне рожать только в следующем месяце, на что я отвечаю ему, что, как женщина с двумя выжившими детьми и несколькими потерянными, я разбираюсь в этом вопросе лучше него, и мы останавливаемся. Мы так и стоим на дороге, пока холодный восточный ветер не пригоняет с собой дождь. Тогда я не выдерживаю и спрашиваю лорда:

– Вы что, хотите, чтобы я рожала прямо тут, в яме?

Лишь тогда он отказывается от идеи добраться до Морпета и говорит, что мы сейчас свернем с дороги и направимся в его маленький замок Харботл.

– Он далеко?

– Нет, совсем близко, – отвечает лорд, и уже по этому ответу я понимаю, что меня опять ожидает несколько весьма болезненных часов в пути.

Я кладу голову на широкую спину слуги и просто жду, чувствуя, как конь спускается в долины и поднимается на холмы. Время от времени я поднимаю голову, чтобы осмотреться, но пейзаж не меняется. На моих глазах большой канюк облетает лесок и лиса быстро прячется под сваленным деревом на обочине дороги. Ее рыжий мех заставляет меня вспомнить об Арчибальде. Где он сейчас?

Потом мы проезжаем через небольшую деревеньку, которая состоит из нескольких ветхих хижин, перед которыми играли дети. Завидев нас, дети попрятались по домам. Вдруг лорд Дакр говорит:

– Вот мы и приехали.

Прямо от деревеньки круто вверх уходила дорога, ведущая в замок. Пока мы взбираемся по ней, перед нами падает подъемный мост и раздается цокот поднимаемой цепью решетки. Конь склоняет голову и продолжает восхождение наверх. Замок располагается на небольшом утесе, нависшем над деревенькой, окруженной такими же отвесными утесами, но уже без следа строений. Мы проходим сквозь ворота в каменных стенах и оказываемся внутри крепости. Слуга спрыгивает с моего коня, и я позволяю лорду помочь мне спуститься. Мне приходится цепляться за него, потому что ноги отказываются меня держать, пока он проводит меня сквозь сторожевую часть крепости.