«Теперь уже все равно, куда идти, – думала Майя. – Все равно, что со мной будет. Раз уж боги не пощадили Мильвасену, то и меня не помилуют. Если я домой вернусь, Рандронот меня прикончит. А что, пойду-ка я домой… Этого боги точно не ожидают».

Она медленно спустилась с Леопардового холма в верхний город, не обращая внимания на суматоху на улицах. У мрачных, приземистых казарм по двору метались люди с факелами. Майя, хлопая Локридовыми сандалиями – они оказались велики, – неторопливо прошла мимо, вспоминая щеголеватого красавца, который учтиво заговорил с ней и с Оккулой на Халькурниле в день их приезда в Беклу. В ушах стоял плач Мильвасены в ту ночь, когда они с Оккулой вернулись с пиршества во дворце Баронов, в ту самую ночь, когда Майя прокляла Байуб-Оталя и поклялась ему отомстить. Майя вспомнила ласки Эльвер-ка-Вирриона, его учтивость, обходительное обращение, веселый нрав, сочувствие и желание помочь… Ведь это он предложил устроить торги на баррарзе… Вот Мильвасена улыбается в обеденном зале благой владычицы… И за всем этим слышался негромкий голос Нассенды: «Уезжайте отсюда поскорее. Дурное это место, злокозненное…»

Майя, с трудом переставляя ноги, плелась вдоль улиц, залитых призрачным светом восходящей луны. Ее окликали редкие прохожие, но она, объятая невыносимым отчаянием, даже не замечала обращенных к ней слов.

Впрочем, этой ночью жителям верхнего города было не до заигрываний с одинокими девушками. Владельцы особняков и слуги думали только о неминуемом наступлении Сантиль-ке-Эркетлиса и о постыдном разгроме войска Леопардов на юге. Если Сантиль и его хельдрилы намерены захватить Беклу, то чем это грозит купцам и торговцам живым товаром? К этим опасениям примешивался суеверный страх, вызванный известиями о смерти Дераккона. Все подспудно ощущали, что Форнида, совершив одно предательское деяние, на этом не остановится, но боялись даже предполагать, чем именно все закончится.

Люди суматошно сновали по улицам, готовились к вторжению, стараясь защитить свое имущество и кров, поэтому на заплаканную девушку никто не обращал внимания – не одна она сегодня получила дурные вести.

Дорогу Майе внезапно преградил какой-то человек. Она попыталась обойти его, однако он раскинул руки в стороны, закрывая путь. Майя отступила на шаг и потупилась, надеясь, что он оставит ее в покое.

– Грядет тьма! Тьма накроет город! – завопил он.

Майя узнала вездесущего юродивого, которого все называли Еджерет (бекланцы полагали это имя непристойным), – бездомный бродяга в лохмотьях вечно слонялся по улицам нижнего города, изрекал безумные пророчества и сулил беды жителям, которые, хоть и насмехались над ним, относились к его словам с суеверным предубеждением. Он появлялся в местах скопления народа, на рынках и площадях, произносил бессвязные речи, предсказывал всевозможные несчастья и вещал о гневе богов, что неминуемо обрушится на Беклу. За неимением лучших развлечений его слушали и осыпали насмешками и издевками. «Тьма накроет город» было излюбленным присловьем Еджерета. Однажды Майя видела, как стражники грубо стащили юродивого с весов и пинками прогнали с Караванного рынка. Иногда он стоял у ворот нижнего города и грозил паломникам и путникам, призывая на их головы божью кару, пока караульные его не отгоняли. В верхний город его никогда не пускали, но сейчас Майя об этом даже не задумалась – ей просто хотелось пройти мимо.

– Грядет тьма! Тьма накроет город! – снова выкрикнул он. – Тьма поглотит зло, чревоугодников и прелюбодеев, лжецов и лихоимцев, стяжателей и убийц! – Лоскутная накидка, распростертая над головой, затрепетала, словно крыло огромной птицы. – А всех потаскух повесят вниз головой, и их облепят навозные мухи!

– Еджерет, дай пройти, – негромко сказала Майя. – Я тебя никогда не обижала. Мне домой надо.

– Майя? – сощурился он. – Майя реку переплыла!

– Да, да, – миролюбиво согласилась она. – Майя город спасла. Пропусти меня.

– Город спасла! Да, Майя город спасла, чтобы убийцы безнаказанно пировали, чтобы прелюбодеи похоть услаждали, чтобы чревоугодники брюхо набивали! Но тьма накроет город и…

Вокруг стали собираться люди – невольники и слуги, которые часто видели юродивого в нижнем городе.

– Ты что здесь делаешь? Кто тебя сюда пустил? – спросил ночной сторож, схватив Еджерета за руку.

– Она меня пустила! – выкрикнул юродивый. – Она! Велела призвать божью кару на ваши головы! Велела пойти во дворец Баронов! Я ничего не убоюсь…

– Кто? Вот эта девчонка?

Все уставились на Майю.

– Нет, нет, не она! Другая! Гроза Леопардов, зеленоглазая! Она меня пустила, чтобы всех покарать!

– Да что ты мелешь? Решил к шерне пристать?

– Тьма покроет город…

– Ну да, а бык покроет корову! А ты кого бастать собрался?

– Может, в этом все и дело, – заметил ночной сторож, почесывая в затылке. – У красоток из верхнего города странные вкусы. Давай, дружок, пошли к Павлиньим воротам. – Он потянул Еджерета за руку. – И не упирайся, а то…

Внезапно юродивый выхватил из-под лоскутной накидки длинный тонкий кинжал.

– Вот что она мне дала! – глупо ухмыльнулся Еджерет, размахивая клинком. – Вот что она мне дала! Сказала, возьми фолду, ступай во дворец Баронов, срази проклятых…

– Дай-ка его сюда, – велел ночной сторож. – Поранишься еще.

Во всеобщей суматохе Майя незаметно ускользнула и через десять минут подошла к воротам своего дома. «Ох, если б Рандронот меня убил! – уныло подумала Майя. – Так нет же, заставит стать благой владычицей, и что тогда?! Ах, лучше смерть! Прах мой развеют над Серрелиндой, Келси со старой Дриггой надо мной всплакнут, и все кончится…»

Тут она заметила, что ворота стоят нараспашку. В доме горели лампы. Майя прислушалась – голосов не слышно. Она заглянула во двор: расписной горшок на веранде разбит вдребезги, дверь выломана, повсюду щепки и обломки досок, у входа свалена груда тряпья…

Что случилось? Воры? Эвд-Экахлон узнал, что Рандронот скрывается в Майином доме и прислал солдат? Она осторожно пробралась через двор: никого не видать и не слыхать.

У веранды она остановилась и едва не вскрикнула: это не груда тряпья, а старый Джарвиль – невидящие глаза раскрыты, зубы оскалены, из груди торчит рукоять кинжала.

К чести Майи, первым делом она подумала об Огме, на миг замешкалась и напряженно вслушалась. В доме стояла мертвая тишина. Майя тихонько взошла на веранду, перешагнула через труп привратника и ступила в гостиную, где, как обычно по вечерам, горели светильники.

Она огляделась, не зная, окликнуть ли Огму, потом вспомнила, что у Джарвиля в сторожке у ворот была дубинка. Майя сбегала за ней, а потом прокралась в гостиную – и ужаснулась.

Шелковые драпировки сорвали со стен; столики перевернули и разломали; изящные безделушки растоптали; кувшин и два кубка смахнули на пол, где расползлась лужа вина; тут же валялось серебряное зеркало, отражая свет ламп; подушки ложа распороли и набивку раскидали по гостиной. Впрочем, ничего этого Майя не заметила – в дальнем конце гостиной неподвижно лежали солдаты Рандронота; липкая кровь глянцевой коркой застыла на плитках пола. Один из солдат успел выхватить из ножен короткий меч гельтской работы, который теперь лежал рядом с ним, а второй просто пытался убежать, но враг застиг его у самой двери в сад.

Едва не лишившись чувств, Майя выбежала в прихожую и обессиленно прислонилась к перилам лестницы. С верхнего этажа донеслись слабые стоны и прерывистое бормотание. Огма! Майя прислушалась и окликнула служанку.

Стоны затихли, но Майе никто не ответил.

– Огма, ты меня слышишь? – настойчиво повторила Майя.

– Ох, госпожа… – сдавленно пролепетала Огма.

– Спускайся в прихожую!

– Не могу… Меня покалечили, – дрожащим голосом проговорила служанка.

Майя бросилась наверх, в спальню, где горел светильник, и замерла на пороге. Посреди кровати, на окровавленных простынях лежал Рандронот – с перерезанным горлом. Обнаженный торс лапанского правителя покрывали глубокие колотые раны.

Под стеной у двери скорчилась Огма; из длинных порезов на руках и плечах сочилась кровь.

– Ох, госпожа, мне худо… – прошептала служанка.

Майя помогла ей подняться и торопливо увела подальше от жуткого зрелища, в купальню, где принялась перевязывать раны – неглубокие, с ровными краями и отчего-то одинаковой величины, будто их наносили не в пылу сражения, а неторопливо и старательно.

От холодной воды Огма вскрикнула и задрожала, но потом успокоилась и потихоньку пришла в себя.

– А в доме больше никого нет, госпожа? – робко спросила она.

– Джарвиля убили, и солдат тоже.

– Ну, значит, ушли… – вздохнула Огма, встала и тут же ухватилась за Майю.

– Пойдем, я тебе джеббы дам, – сказала Майя, видя, что служанка перепугана, но смерть от потери крови ей не грозит.

Вдвоем они спустились на кухню. Майя подкинула поленьев в очаг и после долгих поисков обнаружила кувшин с джеббой на полке над столом. Резкий вкус напитка привел Майю в чувство. Она заставила стонущую Огму сделать несколько глотков. Служанка, всхлипывая, затеребила повязки на руках и с криком подскочила, когда в очаге треснуло полено. Майя уселась на табурет и взяла Огму за руки.

– Расскажи, что здесь произошло.

Огма зарыдала. Майя осторожно тряхнула ее за плечо:

– Прекрати! Успокойся и рассказывай.

– Ох, госпожа, владыка Рандронот…

– Что?

– Ну, я лампы по комнатам разносила, а тут он из сада вернулся, в одних штанах, сердитый такой. Я его спросила, когда ужин подавать, а он не ответил, поднялся в спальню и дверь закрыл. Тогда я пошла в сад, вас искать, а там только одежда ваша на берегу… Я перепугалась, не знала, что и думать, потому… – Огма застыла с раскрытым ртом, ошеломленно вспоминая случившееся.

Майя снова тряхнула ее:

– Эй, не засыпай! Дальше рассказывай.

– Я вернулась… – Огма потерла глаза кулаком и всхлипнула. – Я в дом вернулась, а солдаты меня спросили, где вы, только я не знала, куда вы подевались, ну, так им и сказала. А они говорят, мол, владыка Рандронот велел им с крыши войско высматривать…

– Какое войско? Лапанское?

– Ой, да не знаю я! – заныла Огма. – Войско и войско, мне-то какое дело… А потом они приказали вина им принести. Я не хотела, потому как без вашего разрешения, но вас же не было, а они же солдаты… Ну я и принесла. Простите, госпожа, виноватая я.

– Ничего страшного, Огма, продолжай.

– Ну, принесла я вино, значит, не самое хорошее, конечно… Таким мужланам и попроще сойдет…

– Ох, да ты дело говори, не отвлекайся! Дальше что случилось?

– Вот они и стали пить, в гостиной, а тут в ворота заколотили… Так я решила, что это вы вернулись, и даже не подумала, с чего бы вам в собственный дом стучаться…

– А потом что?

– Я пошла к воротам. Джарвиль в смотровое окошко выглянул, посмотреть, кто там, а потом ставень захлопнул и говорит мне: «Ох, не знаю, что и делать! Благая владычица к нам пожаловала…»

– Благая владычица? – ошеломленно воскликнула Майя. – Не может быть! Она сейчас далеко, за городом, на равнине…

– Нет, госпожа, я своими глазами ее видела. В щелку ворот посмотрела – а там она стоит и здоровый такой мужчина с ней, в мундире, вроде как военачальник. А благая владычица тоже в доспехах, и оба в пыли, будто пешком откуда-то пришли. Тут она и молвит, гневно так: «Долго я здесь буду дожидаться? Открывай ворота, не то на виселицу отправлю» – и прямо взглядом меня пронзила. Ох, я так перепугалась…

– Дальше, дальше-то что?

– Ну, я ворота и открыла…

– Ты открыла ворота?

– Да, госпожа. Вас же не было, мне спросить было не у кого, а она так осерчала, что я…

– Огма, ты что, не знаешь, что она смерти моей желает?

– Ох, да как же это? Нет, госпожа, я не знала… Ну, то есть я тогда еще не знала…

Майя, не веря своим ушам, с горечью вспомнила советы Неннониры и Отависы – надо было нанять в услужение смышленую, сообразительную женщину.

– Ладно, рассказывай дальше.

– Так вот, я ворота открыла, а здоровяк меня оттолкнул, Джарвилю рот зажал и мечом его как пырнет! Благая владычица меня за волосы схватила, кинжал к горлу приставила и говорит: «Только пикни, зарежу!» А потом спрашивает: «Где Рандронот и Майя? В спальне?» – и ножом тычет… Больно! Ну я и сказала, что да, мол, там вы. Я же до смерти перепугалась, не знала, что… Тогда она мне руку за спину завернула, рот рукой зажала и велела ее наверх провести. А здоровяк в гостиную пошел. Она как наверх поднялась, так сразу дверь спальни пинком распахнула, а там владыка Рандронот дремал. Благая владычица меня к стене отшвырнула, бросилась к кровати и ну кинжалом колоть… Ох, госпожа Майя, до чего мне жутко стало, даже вспоминать страшно… Не могу я больше.

– Рассказывай!

– Кровь так и брызнула во все стороны, а благая владычица захохотала как безумная, заулюлюкала… кинжалом тычет, а кровь по себе размазывает, и по рукам, и по лицу, и по груди… А потом присела на кровать и как полоснет ему по шее – чисто голову снесла! Ох, такое в дурном сне не привидится! – Огма захлебнулась рыданиями.

Майя с трудом успокоила ее, и служанка продолжила свой рассказ:

– Ну, потом она ко мне подошла – я к стене прижалась и закричала что было мочи, а благая владычица говорит: «Заткнись, или я тебя заткну!» Тут здоровяк в спальню вошел, меч у него весь в кровище, и говорит: «Я готов, а ты как?» А она ему в ответ: «Погоди, мне еще кое-что надо закончить» – и снова меня за волосы ухватила и начала кинжалом пырять – тычет и спрашивает: «Где Майя? Где Майя?», а я говорю, что не знаю, а она прямо вся дрожит, вроде как от удовольствия, на щеках румянец, глаза так и сверкают… Ох, жутко, даже не описать… А потом пригрозила мне глаза выколоть, а я как закричу: «Не знаю я, где Майя, нет ее здесь!» Тогда здоровяк и говорит: «Хватит уже, Форнида, ничего она не знает. Мы здесь только время теряем. Майю ты убить успеешь. Нам пора». Тогда благая владычица на меня грозно уставилась и прошипела: «Так и быть, я тебе жизнь сохраню, чтобы ты нашей красавице Майе все рассказала!» – ну или что-то такое, я точные слова не запомнила. Тут у меня голова закружилась, в глазах потемнело, и что дальше было, не знаю…

Майя, будто в кошмарном сне, ошеломленно пыталась понять, что произошло. Как Форнида оказалась в Бекле? Известно ли это Эвд-Экахлону? Что теперь делать? Куда бежать? Как спастись?

На веранде послышались легкие шаги. Майя оцепенела.

– Банзи, ты где? – раздался встревоженный голос Оккулы.

Майя вскочила и выбежала в коридор. Оккула, в кожаной безрукавке и штанах, с кинжалом на поясе, стояла в дверях гостиной, с ужасом глядя на трупы солдат. Услышав шорох за спиной, она выхватила клинок из ножен и стремительно обернулась, а потом бросилась к Майе и сжала ее в объятиях:

– Ох, банзи, хвала богам! Я уж думала…

– Что? Что случилось?

– Не до разговоров сейчас, банзи. Тебе надо из города уходить – немедленно! Понятно?

– Но куда я пойду?

– Тебе помогут. Слушай меня внимательно.

– Оккула, но…

В коридор приковыляла Огма, всхлипывая и заламывая руки, перевязанные окровавленными лоскутами. Оккула нетерпеливо топнула ногой.

– Банзи, нет у нас времени! Твоя жизнь в опасности. Заткнись и слушай меня. Деньги у тебя есть?

– Да, но…

– Бери все и уходи. К Павлиньим воротам не суйся – Форнида велела стражникам тебя схватить. Тебе надо к западной городской стене пробраться. Если караульного встретишь, подкупи его, чтобы пропустил, – там в карауле ночные сторожа стоят, не солдаты. Форнида в городе…

– Ох, откуда здесь Форниде взяться? Огма мне рассказала, но что-то не верится…

– Банзи, заткнись! Благая владычица в городе, тебя ищет, убить хочет. Она убила Дераккона, разгромила Керит-а-Трайна и два часа назад вошла в Беклу с Хан-Глатом и отрядом в пятьсот бойцов. Они сутки без остановки сюда добирались, только по ней и не скажешь – свежа, что твоя роза.

– Как же ее в город пустили?

– Вот так и пустили… Такую не остановишь. Она если прикажет, то перед ней ворота преисподней распахнут. Ну, в преисподнюю я ее отправлю, не сомневайся.

– А что с заложниками стало? Она их убила?

– Нет, с собой привела. Байуб-Оталь и остальные пленники в городской тюрьме. Банзи, давай собирайся! Уходи отсюда!

– Сейчас, сейчас… Значит, к западной стене… А потом куда?

– Пройдешь вдоль стены до складов у башни Сель-Долад, там спросишь торговца по имени Н’Кесит, скажешь ему про кошку Келинну, ну, ты помнишь… Он поможет тебе выбраться из Беклы. Все, мне пора! Да хранят тебя боги! О Канза-Мерада, не так я думала с тобой проститься, но ничего не поделаешь! Мы еще встретимся, обязательно встретимся, не сомневайся!

– А с Огмой что делать? Не могу же я ее одну оставить…

– О великий Крэн! Ладно, я ее к Неннонире отведу. Не волнуйся, Форнида ее искать не станет, как узнает, что ты сбежала…

Оккула схватила Огму за руку и волоком потащила за собой.

Оставшись одна, Майя заперлась в уборной – от ужаса ее прохватили понос и рвота, по телу градом катился пот. Наконец ей полегчало, в голове прояснилось, и тут она ясно осознала грозящую ей опасность. Оккула была права – бежать надо немедленно.

Майя вернулась в спальню и, старательно отводя глаза от трупа Рандронота, стала собираться в путь: надела кожаную куртку – подарок солдат из гарнизона в Раллуре, – рассовала по вместительным карманам двадцать тысяч мельдов и адамантовое ожерелье, подпоясалась и прицепила к поясу кинжал в ножнах. Уже сойдя с лестницы, она сообразила, что надо бы взять накидку. Возвращаться в спальню не хотелось, но Майя превозмогла отвращение, выбрала накидку потолще и, накрыв тело Рандронота простыней, вернулась в гостиную. Там она отыскала на полу резную шкатулку с рыбами, сунула ее в карман и выбежала из дома в ночную мглу.