Глава двадцать девятая
– Ты боишься умереть?
Мы с Уэсли растянулись на скамейках в саду. До школы оставалось полторы недели. Он читал книгу, а я смотрела в небо. Я не высыпалась уже несколько дней подряд, а может, и дольше, и этот вопрос слетел с языка неожиданно для меня самой. Уэсли оторвался от книги.
– Нет, – ответил он тихо, но уверенно. – А ты?
Солнечный свет проник сквозь облака.
– Не знаю. Я не боюсь боли. Но боюсь потерять жизнь.
– Ничто не пропадает бесследно, – повторил он девиз Архива.
Я села.
– И все же мы будем не мы, ведь так? Когда умрем? Истории – это не мы, Уэс. Они – наши копии, но не мы. Ты не можешь утверждать, что мы и есть те, кто просыпается на полках. Поэтому меня не утешает мысль, что ничего не теряется. Это не делает смерть для меня более привлекательной.
– Ты выбрала ужасную тему, – сказал Уэсли, отложив книгу. – Даже для тебя.
Я вздохнула и снова растянулась на каменной скамье.
– Наша жизнь ужасна.
Уэс притих, и я решила, что он снова вернулся к чтению, но спустя пару минут он добавил:
– Я не боюсь смерти, но меня пугает форматирование. После того, что стало с моей тетей… я бы лучше умер, чем жил среди осколков.
Я посмотрела на него.
– Если бы ты мог покинуть Архив без форматирования, ты бы ушел?
Это опасный вопрос, задавать который мне не следовало. От него веяло предательством. Уэс настороженно взглянул на меня, пытаясь понять, зачем я об этом спрашиваю.
– Это не имеет значения, – ответил он. – Такого быть не может.
– Ну а если бы было возможно? Если бы ты мог?
– Нет, – я даже удивилась твердости в его голосе. – А ты?
Я не ответила.
– Маккензи? – повторил он.
* * *
– Маккензи, мы на месте.
Я моргнула и увидела, что машина остановилась на парковке Гайд Скул. Уэс повернулся и посмотрел на меня.
– Ты в порядке? – спросил он. Я заставила себя кивнуть и улыбнуться, чтобы его успокоить. Затем выбралась из машины и, повернувшись к Уэсу спиной, сняла кольцо и повесила на цепочку на шее. Мне не хотелось лишаться того, что обеспечивало относительную тишину, но я не могла позволить себе проглядеть Оуэна.
– Уэсли Айерс! – воскликнула Сафия, стоявшая рядом с главными воротами. – Ты выглядишь забавно.
Все четверо уже пришли и поджидали нас. Саф и Кэш вплели в густые темные волосы золотые ленточки, Эмбер щеголяла голубыми лентами и нарисованными на щеках бабочками. Гевин надел зеленые очки в толстой оправе, занимавшие пол-лица.
Уэс провел рукой по черным шипам волос.
– Забавно? Я бы сказал – опасно.
Кэш изогнул бровь.
– Еще как опасно! Можешь, например, проткнуть низко летящую птицу.
– Милые рожки, Маккензи, – заметила Эмбер.
– Я думала, у тебя свидание, Сафия, – вспомнила я.
– Да, плевать, я слиняла.
– Она захотела остаться с нами, – пояснила Эмбер. – Только она слишком гордая, чтобы в этом признаться.
– Это моя машина? – спросил Кэш.
Здания на территории кампуса уже окутали сумерки, но свет огней фестиваля отражался от низко нависших облаков. Воздух наполнял гул игравшей вдалеке музыки, правда, до нас доносились лишь басы и низкие частоты. Мы направились к главным воротам. Арку из кованных железных прутьев венчала буква «Г» – оставь надежду всяк сюда входящий. Затем мы пошли по дорожке, обсаженной деревьями, к главному зданию. С каждым шагом свет становился ярче, а шум громче. В самом центре кампуса, сверкавшего огнями, во всем великолепии развернулся Осенний фестиваль. От каждого здания тянулись широкие полотна – серебряные, черные, зеленые и золотые флаги, образуя разноцветный навес над лужайкой. На деревьях висели фонари. Горели огни вдоль дорожек. На лужайке, по краям которой стояли палатки, прямо на траве сидели студенты. Музыка, казалось, лилась отовсюду. Ее всеохватывающее, громкое звучание сильно отличалось от музыки Уэсли, которая наполняла меня, когда мы касались друг друга. На скамье расположилась группа девушек в ярких цветных леггинсах, они ели и весело смеялись. Многие вовсю танцевали. Их прически растрепались, глаза блестели. Кругом царила суматоха, отовсюду доносились голоса, даже воздух, казалось, был насыщен самой жизнью.
В толпе тут и там мелькали преподаватели. Они останавливались перекинуться словечком друг с другом, но никто из них не стал экспериментировать с макияжем или прическами. В темной одежде они маячили словно тени. Лоуэлл и Даллас беседовали возле палаток. Миссис Хилл и миссис Уэллсон сидели на скамье на краю импровизированной танцплощадки. Там же, прислонившись к стойке с напитками, стоял Эрик. Увидев его, я напряглась. С мрачным видом он оглядывал толпу. Стоило догадаться, что и он тут будет. Но вот вопрос: он все еще действует по просьбе Роланда? На другом краю поляны я заметила Сако. Она сидела на скамье и, прищурившись, наблюдала за мной. Уж она-то точно явилась сюда по поручению Агаты. Я осмотрела толпу и нашла еще одного наблюдателя – темнокожего мужчину, которого прежде никогда не видела. В нем чувствовалась та же холодная грация, что у Сако. Все остальные выглядели вполне сетественно. Впрочем, если уж честно, то и Отряд ничем особенно не выделялся.
А вот Оуэна нигде не было видно. Во всяком случае, пока. У меня и сомнений не возникало, что даже в таком столпотворении, где каждый щеголял причудливыми прическами и макияжем, я сразу же замечу его.
«Вечер начнется в семь. Шоу – в восемь».
Что он планирует? Холодная дрожь страха прокатилась вдоль позвоночника. Что, если риск слишком велик? Что, если я совершаю ужасную ошибку?
Эмбер и Гевин, взявшись за руки, направились к ближайшему ларьку с закусками, а Сафия схватила Уэсли за рукав и потребовала пригласить ее на танец.
– Это традиция, – настаивала она. – Ты всегда со мной танцуешь.
Уэсли замешкался, явно не желая покидать меня. И если честно, я тоже не хотела, чтобы он уходил. Меня вдруг пронзила пугающая мысль: что, если он уйдет, и мне больше не представится возможность… сделать что? Попрощаться? Но я и не стала бы говорить ему «прощай».
– Идите уже, – вмешался Кэш, – мы с Мак прекрасно без вас обойдемся.
Сафия увлекла Уэсли за собой в самую гущу танцующих. Кэш протянул руку.
– Можно тебя пригласить?
Я подала ему ладонь, и пока мы танцевали, в моей голове звучали джаз, смех и все его мысли. Изо всех сил я старалась не воспринимать слова и слушать только мелодию. В Кэше так и бурлила энергия, что я почти забыла обо всем, пока мы кружились в танце. Слушая его голос, его музыку, его мысли, я забылась и целую песню чувствовала себя легко. Этим-то Кэш и прекрасен. В другой жизни я непременно влюбилась бы в этого славного парня, который видел во мне просто симпатичную девчонку. Рядом с которым я могла притворяться, что все могло бы быть иначе. Но если бы даже я и верила в мечту Оуэна, что можно жить без лжи и тайн, Кэш не тот, с кем я связала бы свою судьбу.
Вскоре песня стихла, и заиграла другая, еще более медленная. Старшекурсница тронула Кэша за плечо и пригласила на танец. В тот же миг ко мне подошел Уэсли.
– Потанцуй со мной, – попросил он.
Я даже не успела ничего ответить, как он обнял меня за талию, наполнив мои мысли печалью, страхом и все еще живой надеждой. Я прильнула к плечу Уэсли, слушая его сердце, его шум, его жизнь. Каждый миг причинял мне боль, но я не разжимала рук и не отстранялась. А затем, когда песня уже заканчивалась, я увидела на краю танцпола Оуэна.
Мы встретились взглядом. Сердце забилось чаще. Я обняла Уэса еще крепче, чтобы собраться с силами и оставить его. Я смогу это сделать. Как бы ни пришлось поступить, чтобы покончить с Оуэном, я это сделаю. Я должна. Ведь это я его выпустила на волю. Мне его и возвращать. Верну его в Архив и заслужу право жить дальше. Оуэн развернулся и отошел, скрывшись за часовней в тени. Песня закончилась, но Уэсли продолжал стоять рядом. Я посмотрела в его подведенные глаза.
– Что случилось? – спросил он.
– Ты этого стоишь, – ответила я.
– Что ты имеешь в виду? – наморщил он лоб.
– Ничего, – сказала я, улыбнувшись. – Я хочу выпить. Прибереги для меня еще один танец, ладно?
Мои пальцы выскользнули из его руки. Помедлив, он попытался удержать меня, но Эмбер поймала другую его руку и потянула за собой.
– Где мой танец, Айерс? – спросила она. Наш пальцы расцепились. Снова заиграла музыка, и я растворилась в толпе, приказав себе не оглядываться. Эрик стоял спиной, а Сако отвлеклась на мистера Брэдшоу, попытавшегося завязать с ней разговор. Так что я ускользнула в темноту незамеченной. Я услышала знакомый напев («Ты мое солнце, мое единственное…») и пошла на звук в тень часовни. Он стоял, прислонившись к кирпичной стене, и вертел в руках нож.
– В Гайд Скул всегда умели устраивать вечеринки, – сказал он. На фоне горящих огней я не видела его глаз.
– Теперь ты скажешь, что здесь произойдет? Когда мы украдем страницу?
– В этом-то весь фокус, – Оуэн спрятал нож. – Украдем ее не мы.
– Не понимаю, – напряглась я.
– Вот потому-то для осуществления моего плана мне и потребовался второй человек, Маккензи. Один – отвлекает Архив, второй – крадет страницу.
– Ты хочешь, чтобы я совершила диверсию?
– Нет, – покачал головой Оуэн, – я хочу, чтобы ты стала диверсией.
– Что ты имеешь в виду? – в груди у меня сжалось.
– Ты ведь и так ходишь по тонкому льду, по мнению Архива, верно? Пока они будут вести тебя на форматирование, на меня, скорее всего, не обратят внимание.
– Зачем им меня форматировать? – спросила я медленно.
– Потому что ты не оставишь им выбора. Ты устроишь шоу. А в Архиве ненавидят шоу. Я уже все для тебя приготовил. – Он показал в сторону лужайки, и даже в темноте я увидела провода. Фитили.
– Я же сказала, что никто не должен пострадать.
– Ты сказала, что Уэсли не должен пострадать.
– Оуэн…
– Тебе придется сыграть свою часть, Маккензи. Кроме того, это всего лишь фейерверки. Я же говорил, нам нужно что-то небольшое, но яркое. Вспышки – самое то. Как только ты чиркнешь спичкой, на этот раз в буквальном смысле, ты должна сделать только одно – бежать. О сложной части нашего плана я позабочусь сам.
– Что за сложная часть?
– Все внимание сейчас приковано к тебе, – продолжил он. – Они так и ждут, что ты выкинешь какой-нибудь фортель. Вот потому ты это и сделаешь, а затем попытаешься сбежать. Отряд будет тебя преследовать. И когда они тебя поймают, а они поймают, ты будешь отбиваться, как угодно, всеми силами, до самого конца.
Мысли отчаянно метались у меня в голове. Не так я себе все представляла. Думала, мы проникнем в Архив вместе и я верну его. Как я это сделаю, если меня схватят?
– Тебе нужна не диверсия, Оуэн, а жертва.
– Не драматизируй.
– Я тебе не мученица, – огрызнулась я.
– Я не позволю им тебя отформатировать.
– О, ну раз ты им не позволишь… – язвительно ответила я.
– Я спасу тебя, – заявил он. – Доверься мне.
– Ты хочешь, чтобы моя жизнь зависела от тебя? – усмехнулась я.
Оуэн прижал меня спиной к кирпичной стене.
– Твоя жизнь и так зависит от меня с того момента, как я выбрался из бездны, – прорычал он. И тут меня с тошнотворной ясностью осенило: он уже устроил шоу. Ему не нужно мое согласие, чтобы сделать из меня козла отпущения. Но за мной он придет только в том случае, если будет думать, что я заслуживаю спасения. Однако фолиант лежит у самого входа. Что ему стоит просто войти, забрать его и уйти без меня?
– Я так не сделаю, – заверил он, прочитав мои мысли. – Я не брошу тебя. Ты мне все еще нужна. Мы несем перемены, Маккензи. Мне нужно, чтобы ты провозгласила их начало.
Он убрал руки и оглянулся на лужайку, где фестиваль был в самом разгаре. Яркие огни бросали тени на его бледную кожу.
– Так или иначе, перемены грядут, – произнес он тихо. – Поэтому либо Архив примет изменения, либо его ждет полный крах.
Глядя на него в мерцающем свете, я вдруг поняла: все это ложь. Его слова о существовании Архива без секретов, его мечта о разоблачении мира. Оуэн не ждет, что Архив выстоит. Он этого и не хочет. Он стремится к тому же, к чему стремился всегда: разрушить Архив. И он решил, что за него это сделает Внешний мир. Оуэн не хочет перемен. Он хочет разрушения. И я сделаю что угодно, лишь бы помешать ему.
Мозг лихорадочно работал, но я не могла показать, в какой я панике. Коротко вздохнув, я заставила себя успокоиться.
– Ты должен был рассказать мне об этом раньше, – упрекнула я. – Для того, кто борется против тайн, у тебя их слишком много.
– Я не хотел, чтобы ты над этим размышляла, – сказал он, нахмурившись. – Но наши судьбы связаны. Если ты оплошаешь, меня тоже ждет провал. Если я потерплю неудачу, тебе тоже несдобровать. Мы с тобой вроде напарников.
«Никакие мы не напарники», – подумала я, но вслух сказала:
– Не смей меня там бросать, Оуэн.
– Не брошу, – улыбнулся он.
Затем он присел на корточки и поднял фитиль с травы. В другой руке появилась зажигалка. Он оглянулся на часовню. Без пяти минут восемь.
– Отлично. – Он чиркнул зажигалкой и выпустил маленький танцующий огонек. – Осталось пять минут до нашего фейерверка.
Он поднес огонек к фитилю. Пламя с шипением побежало вдоль провода.
Со смесью ужаса и возбуждения я поняла, что пути назад больше нет.
– Найди освещенное место.
Оуэн вышел из тени на дорожку, но я задержалась у часовни и достала из кармана телефон. От Уэсли пришло сообщение: «Где ты?». Я ему ответила: «Возле корпуса естественных наук». Я понадеялась, что сумею отослать его подальше, что бы там ни произошло. Затем, сглотнув, я набрала домашний номер. Ответила мама.
– Привет, – поздоровалась я. – Просто отчитываюсь. Как обещала.
– Хорошая девочка, – похвалила мама. – Надеюсь, вечер у тебя пройдет замечательно.
Я постаралась подавить страх.
– Так и будет.
– Позвони нам, когда все закончится, ладно?
– Хорошо, – пообещала я. Она уже хотела положить трубку, но я окликнула ее: – Мама?
– Да?
– Я люблю тебя, – сказала я и нажала отбой.
Без четырех минут восемь. Часовня возвышалась в свете огней. Я наблюдала, как истекла минута. А тем временем под разноцветным навесом танцевали и смеялись студенты, не представляя, что сейчас произойдет. Честно говоря, я тоже не представляла.
Без трех минут восемь. Я убеждала себя, что смогу это сделать. Что это вовсе не безумие. Что это все скоро закончится. Когда все слова иссякли, я вышла из тени, ожидая, что увижу Оуэна, но его нигде поблизости не было. Поэтому я направилась к школьному двору. Я прошла всего несколько шагов, когда кто-то схватил меня за предплечье и затащил обратно в тень. В голову ударило: «…думала ты умная ты не сможешь пройти мимо меня думала я не замечу связь…».
Не успела я вырваться, как на запястьях замкнулись металлические наручники. Я повернулась и увидела за спиной детектива Кинни.
– Маккензи Бишоп, – произнес он, сковав мне руки за спиной. – Вы арестованы.