Эпилог. Сталкер
Ведь главное, чтоб не случился у света конец, а уж с разнообразными его оттенками мы управимся…
Убеждение, с которым и не поспоришь
Светлый прямоугольник — как проем двери, открытой из темной комнаты наружу… До него совсем чуть-чуть. Шаг, два, три, и вот уже я перед ним. Точно, дверной проем. Только ведет не на улицу, а в хорошо освещенное помещение. Через открытый проход я вижу большой письменный стол, вполне обычный с виду, деревянный, не новый, и два таких же стареньких стула с прямыми спинками.
На одном из них сидит человек… живой! Первый живой человек, встреченный мною в круглой террасной ямине отчужденной Зоны.
Надеюсь — я все еще здесь?
Или — к сожалению, я все еще здесь?
Если по умолчанию принять, что заключение о моей смерти преждевременно. Точки не случилось, я — в многоточии…
Молча, приглашающим жестом он показывает: садись на другой стул.
Что я и делаю. Сказать хочется много всякого и разного, но покамест я молча смотрю на него. Точнее, бесцеремонно рассматриваю.
Старик, седая борода, цвета волос на голове не видно под шапкой с козырьком, «камуфляжной», военного образца.
Кожа лица загорелая, обветренная, умеренно морщинистая; глаза прикрыты очками, не солнцезащитными, а обычными, с прямоугольными, серовато-дымчатыми, затемненными стеклами в тонкой оправе из темного металла.
Он сидит, частично заслоненный столом, и не определить, высокий или не очень, вроде не худой, но фигура, опять же, скрывается в мешковатой, из такого же «камуфлированного» материала одежде — штанах и куртке с многочисленными карманами, но без каких-либо нашивок и знаков. На ногах, внезапно, песочного цвета с синими полосами, подошвой и окантовкой кроссовки, а не «берцы» или сапоги какие-нибудь…
Серьезный мужчина, сразу чувствуется. Исходит от него этакая… м-м-м, харизма генеральская, что ли. Наверняка рядом с великими полководцами и лидерами прошлого нечто подобное ощущалось.
Первые слова, произнесенные им:
— Привет! Выпить хочется?
Действительно, с чего еще начать разговор двум благородным донам во глубине довлеющей черноты?.. Особенно — судьбоносный и долгожданный. Для меня, уж во всяком случае, точно.
Он протягивает мне серую металлическую кружку, по весу определяю — не пустую, в ней что-то налито. На самой кружке, я обратил внимание, до боли знакомый по странствиям в Отчуждении рисунок: трилистник, знак радиационной опасности.
Беру емкость, делаю глоток. Мощный старик спрашивает:
— Ну как, то, что хотелось выпить?..
— Да, — отвечаю я.
И вправду, почти забытый вкус морковного…
Незнакомец усмехается в седую бороду.
— А где это я?
Глотнув, оглядываюсь по сторонам.
Вижу голые, обшарпанные, некогда крашенные стены неопределенного теперь мутно-серо-бежевого цвета. Три окна, темно-коричневые пластиковые рамы, но вместо стеклопакетов банальные куски листовой оцинковки вставлены. Снаружи свет не проникает из-за них, а освещение дают яркие «дневные» плафоны на потолке. Ни одна «трубка» не мигает, как новенькие, синеватые и желтоватые.
— Не стоит думать об этом, — отвечает безымянный старик, выдержав паузу, пока я осматривался, — координаты места не важны, как и многое другое. Главное, что мы можем здесь поговорить в спокойной обстановке.
— О чем поговорить?
Вопрос, конечно, дурацкий, но я предпочитаю уточнить. Вероятно, хочу, чтобы суть прозвучала вслух. Как давно не говорил я с другим живым человеком!
Ну, по крайней мере с тем, кого я за такового воспринимаю.
— О предназначении, естественно. — Старик опять делает паузу и смотрит на меня в упор; за дымчатыми стеклами очков я не вижу, какого цвета у него глаза, но почему-то кажется, что скорее всего как у меня. — Ведь пуще всего на свете не хочется… — Он запинается, подыскивая формулировку и завершает: — Бессмысленно умирать, так?
— А я не умер?!
Вопрошаю с очень даже живым интересом.
— Почти-почти. Еще бы шаг, и точка невозврата. Поэтому мы наконец и встретились. Я очень долго ждал этого разговора.
Ничего себе признание!
— Ты… — Я тоже запинаюсь, решая, не обращаться ли к нему на «вы», но возраст в данном случае не важен, как и внешность и место встречи, поэтому продолжаю: — Кто — ты?
— Ангел-хранитель, скажем так, — улыбается он; улыбка у него хорошая, надо отметить, лучистая такая, — да это и несложно догадаться было, кто я… Начну с предыстории, пожалуй. Давным-давно… это было еще до твоего рождения, коллега… разразилась война. А точнее, очередной раунд, сражение в противостоянии, не имевшем ни начала, ни конца во времени… Земная природа против чужеродной необъяснимости, что снова вторглась на планету из космоса. Это были странные времена и странная война. Тогдашние люди назвали день, в который… э-э-э, для них все началось, Датой Визита. Процесс, о сути которого разумы, ограниченные в знании, не имели ни малейшего понятия, — Посещением.
— Посещение… — эхом повторяю я вслух.
— Люди объясняли инопланетным вмешательством одномоментное, внезапное появление на Земле всего, чего на ней не было прежде. Книги, фильмы, документальные записи, в которых так или иначе отражено это событие и его последствия, теперь пропали из доступа. Так же как и все другое, связанное с ним… Между тем ровно столетие назад на Земле все только и говорили, что о Посещении! Посещение… Оно безвозвратно изменило Землю в общем и целом и в частности особенно несколько локальных территорий на планете. Непосредственно подвергнувшиеся влиянию, они стали отметинами, превратились в абнормальные Зоны.
— Зоны…
— Внутри одной из них ты сейчас и находишься.
— В одной из них? — послушным эхом вторю я.
— Находился, — делает поправку седобородый собеседник. — На самом деле сейчас ты завис… э-э-э, где-то между раем, адом и чистилищем, условно выразимся так. Веришь или нет, я специально тебя здесь подкарауливал, страховал на случай, если прокрадешься вплотную к эпицентру… Не ошибся в тебе, ты добрался.
— Страховал… — будто пробуя ключевое слово на вкус, повторяю я. Мой речевой аппарат ничего другого, кроме как попугайски повторять за стариком, пока не в состоянии делать.
Судорожно глотаю еще из кружки, содержимое в ней волшебным образом не убывает. Край емкости простучал по зубам, и в эту секунду понимаю, что моя рука натурально дрожит, прямо трясется.
— Ага, на те случаи, когда понадобится немножко прикрывать спину от коварного удара, — подытоживает старик.
И только тут до меня доходит!
— Значит, я все-таки на Земле?! На своей родной планете оставался все эти годы?! — почти кричу я, со стуком отставляю кружку на столешницу и вскакиваю со стула. — Не в каком-то параллельном мире или бредовом сне…
— Именно. Соображаешь! — хвалит безымянный старик. — Жаль, что ты поздновато начал мыслить в правильном направлении. Но лучше поздно, чем никогда… Теперь догадайся, кто тебя сюда… э-э, импортировал.
— Так-так… Выходит… это мой мир… Но почему я ничего не знал про существование таких Зон?! Никто ничего не знал о подобн…
— Потому что Зоны исчезли из коллективной памяти человечества. Достаточно давно. Освободившись от пагубного воздействия, люди воспрянули и построили общество, казавшееся ранее утопическим… э-э-э, скажу так, создали свое будущее таким, каким хотели его видеть в светлых мечтах, а не подчиняясь лишь темным, эгоистическим сторонам человеческой натуры…
Я не весь смысл улавливаю в словах старика и оттого внимаю ему с утроенным интересом.
— Долгое время на Земле назревало… Кстати, на самом деле это Посещение было не первой попыткой внедрения извне с целью разрастания абнормальных раковых опухолей в реальности планеты. Но в предыдущие разы далекие предки как-то справлялись на ранних этапах, тогда сила разумов не настолько зависела от технологических костылей. Потому люди гораздо эффективней узревали то, чего не увидеть глазами, и прикасались к тому, что не потрогать руками… Однако в этом раунде противостояния, в двадцать первом веке по знакомому тебе летоисчислению, процесс завоевания, увы, зашел слишком далеко. К тому же в сражение вмешалась еще одна… э-э-э, третья сила, и ситуация на фронтах усложнилась до предела…
Старик умолкает, опускает голову, застывает без шевеления, и я вдруг физически ощущаю, как в его мыслях сейчас плывут воспоминания. Неужто этот человек являлся непосредственным участником или хотя бы свидетелем всего, о чем рассказывает?!
Открытое повсеместное боестолкновение нормального и ненормального, вот это да-а-а…
— В общем, так или иначе, справиться удалось и на этот раз. Каким образом и кто это непосредственно сделал, тема отдельная. По итогу, с целью искоренить последствия инородного воздействия на мир, были приняты меры. Для того чтобы люди вычистили из памяти эти плацдармы вторжения и войну с ними. Забыли, как страшный сон. Уже после того, как специальная операция завершилась удачей для человечества.
— Но… как это возможно?!
— Все, до чего человек способен додуматься и что может вообразить, реально существует — где-то как-то когда-то. Но как оно становится возможным, человеку при этом знать не обязательно… Совет тебе добрый, если не можешь понять, как реализуется то или иное, остается только принять, что оно такое есть, и все. Знать, что есть.
— Хорошо, я стараюсь верить… Я уже понимаю, что не случайно сюда забрел. Все, что происходило, было со мной на самом деле… и то, что сейчас мы разговариваем, тоже не бред сумасшедшего и не белогорячечное видение. Я даже мысли не допускаю, что в следующую минуту вдруг проснусь у себя дома в кровати… ну, почти не.
Да, честно признаться, помещение, где мы находимся, невзирая на аскетичность, выглядит более чем реальным. Гораздо реальнее, чем многие локации Отчуждения, пройденные мной. И собеседник мой уж точно существо гораздо, несравнимо приятнее, чем монструозная флора и фауна, которой я навидался по самое не могу, участки с измененными свойствами пространства всех мастей, встреченные, распознанные и преодоленные, и постапокалиптические руины, развалины, остатки, обломки, осколки, которыми под завязку набита эта… с-сука, «отметина посещения»! О зашкаливающей степени ирреальности вытворов, инородных чудефактов этих, обладающих фантастическими характеристиками, вообще лучше промолчу. Хотя они не раз пригождались в пути, помогая выживать не в переносном смысле.
— Соображаешь. Стопроцентную гарантию действительности нашего разговора не дал бы даже я сам, — улыбается старик. — Но очень сильно верю и просто делаю то, что должен, с теми, кто есть, вот и все.
— И мне даешь добрый совет — верить? — спрашиваю я. Беру со стола кружку и отхлебываю. С наслаждением. Почти забытый, вкус морковного, вновь стал знакомым и родным. — Вкусно как! — не удержавшись, констатирую вслух.
— Еще бы, — кивает седобородый. — Я же говорил, именно то, что захочешь выпить по-настоящему. Как давно ты не пил пива? Уже и забыл, наверно, когда в последний раз.
— В крайний, — твердо корректирую я. — В крайний.
И опять старик лучисто улыбается.
— Да, советую верить. Дальше тебе пригодится вера, как никогда раньше. Проблема в том, что страшный сон не забыл о человечестве… Поэтому, если хочешь, чтоб в натуре был крайний, а не самый что ни на есть последний, давай работай головой. Лучшее оружие у человека под черепом скрыто, а не на ремне за спиной болтается или на лафетах и гусеницах ездит. Озвучь, что подвигло тебя уйти из привычного мира, вернее, из привычной части мира… Ты уже знаешь ответ, что привело тебя в Зону.
— Я не знал, что тут… Зона посещения. Любая карта покажет, что…
— Любая карта полезна только для ее создателя, — убежденно заявляет старик. — У каждого должна быть своя география. Ты можешь сидеть дома, часами разглядывать атлас всего, что расположено вокруг тебя, а потом выйти наружу, увидеть и понять, что реально все совершенно иначе выглядит. Если вообще выйдешь. Ведь это же великий соблазн… зачем вообще куда-то выходить, если уже есть карта?.. Сиди себе и разглядывай.
— Хорошо. Зона была и есть? Много лет назад ее как-то ухитрились скрыть от свободного доступа…
— Именно. А ты вот сорвался и направился туда, где доступ несвободный, но все-таки оставался… Видимо, зачем-то необходимо, чтобы ты узнал, что она есть?
— Зачем?
— Да, зачем.
— Ну-у… Я должен был что-то сделать. Найти что-то… или кого-то…
— Или тебя должны найти. Что в принципе одно и то же. Вспомни тот первый сон… Что-то почувствовал, так?
— Да…
— Почуял исходящую опасность. Потому что ты не обычный человек. У тебя есть свойство, которого нет у других…
— Неужели я один такой уникальный супер-пупер? — скептически покачав головой, иронично вопрошаю я.
— Нет, ты не единственный. Многие чувствовали, реже кто пытался найти… И почти никто не дошел до нужного предела. Ты смог, один из очень немногих. Тебя удалось не только рекрутировать, но и воспитать, обучить, помочь стать воином, мастером боя…
— По чью же сторону фронта я оказался на войне?
— Ради собственного спасения тебя призвала на войну родная, нормальная Земля. Это она проявлялась в разных ипостасях. Использовала для контакта и воспитания в нужном ключе других людей, всех тех, к кому ты когда-либо испытывал чувства, ее голос не давал тебе уснуть по ночам. Такие, как ты, видят скрытое, наделены иным… альтернативным, экстрасенсорным, как хочешь назови… зрением, осязанием. Вы не то чтобы любимчики Земли, но относитесь к немногим, кто осознанно способен собой пожертвовать ради счастья для всех, чтобы никто не остался обиженным… Теперь именно ты полномочный представитель Земли в Зоне. Будем звать с большой буквы, это ее имя собственное… И тебе посчастливилось — либо наоборот, представлять человечество в той, которая даже среди них особенная.
— Почему?
— Слишком сложно ответить на этот вопрос сжато, не развить объяснения размером в дюжину томов эпичной истории… Коротко говоря, она доставляла больше всего проблем. Еще чуть-чуть, и она убила бы планету. С самого момента своего появления в Дату Визита она продавливалась все глубже в земную толщу, и должен был настать час икс, по достижении критичной степени углубления запустились бы необратимые глобальные механизмы… Человечество в космос не успело выйти и стерлось бы с лика Вселенной наверняка, никто бы не спасся в грянувшем апокалипсисе. Хотя планета не исчезла бы, но мироустройство претерпело бы настолько сильные изменения, что вся Земля стала бы единой сплошной Зоной. И Луна в придачу.
— Ого! Ничего себе…
— Задействованы во вторжении были все плацдармы, — продолжает старик, — но эта Зона играла роль как бы наконечника копья, острия меча…
— Веселенькая история, ничего не скажешь… — ворчу я.
— Да, так было, именно отсюда для человечества начинался бы конец света… Но именно поэтому теперь она выполняет иную роль, противоположную. Стержня, который замедляет течение цепной реакции в реакторе. Она не позволяет остальным Ареалам Визита вернуть утраченные позиции, изменить сущность планеты, не дает абнормальному хаосу отвоевать этот мир. Но стержень необходимо контролировать. Значит, необходим управляющий процесс для того, чтобы сдержать контрнаступление необъяснимости… Получить отсрочку. Уцелеть, не сдаться врагу, от которого пощады ждать не приходится.
— Но каким образом?
— Поверь на слово, объяснять в деталях слишком долго. Невероятно, но факт, каждая Зона — живая сущность. Иные, другого уровня бытия, они отличаются от людей как небо от земли, но… Человечеству повезло. Между всеми живыми существами так или иначе возможны контакты. Надо только найти подходящих… контактеров, скажем так. Хотя я себя по-другому привык называть. И ты тоже предпочтешь другим словом, точно знаю, на ту же букву, что и твое имя, начинается.
— Себя… Такты…
Слишком я растерян, чтобы сразу подобрать связные слова для вопроса.
— Да, я часть защитного механизма, — спокойно, как о само собой разумеющемся, говорит старик. — И да, я человек, хотя давным-давно… э-э-э, способный проделывать сверхчеловеческие трансформации. В частности, сейчас я нахожусь в такой форме и с тобой разговариваю, потому что тебе так удобней воспринять и разложить по полочкам информацию. Радуйся, настало время получить ответы в комплексе, не только фрагменты. Чтобы сложить мозаику из кусочков и сделать осознанный выбор.
— Ты… — В голове категорически не укладывается, но я вынужден рисовать новую картину мироздания. — Ты часть Зоны?..
— Скажем так, я — при ней, — сообщает старик, — и настолько давно, что в каком-то смысле уже часть нее, да. Но сейчас я твой собеседник. И ты можешь говорить со мной на равных.
— Как же… зовут тебя? — ничего более умного не нахожусь спросить, в таком сильном смятении пребывая.
— О, это уж точно не суть важно, — улыбается собеседник. — Я мог бы назваться Колей, Сережей, Валентином, Артуром, Джоном, Васей, Гришей, Рэдом, да хоть Эллен или Анной. Присовокупить любую фамилию, например, Котомин, Стульник, Родригеш Алмейда, Першин, Лампочкин, Шухарт, Архипенко, или прозвище, ну там, Арчер, Несси, Реверс, Шутка, Тигр, Шунт, Рыжий, Бедлам, Рута… Любые слова в данном контексте были бы одновременно правдивыми и лживыми. Главное, я человек. Был, есть и умру человеком. И ты постарайся сохранить именно это желание.
— А другая… м-м-м, основная часть? Если я с ней должен контактировать напрямую, как же узнаю…
Я тороплюсь переключиться на другую тему, голова и без того идет кругом, чтобы пытаться разобраться в каскаде имен и прозвищ. В конце концов, могу мысленно просто звать его моим же именем, например. Что он там о первой букве самоназвания говорил?..
— Не ошибешься, поверь. Она… хм, предпочитает женский облик для прямого диалога. Не скажу точно, в какой момент это случилось впервые. Как и любая живая сущность, Зона переживала стадии своего развития. И в разные моменты на нее влияли… различные люди, которые сумели выходить с ней на связь, одностороннюю или обоюдную. В прежние времена их было гораздо больше, и в зависимости от того, какими бывали эти собеседники, Зона училась у них или плохому, или хорошему. А от того, чего в конце концов оказалось больше, и зависело, что она поймет о людях… Что-то подобное и с другими Зонами происходило, но там своя специфика, и мы сейчас не о них.
— Вечная борьба, добро со злом делят мир…
— Улавливаешь с ходу! Темная и светлая стороны. Ян-Инь. Как понимаешь, необходимо уравновешивание. Для того и требуется, чтобы с ней кто-то из нас постоянно вел диалог… Я долго держал позиции, но человек не вечен. Теперь с моей посильной помощью добрался сюда ты.
— Так я…
— Да, на смену шел. Примешь пост, если решишься. Я знаю, что не зря верил в тебя… Хотя последнее слово, конечно, за тобой. Тот выбор, который ты сделаешь, и будет правильным.
— Интересно, если ты помогал, то… было и нечто, пытавшееся помешать? У меня такое ощущение, что с пути сбивался не просто так…
— Еще бы ты не ощущал! Понятное дело, она и сопротивляется. Я не говорил, что все будет легко. Нет, Зона просто так не впустит. Да, позволила тебе бродить внутри себя, но пока закрылась, наглухо отгородилась. Ты же в душу к ней влезть должен, а этого и человек не сразу позволит… Видишь, сколько тебе понадобилось преодолеть, чтобы ко мне добраться и сменить. А ведь настоящий путь только начинается…
— Так что же мне теперь делать?
— Извечные вопросы, — качает головой дождавшийся сменщика старик. — Кто виноват и что делать… Тебе — идти. Дальше. Вот только вопрос — куда. Я могу сейчас помочь попасть в любую точку Зоны, но потом сам, сам… Времени у меня почти не осталось, пойми, едва дотянул до встречи. Только не спрашивай почему и что сделаю дальше я. Это не твой путь. Мне пора туда, куда все живые однажды уходят.
— Ладно, не буду об этом, — заверяю я, хотя ну очень хочется спросить, какая тропка ведет в упомянутое «однажды». На всякий случай не помешало бы знание. — Что посоветуешь, куда?
— Да в общем-то не суть важно куда. Главное, понимать, что обратной дороги не будет и впереди долгая ходка… Надеюсь, выдержишь, доживешь, пока не появится кто-то на смену.
— Я уже сообразил, что надо воистину пожелать стать новым тобой.
— В точку. Быть собеседником, чтобы уравновешивать Зону, и вместо борьбы держалась нерушимой, скажем так, серая граница между чернотой и светом. Она не должна оставаться в одиночестве. Одиночество порождает самых страшных монстров.
Старик поднимает руку, и в его ладони откуда ни возьмись возникает маленький старомодный рекордер, я в музее такие видел. Тот, кто шел по дороге до меня, верно угадывает, что мне в эту минуту точно не станет лишним. Из динамика слышится музыка, знакомая песня, я узнаю характерный голос!
Стань птицей, живущей в моем небе.
Помни, что нет тюрьмы
страшнее, чем в голове.
Стань птицей, не думай о хлебе.
Я стану дорогой…
Цой поет, передавая пожелание через века…
— Я пойду, — тихо, скорей даже сам себе, а не шедшему до меня, говорю я. — Попытаюсь в сердце Зоны проникнуть еще раз. Достучаться…
— Не сдавайся! — от всей души желает собеседник, которого мне предстоит сменить на ответственном задании.
На самом деле я пока мало что понимаю в сути происходящего, но одно уясняю четко: заветные желания исполняются, я хотел цель и получил ее, теперь поздно давать задний ход. Малодушие и колебания позади, я бунтовал и метался, но — пора хватать в руки… э-э, крышку от бачка унитаза, которой смогу врезать по врагам и снести барьеры и препоны.
Буду смелым.
Не сдаваться. Никаких компромиссов!
Только вперед…
Седобородый предшественник будто чует, что с пониманием у меня дела плохи, и говорит:
— Прежде чем разойтись, давай-ка покажу кое-что.
Он встает и шагает к выходу. Разглядываю его во все глаза, но странно, отчего-то не могу толком разобрать, высокий или нет, крупный или не очень. Силуэт как бы плывет, размывается, словно фокус зрения сбился. Впрочем, поднявшись со своего стула и следуя за предшественником, я решаю, что важнейшее уже рассмотрел и услышал: его лучистую улыбку и голос, который не забуду, даже если человек больше никогда и не выйдет со мной на связь.
Мы выходим в дверной проем. Там за ним уже не темнота, из которой я сюда попал, а коридор. Такой же серо-бежевый, с новенькими плафонами на потолке. И в нем по обеим сторонам тянутся крашеные деревянные двери.
— Открывай любую, там примерно одинаково, — произносит старик.
Я распахиваю следующую дверь справа по коридору и вижу помещение, в котором все занято рядами металлических универсально-сборных стеллажей.
Полки, плотно уставленные книгами, перемежаются полками, на которых сложены видеокассеты и стопки дисков, какие-то продолговатые и квадратные пластмассовые компоновки и круглые металлические коробки. На некоторых книжных корешках и коробках я вижу значок, подобный тому, что красовался на кружке, из которой пил пиво.
— Книги, фильмы, жесткие диски, кристаллы и так далее, на любых носителях. Информация о том, что было, исчезнувшая из твоего большого мира, — слышу из-за спины голос, который привык воспринимать в своей голове. — Она вся сохранилась здесь. Знания не стираются. Переходят в иные плоскости восприятия, да, но не исчезают бесследно. Даже на каменном обломке может сохраниться информация, надо только суметь ее считать… Это как с подсознательной памятью человека, вроде и не знаешь что-то, а оно есть. Независимо от того, помнится ли сознательно.
— Ага, здесь типа подсознание Зоны? Мы в нем?
— Можно и так сказать. Главное, что она сознательно не помнит об этой базе.
Я прикрываю дверь. Замечательно. Если оно есть и не пропадает, рано или поздно обязательно доберусь, приникну и найду, прочитаю, увижу ответы на многие вопросы. О том, что и как было на той войне…
— У меня просьба. — Я поворачиваюсь к старику. — Еще в начале ходки обещал одному солдату кое-что… Не буду у тебя спрашивать подробности, но сильно подозреваю, что уйдешь ты каким-то образом обратно, за внешнюю границу. Когда-нибудь я и сам разберусь как, но этому письму ждать нельзя, оно и так долго ждало. Возьми вот это. — Я протягиваю обрывок бумаги, когда-то найденный в доте. — Обещай, что передашь его адресату. Где бы Молли ни была, найди и передай… Вот такая просьба.
Старик принимает письмо без комментариев и кивает. Пообещал мне, значит.
Но предупреждает вдруг:
— С одной оговоркой. Понимаешь, реальность-то не одна-единственная. Параллели могут совпадать почти идентично, но где-то реалии и персоналии здорово различны, и найти нужный мир не обязательно получится. Эта Зона и та реальность, в которой ты родился, ключевые, так вышло, но, кроме них, существуют и другие, ив…
— Стоп, — решительно прерываю я. — Все, что за пределами Зоны, меня уже не касается. Мне и тут хватит забот, чую всеми фибрами души, печенкой, селезенкой и всем чем только можно. Кстати, чтоб уж совсем избавиться от долгов перед внешним миром… На вот! — Я вынимаю заколку, оставленную в купе, и протягиваю безымянному предшественнику. — Вынеси за пределы, вещь не моя…
— Э нет, как раз этой вещице точно не место за Периметром, — вдруг отказывается уходящий старик. — Она отсюда родом.
Опять я не совсем понимаю, что он имеет в виду, однако переспрашивать не стоит. Напряжение, которое у меня появилось внутри, нарастает. Протяжно выдыхаю — у-уф! — и настраиваюсь, изготавливаясь к очередной телепортации.
Я понятливый, меня сейчас зашвырнет из этой секретной «буферной» локации обратно в крепкие объятия Зоны. Потом обязательно найду сюда тропку и вернусь! Интересно, о чем написано в книгах «Живая легенда», «Сойти с обочины» и «Ловчий желаний», на одной из полок тайного архива приметил я краем глаза корешки с такими названиями и трилистниками радиационной опасности…
Я закрываю глаза и представляю Лютика, который что-то там наивно рассуждает о любви и смысле жизни, потягивая морковное пиво. Я представляю маму, она готовит самые вкусные пирожки в мире, о которые я все время обжигал язык. Гляжу на Серегу, Марлина, с которым мы вместе с самой школы и никогда не расставались насовсем, пока я не ушел в Зону. Вижу папу Толю, которого всегда любил и люблю, несмотря ни на что. Именно он меня когда-то научил читать и писать, задолго до школы…
И я представляю Нелли… Эли?.. К ней, как оказалось, я испытывал нечто большее, чем думал поначалу. И деда Макарыча, которому почти удалось убедить меня в том, что безымянная ветхая деревушка — невзрачное, не представляющее для меня интереса местечко, почти убедил… и он же обучил меня первым премудростям хождения. И Машу ощущаю, окрасившую мои последние ночи в родном городе в яркие, незабываемые тона. Надо же, и свою попутчицу вижу, черноволосую и смуглую, роковую красотку, чья копеечная заколка чем-то помогла мне, поспособствовала пройти через все ужасы Зоны… выжить, дойти и стать тем, кем я стал здесь и сейчас.
Незабвенные мои люди…
Человечество достойно того, чтобы жить. Даже если порой кажется, что оно все делает для того, чтобы себя убить.
Надо только помочь человекам уцелеть, не позволить чему-то иному, нездешнему, отобрать у нас шанс добраться до звезд и распространить надежды на выживание за пределы одной планеты.
— Жизнь — это дорога потерь, — слышу голос ангела-хранителя не во сне, а наяву. — Она только поначалу притворяется сказкой, но сколько обретем, столько и потеряем. Чем дальше проходишь, тем больше теряешь. Нам доступна только одна сказка — мы сами, в нас, несмотря на невзгоды, столько всего прекрасного!.. Верь в эту сказку, и тогда будет проще не оглядываться в пути.
— Жизнь — это и дорога находок, потеря восполнится обретением, — упорно настаиваю я, не открывая глаз, чтобы отрешиться от уже пройденного пути. — Твоя ходка заканчивается, моя начинается… Я оправдаю твою веру в меня, ты знаешь.
Нащупываю в кармане круглый, как планета, талисман, сжимаю его пальцами, и он дарит мне частицу тепла.
Я здесь ради тебя, мой мир.
Делаю первый шаг, второй, третий, четвертый и ухожу по кажущемуся бесконечным коридору прочь в ожидании, что вот-вот навалится знакомая смертеподобная тьма, и я исчезну… Надеюсь, чтобы воскреснуть совсем в другой точке пространства, а может, и времени.
— Мы зовем себя сталкерами! — слышу вдруг. — Теперь и ты, по праву. Когда-то обязательно побываешь на моем месте, дождешься и встретишься с ловчим, прошедшим круги рекрута, неофита, адепта и мастера. Будешь знать, что пожелать идущему после тебя в пятый круг. Удачной ходки, Сталкер!..
* * *
…Договор с людьми подразумевал, что ОНА не останется наедине сама с собой.
Страшный это собеседник — собственные темные мысли. Вынужденный, порожденный вселенским одиночеством.
Чего только не возникнет в обладающем чувствами разуме, брошенном на произвол собственных неутоленных страстей…
Тогда никому и ничему вокруг мало не покажется! Окружающим уж лучше ни в коем случае не допускать искры, от которой разгорится мировой пожар.
Для этого у НЕЁ всегда должно быть с кем поговорить, пообщаться, поделиться впечатлениями, посмотреть в одном направлении…
Тогда ОНА сумеет как-то «сублимировать», перенаправлять энергию, обуздывать себя, оставаться в тени и не выходить на солнце.
Не лезть в их реальности.
Поэтому ЕЙ никак не обойтись без сдерживающего присутствия.
После того как было достигнуто перемирие, ловчие желаний Зоны в качестве отступного предложили способ оставаться в пусть зыбком, но равновесии, и не начинать цепную реакцию
«Графитовые стержни» — в самое пекло реактора.
С этой целью необходимы люди, по сути, посланные на заклание. Для которых миссия сдерживания должна быть смыслом жизни. Фактически — жизнью.
Тогда их миры останутся нетронутыми и смогут существовать без вмешательства и вторжений, по крайней мере не с ЕЁ участием и не с участием подобных ЕЙ.
Тех, кого ОНА представляет, так уж получилось. Силой «отодвинув» претендовавших на лидерство (даже ТУ\ которая милосердно дала ЕЙ приют после вынужденного бегства, совершенного, чтобы уцелеть, не быть стертой с лика Вселенной) и практически узурпировав право «говорить от имени всех».
Необходимого человека требовалось найти и удалить из «нормальной» природы, обретающейся вокруг НЕЁ. Ему доведется жертвовать собой, чтобы дать человечеству шанс дождаться, когда каждый из них будет способен жить для других не на словах, а на деле. Тогда им не понадобится искать спасения в космосе. И даже если они отправятся туда когда-нибудь, то уже не для того, чтобы устраивать пикники на обочинах других планет и «рулить» дальше, нагадив после себя, оставив мусор и токсичную грязь.
Да, они должны стать лучше, чем ОНА и подобные ЕЙ. С точки зрения пресловутой человечности, которой ОНА от них «заразилась».
Вдруг получится…
Для этого сталкеры под предводительством ловчих желаний в свое время и отвоевали шанс, подарив его Земле и людям.
По договору, с того момента в НЕЙ должен неотлучно находиться человек, добровольно соглашающийся на отчуждение от родины. Во имя сохранения мира в мире.
Человечество принесет Зоне в жертву потенциальных собеседников.
Человек, подходящий для Отчуждения, способный прийти в него, чтобы совершать ходку во имя шанса, должен был осознать главное: людей и мир необходимо воспринимать как цель, а не как средства.
Тогда ОНА будет ему спутницей, единственной и незаменимой.
Ответом на его истинное желание…
Дать ему мир, за который он сможет бороться.
Только такому человеку дано «расшифровать» истинный входной код в НЕЁ, и он окажется способным не только войти, но и жить.
Ключ от шифра: мир, в котором живешь, надо любить.
Пока любишь, он существует.
ОНА — существует.
Счастлива здесь, вместе с любимым Человеком, и не рвется уже властвовать в большом мире.
С единственным. Сталкером, полюбившим Зону…
Кто разгадает шифр? Тот, кто знает правильный ответ на вопрос: «Здравствуй, человек. Ты пришел меня любить?» Он и получит доступ к ЕЁ сердцу.
Того полюбит ОНА…
И будет любить, пока он живой.
Ведь люди, увы, смертны…
Когда ОНА однажды потеряла своего Любимого человека, едва не сорвалась, тоска и боль чуть не свели сума… но чудом удержалась.
В память о том, кто потерян.
Дождалась появления и приближения нового собеседника.
Строптивый и мечущийся, ищущий предназначения, этот не сразу нащупал правильную дорогу.
ОНА почуяла его загодя, еще за пределами Себя, что было нарушением договора, да, но все же ЕЙ необходимо было подглядывать в щелку из секретной «ниши» мироздания. В закрытой «отчужденке», где не совсем добровольно сначала, однако в итоге по своей воле пребывала с момента перемирия.
Наблюдательная «отдушина» помогала ЕЙ выдержать, отвлечься, не завидовать, а наоборот, порадоваться за них: живут же люди!..
Повлияла на окончательный выбор им пути через попутчицу в поезде, после встречи с которой человек учуял наконец-то верный курс.
А потом впустила внутрь Отчуждения, но еще не в Себя, и долго гоняла его по внешним кругам, испытывала на прочность и на решимость.
Он должен был на своей шкуре ощутить, каково это, существовать без единого собеседника. Внутри НЕЁ он сейчас — единственный живой человеку в соответствии с договором о перемирии. Других сталкеров в потаенной Зоне нет…
ОНА ждала, когда созреет и придет к НЕЙ по-настоящему.
Окажется способным не просто ходить «по Зоне», а В НЕЁ войдет наконец-то.
Под влиянием ловчих желаний ОНА настолько очеловечиласьу что обрела потребность любить и быть любимой.
Они-то ЕЙ плохого не желали, наоборот, научили хорошему, хотя и безмерно осложнили тем самым существование.
Живому разумному существу необходимо главное для ощущения себя живым — чтобы о нем кто-то помнил. А кто способен помнить лучше, чем любящий тебя…
