Книга: Уникальный экземпляр: Истории о том о сём
Назад: Особенные выходные
Дальше: Нас манит прошлое
Здесь думы сердца моего
Покупать старую пишущую машинку она не собиралась. Ей вообще ничего не хотелось и новых приобретений не требовалось — ни современных, ни подержанных, ни антикварных, никаких. Она поклялась стереть личные неурядицы последних лет вступлением в эру спартанской жизни, нового минимализма, быта в объеме автомобильного багажника.
С квартиркой к западу от реки Куахога расставаться не хотелось. Но вся одежда, которую она носила, когда была с ним, с Дуроломом, пошла на выброс. Почти каждый вечер она готовила ужин для себя одной и непрерывно слушала подкасты. Сэкономленные в течение ленивого, ничем не занятого лета деньги растянула до Нового года. Январь грозил заморозить озеро и разорвать водопроводные трубы во всем доме, но она не собиралась этого дожидаться. У нее был запланирован отъезд. В Нью-Йорк, или в Атланту, или в Остин, или в Новый Орлеан. Да мало ли куда можно податься, если путешествуешь налегке. Но лейквудская методистская церковь на углу Мичиган и Сикамор устраивала субботнюю благотворительную ярмарку для сбора средств на нужды района: на организацию бесплатного детского сада, собраний в рамках программы «12 шагов» и доставки горячего питания малоимущим и на что-то еще — она не уточняла. Не будучи ни прихожанкой, ни крещенной в методистскую веру, она не видела религиозного пафоса в том, чтобы пройтись вдоль расставленных на парковке столиков, ломившихся от всякой всячины.
По приколу она едва не схватила комплект алюминиевых подносов для еды перед телевизором, но на трех вовремя обнаружила пятнышки ржавчины. В корзинах с бижутерией особых сокровищ не было. И тут ей в глаза бросился набор фирмы «Таппервер» для приготовления фруктового льда. В детстве ей поручали разливать апельсиновый сок или растворимый напиток по таким формочкам и в каждую вставлять фирменную пластмассовую ручку, за которую потом удобно было доставать из морозильника это недорогое холодное лакомство. На нее повеяло жарким ветром с предгорий, а ладони будто сделались липкими от тающего льда с фруктовым вкусом. Не торгуясь, она заплатила один доллар и взяла этот набор.
На том же столике была выставлена пишущая машинка выцветшего, некогда попсово-красного цвета — не ахти какой шедевр. Но одна деталь привлекала внимание: наклейка в верхнем левом углу футляра. Строчными буквами, с подчеркиванием (удерживая переключатель регистра, ударяешь по клавише «6») бывший владелец напечатал:
здесь думы сердца моего
Сделано это было лет тридцать назад, когда машинку, совсем новую, только-только распаковали, чтобы подарить на день рождения какой-то девчушке лет тринадцати. А один из следующих владельцев напечатал на листе бумаги «КУПИ МЕНЯ ЗА $5» и оставил этот лист в каретке.
Машинка была портативная, в пластмассовом корпусе. Лента — двухцветная: внизу красная, сверху черная, а на крышке, где некогда красовался фирменный шильдик — не то «Смит-Корона», не то «Бразер», не то «Оливетти», — зияла дыра. К машинке прилагался красноватый чехол из дерматина, с прорезью для ручки и с застежкой на кнопку. Поочередные удары по трем клавишам — «ф», «а», «з» — показали, что молоточки достают до валика и не застревают. То есть раритет, условно говоря, был в рабочем состоянии.
— Эта штука действительно стоит всего пять долларов? — обратилась она к стоявшей за соседним столиком активистке методистской общины.
— Вот эта? — переспросила женщина. — Она исправна, только сейчас никто на машинке не печатает.
Вопрос был о другом, но это не имело значения.
— Я ее беру.
— Деньги покажите.
И методисты поживились пятью баксами.
Дома она приготовила замороженный десерт из ананасного сока и оставила на потом. Вечером, когда спадет жара и можно будет распахнуть окна, чтобы полюбоваться первыми светлячками, очень кстати придется порция-другая. Машинка, вынутая из дешевого переносного чехла, стояла на крошечном кухонном столике: в каретку был вставлен стандартный лист бумаги, извлеченный из лотка лазерного принтера. Настало время попробовать все клавиши: оказалось, многие западают. Из четырех резиновых ножек осталось три, отчего машинка слегка покачивалась. Пройдясь по всему верхнему ряду, да еще с переключением регистра, она с переменным успехом пыталась разработать западавшие клавиши. Хотя лента прослужила не один год, буквы читались без труда. При возврате каретки можно было регулировать интервал — одинарный или двойной, но звонок конечного полеустановителя не работал. Сами полеустановители действовали, хотя и со скрежетом.
Машинка требовала основательной чистки и смазки — и то и другое вместе встало бы, наверное, долларов в двадцать пять. Но был вопрос поважнее, которым задается всякий, кто в третьем тысячелетии приобретает пишущую машинку: зачем она нужна? Печатать адреса на конвертах. Мать пришла бы в восторг, надумай блудная дочь отправить ей отпечатанное на машинке письмо. Можно еще написать какую-нибудь гадость своему бывшему (например: «Эй, Дуролом, ты в полной заднице!»), не боясь наследить в электронной почте. Кроме того, можно напечатать некую сентенцию, сфотографировать телефоном и выложить на своей страничке в «Фейсбуке». Можно составить «Список дел» и прикрепить к дверце холодильника. Это уже целых пять стильных ретрообоснований для покупки новой-старой пишущей машинки. А если зафиксировать какие-нибудь прочувствованные раздумья, то получится уже шесть.
Она перепечатала намерения первоначального владельца относительно этой машинки:
Зде сь думыс ерд цамо его.
Пробелы расставлялись произвольно; это никуда не годилось. Схватив телефон, она погуглила «ремонт старой пишущей машинки».
Нашлись три варианта: мастерская близ Аштабьюлы, в двух часах езды, какая-то контора в центре города, где даже не снимали трубку, и — кто бы мог подумать! — сервисный центр офисной техники на Детройт-авеню — считаные минуты пешком. Место было ей знакомо: рядом со складом шин. Она сто раз проходила мимо, направляясь в отличную пиццерию или чуть дальше, в магазин «Товары для художников», доживающий свои последние дни. Ей всегда казалось, что в тесном помещении сервисного центра, до которого она и дошла за считаные минуты, ремонтируют исключительно компьютеры и принтеры, но сейчас, при ближайшем знакомстве с витриной, там, как ни смешно, обнаружились старый калькулятор, тридцатилетней давности телефон с автоответчиком, прибор неизвестного назначения под названием «Дикт-а-фон» и допотопная пишущая машинка. При входе над дверью звякнул колокольчик.
Вдоль одной стены громоздились только принтеры в коробках и картриджи для всех моделей. Вдоль другой был устроен своего рода музей старинного коммерческого оборудования. В нем хранились счетные машины с восемьюдесятью одной клавишей и рычагами, недолговечные десятиклавишные калькуляторы, стенографическая машина, электрические печатные машинки «Селектрик» фирмы IBM, преимущественно в бежевых футлярах, а навесные полки дали приют всевозможным пишущим машинкам, которые сверкали черным, красным, зеленым и даже нежно-голубым. Все, похоже, содержались в идеальном порядке.
В дальнем конце зала располагалась стойка приемщика; за ней виднелись конторские столы и верстак, у которого перебирал бумаги какой-то старичок.
— Чем могу помочь любезной даме? — спросил он с легким акцентом — по всей вероятности, с польским.
— Надеюсь, вы не дадите пропасть моему приобретению.
Водрузив дерматиновый чехол на прилавок, она расстегнула клапан и вытащила машинку. Старик вздохнул.
— Я понимаю, — сказала она, — к этому сокровищу нужно приложить руки. Половина клавиш западает. Корпус при печати шатается, клавиша пробела глючит. И звоночек молчит.
— Звоночка нет, — сказал он. — Ай-я-яй.
— Выручите девушку? На эту вещь пять баксов угроблено.
Старик перевел взгляд с посетительницы на машинку. И повторно вздохнул:
— Милая девушка, ничего не смогу для вас сделать.
Она пришла в замешательство. По всему выходило: этот центр создан для восстановления пишущих машинок. На верстаке за спиной у старичка лежали разобранные узлы и детали.
— Из-за того, что эти запчасти к ней не подходят? — спросила она.
— Запчастей для нее нет. — Он помахал рукой над тускло-красной машинкой и дерматиновой сумкой.
— Только под заказ? Мне не срочно.
— Вы не понимаете. — На краю прилавка лежала небольшая визитница. Старик вынул из нее одну карточку и протянул посетительнице. — Прошу вас, читайте, милая девушка.
Она прочла: «СЕРВИСНЫЙ ЦЕНТР ОФИСНОЙ ТЕХНИКИ НА ДЕТРОЙТ-АВЕНЮ. Принтеры. Продажа. Обслуживание. Ремонт».
— Воскресенье — то есть завтра — выходной, — продолжила она вслух. — Часы работы: с девяти ноль-ноль до шестнадцати ноль-ноль. По субботам с десяти до пятнадцати. Мои наручные часы, как и ваши настенные, показывают двенадцать часов девятнадцать минут. — Она перевернула визитку другой стороной; там текста не было. — Я что-то упустила?
— Название, — подсказал старик. — Прочтите название моей мастерской.
— «Сервисный центр офисной техники на Детройт-авеню».
— Вот именно, — подтвердил он. — Офисной техники.
— Ну, — сказала она. — Да.
— Милая девушка, я работаю с техникой. А это что? — Еще один взмах руки над пятидолларовой машинкой. — Игрушка. — Он произнес это с брезгливостью, словно подразумевая «лягушка». — Изготовлена из пластмассы по образцу машинки. Но это не машинка. — Он поддел кожух так называемой игрушки; пластик изогнулся и со щелчком отделился от подставки, обнажив механизм. — Литеры, рычаги, катушки для ленты — пластик. Лентопротяжный механизм. Вибратор.
До нее не доходило, зачем в простую пишущую машинку вставлен вибратор.
Старик постукал по клавишам, пощелкал рычагами, подвигал туда-сюда каретку, покрутил валик, надавил на клавишу обратного хода — и все с отвращением.
— Печатная машинка — это инструмент. В умелых руках она способна изменить мир. Но это? Только место занимает, да еще грохочет.
— Можете хотя бы чуть-чуть ее смазать, чтобы я попробовала изменить мир? — попросила она.
— Могу почистить, смазать, затянуть все болты. Восстановить звонок. Содрать с вас шестьдесят долларов за напыление волшебного порошка. Но это будет обман. Через год клавиша пропуска будет все так же…
— …Глючить?
— Несите свой агрегат домой и поставьте в него цветок.
Старик убирал машинку в чехол с таким видом, будто заворачивал в газетную бумагу тухлую рыбу.
От этого возникало скверное чувство, будто огорчила учительницу, сдав ей халтурное, непродуманное сочинение. Будь Дуролом по-прежнему вместе с ней, он стоял бы сейчас рядом и поддакивал старику: «Говорил же тебе — это фуфло. Пять долларов? Псу под хвост!»
— Взгляните. — Старик обвел рукой печатные машинки, расставленные на полках вдоль стены. — Вот это техника. Изготовлена из стали на заводах Америки, Германии, Швейцарии. Специалистами с инженерным образованием. Как вы думаете, почему эта техника сейчас стоит на самом видном месте?
— Потому, что предназначена для продажи?
— Потому, что сработана на века!
Стариковский голос сорвался на крик, и ей послышалось, что это кричит ее отец: «Кто разбросал велосипеды перед домом?… Почему никто, кроме меня, еще не одет для церкви?… Глава семьи пришел домой — кто его обнимет?» Она невольно заулыбалась в лицо старику.
— Взять хотя бы вот эту, — говорил он, направляясь к полкам и снимая черный «Ремингтон-7», модель «Бесшумная». — Передайте-ка мне блокнот, вон там лежит.
Она увидела на прилавке чистый блокнот и передала старику. Тот вырвал две страницы и вставил в надраенную до блеска машинку.
— Теперь слушайте.
Он напечатал:
Офисная техника на Детройт-авеню.
— Америка не стояла на месте, — продолжал он. — Работа кипела в переполненных офисах, в тесных квартирках, в поездах. Фирма «Ремингтон» много лет торговала пишущими машинками. Кто-то сказал: «Давайте сделаем машинку поменьше и потише, чтобы не тарахтела». И ведь сделали! Из пластмассы? Нет! Перерассчитали натяжение, силу ударов по клавишам. И сконструировали машинку настолько тихую, что она позиционировалась как бесшумная. Ну-ка. Печатайте сами.
Он развернул машинку клавиатурой к посетительнице. Та отстукала:
Не шуметь. Я печатаю.
— И в самом деле, почти ничего не слышно. Поразительно. — Она указала на другую машинку, молочно-белую с синим, в обтекаемом корпусе. — А вот та насколько тихая?
— А, «Ройял». Потеснил «Ремингтон-семь» и предложил чудесную портативную машинку «Сафари». Вполне достойный образец.
Старик заправил два чистых листа и дал ей постучать по клавишам. Она стала думать, какие слова подойдут к теме сафари.
Могамбо.Бвана-черт.«В Африке у меня была ферма…»
Машинка оказалась более шумной, чем «Бесшумная», и клавиши нажимались не так легко. Зато у «Ройяла» имелись особенности, появившиеся уже после «Ремингтона». Цифра «1», совмещенная с"!". Кнопка "табулятор". И потом, двухцветный корпус!
— А этот оплот роялизма продается? — спросила она.
Старик посмотрел на нее с улыбкой и кивнул:
— Да. Но объясните. Почему…
— Почему мне захотелось купить машинку?
— Почему вам захотелось купить именно эту машинку?
— Вы пытаетесь меня отговорить?
— Милая девушка, я продам вам все, что угодно. Суну в карман ваши денежки и помашу на прощанье. Но объясните, почему "Ройял-сафари"? Из-за цвета? Из-за очертаний шрифта? Из-за белых клавиш?
С ходу и не ответишь. У нее вновь начался мандраж, как у школьницы перед трудной контрольной или перед внезапным опросом, для которого не хватает начитанности.
— Из-за моих переменчивых вкусов, — ответила она. — Из-за покупки игрушечной машинки, которую я принесла домой, чтобы отныне не браться за ручку и карандаш, а печатать, но эта чертова штуковина меня подвела, а дальше — угадайте сами. В ближайшей мастерской отказываются за нее браться. А я-то уже размечталась, что буду сидеть за маленьким столиком в своей маленькой квартирке и отстукивать письма и заметки. У меня есть ноутбук, принтер, планшет и вот этот гаджет. — Она помахала своим айфоном. — Пользуюсь ими вовсю, как все современные девушки, но…
Она осеклась. Теперь ей самой не давало покоя: что же, в самом деле, подвигло ее на покупку пятидолларовой машинки с глючной клавишей пробела и что сейчас удерживает в этой мастерской, где с ней, можно сказать, собачится какой-то старик, тогда как еще вчера она и не помышляла об этом допотопном приобретении.
— У меня почерк отвратный, детский, — продолжила она. — Всю мою писанину можно отправлять на психиатрическую экспертизу. Я не из тех, кто печатает между глотками и затяжками. Мне хочется доверить бумаге те немногие истины, до которых я дошла своим умом.
Вернувшись к прилавку, она придвинула к себе дерматиновый чехол. Извлекла на свет пластмассовую машинку, подошла с ней к полкам и почти швырнула на свободное место, где была "Ройял сафари", а потом ткнула пальцем в наклейку:
— Я хочу, чтобы мои будущие дети когда-нибудь прочли думы сердца моего. Я собственноручно заполню бумажные страницы, одну за другой, настоящим потоком сознания и сохраню в обувной коробке до той поры, когда мои повзрослевшие дети научатся не только читать, но и задумываться о движениях человеческой души! — Она поняла, что сорвалась на крик. — Они будут передавать друг другу страницы и говорить: "Вот, оказывается, что мама отстукивала с таким грохотом"… Вы уж извините, я тут раскричалась!
— Угу, — буркнул старик.
— А с чего раскричалась?
Старик поморгал, уставясь на милую девушку:
— Захотели устроить спектакль.
— Допустим! — Она перевела дыхание, а потом сделала глубокий вдох и полный выдох — даже надула щеки. — Короче: сколько стоит эта красота из джунглей?
В мастерской наступила тишина. Старик в задумчивости приложил палец к губам, не зная, что сказать.
— Вам не такая нужна. — (Двухцветная "Ройял-сафари" перекочевала с прилавка на полку.) — Эту изготовили для юной девушки, первокурсницы университета, у которой ветер гулял в голове, — ей хотелось одного: поскорее найти мужчину своей мечты. Предполагалось, что на этой машинке она будет печатать рефераты по литературе.
Он снял с полки компактную машинку в корпусе цвета морской пены. Клавиши были на тон светлее.
— Вот эта, — старик вновь заправил два чистых листа, — изготовлена в Швейцарии. В свое время там производились не только ходики с кукушкой, шоколад и великолепные часы, но и лучшие в мире печатные машинки. Эту выпустили в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. "Гермес — две тысячи". Само совершенство, непревзойденный шедевр, ничего лучше уже не создадут. Сказать, что это "мерседес-бенц" среди пишущих машинок, — значит незаслуженно переоценить "мерседес-бенц". Прошу. Давайте.
Зеленое механическое устройство сразу ее отпугнуло. Что, скажите на милость, можно доверить шестидесятилетнему чуду швейцарского происхождения? Где кататься на винтажном "бенце"?
В горах над ЖеневойСнег падает, бел и чист,А дети едят какао-хрустикиДаже без молока.
— Шрифт называется "Эпока", — пояснил старик. — Полюбуйтесь: прямой, ровный. Как по линейке. Идеальная печать. Вот что значит швейцарцы. Видите отверстия в бумагонаправляющем механизме, по обеим сторонам вибратора?
Ах вот что такое вибратор…
— Глядите.
Старик достал из кармана шариковую ручку и вставил кончик стержня в одно из отверстий. Освободив каретку, он поводил валик вправо-влево, подчеркивая напечатанный девушкой текст.
В горах над ЖеневойСнег падает, бел и чист,
— Для выделения смысла можно использовать чернила разных цветов. А вот тут, сзади, — вам видно? — есть регулятор. — Он указал на круглую ручку величиной не более наперстка, с мелкими насечками по краю. — С его помощью можно ослабить или затянуть клавишный механизм.
Она попробовала. Клавиши тут же заупрямились у нее под пальцами; пришлось бить посильнее.
Ходики с кукушкой.
— Когда требовалось сделать три-четыре экземпляра какого-нибудь письма через копирку, более тугая затяжка обеспечивала четкость печати вплоть до самой нижней страницы. — Он хмыкнул. — Швейцарцы любили документацию.
Поворот регулятора в обратную сторону — и клавиши запорхали с легкостью перышка.
Часы. Мерседес Гермес 2000000
— Бесшумная, кстати, — сказала она.
— Да, почти. — Старик показал ей, как легко устанавливаются поля нажатием рычажков по обеим сторонам каретки. Для установки табулятора достаточно было нажать "Таб.". — В год выпуска этого "Гермеса" мне исполнилось десять лет. Время над ним не властно.
— Над вами тоже, — сказала она.
Старик улыбнулся милой девушке:
— Он еще вашим детям послужит.
Ей понравилась эта мысль.
— А сколько стоит?
— Об этом потом, — сказал старик. — Я продам вам этот раритет с одним условием. Что вы будете им пользоваться.
— Не сочтите за грубость, — сказала она, — но это ежу понятно!
— Пусть эта машинка станет частью вашей жизни. Частью вашего дня. А не так, чтобы пару раз воспользоваться, а потом решить, что нужно место освободить на столе, убрать ее в футляр и задвинуть в чулан. Стоит раз так поступить — и вы, скорее всего, никогда больше не вернетесь к машинописи. — Во время этой тирады он открыл шкаф под выставкой старинных калькуляторов и теперь, как стало ясно, перебирал футляры. Наконец он вытащил нечто похожее на квадратный зеленый чемоданчик с откидным замком. — Вы бы стали покупать стереопроигрыватель, чтобы ни разу не поставить виниловый диск? Пишущая машинка не должна простаивать без дела. Равно как и парусник, который должен выходить в море. Как самолет, который должен летать. Что толку держать дома фортепиано, если на нем не играешь? Оно только собирает пыль, а твою жизнь музыкой не наполняет.
Он убрал "Гермес-2000" в зеленый футляр.
— Держите машинку на столе, пусть все время остается у вас перед глазами. Рядом положите пачку бумаги. Заправляйте всегда по два листа — берегите валик. Закажите для себя конверты, а также именную почтовую бумагу. Я вам дам пылезащитный чехол, бесплатно, только снимайте его, приходя домой, чтобы машинка всегда была наготове.
— Надо понимать, мы сейчас обсуждаем стоимость?
— Видимо, так.
— И сколько с меня?
— Эх, — протянул старик. — Машинкам этим нет цены. Последнюю я продал за три сотни. Но для милых девушек? Пятьдесят.
— Может, примете кое-что в обмен, с доплатой?
Она указала на игрушечную машинку. Начинался торг.
Старик глянул недобрым глазом:
— Напомните, какова ее цена?
— Пять долларов.
— Вас облапошили. — Он поджал губы. — Сорок пять. Если жена узнает, что я дал такую скидку, она со мной разведется.
— А мы никому не скажем.
Надо сказать, "Гермес-2000" оказался намного тяжелее игрушки. Зеленый футляр всю дорогу нещадно бил по ногам. Пришлось дважды останавливаться и опускать футляр на землю, но не потому, что ей требовался отдых, а потому, что сильно потела ладонь.
Придя домой, она, как обещала, выполнила все инструкции. Машинку цвета морской пены поставила на кухонный столик, а рядом положила стопку бумаги для принтера.
На ужин она сделала два тоста с авокадо и нарезала ломтиками грушу. Выбрала на айфоне "iTunes", нажала "play", опустила телефон в пустую кофейную кружку, служившую усилителем, а сама под старые песни Джони Митчелл и новые песни Адели смаковала приготовленную еду.
Потом вытерла руки от крошек и, радуясь приобретению лучшей печатной машинки, спустившейся с альпийских склонов, заправила два листа, чтобы приступить к печати.
СПИСОК ДЕЛ:ЗАКАЗАТЬ КАНЦЕЛЯРКУ — КОНВЕРТЫ, ПОЧТОВУЮ БУМАГУ.ПИСАТЬ МАМЕ КАЖДУЮ НЕДЕЛЮ?Купить: йогурт, мед (0,5 и 0,5).Разные сокиОрехи (смесь)масло оливковое (из греции)помидоры и Лук (зеленый). ОГУРЧИКИ!Дешевый проигрыватель/HiFi. У методистской церкви?Коврик д/йоги.Восковая депиляция.К зубномуУроки игры на фортепиано (что мешает?)
— Ладно, — вслух сказала она в пустой квартире. — Попечатала — и будет.
Она отодвинулась от столика и от "Гермеса" цвета морской пены. Вынула из машинки "Список дел" и закрепила его магнитом на дверце холодильника. Достала из морозилки одну формочку с фруктовым льдом и подержала под теплой водой, чтобы извлечь ананасовый конус. Зная, что на одной порции остановиться невозможно, она переставила весь набор "таппервер" в холодильную камеру, чтобы через минуту взять добавку.
В гостиной она распахнула окна и впустила свежий ветер. Солнце уже зашло, так что с минуты на минуту должны были вспыхнуть первые светлячки этого вечера. Устроившись на подоконнике, она наслаждалась вкусом ледяного ананаса и следила за белками, которые прыгали вдоль телефонных проводов безупречными синусоидами хвостов и спинок. Вторая порция фруктового льда ушла вслед за первой, и тут над тротуарами и пятачками зелени царственно поплыли светлячки.
Вернувшись на кухню, она ополоснула руки и переставила набор "таппервер" обратно в морозилку. На завтра осталось целых шесть порций. Взгляд ее упал на столик.
И тут в голове шевельнулась мысль.
С какой стати, подумалось ей, принято думать, что типичная женщина, одинокая, пережившая расставание, должна в одиночку глушить вино в безрадостной пустой квартире, пока не отключится на диване под телеболтовню, скажем, "Отчаянных домохозяек"? Телевизора у нее вообще не было, а единственным пагубным пристрастием оставался домашний фруктовый лед. И напиваться до потери пульса ей не случалось ни разу в жизни.
Она вернулась за столик и опять вставила в "Гермес-2000" два листа бумаги. Поля установила как для газетной колонки, а межстрочный интервал — полуторный.
И напечатала:
Дума сердца -
а потом сделала возврат каретки, чтобы начать с красной строки. Время ушло далеко за полночь, а деликатное эхо почти бесшумной печати все еще гуляло по квартире и улетало в открытое окно.
Сегодня в нашем городе с Хэнком Файзетом
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ВОЗВРАЩЕНИЯ В ПРОШЛОЕ
ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ ТИРАНЫ ("тираны"? это описка: должно быть "титаны"), которые в Три-Сити выпускают "Дейли ньюс/геральд", отправляют меня вместе с женой в такие командировки, где можно мешать дело с бездельем, — оплаченные путешествия, скажем, в Рим (штат Огайо), Париж (штат Иллинойс) или Родовое Гнездо (жены) на озере Никсон, а я из этих коротких поездок привожу газетные материалы (примерно тысячу слов) высшей пробы, — во всяком случае, так мне говорят сотрудники моего отдела. На прошлой неделе у меня выдалась просто бесподобная служебная командировка. Вообразите: я отправился в прошлое! Не в эпоху динозавров, не в период падения царского режима и даже не в гости к капитану "Титаника", чтобы вправить ему мозги. Нет, я отправился в пору моего детства, туманного подсознания, заполучив простую и вместе с тем волшебную машину…* * *
УЧЕНИЕ — ВРАГ ПРИКЛЮЧЕНИЯ. Мне доверили написать для тебя, читатель, репортаж с еженедельной барахолки, что на месте бывшего открытого кинотеатра для автомобилистов "Эмпайр-Авто" в городе Санта-Альмеда, — это гигантский блошиный рынок, который действует вот уже 39 лет и под завязку набит обломками сентиментального прошлого, а также подержанными товарами длительного пользования. Старая кухонная утварь, старая одежда, старые книги, миллионы предметов искусства, как вполне милых, так и утративших товарный вид, горы старых инструментов в корзинах и корзины новых, игрушки, лампы, разрозненные стулья, галереи солнечных очков модных брендов — наличные текут рекой туда, где прежде парковались любители кино, чтобы посмотреть, скажем, "Кракатау: к востоку от Явы" на огромном отдаленном экране. А звук шел из динамиков размером с тостер, которые вешались на окно автомобиля. Монокино…* * *
ПРЕДСТАВЬТЕ СЕБЕ САМУЮ ГРАНДИОЗНУЮ дворовую/чердачную/усадебную распродажу Западного полушария в сочетании с "Полной ликвидацией" всей сети универмагов "Монтгомери Уорд" — и получите некоторое представление о масштабах "Толкучки" (так прозвали это место завсегдатаи). Вы можете целый день бродить вдоль прилавков, установленных на отвалах пустой породы между пунктами объявлений, жевать хот-доги "перч" или необыкновенного вкуса попкорн — и бороться с желанием купить все и сразу, с оглядкой только на размеры бумажника и багажника. При желании я мог бы за двести баксов приобрести столик из капа красного дерева, или двухкамерный холодильник "Амана" 1960 года, или переднее и заднее сиденья от "меркьюри-монтего". К счастью, все это у меня уже есть!* * *
ТОЛЬКО Я СОБРАЛСЯ заглянуть в кафе и освежиться порцией мороженого с цедрой лайма, как мне на глаза попалась древняя пишущая машинка — портативный "Ундервуд" из черного дерева, который, шутки в сторону, сиял на солнце, как спрингстиновский хот-род. Беглый осмотр показал, что лента вполне годна к использованию, нужно лишь немного прокрутить катушку, а футляр с отломанной ручкой сохранил некоторую часть подложки из папиросной бумаги, которую несложно реставрировать. Хотя современному человеку пишущая машинка нужна как рыбе зонтик, я предложил парнишке, стоявшему за прилавком, "сороковник за эту допотопную рухлядь в ломаном футляре", и тот ответил: "Вроде нормально". Надо было двадцать предложить. А то и пятерку.* * *
ДОМА я сразу поставил машинку на кухонный стол и проверил состояние буквенных клавиш с помощью одного предложения: "Съешь ещё этих мягких французских булок да выпей же чаю". Клавиша "д" слегка западала, литера "а" немного провисала. Цифровые клавиши нареканий не вызывали, а после серии ударов разработались даже клавиши со знаками препинания. Я напечатал: "Купил сегодня эту машинку, и что вы думаете: она работает…" — но когда в конце строки звякнул, как положено, чистый, отчетливый звоночек, меня — вжжжух — утянуло в пространственно-временной континуум, и я совершил путешествие назад во времени, длившееся либо долю секунды, либо все 49 лет, как один миг…* * *
ДИНЬ! ПЕРВАЯ ОСТАНОВКА: подсобное помещение в отцовском магазине автозапчастей, где теперь городская автостоянка номер девять, на углу Вебстер и Элкорн. В подсобке стояла большая старая пишущая машинка, но я ни разу не видел, чтобы отец на ней печатал. В детстве я по выходным отстукивал на ней мизинцами свое имя. А подростком вообще обходил этот магазин стороной: случись мне там засветиться, отец припахал бы меня на целый день — проводить инвентаризацию…* * *
ДИНЬ! Я, восьмиклассник средней школы имени Фрика ("Вперед, рыси!"), редактор ученического журнала "Штандарт", наблюдаю, как миссис Кей, учительница журналистики, набирает мой материал "Добро пожаловать, слабаки!" на ротапринте, который потом выдаст 350 экземпляров нашего журнала, читаемого по меньшей мере четырьмя десятками учащихся. Я лопался от гордости, когда впервые увидел свое имя на страницах периодического издания…* * *
ДИНЬ! Я, старшеклассник гимназии "Логан", нахожусь в старом кампусе, на верхнем этаже здания, которое считается сейсмоопасным (на моей памяти ни разу не дрогнуло), в кабинете машинописи (уровни 1, 2 и 3), рассчитанном на желающих получить профессию секретаря-референта. Там нет ничего, кроме конторских столов и неубиваемых пишущих машинок, а учителя к нам до такой степени равнодушны, что никого из них я даже не помню в лицо. Некто ставил пластинку на проигрыватель, и мы под диктовку долбили по клавишам. После одного семестра машинописи первого уровня меня, к счастью, приняли в бригаду киномехаников. Вместо того чтобы сидеть на уроках, я расхаживал по школьным кабинетам, устанавливал кинопроекторы и крутил учебные фильмы по заявкам тех учителей, которые сами не справлялись. Поэтому я мало что смыслю в стандартах деловой переписки и в формах обращения — это вообще темный лес. Секретарь-референт из меня никакой. Короче, с тех самых пор я и печатаю…* * *
ДИНЬ! В два часа ночи я, студент колледжа "Уорделл-Пирс", сижу в комнате общежития и печатаю курсовую (сдавать через 8 часов) по риторике — да-да, был такой предмет. Моя тема звучала так: "Сравнительная критическая аргументация в спортивном репортаже (в сфере бейсбола и легкой атлетики)", а выбрал я ее потому, что был спортивным обозревателем студенческого журнала "Первопроходец "Уорделл-Пирса"" и незадолго до этого освещал соревнования по указанным видам спорта. Мой сосед по комнате, Дон Гаммельгаард, хотел спать, но меня поджимали сроки. А под проливным дождем я просто не решился бежать через всю территорию в здание для самостоятельной работы студентов. Насколько мне помнится, за курсовую по риторике я получил высший балл*.* * *
ДИНЬ! Сижу за так называемым столом в так называемом офисе издания "Зеленые страницы". Это бесплатный справочник покупателя, некогда во множестве распространявший в Три-Сити всякие купоны и флаеры. На последних страницах публиковались материалы о событиях местного масштаба, так что каждый рядовой гражданин имел шанс увидеть свое имя в печатном издании. Когда я доводил до ума репортаж с собачьей выставки, прошедшей в муниципальном лектории (мой гонорар составил 15 баксов!), мимо меня протиснулась прекраснейшая из всех девушек, какие только заводили со мной разговор, и сказала: "Бойко печатаешь". Она была права, я вообще был бойким малым, а потому взял ее в оборот, повел к алтарю и вот уже сорок с лишним лет ублажаю по мере сил.Все та же воплощенная Американская Женственность вернула меня из путешествия в прошлое, когда, войдя в кухню, велела убрать эту тарахтелку и накрыть на стол. К нам должны были привезти внуков, и в качестве развлечения мы запланировали акцию "тако — своими руками", а потому пачкотни было не избежать. "Ундервуд" обладает неизъяснимой властью, это движитель моих мечтаний, а потому я спешно убрал его в футляр, отнес в свой домашний кабинет и поставил на полку. По-моему, в темноте он светится…* Проверка вкладыша к диплому показала, что по риторике у меня в "У.-П." был весьма средний балл. Виноват, ошибся.
Назад: Особенные выходные
Дальше: Нас манит прошлое
