Глава десятая
Что интересно в ситуациях, когда твоей жизни грозит опасность, — все это может быть исключительно скучно.
Я просидела в мастерской отца три часа. Мне вовсе не нужно было приходить в 5 утра, но я не собиралась давать Чжину Чу возможность заявиться раньше меня.
Я устроилась на стуле возле задней стены, прямо рядом с воздушным убежищем, где когда–то давным–давно я выкурила свою первую сигарету. Я помню, что от заполнившего помещение дыма меня чуть не стошнило, но разве подобные мелочи имеют значение, когда ты подросток–бунтарь и демонстрируешь свою независимость? «Что, съел, папочка?!»
О Аллах, какой же мелкой стервозиной я была тогда.
Я каждые десять секунд смотрела на часы, пока, наконец, не наступило 8 утра. Чтобы убить время, я возилась с ручным ацетиленовым резаком. Отец им обычно соединения на трубах уплотняет. Строго говоря, это не «сварка», но поскольку это все равно приходится проделывать в специально оборудованном помещении, отец включил данную операцию в список предоставляемых услуг.
Я не снимала палец с кнопки зажигания. Это не огнестрельное оружие (в Артемиде его нет), но горелкой вполне можно причинить человеку серьезный вред, если он попробует подойти поближе. Я хотела быть готовой к любому варианту развития событий.
Ровно в 8.00 дверь открылась и Чжин Чу осторожно вошел в мастерскую, пряча голову в плечи и нервно озираясь, словно испуганная газель. Заметив меня, он неловко помахал рукой:
— Привет.
— Ты вовремя, — ответила я, — спасибо.
Он сделал шаг вперед, но я остановила его:
— Стой где стоишь. Я сегодня не в самом доверчивом настроении.
— Хорошо, хорошо!
Чу перевел дыхание и принялся объяснять:
— Послушай, мне очень жаль, что так получилось. Это не должно было случиться. Я просто подумал, что могу заработать деньжат, ну, вроде как комиссионные посредника.
Я перебросила резак из руки в руку, просто чтобы он видел, что я не безоружна:
— Комиссионные за что? Что вообще происходит?
— За то, что я рассказал Тронду и «Паласио» о ЗАФО. Разумеется, я рассказал им по отдельности, не вместе.
— Понятно. — Я с отвращением уставилась на этого мелкого паршивца. — А потом ты еще наварил, сдав Тронда синдикату, когда их комбайны взорвались?
— В общем, да. Но это все равно выплыло бы, когда Тронд перекупил бы их контракт. Так что они как–нибудь разобрались бы между собой.
— А как они узнали, что это именно я взорвала комбайны?
Он только глаза опустил.
— Какая же ты сволочь! — прорычала я.
— Я не виноват! Они предложили мне кучу денег!
— А ты–то как узнал, что это была я?
— Тронд проговорился. Он любил поболтать, когда выпьет, — Чжин погрустнел. — Он был хороший парень. Я не думал, что кто–нибудь пострадает, я просто…
— Ты что, считал, что можешь предложить один и тот же приз миллиардеру и мафии, и ничего не случится? Ну ты и придурок.
Несколько секунд он молчал, потом нервно спросил:
— Образец ЗАФО у тебя? Та коробка, которая была в моей комнате.
— Да. Я оставила ее в безопасном месте.
— Замечательно, — он явно расслабился. — А где она?
— Сперва объясни мне, что такое ЗАФО.
Чжин Чу судорожно дернулся:
— Вообще–то это секретная информация.
— Этот этап мы уже миновали.
На его лице появилось страдальческое выражение:
— Понимаешь, производство этого образца обошлось нам в целую кучу денег. Нам пришлось запустить специальный спутник с центрифугой на низкую орбиту, чтобы его изготовить. Меня уволят к чертовой матери, если я вернусь без него.
— Плевать я хотела, уволят тебя или нет. Из–за этой штуки людей убили! Так что давай, рассказывай!
Он только тяжело вздохнул:
— Извини. Мне правда очень жаль. Я совсем не хотел, чтобы это случилось.
— Извиняйся перед Лене Ландвик, — отрезала я. — Девочка–инвалид по твоей милости осталась сиротой.
— Нет, мне нужно попросить прощения у тебя тоже. — У него прямо слезы навернулись на глаза.
Дверь снова открылась, и в мастерскую вошел уже знакомый «левша». Правая рука у него по–прежнему висела в повязке, в левой он сжимал нож, одного удара которым было бы достаточно, чтобы вспороть мне живот, как форели.
Меня всю трясло, то ли от ярости, то ли от страха:
— Ах ты, сукин сын!
— Извини, — всхлипнул Чжин Чу. — Они сказали, что убьют меня, если я этого не сделаю.
Я нажала на кнопку и на кончике резака расцвело пламя. Я направила горелку на приближающегося «левшу»:
— Эй, ты, ублюдок, какую сторону лица тебе подрумянить в первую очередь?
— Будешь рыпаться, сделаю больно, — произнес бразилец с сильным акцентом. — А так я все сделаю быстро, ты ничего не почувствуешь.
Чжин Чу закрыл лицо руками и захныкал:
— Теперь меня точно уволят!
— Черт тебя подери! — заорала я. — Меня тут убивают, а ты все ноешь о своих проблемах!
Я схватила стальную трубу с рабочего стола отца. Что- то было странное в том, что здесь, на Луне, мне пришлось защищать свою жизнь с помощью огня и железной трубы.
Убийца понимал, что если он попробует броситься на меня, я блокирую его удар трубой и тут же поджарю ему физиономию. Чего он не знал, так это того, что на самом деле у меня был разработан куда более изощренный план.
Размахнувшись, я со всей силы стукнула по расположенному на стене газовому вентилю. За звоном металла последовал пронзительный свист выходящего под давлением воздуха. Вентиль сорвало, он пролетел через всю комнату и врезался в дальнюю стену.
Пока «левша» соображал, зачем мне все это было нужно, я подпрыгнула к потолку (здесь это несложно — обычный человек может без усилий подпрыгнуть метра на три) и в высшей точке прыжка мазнула горелкой по датчику пожарной сигнализации.
Замигали красные лампочки и завыла пожарная тревога. Чжин Чу подскочил и резко обернулся, когда дверь позади него захлопнулась.
Опустившись на пол, я метнулась в воздушное убежище и захлопнула за собой дверь. Убийца рванулся за мной, но не успел — я уже повернула рукоять–маховик, запирающую дверь изнутри. После чего продела трубу одним концом в рукоять, и крепко уцепилась за второй.
«Левша» попытался было открыть дверь снаружи, но мой рычаг надежно держал ее. Я увидела разъяренное лицо бразильца через маленький круглый иллюминатор и показала ему средний палец.
Мне видно было Чжина Чу, который отчаянно царапал дверь, пытаясь выбраться наружу. Разумеется, это было бесполезно. Пожароустойчивая дверь мастерской была сделана из железа и наглухо закрывалась специальным механическим пазовым замком, открыть который можно было только снаружи.
Шипение газа в вентиле прекратилось. Настенные вентили у отца подсоединены к баллонам с газом, которые он заправляет каждый месяц.
«Левша» бросился к верстаку и схватил длинный стальной прут, после чего, тяжело дыша, вернулся к моей двери. Я приготовилась сыграть в смертоносную вариацию игры «кто кого перетянет».
Пыхтя и отдуваясь, он продел прут в рукоять двери и изо всех сил попытался повернуть кольцо. Но я удерживала маховик на месте, хотя, по идее, выиграть должен был именно убийца — он был больше и сильнее меня. Зато у меня было то, чего не было у него: кислород.
Газ, заполнивший комнату? Неон. Отец постоянно использовал этот инертный газ при сварке алюминия, и настенные вентили были подсоединены к баллонам с неоном.
Пожарная сигнализация заблокировала комнату и перекрыла воздушные заглушки, так что теперь помещение было заполнено инертным газом. Заметить неон при дыхании невозможно — вы думаете, что дышите обычным воздухом, не замечая отсутствия кислорода. Просто продолжаете дышать, как всегда, пока не отключитесь.
Левша рухнул на колени, упираясь в пол трясущимися руками, постоял так немного и упал, потеряв сознание. Чжин Чу продержался чуть дольше просто потому, что не прикладывал никаких физических усилий, но через несколько секунд свалился и он.
Что он тогда написал? Давай встретимся, чтобы я мог позаботиться о твоей безопасности. Он что, на самом деле думал, что я на это поведусь?
Я вытащила харпритовский Гизмо и набрала номер Руди. Не могу сказать, что мне этого хотелось, но выбора не было. Лучше я сообщу ему о происшествии, чем это сделает прибывшая пожарная команда.
В Артемиде нет полицейского участка, но у Руди есть офис в сфере Армстронга, с камерой предварительного заключения, переделанной из воздушного убежища. Которое, кстати, устанавливал мой отец. На дверях воздушных убежищ нет замков, это противоречило бы самому принципу убежища, поэтому камера просто запирается на цепь с висячим замком. Неизящно, зато эффективно.
Обычно постояльцами камеры бывали пьянчуги или чересчур задиристые типы, которым следовало немного охладиться. Но сегодня там сидел «левша».
Остальная часть комнаты была ненамного больше той, в которой я выросла. Родись Руди на пару тысяч лет раньше, из него вышел бы превосходный спартанец.
Чжин Чу и я сидели рядом, прикованные наручниками к металлическим стульям.
— Это просто безобразие, — сказала я.
— Конечно, ты прямо воплощенная невинность, — сказал Руди, не отрывая глаз от компьютера.
— А я на самом деле ни в чем не виноват, — заявил Чжин Чу, дергая наручники, — меня вообще незачем здесь держать.
— Ты что, издеваешься? Ты пытался меня убить!
— Это неправда! — Чжин показал на дверь камеры. — Это он пытался тебя убить. Я просто организовал встречу. Если бы я этого не сделал, он убил бы меня на месте.
— Не пори чушь!
— Да, моя собственная жизнь мне дороже твоей. И что? Вся эта кутерьма вообще началась только из–за того, что ты не могла как следует скрыть следы.
— Да пошел ты…
Руди вытащил из ящика бутылку–спрей и обдал нас обоих струей воды.
— А ну–ка, уймитесь.
Чжин сморщился:
— Это так непрофессионально!
— Хватит скулить, — сказала я, стряхивая с лица воду.
— Может, ты и привыкла к струям жидкости в лицо, но я нет.
Недурно сказано, надо отдать ему должное. Я и отдала, не совсем цензурно.
Дверь открылась, и в комнату вошла Администратор Нгуги. Как будто только ее и ждали.
Руди мельком глянул в ее сторону и только хмыкнул:
— А вот и вы.
— Констебль, — поздоровалась Нгуги. Потом она перевела взгляд на меня, — Джазмин, дорогая, как дела?
Я молча указала на наручники.
— Констебль, разве в этом есть необходимость?
— А в вашем присутствии здесь есть необходимость? — ответил Руди.
Я могла поклясться, что температура в комнате понизилась градусов на десять.
— Тебе придется извинить нашего констебля, — заметила Нгуги. — Мы с ним не всегда сходимся во мнениях.
— Если бы вы перестали потакать нарушителям закона типа Джаз, мы бы понимали друг друга гораздо лучше.
Она только рукой махнула, словно отгоняя муху:
— Каждому городу нужна своя темная сторона. Так что лучше не обращать внимания на мелкие нарушения и заниматься более серьезными угрозами.
Я усмехнулась:
— Ты слышал, что сказало начальство. Я самая мелкая из всех местных преступников, так что отпускай давай.
Руди покачал головой:
— Власть Администратора на меня практически не распространяется, я работаю непосредственно на ККК. Так что сиди и помалкивай.
Нгуги подошла к воздушному убежищу и заглянула внутрь через иллюминатор:
— Это и есть убийца?
— Да, — ответил Руди. — Я уже лет десять пытаюсь избавить город от организованной преступности, а вы всячески мешаете мне это сделать. Этих убийств могло бы не быть.
— Констебль, мы уже с вами обсуждали этот вопрос. Артемида не смогла бы существовать без денег синдиката. Идеализм — не «месиво», его на тарелку не положишь. — Она обернулась к Руди. — А этот человек что–нибудь сказал?
— Он отказался отвечать на вопросы. Даже имя свое не сказал, но, судя по Гизмо, его зовут Марсело Альварез и он внештатный бухгалтер–консультант.
— Понятно. У нас есть доказательства, что убил именно он?
Руди повернул к ней экран своего компьютера с результатами лабораторных исследований:
— Док Рассел заходила сегодня и взяла у него кровь на анализ. Она утверждает, что образец соответствует крови, найденной на месте преступления. Кроме того, рана на его руке нанесена ножом того же типа, что нож, который держала в руках Ирина Ветрова.
— ДНК крови совпадает? — спросила Нгуги.
— У доктора Рассел нет полноценной судебной лаборатории. Она сравнила группу крови и концентрацию энзимов. Все сошлось. Если нам понадобится сравнить ДНК, нам придется отослать образцы на Землю. Это займет не меньше двух недель.
— Не стоит, — заметила Нгуги, — у нас достаточно доказательств для того, чтобы передать дело в суд, а не выносить приговор.
Туг в разговор вмешался Чжин Чу:
— Эй, прошу прощения! Я требую, чтобы меня отпустили!
Руди снова облил его водой.
— Это еще кто? — спросила Нгуги.
— Его зовут Чжин Чу, он из Гонконга, — ответил Руди. — Не могу найти, на кого он работает, а сам он говорить отказывается. Это он подстроил ловушку, чтобы Альварез мог убить Башару, но он уверяет, что сделал это под угрозой смерти. Якобы Альварез пригрозил убить его, если он это не сделает.
— Трудно его в этом винить, — согласилась Нгуги.
— Наконец–то нашелся человек, обладающий здравым смыслом, — заявил Чжин.
— Вышлите его в Китай, — приказала Нгуги.
— Что? Подождите, — встревожился Чжин, — вы не можете это сделать!
— Очень даже могу, — ответила Администратор. — Вы участвовали в покушении на убийство. Пусть даже под принуждением, вам все равно здесь не место.
Чжин открыл было рот, чтобы возразить, но Руди навел на него свой «водяной пистолет», и Чжин передумал.
Вздохнув, Нгуги покачала головой:
— Все это меня тревожит. Очень сильно тревожит. Вы и я, констебль… мы никогда не были друзьями, но никому из нас не нужны убийства в нашем городе.
— Что ж, по крайней мере, в этом наши мнения совпадают.
— К тому же, подобные преступления для Артемиды — новость. — Она сцепила руки за спиной. — У нас и прежде случались убийства, но это всегда был ревнивый любовник, разозленный муж или же случайная пьяная драка. На этот раз произошло профессиональное убийство. Мне это очень не нравится.
— А как насчет вашей снисходительности к мелким нарушителям? Оно того стоило? — поинтересовался Руди.
— Это нечестный вопрос. — Она тряхнула головой, словно отгоняя мрачные мысли. — Ладно, давайте разбираться с проблемами по одной. Сегодня стартует челнок — «скотовоз», доставит партию туристов к лайнеру «Гордон». Я хочу, чтобы мистер Чжин Чу был отправлен с этим челноком. Высылка в Гонконг без дальнейших юридических претензий. Альвареза пока придержите, нам нужно собрать доказательства для суда… кстати, где будет суд?
— Ландвик из Норвегии, а Ветрова была русская.
— Понятно, — сказала Нгуги.
Если вы совершили серьезное преступление, вас вышлют из Артемиды в страну, откуда родом ваша жертва, и пусть тамошний закон с вами разбирается. Это справедливо. Но «левша» — впрочем, раз уж я знаю имя, нужно называть его Альварезом — убил двух человек из разных стран. И что теперь с ним делать?
— С вашего позволения, я хотел бы иметь возможность выбрать страну, — сказал Руди.
— Почему?
Руди глянул в сторону камеры:
— Если он согласится сотрудничать со следствием, я отправлю его в Норвегию. Если нет, поедет в Россию. Где бы вы сами предпочли предстать перед судом за убийство?
— Превосходное решение. Я вижу, макиавеллизм вам не так уж и чужд.
— Это не… — начал было Руди, но Администратор перебила его:
— Вам не кажется, что Джазмин следовало бы отпустить?
Руди откровенно удивился:
— Вовсе нет. Она виновна в провозе контрабанды и в саботаже.
— Это только предположения, — вставила я.
— Почему вы так заботитесь о Джаз? — поинтересовался Руди.
— «Санчез Алюминий» — бразильская компания. Вы хотите выслать ее в Бразилию? Если ей повезет, она протянет там день, пока «Паласио» не доберется до нее. Вы считаете, она заслуживает смерти?
— Разумеется, нет, — ответил Руди. — Я предлагаю высылку в Саудовскую Аравию без дальнейших юридических претензий.
— Предложение отклонено, — ответила Нгуги.
— Но это же просто нелепо! Она совершенно точно виновна. Что вы так печетесь об этой девчонке?
— Девчонке? — возмутилась я. — Да мне уже двадцать шесть!
— Она одна из нас, — сказала Нгуги. Она выросла на Луне. Что означает, что ей позволено больше, чем другим.
— Чушь собачья! Вы просто что–то недоговариваете, — вспылил Руди. Я никогда не слышала прежде, чтобы он кому–то грубил.
Нгуги улыбнулась:
— Я не стану высылать Джазмин, констебль. И сколько еще вы собираетесь продержать ее прикованной наручниками к стулу?
Руди подумал, потом вытащил из кармана ключ и снял с меня наручники. Я потерла запястья:
— Благодарю вас, Администратор.
— Береги себя, детка, — Нгуги вышла из офиса.
Руди сердито посмотрел ей вслед, потом обернулся ко мне:
— Ты все еще в опасности. Лучше бы призналась в том, что сделала, и согласилась бы на высылку в Саудовскую Аравию. Там легче спрятаться, чем здесь.
— Лучше бы ты заткнулся наконец.
— «Паласио» не отстанет от тебя только потому, что я поймал одного из их наемников. Можешь не сомневаться, со следующим «скотовозом» они пришлют кого–то другого.
— Во–первых, я это и без тебя знаю, — ответила я, — во–вторых, это не ты его поймал, а я. И напоследок вопрос: как он смог выследить мой Гизмо?
Руди нахмурился:
— Меня тоже беспокоит этот вопрос.
— Короче, я пошла домой. Если тебе нужно будет со мной связаться, ты знаешь, под каким именем меня найти.
При аресте Руди конфискован мой Гизмо на имя Харприта Сингха, и сейчас прибор лежал на столе. Я подняла его:
— И у тебя была куча возможностей убить меня, если бы ты этого хотел, но ты ими не воспользовался.
— Спасибо за доверие. Для твоей же безопасности тебе лучше бы держаться поближе ко мне.
Звучало соблазнительно, но я не могла себе этого позволить. Я и сама еще не знала, что буду делать дальше, но находиться при этом под наблюдением Руди в мои планы не входило.
— Спасибо, но я справлюсь сама. — Я повернулась к Чжину Чу. — Так что такое ЗАФО?
— Да пошла ты!
— Иди отсюда, — сказал Руди. — Возвращайся, если понадобится защита.
— Ухожу, ухожу.
У «Хартнелла», как всегда, сидели тихие и спокойные почти алкаши, каждого из которых я знала в лицо, а то и по имени. Посторонних в баре сегодня не было, а завсегдатаи даже не взглянули в мою сторону. На водопое все было без перемен.
Билли налил мне традиционную пинту:
— А ты разве не в бегах? Ну, или что–то в этом роде?
Я помотала кистью руки:
— Вот именно, что–то в этом роде.
Интересно, Альварез был единственным наемником «Паласио» в Артемиде? Может, да, а может, и нет. Сколько, по–вашему, мафии нужно людей, чтобы наблюдать за операцией отмывки денег на Луне? Ясно было только одно: они еще не могли прислать никого нового. Чтобы добраться сюда с Земли, требуется не одна неделя.
— В таком случае, разумно ли приходить в свой любимый бар?
— Неразумно. Это один из самых глупых поступков в моей жизни, а в этом плане мне есть из чего выбирать.
Билли перекинул полотенце через плечо:
— А чего тогда пришла?
Я продолжала потягивать пиво:
— Только потому, что заключила сделку.
Билли посмотрел через мое плечо на дверь и его глаза округлились:
— Обалдеть! Вот кого я здесь тыщу лет не видел!
Дейл подошел к стулу рядом со мной, на котором он обычно устраивался в прошлые годы, и сел, ухмыляясь от уха до уха:
— Билли, мне пинту твоего плохонького пива!
— Для тебя — задаром! — отозвался Билли, наливая Дейлу пиво. — Как поживает мой любимый гомик?
— Не могу пожаловаться. Но все равно регулярно жалуюсь.
Билли хохотнул и придвинул пиво к Дейлу:
— Ладно, голубки войны, оставлю вас наедине поболтать.
Дейл отхлебнул пива и усмехнулся:
— Я не был уверен, что ты придешь.
— Уговор есть уговор, — ответила я. — Но если сюда кто–нибудь заявится, чтобы убить меня, мне придется удалиться раньше времени.
— Кстати, а что вообще происходит? Ходят слухи, что ты как–то замешана в этих убийствах.
— И слухи правы. — Я осушила кружку и постучала ею по барной стойке. Билли толкнул уже налитую следующую кружку в мою сторону. — Я должна была стать следующей жертвой.
— Но Руди ведь поймал убийцу? В новостях передали, что это вроде какой–то португалец?
— Бразилец. Но это не важно. Они просто пошлют за мной кого–нибудь еще, так что у меня мало времени на передышку.
— Дерьмовая ситуация, Джаз. Я могу чем–нибудь помочь?
Я посмотрела ему в глаза:
— Дейл, мы с тобой не друзья. Так что не беспокойся за меня.
Он вздохнул:
— Но мы могли бы снова быть друзьями? Может, со временем?
— Не представляю себе такую возможность.
— Ладно, по крайней мере, у меня есть один вечер в неделю, чтобы заставить тебя передумать. — Хитрый маленький говнюк еще и ухмылялся. — А зачем тебе вообще понадобилось угробить эти комбайны?
— Тронд пообещал заплатить мне целую кучу денег.
— Оно понятно, но… — Дейл задумался, — это совсем не твой стиль. Это была очень рискованная работа — ты слишком умна, чтобы подобным заниматься. Ты никогда не делаешь ничего рискованного, кроме тех случаев, когда без этого не обойтись. Насколько я знаю, ты не сидишь по уши в долгах. Да, денег у тебя немного, но ситуация стабильная. Ты никаким ростовщикам не должна?
— Нет.
— Ты, случайно, не проигралась всерьез?
— Нет. Дейл, прекрати.
— Джаз, послушай, в чем все–таки дело? — Дейл наклонился поближе ко мне: — Я не понимаю, зачем ты это сделала.
— А тебе и не надо понимать. — Я проверила свой Гизмо. — Кстати, до полуночи осталось три часа пятьдесят две минуты, а после этого твой вечер закончится.
— Значит, три часа пятьдесят две минуты я буду задавать тебе один и тот же вопрос.
Вот ведь заноза в заднице… я вздохнула:
— Мне нужно 416 922 жетона.
— Очень точное число, я бы сказал. А зачем они тебе нужны?
— Затем, что не твое собачье дело, вот зачем.
— Джаз…
— Нет! — рявкнула я. — Больше я тебе ничего не скажу.
Мы помолчали. После неловкой паузы я спросила:
— Как Тайлер? Он… не знаю, как сказать. Он счастлив?
— Да, счастлив, — ответил Дейл. — Всякое бывает, иногда мы ссоримся, как любая пара, но мы знаем, как с этим справляться. В последнее время он расстроен из–за всей этой ерунды с Гильдией электриков.
Я хихикнула:
— Он всегда ненавидел этих мерзавцев. Он все так же не в Гильдии?
— Конечно. И никогда туда не вступит. Он отличный электрик, с чего это он должен добровольно согласиться получать меньше?
— Они что, давят на него? — спросила я. Одна из отрицательных сторон почти полного отсутствия законов: монополии с их тактикой давления.
Дейл сделал неопределенный жест:
— Не очень. Слухи всякие распускают, клиентов перехватывают, цены демпингуют. Он вполне способен с этим справиться.
— Если тебе покажется, что они зашли слишком далеко, скажи мне.
— А ты что можешь сделать?
— Не знаю. Но я не желаю, чтобы кто–то ставил ему палки в колеса.
Дейл поднял стакан:
— В таком случае я не завидую тем, кто попробует это сделать.
Мы чокнулись и отхлебнули пива.
— Постарайся, чтобы он был счастлив, — сказала я.
— Еще как постараюсь.
Мой (харпритовский) Гизмо зажужжал, и я глянула на экран. Пришло сообщение от Свободы: «Этот ЗАФО просто офигенная штука. Встретимся в моей лаборатории».
— Подожди секундочку, — сказала я Дейлу и быстро напечатала: «Удалось что–то узнать?»
«Долго рассказывать. К тому же, я хочу, чтобы ты посмотрела, что эта штука может делать»
Я хмыкнула.
— Какие–то проблемы? — спросил Дейл.
— Да один знакомый просит встретиться. А последний раз, когда я пришла на такую встречу, попала в западню.
— Нужна подмога?
Я покачала головой и напечатала: «Дорогуша, я знаю, чего тебе хочется, но я слишком устала, чтобы заниматься сексом».
«Это ты о чем? — ответил Свобода. И сразу же: — Ага, я понял. Ты боишься, что я не один и меня кто–то принуждает написать тебе. Все в порядке, Джаз, это не ловушка».
«Я просто стараюсь быть осторожной. В данный момент я занята, давай встретимся в лаборатории завтра утром?»
«Отлично. Кстати, на случай если вдруг кто–то будет мне угрожать, я вставлю в разговор слово «дельфин». Идет?»
«Договорились», — ответила я и убрала Гизмо в карман.
Дейл задумчиво пожевал губами:
— Джаз, насколько вообще вся эта ситуация серьезна?
— Учитывая, что меня хотят убить, — весьма.
— А кто эти люди и почему они хотят тебя убить?
Я провела пальцем по запотевшему стакану, стирая капельки воды:
— Это бразильский криминальный синдикат «Паласио». «Санчез Алюминий» принадлежит им, и они знают, что это я взорвала комбайны.
— Блин, — выдавил Дейл. — Тебе нужно место, чтобы спрятаться?
— Я в порядке, — ответила я. И добавила: — Но если мне понадобится помощь, я вспомню твое предложение.
Он улыбнулся:
— Для начала это уже кое–что.
— Заткнись и пей свое пиво. — Я осушила стакан. — Ты и так уже отстал на две пинты.
— Ну раз так… — Дейл махнул рукой Билли. — Бармен! Тут одна малявка думает, что сможет меня перепить. Тащи шесть пинт — три для гея, три для гоя.
На следующее утро я проснулась в своем закутке вся затекшая, с больной головой и в состоянии жутчайшего похмелья. Возможно, надраться в стельку посреди такого кризиса и не было самым разумным решением, но мы уже установили, что у меня талант на неразумные решения.
Несколько минут я лежала, тихо моля о смерти, потом выпила столько воды, сколько смогло вместиться, и выползла из своего укрытия, как слизняк.
Я перекусила сухим «месивом» (так вкус меньше чувствуется) и побрела к общественной ванной на 16-й Верхний Уровень Бина. Остаток утра я провела, отмокая в ванне.
Потом я забежала на 18-й уровень в магазинчик недорогой, но приличной одежды. Я уже столько дней не вылезала из одного и того же комбинезона, что к этому времени он почти уже мог стоять сам по себе.
После всего этого я снова почувствовала себя человеком.
По узким коридорам сферы Армстронга я дошла до лаборатории ЕКИ, встретив по дороге нескольких ученых, которые явно шли на работу.
Я даже не успела постучать, как Свобода открыл дверь:
— Джаз! Ты сейчас такое увидишь… черт, ты сегодня выглядишь, как полумертвая.
— Спасибо на добром слове.
Он вытащил пачку мятных леденцов и отсыпал мне несколько штук:
— У меня нет времени обсуждать твои алкогольные пристрастия, надо показать тебе, что этот ЗАФО делает. Иди сюда!
Он провел меня в лабораторию, которая сегодня выглядела по–другому. Свобода разложил ЗАФО и различные приборы (большая часть из которых выглядела совершенно загадочно) на столе в центре, сдвинув все остальное оборудование к стенам, чтобы освободить место.
От возбуждения он чуть ли не подпрыгивал:
— Это просто потрясающая штука!
— Хорошо, я поняла, — ответила я, — так отчего ты в таком ажиотаже?
Он уселся на стул и с хрустом размял пальцы:
— Для начала я провел визуальное исследование.
— Ты осмотрел кабель. Ты в курсе, что можно просто сказать «осмотрел»?
— По внешним признакам это обычный одномодовый оптоволоконный кабель. Наружная оболочка, внутримодульный гидрофобный заполнитель, промежуточная оболочка — все стандартное. Сердцевина имеет диаметр 8 мкм — тоже вполне нормальна. Но я подумал, что именно сердцевина может представлять интерес, поэтому отрезал несколько образцов для…
— Отрезал? — спросила я. — Я не давала разрешения резать его.
— Ну не давала, меня это не волнует, — он постучал по одному из разложенных на столе приборов. — Вот эта малышка предназначена для измерения показателя преломления сердцевины кабеля. Для оптоволоконного кабеля это очень важный показатель.
Я взяла со стола пятисантиметровый отрезок ЗАФО:
— И ты обнаружил что–то странное?
— Нет, — ответил Свобода. — Показатель преломления 1.458. Чуть выше, чем обычно, но ненамного.
Я вздохнула:
— Свобода, ты можешь пропустить все, что «нормально», и просто сказать мне, что ты обнаружил?
— Хорошо, хорошо, — он поднял со стола какой–то прибор и показал его мне. — Я нашел разгадку тайны с помощью вот этой штуковины.
— Я понимаю, ты хочешь, чтобы я спросила тебя, что это такое, но честное слово, мне уже…
— Это оптический рефлектометр для измерения затухания светового луча. Коротко ОР. Он показывает уровень затухания сигнала, свойственный данному волокну. Затухание — это поглощение оптической энергии, которая преобразуется в тепло во время передачи сиг нала.
— Я знаю, что такое затухание, — ответила я. С таким же успехом могла бы ничего не говорить: когда Свобода сядет на своего конька, остановить его невозможно. Я не знаю никого, кто любил бы свою работу так, как этот парень.
Он положил ОР на стол:
— Итак, типичные показатели затухания для высококачественного кабеля составляют около 0.4 децибела на километр. А теперь угадай показатели ЗАФО.
— Нет.
— Ну. Пожалуйста, ну, предположи что–нибудь!
— Просто скажи мне и все.
— Ноль. Гребаный НОЛЬ! — Свобода сложил пальцы в нолик. — Нооооооль!
Я присела на стул рядом с ним:
— Ты хочешь сказать, что при прохождении сигнала не происходит вообще никакой потери света?
— Именно так! Ну, насколько я могу судить по своим приборам. У моего ОР допустимая погрешность примерно 0.001 децибела на километр.
Я посмотрела на отрезок кабеля, который по–прежнему держала в руках:
— Какое–то затухание все равно ведь есть? Не может же это на самом деле быть полный ноль?
Мартин пожал плечами:
— Сверхпроводники демонстрируют нулевое сопротивление электрическому сигналу. Почему бы не быть материалу с нулевым сопротивлением оптическому сигналу?
— ЗАФО… — пробормотала я, — «оптоволоконный кабель с нулевым затуханием».
Свобода хлопнул себя по лбу:
— Ну конечно!
— Из чего он сделан?
Он повернулся к укрепленному на стене прибору и ласково погладил его:
— А вот тут пригодился мой спектрометр! Это девочка, и ее зовут Нора.
— И что тебе сказала Нора?
— Сердцевина состоит в основном из стекла. В этом нет ничего странного, в большинстве кабелей для сердцевины используется именно стекло. Но там в незначительных количествах присутствуют также тантал, литий и германий.
— А зачем они там нужны?
— Понятия не имею.
Я почувствовала, как в висках начинает пульсировать боль. Похмелье все еще давало о себе знать. Я потерла глаза:
— Все понятно, но почему это такой важный фактор? Меньше энергии уйдет на передачу сигнала?
— Нет, там все еще более впечатляюще, — ответил Свобода. — Длина обычного оптоволоконного кабеля не превышает 15 километров. После этого затухание сигнала становится слишком сильным. Поэтому необходимы регенераторы сигнала. Они считывают сигнал и передают его дальше в первоначальной форме. Но они стоят денег, требуют перезарядки и вообще это достаточно сложный процесс. К тому же, они замедляют передачу сигнала.
— А с ЗАФО регенераторы будут не нужны.
— Вот именно! — подтвердил Свобода. — На Земле проложено огромное количество кабелей для волоконно–оптической связи. Подумай, насколько все было бы проще без всех этих регенераторов. К тому же, передача информации через подобную линию означает, что там почти не будет ошибок. Что также увеличивает пропускную способность. Это просто фантастика!
— Все это чудесно, но стоило ли ради этого убивать кого–то?
Свобода задумался:
— Мне кажется, практически каждая телекоммуникационная компания захочет оборудовать свои каналы информации подобными кабелями. Как ты думаешь, сколько стоит весь коммуникационный бизнес Земли? Потому что примерно столько владельцы ЗАФО смогут получить за свое детище. Я бы сказал, что за такие деньги убьют без малейших колебаний.
Я потерла подбородок: чем больше я размышляла об этой ситуации, тем меньше она мне нравилась. Внезапно кусочки сложились в картинку и я поняла, в чем было дело:
— Черт бы их побрал!
— Ты что? — спросил Свобода. — Кто это тебе так насолил?
— Дело вообще не в алюминии! — Я встала со стула. — Спасибо, Свобо. Я твоя должница.
— Что? Почему ты решила, что дело не в алюминии? А в чем тогда?
Но я уже неслась к двери:
— Свобо, ты чудо. Оставайся таким всегда. Я тебе позвоню.
Офис Администратора раньше находился в сфере Армстронга, поскольку тогда других куполов еще не было. Но когда Армстронг превратился в шумный технический центр, она переехала в маленький однокомнатный офис на 19-м Верхнем Уровне купола Бина.
Да, вы не ослышались. Администратор Артемиды — наиболее важная и могущественная персона на Луне, которая могла бесплатно занять практически любое помещение, — предпочла устроиться в самом простецком рабочем районе. Будь я на ее месте, заняла бы огромный офис с видом на Пассаж. С баром, кожаными креслами и прочими крутыми признаками богатства и могущества.
И непременно с персональным помощником. Я бы завела себе огромного, но вежливого секретаря, который постоянно звал бы меня «мэм». Эх, мечты…
Но у Нгуги всего этого не было. У нее даже секретаря не было. На ее двери висела простая табличка «Администратор Фиделис Нгуги».
Я нажала на кнопку у двери и услышала, как в комнате зазвенел звонок.
— Войдите, — раздался голос Нгуги.
Я открыла дверь и вошла в офис, оказавшийся еще скромнее, чем я ожидала. Обстановка была прямо–таки спартанская. На некрашеной алюминиевой стене висело несколько полок с семейными фотографиями. Стол из металлических листов прибыл сюда прямиком из 1950-х годов. Единственной уступкой персональному комфорту было удобное рабочее кресло. Но оно и понятно: когда мне будет семьдесят лет, мне тоже захочется удобное кресло.
Администратор что–то печатала на ноутбуке. Старшее поколение предпочитало пользоваться не Гизмо, а компьютерами или устройствами с голосовым управлением. Каким–то образом эта женщина ухитрялась сохранять грацию и уверенность в себе даже сидя согнувшись над столом. Одета она была во что–то повседневное, а на голове у нее красовался традиционный шарф–дхуку. Нгуги закончила печатать и улыбнулась мне:
— Джазмин! Рада тебя видеть, дорогая. Пожалуйста, садись.
— Спасибо… ну да, я сяду, — пробормотала я, усаживаясь в одно из двух кресел, стоявших напротив ее стола.
Нгуги сцепила руки, положила их на стол и подалась вперед:
— Детка моя, я очень беспокоилась о тебе. Чем я могу тебе помочь?
— У меня к вам вопрос относительно экономики.
Она удивленно приподняла брови:
— Экономики? Что ж, я немного разбираюсь в этом вопросе.
Сказать, что Администратор явно скромничала, это ничего не сказать. Эта женщина превратила Кению в международный космический центр. Да ей Нобелевскую премию надо было дать! Даже две — за вклад в экономику и Премию мира.
— Что вы знаете о земной телекоммуникационной индустрии?
— Это очень широкое понятие, дорогая. Ты не могла бы уточнить, что конкретно тебя интересует?
— Сколько это может стоить? Я имею в виду, о каком уровне доходов может идти речь?
Администратор рассмеялась:
— Я могу только гадать. Но если ты имеешь в виду всю мировую телекоммуникационную индустрию, то, наверное, что–то от пяти до шести триллионов долларов в год.
— Ни фига себе! Э-э… прошу прощения, мэм.
— Ничего страшного, Джазмин. У тебя всегда была склонность к живописным выражениям.
— Но откуда у них такие доходы?
— Огромная клиентская база. Каждая телефонная линия, интернет–соединение, подписка на кабельное телевидение — все это приносит доход индустрии. Либо напрямую от клиента, либо опосредованно через рекламу.
Я опустила глаза. Мне нужна была минута, чтобы все обдумать.
— Джазмин?
— Извините, я просто устала. Точнее, если уж быть честной, мучаюсь от похмелья.
Она улыбнулась:
— Ты еще молода, так что скоро похмелье пройдет.
— Предположим, что кто–то изобрел «мышеловку покруче». Кто–то разработал просто потрясающий оптоволоконный кабель, применение которого позволяет сократить расходы, улучшить пропускную способность и повысить надежность сети.
Нгуги откинулась на спинку кресла:
— При сравнимых с нынешней продукцией ценовых категориях это было бы колоссальное преимущество. Само собой, производители подобной продукции просто купались бы в деньгах.
— Угу, — сказала я. — Добавим, что образец этого нового кабеля был произведен в центрифуге на специально сконструированном спутнике, запущенном на низкую орбиту. О чем это вам говорит?
Она выглядела озадаченной:
— Это очень странный разговор, Джазмин. К чему ты клонишь?
Я побарабанила пальцами по колену:
— Видите ли, это означает, что данный продукт невозможно произвести на Земле. Поскольку это единственная причина, чтобы запускать на орбиту специально созданный спутник.
Нгуги кивнула:
— Звучит логично. Я так понимаю, именно об этом идет речь?
Я продолжала гнуть свою линию:
— Поскольку имеется центрифуга, это означает, что какая–то сила тяготения необходима для процесса. Просто сила тяготения на Земле слишком велика. Но что, если лунная сила тяготения окажется приемлемой для используемого процесса?
— Не слишком ли это конкретный вопрос для гипотетической ситуации, дорогая моя?
— Вы все–таки ответьте.
— Тогда они могли бы производить подобный продукт здесь.
— Вы можете, как эксперт в таких вопросах, предположить, где лучше всего было бы производить суперкабель: на низкой орбите возле Земли или в Артемиде?
— Без всякого сомнения, в Артемиде, — ответила Нгу- ги. — У нас есть квалифицированная рабочая сила, индустриальная база, транспортная инфраструктура и регулярное транспортное сообщение с Землей.
— Да, — я кивнула, — я тоже именно так и подумала.
— Вообще это звучит многообещающе, Джазмин. Тебе кто–то предложил вложить деньги? Поэтому ты хотела спросить совета? Если подобное изобретение существует, в него совершенно точно стоит вложиться.
Я вытерла лоб. Вообще–то на 19-м Верхнем Уровне сферы Конрада всегда приятные 22 °C, но я все равно была вся мокрая. И посмотрела прямо в глаза Нгуги:
— Знаете, что странно? Вы не упомянули ни радио, ни спутники.
Она чуть наклонила голову:
— Извини, детка, я не поняла тебя. Что?
— Когда мы говорили о телекоммуникационной индустрии, вы назвали Интернет, телефон и кабельное ТВ. Но вы не упомянули радио или спутниковую связь.
— Разумеется, это тоже части телекоммуникационной индустрии.
— Ага, — сказала я, — но вы их не упомянули. Вы говорили только о тех отраслях, которые работают на оптоволоконной связи.
Она пожала плечами:
— Это понятно, мы же говорили об оптоволоконной связи.
— Здесь только одна проблема: в тот момент я еще не упомянула оптоволоконную связь.
— Да нет, наверняка упомянула.
Я покачала головой:
— У меня очень хорошая память.
Нгуги едва заметно сощурила глаза.
Я вытащила из ножен в ботинке нож и взяла его на изготовку:
— Как люди «Паласио» нашли мой Гизмо?
Она достала из–под стола пистолет:
Я им сказала, где его найти.
