34

По выходе из бара Кёртис обнаруживает декоративный ручей, текущий в «Гринвич-Виллидж» из «Центрального парка», и следует вверх по его течению до игорного зала. Идет медленно, обдумывая то, что услышал от барменши, и вдруг чувствует на себе чей-то взгляд. Он останавливается, инстинктивно разворачиваясь влево.

А там, в нескольких ярдах, из-за стола для игры в кости на него смотрит Альбедо, ухмыляясь и выписывая в воздухе какие-то знаки горящей сигаретой.

Кёртис на мгновение растерянно застывает. Альбедо поднимается со стула, дает чаевые дилеру, залпом осушает свой стакан и оставляет его на зеленом сукне.

— Привет, старина! — говорит он, приближаясь к Кёртису и протягивая большую вялую ладонь.

Чуть замявшись, Кёртис отвечает на рукопожатие. Торопливо прикидывает, что к чему. То есть пытается прикинуть.

— Мило почирикал с той рыженькой в баре? — говорит Альбедо.

Кёртис смотрит на него и молчит.

— Ничего себе штучка эта рыжая. Я хорошо ее знаю.

Альбедо вновь сжимает тонкими губами сигарету.

— Ты сейчас обратно на Норт-Стрип? Если что, могу подбросить. Мне все равно в ту сторону: надо забрать двух девчонок в «Сахаре».

— Нет, спасибо. У меня здесь еще кое-какие дела.

Быстро оглянувшись на бар, Альбедо придвигается ближе к Кёртису. От него пахнет пачулями и морской солью.

— Послушай, старик, — говорит Альбедо, — у меня есть послание для тебя. От Деймона. Я говорил с ним этим утром. В Атлантике дела совсем херово, дружище. Нам надо поговорить. Так что давай-ка прошвырнемся.

— Ты говорил с Деймоном? По телефону?

Налитые кровью глаза Альбедо смотрят на него с недоумением:

— Нет, я воспользовался своим чудесным телепатическим даром. Черт, конечно же по телефону! Что в этом странного?

— И какое он передал послание?

— Мы можем поговорить на ходу? А то мне уже пора выдвигаться.

Кёртис окидывает его взглядом. Альбедо в майке с эмблемой «Металлики», куртки на нем нет, а джинсы слишком тесные, чтобы скрыть оружие, исключая разве что выкидной нож.

— Ладно, — говорит Кёртис. — Пройдемся.

Они направляются к главному входу. Кёртису приходится шагать вдвое чаще длинноногого спутника.

— Деймон просил передать, что в ближайшие несколько дней его не будет на связи, — говорит Альбедо. — Он выходит из зоны доступа. Но тебя это не должно напрягать. Спокойно делай свое дело.

— Несколько дней? Сколько именно?

— Без понятия, старик. Он сказал: несколько. Позднее он сам с тобой свяжется.

— Он звонил тебе этим утром?

— Да, где-то около десяти. Выдернул из охренительного сна.

— Так не пойдет! У меня времени в обрез.

— Да, Деймон сказал мне об этом. — Альбедо сверяется с пижонскими наручными часами неимоверного размера. — Осталось шестьдесят часов, да? Или уже чуть меньше. Слушай, вот что ты должен делать. Продолжай искать Стэнли и, как только его найдешь, звякни мне, а я выведу его на контакт с Деймоном. И все будет в ажуре.

Кёртис качает головой.

— Дерьмовый план, — говорит он. — Почему Деймон не может напрямую связаться со мной? Что за хрень творится в Атлантик-Сити?

— Там все вот-вот накроется медным тазом, старик. Владельцы «Точки» учинили форменную охоту на ведьм из-за той истории со счетчиками. Деготь и перья уже заготовлены. Деймон дрожит за свою задницу и не хочет, чтобы его подловили на каких-то сомнительных разговорах. В том числе с тобой.

— Но не с тобой?

Альбедо смеется:

— Не будь таким ревнивым, старик. Тебе это не к лицу.

Под навесом вдоль фасада здания они идут в сторону автостоянки. Альбедо щелчком выбрасывает окурок, дает свернутую купюру молодому вьетнамцу-парковщику, сопровождая ее коротким небрежным рукопожатием, и точит с ним лясы в ожидании своей машины. Раздраженный Кёртис молча созерцает зубчатые стены «Экскалибура» на противоположной стороне улицы, пока от этого занятия его не отвлекает возглас парковщика:

— Охренеть!

Со стоянки в их сторону катит массивный, сверкающий и оглушительно ревущий автомобиль. Черный лак и серебристый хром. Прямые или почти прямые углы, не считая двух желобков по бокам в задней части. В целом это похоже здоровенный брусок из бальзы, по которому кто-то прошелся фасонной фрезой. Четыре круглых фары. Один только громоздкий бампер с виду весит больше, чем весь «сатурн» Даниэллы. Скошенное лишь самую малость ветровое стекло, кажется, готово выпрыгнуть из своей орбиты и унестись вперед, обгоняя саму машину. Капот украшен сверху разлапистой серебряной эмблемой в виде буквы «V», вписанной в круг.

— Ну разве она не прелесть? — говорит Альбедо.

Вьетнамец глядит на тачку, выпучив глаза.

— Что это такое? — спрашивает он.

— Это «меркурий-монклер-фаэтон», мой юный друг. Выпущен в году одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмом от Рождества Господа нашего Иисуса.

— Очень редкая модель?

— Не так чтобы очень, — говорит Альбедо. — Иногда эти тачки еще можно встретить на улицах.

Он дает чаевые пареньку, пригнавшему машину, сдвигает сиденье до упора назад, затем протягивает руку через салон и открывает замок правой двери для Кёртиса.

— Вы сами ее реставрировали? — интересуется парковщик.

— Нет, сынок, не сам, — говорит Альбедо, устраиваясь на сиденье и демонстрируя в улыбке желтые зубы. — Я вообще ни хрена не смыслю в ремонте. В прошлом июне сорвал джекпот в «Цезаре», слегка очумел от радости и тут же купил ее на eBay вот в этом самом виде.

Кёртис открывает дверь и садится в машину; Альбедо отпускает сцепление, дает газу и вливается в транспортный поток. Кёртис машинально тянется к ремню безопасности, но не обнаруживает его на месте.

— Извини, старик, — говорит Альбедо. — Как-то не удосужился приладить сбрую для этого сиденья. Девчонки всегда сидят сзади.

Посмотрев налево, Кёртис обнаруживает, что сам водитель предохранился основательно: помимо стандартного поясного, он пристегнут к спинке кресла еще и двумя плечевыми ремнями, как летчик.

— Но ты не дрейфь, — говорит Альбедо, водружая на нос темные очки. — Обещаю доставить тебя куда надо целым и здоровым. Мы едем к твоему отелю?

В последние несколько минут Кёртис пытается придумать какой-то маневр, чтобы перехватить контроль над ситуацией и заставить Альбедо выболтать все, что тому известно. Но пока ничего не придумалось.

— Да, — говорит он. — Я остановился в…

— Я знаю, где ты остановился, старик. Деймон сказал мне.

Большинство машин сворачивает на Стрип, но Альбедо едет прямо; за перекрестком дорога становится свободнее, и движение ускоряется. Кёртис ерзает на сиденье, чувствуя себя некомфортно без ремня безопасности. Салон машины грязен и замусорен: повсюду валяются обертки, пустые стаканчики и пакеты. Чтобы найти надежную точку опоры на липком полу, Кёртису приходится раздвинуть ногами спутанные зарядные кабели, пластиковый кейс-дипломат и раскрытый номер «Солдата удачи» с какими-то пометками на странице.

— И вот еще что, — говорит Альбедо. — Деймон хочет, чтобы мы занялись Вероникой.

— Что? — удивляется Кёртис.

— Я о Веронике, старина. О тощей сучке, с которой в последнее время таскался Стэнли.

— Я знаю, кто такая Вероника.

— Деймон считает, что ее надо слегка прижать. Она же слабачка, старик. А Стэнли уже несколько дней гуляет сам по себе, так что она сейчас должна быть в панике. Достаточно немного надавить, и она расколется.

Кёртис сбоку глядит на Альбедо: на его крючковатый нос и узкую щель рта.

— Вот как? — говорит он. — А что конкретно Деймону от нее нужно? Я не собираюсь мотаться по городу и вытягивать из людей признания только потому… Да в гробу я все это видал! Если Деймон хочет продолжать игру, пусть раскроет карты. В этом деле слишком много всякой мути.

Альбедо хмыкает и тянется за зажигалкой на панели перед ветровым стеклом.

— Ты все верно понимаешь, старик, — говорит он. — Только тебе лучше не знать подробностей, поверь мне. Черт возьми, Кёртис, откуда вдруг такое стремление до всего докопаться? Ты же был морпехом, выполнял приказы, тебе ли привыкать?

— Там было другое дело, — говорит Кёртис.

— Неужели? Разве война в Пустыне так уж отличается от этого? Разве это не всегда одно и то же: заботиться о своих братьях по оружию, не заморачиваясь насчет общей картины? Ты сам знаешь правильный ответ, старик.

Зажигалка громко щелкает, выплевывая язычок пламени и заставляя Кёртиса слегка вздрогнуть, но вряд ли Альбедо это заметил. Он прикуривает, затягивается и пускает струю дыма в приоткрытое окно. Кёртис отворачивается и смотрит на огни Ковал-лейн; сейчас они проезжают мимо Маккаррана, где выстраиваются в очередь на взлет «боинги» и «аэробусы», и дальние огоньки подрагивают в нагретом реактивными струями воздухе.

— Как насчет проверки «Анонимных наркоманов»? — спрашивает Альбедо.

— Не понял.

— Я о собраниях «Анонимных наркоманов». Наша мисс Вероника имела проблемы с коксом до того, как снюхалась со Стэнли, который вроде как вправил ей мозги. Но когда его нет рядом, она может снова появиться на их собраниях. По крайней мере, проверить стоит. Хотя знаешь что? Можешь оставить это мне. У меня есть знакомства и связи среди этой братии. А ты занимайся поиском Стэнли. Если по ходу засечешь Веронику, звони мне. Об остальном я позабочусь.

Альбедо резко поворачивает влево, направляясь на север. При этом амулеты, висящие на зеркале заднего вида, начинают раскачиваться и бренчать, привлекая внимание Кёртиса. Среди прочего тут есть зеленые бусы с новоорлеанского Марди-Гра, миниатюрный а-ля дискотечный зеркальный шарик и армейские жетоны на стальной цепочке. Кёртис ловит качающиеся жетоны с намерением выяснить, как правильно пишется имя Альбедо, но там указан морпех по имени Л. Аллодола: «первая группа крови положительная, размер противогаза средний, религиозные предпочтения отсутствуют». Кёртис выпускает жетоны из руки.

— Хочешь увидеть что-то по-настоящему крутое? — говорит Альбедо. — Тогда открой тот кейс, что у тебя под ногами.

Кёртис берет кейс и уже по его весу догадывается о содержимом, но все же открывает, чтобы взглянуть. Пистолет-пулемет под девятимиллиметровые патроны, примерно полтора фута в длину, на поролоновом ложе. По задумке владельца, он должен смотреться круто, по-джеймсбондовски, но впечатление портит растрескавшийся и в двух местах залепленный скотчем корпус кейса, а также пожелтевший и неровный поролон, как будто он был позаимствован из старого матраса. Сам автомат выглядит как и любое оружие такого типа: угрожающе и глупо, подобно залетевшей в комнату и потерявшей ориентацию осе. Рядом с ним в гнездах пристроены глушитель и пара запасных обойм, которые чуть сдвигаются влево или вправо, когда Альбедо рывками крутит руль (а он только так его и крутит). Глушитель похож на самоделку, изготовленную старшеклассником на уроке труда. Кёртис закрывает кейс.

— Нравится? — спрашивает Альбедо. — Могу поспорить, это пробуждает кое-какие воспоминания.

— Не у меня.

— Неужели? Ах да, это ведь не ты, а Деймон служил в охране посольства? Я вас уже начал путать. А вот мне эта милашка напоминает старые деньки в разведгруппе. Один мой знакомый держит небольшое стрельбище на окраине за Серчлайн-драйв. Не совсем легальное. То есть без регистрации. Думаю съездить к нему через пару недель, отвести душу пальбой. Можешь составить мне компанию, если еще будешь в городе к тому времени.

— К тому времени точно не буду, — говорит Кёртис.

Он украдкой разглядывает Альбедо. «Этот хлыщ так же служил в разведке, — думает он, — как я в президентской охране».

— А что у тебя под этой курткой, старина? — спрашивает Альбедо.

Кёртис не отвечает.

— Да ладно, не стесняйся. Что там у тебя?

— «Курносик», — говорит Кёртис.

— «Магнум»? Неслабо, старина! Сразу ясно, что ты приехал сюда не шутки шутить.

— Это тридцать восьмой калибр, — говорит Кёртис. — С ним легче контролировать отдачу.

Альбедо глядит на него, выгибая брови над дужками очков, а потом разражается смехом.

— Вот это как раз в твоем стиле, брат мой, — говорит он. — Если позволишь тебя так называть. Малый рост, большой ствол плюс патроны средней убойной силы. Миленькая комбинация! Да, приятель, я тебя вижу насквозь!

— Смейся сколько хочешь, — хмуро говорит Кёртис. — А ты хоть раз пробовал стрелять патронами «магнум» в замкнутом пространстве вроде номера отеля? Ты сам ослепнешь и оглохнешь после первого же выстрела. Пусть этой фигней страдает Шварценеггер, а меня увольте.

— Не буду спорить, старина, не буду спорить. Можно взглянуть?

— Что?

— Позволь взглянуть на твою пушку. Жалко, что ли?

Как раз в эту минуту они останавливаются перед красным сигналом на перекрестке Ковал-лейн и Фламинго-роуд, наискосок от «Вестина». Кёртис пытается разглядеть глаза Альбедо за темными стеклами. Понятно, что сейчас тот не сможет на него напасть. По крайней мере, пока он за рулем. И Кёртис уверен, что на заднем сиденье нет оружия в пределах его досягаемости. То есть он почти уверен.

Он обводит взглядом людей в соседних автомобилях — все они таращатся на тачку Альбедо, при этом не обращая внимания на людей внутри нее. Наклонившись вперед, Кёртис достает револьвер из кобуры на поясе, держа его низко, у самых бедер. Откидывает барабан и высыпает себе на правую ладонь пять маслянистых патронов.

Потом протягивает оружие Альбедо. Тот берет револьвер, который на миг почти исчезает в его лапище, и бегло осматривает.

— «Смит и Вессон»? Симпатяга. А патроны от «Спира»? «Голд-дот»?

— Надо полагать, — говорит Кёртис. — Уж какие были в продаже.

Загорается зеленый. Альбедо возвращает ему револьвер и кладет руку на руль.

— Как думаешь, что мне делать с этой штуковиной в кейсе? — спрашивает он. — Смогу я получить за нее пару кусков?

— Чего не знаю, того не знаю, — говорит Кёртис.

Он снова заряжает револьвер и прячет его в кобуру. Слева появляется здание конференц-холла; сразу за ним расположен задний вход в отель Кёртиса.

— Пожалуй, пока придержу этот ствол, — говорит Альбедо. — У меня есть приятели в Северной Каролине — мы вместе тянули лямку в Пустыне, — которые как раз сейчас подбирают группу надежных парней. Когда наши войдут в Ирак и дядюшка Саддам откинет копыта, там начнется натуральная золотая лихорадка. Чертов хитрюга Дик Чейни уже заранее приватизировал все это дело: оккупацию, реконструкцию, охрану порядка, сбыт нефти налево. Все это будет отдано в руки частных компаний.

— В самом деле?

— Но суть в том, что эти нафаршированные баблом членососы не очень любят, когда в них стреляют. И они уже начали подбирать крепких парней вроде тебя и меня для обеспечения безопасности, борьбы с партизанами и все такое. А чеки они выписывают — закачаешься! Пойми меня правильно: я ничуть не стосковался по всяким морпеховским приключениям на свою жопу — иначе я все еще там бы служил, — но за двести пятьдесят кусков в год согласен окунуться в это снова. Усекаешь, к чему я? Кроме того, в ЧВК нет такой жесткой иерархии, штабных бюрократов и прочего непотопляемого говна, как это было у нас в корпусе. Правительственный контроль чисто для проформы, сквозь пальцы. Конечно, придется иметь дело с жирными индюками из «Халлибертона», но ради солидного куша это можно и потерпеть.

Они заворачивают на стоянку отеля. Парковщики, как по команде, провожают глазами тупорылый сверкающий антиквариат.

— Если хочешь, могу связать тебя с этими парнями, — говорит Альбедо. — Ты вполне годишься для такой работенки. Скажи только слово, старик. Одно слово, и все тип-топ.

— Спасибо, что подбросил, — говорит Кёртис, открывая дверь. При этом на асфальт вываливаются мятый пластиковый стаканчик и сложенная гармошкой цветная брошюра.

— Я на полном серьезе, старик. Следующие года два будут для частных военных компаний как День благодарения для «Уолмарта». Вдолби себе в башку мои слова.

Кёртис захлопывает дверь и, подобрав с земли стаканчик и брошюру, направляется ко входу в отель.

— Эй, Кёртис! — кричит Альбедо.

— Что еще?

— Я насчет этой работы в «Спектакуляре», которую тебе обещал Деймон. На твоем месте я бы не очень на нее рассчитывал, партнер. Мне в натуре жаль это говорить. Одно из двух: эта затея или плохо кончится, или не начнется вообще. Я это понимаю, и ты это понимаешь, и все это понимают. Так что самое время подумать о чем-то другом. О’кей? До встречи, старина.

Альбедо козыряет двумя пальцами, поправляет очки на переносице и жмет на газ. Кёртис стоит с его мусором в руке, наблюдая за отъезжающим «меркурием». Брошюра противно липнет к пальцам. Взглянув на нее, Кёртис видит надпись «ЭСКОРТ-УСЛУГИ ГОРОДА ГРЕХА» над парой пухлогубых напомаженных ртов.

Отыскав урну неподалеку от автоматических дверей и избавившись от мусора, он входит в вестибюль. Указательный палец прилипает к кнопке вызова лифта, а затем, при попытке его очистить, слипается с большим пальцем, пачкая и его. Перед своим номером Кёртис тратит не менее минуты на то, чтобы — ни до чего не дотрагиваясь правой рукой — выудить из кармана бумажник, достать оттуда карточку и открыть дверь. В разгар этих мучительных манипуляций в коридоре появляется белый мужчина примерно его возраста. Пузатый, плешивый, загорелый, в мешковатых купальных трусах. В руках у него очки для плавания и маленькая камера для подводной съемки. Они с Кёртисом глядят друг на друга смущенно и встревоженно. «Что происходит в Вегасе, то здесь и остается», — думает Кёртис.

К тому времени, когда он попадает в номер, у него уже зудит все тело. Он сбрасывает одежду и становится под душ, сделав воду как можно более горячей — а потом, притерпевшись, еще горячей. Трется мочалкой свирепо и методично, как их учили в лагере для новобранцев: намылить лицо и голову, ополоснуться, намылить левую руку, ополоснуться, намылить правую руку, ополоснуться, и так далее вплоть до пяток. Затем повторяет все сначала. По завершении этих процедур ванная комната наполнена густым паром, который конденсируется на мраморной плитке стен и сползает капельками по зеркалу.

Накинув халат, он выбирается в прихожую. Клубы пара тянутся следом и обволакивают его, как еще не застывшее желе заливную рыбу. Только сейчас он замечает узкий белый конверт, подсунутый под входную дверь, и наклоняется, чтобы его поднять. «Кёртису», — написано на конверте знакомым заостренным почерком. Внутри обнаруживается билет в музей, расположенный в этом же здании, — «ИСКУССТВО С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО НАШИХ ДНЕЙ. Шедевры живописи от Тициана до Пикассо», — а также записка на бланке отеля «Живое серебро»:

Со времени заселения в отель Кёртис по меньшей мере дважды в день проходил мимо этого музея, ограничиваясь лишь беглым взглядом на объявления. Трудно было предположить какую-либо связь между музеем и Стэнли, который никогда не жаловал такие вещи, называя музеи, выставки и тому подобное «развлекушной дребеденью», «бездарным использованием полезной площади» и «утешительным призом для чопорных женушек игроков и гуляк». Хотя в данном случае Кёртис может ошибаться. Кажется, Вероника что-то говорила о пробудившемся у Стэнли интересе к искусству? Или, может, к истории? Кёртис не помнит точно. Да и доверять ее словам нужно с оглядкой. Непохоже, чтобы Вероника понимала Стэнли намного лучше, чем его понимает Кёртис.

«Зеркальный вор» лежит на тумбочке, где Кёртис оставил его этим утром. Взяв книгу, он перемещается к столику перед окном. Прошлой ночью он читал ее сквозь полудрему, да еще и слегка опьяневшим после бурбона Вероники, так что в голове отложилось немногое. Смутно вспоминается стихотворение о художнике или об искусстве — что-то в этом роде, — но сейчас, пролистывая книгу, Кёртис никак не может его отыскать. Это очень странно, учитывая, что в книге не наберется и восьмидесяти страниц. Возможно, то было не целое стихотворение, а только одна строка, вызвавшая у него подсознательную ассоциацию с какими-то вчерашними словами Вероники или с произнесенными давным-давно словами Стэнли, а то и с чем-то увиденным самим Кёртисом в каком-нибудь европейском музее. Трудно сказать.

Вскоре он уже не читает, а просто думает, глядя на картину над кушеткой в глубине комнаты: хрупкие с виду мачты высокобортных кораблей проглядывают сквозь желто-серо-коричневый хаос неба и моря. В картине есть что-то пугающее. Раньше он этого не замечал.

Кёртис глядит на дисплей телефона: сейчас четверть третьего. У него достаточно времени для того, чтобы ознакомиться с музеем до появления там Вероники. Он закрывает книгу, встает и, уже поворачиваясь к выходу, замечает листок, торчащий из факс-аппарата.

Послание от Деймона, получено четыре часа назад. Огромный — на всю страницу — фаллос, изогнутый в виде вопросительного знака. Пара волосатых яичек вместо точки внизу. И надпись вдоль всего изгиба: «КАКОВА ХРЕЕЕНА???»

Кёртис ладонью прижимает бумагу к острому краю столешницы и рвет ее на узкие ровные полоски. Потом собирает полоски в пучок и рвет их поперек, получая в результате пригоршню черно-белых конфетти. Звук разрываемой бумаги доставляет ему удовольствие. Приятно хоть что-то сделать со спокойной уверенностью.

Перед выходом из номера он бросает конфетти в унитаз, мочится на них и спускает воду.