Александра
– Не могу здесь уснуть, надо было ехать к себе.
Я ворочалась на постели Валентины. Караваев отвез нас на Цветной бульвар – так захотела Оля, и я не стала возражать. Конечно, ей нужно было принять ванну, отдохнуть. Хотя мне было бы куда удобнее, если бы она поехала ко мне, к нам с Караваевым. Тем более он сам сказал, что его не будет. Там я бы ее накормила, благо есть чем, а здесь, на Цветном, что я ей могу предложить? Пока она мылась, я сбегала в магазин, купила курицу гриль, помидоры, пирожные и приготовила ужин.
Понятное дело, в присутствии Сергея Ивановича я не могла заикнуться об этих поцелуях на перроне. Но за ужином не выдержала, спросила.
– Так. Познакомилась в поезде. – Оля покраснела. Она мне врала, и причиной этого мог быть только стыд. Ей было стыдно.
– Ладно, не хочешь рассказывать – не надо.
Пришлось сделать вид, что мне это не очень интересно. Но я же чувствовала, что между ними что-то есть! Знаю я свою дочь: она будет молчать, как партизан, если там что-то не то, если ей, вот именно, стыдно. Получается, я ее плохо воспитала, раз она могла сойтись в купе с первым встречным. А если забеременеет? Вот дурища-то.
После чая она стала рассказывать, что с ними, двумя дурочками, произошло в этой сибирской деревне. Ясное дело, поездка оказалась пустой тратой денег. Валентинину сестру они не нашли, накупили всякой ерунды – варенья, бальзамы, орехи, мед. Да, их с Валентиной это путешествие сблизило, но что дальше?
– А как она собирается возвращать нам долг? Она же нам теперь должна!
– Мам, да откуда мне знать? Будет работать. Она там собирала материал для книги о Тисульской принцессе. И вообще, я устала и хочу спать.
– Она что, писатель? – хмыкнула я. – Так зачем вы туда ездили, можешь объяснить? Ты же говорила, что там ее сестра.
– Мам, прошу тебя, оставь меня в покое.
– Хорошо-хорошо. А что, там на самом деле нашли эту древнюю женщину? Я тоже о ней читала, мне даже жутко стало.
– Да брось ты, все это чушь! – Она бросила на меня короткий взгляд, словно боялась посмотреть в глаза. Снова врала? – Нужно же как-то заманивать туристов в эту тьмутаракань.
Что-то с ней творилось, с моей дочерью. Я же видела, что она сама не своя.
– Ты, случаем, не влюбилась?
Вместо ответа она легла, укрылась с головой и уснула.
Пока она спала, я прибрала на кухне, вышла, прошлась по улицам, вернулась и тоже легла. А когда проснулась, моя Оля уже пила чай с земляничным вареньем. Сегодня она, наконец, выглядела отдохнувшей, выспавшейся, да и настроение было явно другим.
Она стала рассказывать, как какой-то мужик в этой сибирской глуши держит у себя девицу-алкоголичку и выдает ее за мертвую.
– Там вообще все жители со странностями, и вдобавок напуганные чем-то. Может, и правда эти захоронения существуют, но на самом деле там ищут серебро. Мам, а давай сходим в кино?
Это прозвучало как приглашение в новую жизнь. Надо же, в каком аду я жила последние годы – мысль куда-то сходить развлечься просто не приходила в голову. Да и откуда бы ей взяться, если все заботы только о пропитании и о крыше над головой?
– Здесь в двух шагах идут «Пираты Карибского моря». Ну же, соглашайся!
Мы пошли в кинотеатр. Надо же, я действительно отдохнула, посмеялась, помечтала, что когда-нибудь и мы с дочкой поедем на море, а то и вообще за границу – надо только набраться терпения.
Но каждый раз, стоило мне подумать о Караваеве, а ведь это он должен был стать источником нашего благосостояния, Господи, прости меня, грешную, так вот, стоило мне подумать о нем, как становилось не по себе. Да, я сама помогала ему встать на ноги и желала ему здоровья – и в то же время не могла не думать, что он обречен и что совсем скоро Валентина может стать его единственной наследницей. А дальше не успеет она и глазом моргнуть, как сразу все потеряет. Правда, чем больше я об этом думала, тем менее достижимой казалась эта цель. Так изобретательно разработанный план на моих глазах словно заволакивало туманом.
Оля не знала, да и никто другой не знал, что в последнее время я увлеклась детективными сериалами. Меня интересовало все об убийствах, способах убийства и методах расследования. Вот как так получается, что каким бы умным и осмотрительным ни был убийца, его всегда вычисляют и наказывают? Конечно, это всего лишь фильмы. Но разве кровь не потому создана богом красной, чтобы ее было хорошо видно?
Иногда мне казалось, что я и есть убийца, и тогда, глядя фильм, я переживала все совершенно всерьез, даже давление подскакивало и сердце начинало колоть.
Конечно, трудно просчитать все детали и сделать так, чтобы не осталось никаких следов. Если с Сергеем Ивановичем что-нибудь случится, первым делом подумают на меня. Но я же не собираюсь его убивать! А если так, весь мой план, получается, рушится? Выходит, все напрасно? Хотя что напрасно? Подумаешь, устроилась к нему сиделкой, что в этом плохого? Оля познакомилась с Валей – тоже хорошо, вон стали подругами. Здесь как-то некстати я вспомнила о Кате, у которой мы давно не были, и решила, что пора ее навестить.
Мы вышли из кинотеатра, и Оля позвонила Кате. Из реабилитационного центра ее, оказывается, выписали, она дома – снимает квартиру недалеко от фабрики, куда ее снова взяли на работу. Мы накупили еды, конфет и поехали к ней.
Конечно, она уже никогда не будет выглядеть как раньше. Дело даже не в болезненной худобе, а в особом взгляде, которым она теперь смотрит на мир. Во всяком случае, на нас с Олей она смотрела именно так. И все равно чувствовалось, что ей намного лучше.
Мы обнялись, поцеловались. Катя сказала, что квартиру ей помог найти все тот же Матвей. Она не могла оставаться там, где они жили с Олей, там все напоминало о прежней жизни (признаться честно, я так и не поняла, что там могло о чем-то напоминать). Матвей – вот уж друг так друг – помог ей деньгами, поговорил с кем надо, чтобы ее снова взяли на фабрику. А самая хорошая новость – несмотря на то что с ней произошло, у нее оставался шанс родить детей.
Мы засиделись у Кати допоздна. Было уже темно, и, к удивлению обеих, я вызвала такси.
– Мама работает у крутого человека. – Оля улыбнулась – с гордостью, как мне показалось. – Так что не бедствуем.
– Да уж, вижу. – Катя кивнула на продукты, которые мы привезли. – Спасибо, что не забыли меня. И за гостинцы спасибо.
Оля сказала, что через пару дней они встретятся на фабрике, и на этом мы распрощались.
Вернулись на Цветной бульвар. Снова я долго не могла уснуть, все ворочалась. Вроде и кровать нормальная, но сна не было. Оле пару раз кто-то звонил, и она выходила на кухню с телефоном. Первый раз ее не было почти полчаса, второй раз – минут десять.
– Нет, не могу я здесь уснуть. Надо было ехать к себе.
– Мам, – она включила лампу и присела ко мне на кровать, – слушай, только что звонила Валя, она в Питере. А ты знаешь, где сейчас твой Караваев?
– Понятия не имею. Сказал, что уедет по делам.
– Мам, они там вместе. Твой Караваев и Валя.
Я поднялась, села.
– Как это? Когда он успел?
– Ничего не знаю, но они там вместе. Вроде бы встретились случайно прямо на Невском проспекте, представляешь?
– Хочешь сказать, это судьба?
– А как иначе? Ты только представь: она летит в Питер, он чуть ли не следом за ней – и вот они встречаются.
– А может, они знакомы? – Я чуть не проговорилась.
– Да нет же. Валя сказала, что встретила на улице какого-то человека, а тот представился Караваевым, тем самым, у которого ты, мама, работаешь. Может, ты скажешь, наконец, зачем тебе Валя и почему у тебя такие испуганные глаза?
– Все, что надо было, я уже сказала, – отрезала я.
В такие вот минуты я сама уже точно не помнила, что именно ей известно. Иногда я ловила себя на том, что говорю с ней так, как будто она в курсе моего плана.
– Но ты ничего мне не сказала!
– Ладно, думаю, теперь можно, раз вы стали подругами. Надеюсь, теперь, когда ты все узнаешь, сама поймешь, как вести себя с ней.
– Все, заинтриговала.
– У Караваева был сын-наркоман, – начала я.
Оля слушала внимательно, не перебивала, спросила только, когда я дошла до конца караваевской истории:
– Хочешь сказать, что она приняла его за бомжа?
– Вот именно. Поэтому я и удивилась, что там, в Питере, как ты говоришь, она его не узнала.
– Конечно, не узнала, иначе сказала бы. Что скрывать?
– Слушай дальше. В благодарность за то, что она ему помогла, он составил на нее завещание.
– Ничего себе! Все ей одной?
– В том-то и дело!
– Подожди. А я здесь при чем?
– К сожалению, ни при чем. Поэтому я и хотела, чтобы ты была, как бы это выразиться, при чем, точнее при ком. При Валентине. Я подумала, что, если вы действительно подружитесь, она не оставит тебя, когда внезапно разбогатеет.
– Мам, но с какой стати она станет мне помогать? Я же ей никто!
– Но ты же ей помогла с деньгами на поездку? Так почему бы и ей не помочь тебе?
– Ерунда какая-то. Она получит свое наследство, и все, только ее и знали! Ты что, не знаешь, как деньги портят людей?
– Но ты же сама говорила, что Валя – душевный, мягкий человек.
– Да и я вроде не самая черствая, и ты тоже. А теперь скажи: если бы ты разбогатела, с кем бы ты поделилась?
– С Матвеем, – не раздумывая, ответила я. – Купила бы ему квартиру в центре.
– Матвей нас, можно сказать, спас. А что такого особенного я сделала для Валентины? И потом, мама, не забывай, Караваев жив и здоров. Как-то рано ты его похоронила.
– Он был тогда болен, сильно. Не мог ходить, его же дружки сына так отметелили…
Мы говорили, а меня чем дальше, тем больше жег стыд. Все, казалось бы, делала правильно, все для нее, а она теперь смотрит на меня как на преступницу.
– Но я думала, что поступаю правильно, – промычала я уже сквозь подступающие слезы. – Ладно, давай спать. Не хочешь, не дружи с ней, раз тебе это так неприятно. Ты права, глупый план. Все, спокойной ночи.
Я легла, отвернулась к стене, закрыла глаза. По щекам текли слезы. Вот за что мне все это?
