Марина
Я привыкаю к своему новому статусу: я невеста. Конечно, в моем возрасте это звучит смешно. Но это так, я невеста.
Геннадий предложил поужинать и поговорить о нашем бракосочетании. Он выразился именно так – «бракосочетание». И мне почему-то стало смешно. Я глупая, да?
Был июнь, и у меня начались каникулы, я была совершенно свободна. До вечера я валялась на диване, листала старые журналы, читала книги и щелкала пультом от телевизора. Дремала, пила кофе с конфетами – словом, ленилась.
Я считала дни и понимала, что их остается все меньше и меньше. Все меньше и меньше времени до начала моей новой жизни. До несвободы. Скоро, очень скоро я уйду из своей квартиры и стану хозяйкой нового дома. Мне предстоит стать женой.
Все, шуточки кончились. Хотя какие шуточки? Мне было совсем не до смеха.
Я невесело вздохнула и пошла собираться на свидание с моим женихом. Я уложила волосы, накрасила глаза, надела свой любимый костюм – синюю юбку и белую блузку с воротником-матроской. Критично оглядела себя в зеркало – что ж, ничего плохого. Вполне симпатичная женщина средних лет. Жених ждал меня в машине у подъезда. Как истинный кавалер, чмокнув меня в щеку, открыл пассажирскую дверцу.
Я села в машину и боковым зрением глянула на него. Он был хорош – во всех смыслах хорош, мой «нареченный»: строен, вполне симпатичен, седовлас, мужественен, гладко выбрит и серьезен – впрочем, как всегда. У него всегда строгое и даже суровое выражение лица – кажется, что человек никогда не расслабляется. Да так оно и есть – чувства юмора у него не было совершенно! Он никогда не смеялся и даже почти не улыбался. Признаться, такие люди меня всегда пугали.
Мы зашли в ресторан, и я увидела в большом зеркале холла красивую пару. Мы и вправду шикарно смотрелись.
Мы заказали напитки и легкий ужин. Сделав пару глотков вина, я почувствовала, что немного расслабилась. И от смущения и страха сама завела разговор. Тон мой был шутливым и кокетливым, словно я говорила не со своим будущим мужем, а с внезапно встреченным случайным кавалером.
– Ну, и какие предложения? – кокетничала я, словно молодая девица.
Геннадий предложил провести свадьбу в Ницце – скромную свадьбу на четверых.
– А кто еще? Кто остальные? – удивилась я.
«Остальными» оказался его главный партнер по бизнесу, некто Котельников (это имя я слышала), вместе с молодой супругой – два года назад они купили там дом.
«Ого! – подумала я. – Хороший партнер у моего жениха – дом на Лазурном побережье».
– А как же мои? – удивилась я. – Как мама и Ника? А Любочка?
Геннадий нахмурился и припечатал:
– Мы не в том возрасте, чтобы праздновать свадьбу с размахом.
– Ничего себе «размах», – усмехнулась я, – самые близкие и дорогие, дочь и мама, – это размах?
Он равнодушно пожал плечами:
– Ну посидим с ними потом, в Москве, в каком-нибудь ресторане. Кстати, хочешь, здесь! Здесь, по-моему, хорошая кухня.
Я сжалась в комок: «где-нибудь здесь», «хорошая кухня». Мамы и дочки, самых дорогих мне людей, на моей свадьбе не будет, а будет Котельников с новой супругой. Наверняка ее зовут Кристина или Снежана. Мне кажется, что всех их, новых и молодых жен богачей, зовут именно так. Я живо представила эту супругу – силиконовая грудь, нарощенные волосы и ногти, накачанные губы и ноги длиною в мой рост.
И мне стало тошно.
– Нет, – ответила я, – так не будет.
И мне очень захотелось домой.
Сославшись на головную боль, я встала из-за стола и пошла к выходу, а растерянный Геннадий позвал официанта, чтобы расплатиться. На улице было прохладно и пахло каким-то душистым растением.
У меня и вправду разболелась голова – как накаркала.
Я видела, что Геннадий недоволен мною, и мы всю дорогу молчали. Я поймала себя на мысли, что всегда чувствую перед ним себя школьницей. И почему-то всегда виноватой. Я сухо попрощалась и вышла из машины. Он не взял меня за руку, не обнял и не чмокнул в щеку. Он смотрел перед собой, еще больше нахмурив брови.
Зайдя в подъезд, я прислонилась к прохладной стене. Господи! Какой же несчастной я себя чувствовала! И еще – я окончательно поняла, что все будет именно так, как хочет он. Все будет так, как он скажет. Если вообще будет.
Я зашла в свою квартиру и немного успокоилась. Дом, мой родной дом! Как я тебя люблю! Как мне спокойно в родных, любимых, таких знакомых стенах! Только скоро у меня не будет моего дома. Скоро здесь будет жить чужой человек. А я тоже буду жить в чужом доме. Вот так получилось.
А может быть, я все слишком драматизирую? Может быть, надо попроще? Только я не умею. Вот в чем беда.
Я налила себе чаю, уселась в любимое кресло и включила компьютер. В почте болталось пару писем.
И одно из них было от Ковалева.
Я почувствовала, что мне стало трудно дышать. Да такого не может быть. Он снова ответил? Я боялась открывать письмо, у меня тряслись руки, как у девочки-пятиклассницы, получившей первую любовную записку от мальчика.
Письмо я перечитала раз десять. Меня, кажется, зазнобило. Я встала из кресла и зашагала по комнате. Детская привычка – тоску и тревогу мерить шагами. И я взялась за ответ.
Дорогой Максим Александрович!
Спасибо большое за ваши откровения. Вы и представить себе не можете, как я горда от того, что вы поделились со мной, с незнакомым вам человеком, абсолютно случайным, обычной поклонницей! Для меня это очень ценно, честное слово! Простите великодушно, что так долго «шаркаю ножкой» – наверное, вам сложно это понять – где вы и где я? Я не принижаю себя, ни в коем случае. Просто мы с вами с разных планет! Вы – на яркой, талантливой, светлой, блестящей. А я – на серой, обычной – асфальтовой, что ли?
Простите, что вторгаюсь в высокие сферы – наверное, это большая наглость с моей стороны. Конечно же, я ничего не понимаю в этом таинственном и сложнейшем процессе, коим является творчество.
Даже вам, по вашему же признанию, не совсем ясен этот странный, необъяснимый механизм. Но я чувствую, простите! – чувствую, как это может быть сложно. Не просто сложно – невозможно, нечеловечески сложно!
Только большому таланту по силам такое. Не просто прочувствовать, пережить, перестрадать, опуститься и возродиться, но и переложить свои чувства, мысли, переживания на бумагу. Донести до нас, ваших читателей. Да и как донести – так, что захватывает дух, сжимается от боли и восторга сердце, перехватывает дыхание и ты понимаешь, что снова живешь! Тебя вытаскивают за волосы из такой мути, черноты, страха, кошмара, неверия.
Мне думается, что ваш труд сравним с высоким трудом целителя. И снова простите за пафос, трудно не сбиться на него в таком разговоре, при таких откровениях.
Когда читаешь книгу, меньше всего задумываешься о том, сколько все это стоит писателю, через что он прошел, как истрепал, измучил свои душу и сердце, в чем он черпает силы?
Как можно прожить столько жизней? Не понимаю. Пережить со своими героями все их беды, все коллизии и не рехнуться?
Невозможно! Невозможно, не натерев свое сердце на терке, не пропустив через себя, пройти со своими героями все жизненные перипетии, все страдания и описать это так ярко, так искренне, что сразу веришь. И сомнения не возникают – ни-ни! Все это было.
Чем можно взять читателя за душу? Перелопатить ее, вывернуть наизнанку, перевернуть? Это возможно в одном случае – надо быть честным, вывернув душу свою. Только без фальши.
Так и гениальные актеры, наверное, отдают всего себя, не сберегая и не думая о последствиях. Знаете, есть множество авторов – наверное, замечательных. У них хороший и легкий слог, и присутствует интересный сюжет.
С ними не возникает душевного контакта. Почему? Я не знаю. Почему-то не сопереживаешь героям, и, закрыв книгу, ты тут же ее забываешь. Странно – почему? Ну я не знаю, честно! У каждого свой автор, свой кумир, свой герой. Я говорю сейчас про современную прозу – классиков обсуждать не берусь. Наверное, не имею на это права. Конечно, – и там у меня есть любимцы – Чехов, Бунин, Куприн. А вот Толстой и Достоевский… Нет, я понимаю – гении. Но, как говорится, не мое. Читая ваши книги, я провожу параллели с любимым Антоном Павловичем – надеюсь, я вас этим не обидела.
У вас много иронии, тонкого юмора, самоиронии, правды жизни, без прикрас. Вы тонко чувствуете женскую натуру, всю ее сущность, даже немного ставится страшно. Кажется, вы знаете о женщине все. Как такое возможно? Видимо, вы, тонкий знаток женщины, обладаете к тому же не только опытом, острым глазом, но и огромным, умным и щедрым сердцем. Сердцем мужчины с большой буквы.
Ох, снова я вас утомила. Простите. Но, поверьте, это только мой восторг и мое восхищение вами!
А по поводу метущейся души… В эти сферы я не имею права вторгаться. Но от всего сердца, от всей души, желаю вам душевного комфорта и внутреннего покоя. Мне кажется, от этого все и зависит. Если живешь в ладу с собой, у тебя все получается. А если неладно внутри… но, ради бога, вы все равно пишите! Пишите как угодно – потому, что плохо у вас не получится. Просто не получится и всё – по определению.
Будьте только здоровы и благополучны, очень вас прошу!
А поводу перемен в моей жизни. Да, кажется, перемены эти радостные. Только мне как-то грустно. Наверное, я боюсь перемен. Я большая трусиха.
Еще раз извините! Желаю вам всего самого-самого. Будьте счастливы и покойны.
Ваша верная и преданная поклонница
Марина Сторожева
Спать я легла совершенно счастливой! Вот чудеса!
