Глава двадцать седьмая
Жгучая боль когтями впилась в мой мозг. Агата убрала руки, и боль стихла. Стражники отпустили меня, и я рухнула на колени. Подняв глаза, я увидела, что Роланд держит Агату за запястье, а у входа в Атриум стоит Патрик, удерживая одну створку дверей открытой.
– Что ты делаешь? – рявкнул Роланд.
– Выполняю свою работу, – ледяным тоном ответила Агата.
– В твою работу не входит пытать Хранителей у меня в приемной.
– У меня есть все основания, чтобы…
– Если у тебя и в самом деле есть основания, тогда получи разрешение в Совете. – В его голосе отчетливо звучал вызов, и Агата напряглась. Едва заметная тень страха омрачила ее идеально гладкое лицо. Обращение к Совету означало, что она не только допустила еще один случай вероломства, но и не сумела раскрыть источник. – Ты не тронешь ее без одобрения.
Роланд выпустил запястье Агаты, но продолжал испепелять ее взглядом.
– Мисс Бишоп, – сказал он, когда я поднялась на ноги. – Думаю, вам лучше вернуться на занятия.
Я кивнула и, дрожа, повернулась к двери, как вдруг Агата произнесла:
– Она кое-что взяла у тебя, Роланд.
Я оцепенела, зато он и виду не подал. Его лицо оставалось абсолютно непроницаемым, даже когда Агата добавила:
– Записную книжку.
Я не могла заставить себя поднять на него глаза, но чувствовала, как его взгляд буквально придавил меня к полу.
– Знаю, – соврал он, – я ей сам ее дал.
Только тогда я осмелилась взглянуть на него, но он уже смотрел на Агату. Я была на пороге, когда она сказала ему:
– Ты не сможешь ее защитить.
Но его ответ я не услышала, скрывшись в темноте.
* * *
Я шла, не останавливаясь, до самого кабинета Даллас, и явилась раньше времени. Ее еще не было, но я опустилась на кушетку. Сердце в груди бешено колотилось. Я до сих пор ощущала на висках руки Агаты и нестерпимую боль, пронзившую меня, когда она вытягивала мои воспоминания. Еще бы чуть-чуть, и…
Я достала из кармана блокнот Роланда. Воспоминания загудели под кожей, но я не стала их читать – я и так переступила черту, взяв блокнот без спроса. Я закрыла глаза.
Кто-то сказал:
– Впечатляет.
Я открыла глаза и увидела Оуэна. Он сидел в кресле Даллас и пристально смотрел на меня, рассеянно вертя в руках нож.
– Должен признать, – продолжил он, – я сомневался, что ты это сделаешь.
– Я полна сюрпризов, – сухо сказала я. Он протянул руку к блокноту. Помедлив, я отдала его и добавила: – Он очень важен для кое-кого.
– В Архиве все важно, – заметил он, забирая у меня блокнот.
Коснувшись моей руки, он задержал пальцы. Я разгадала его прикосновение: он читал мои мысли. Меня наполнила его тишина, в то время как поток моей жизни хлынул к нему. Я знала, что сейчас он видит нашу схватку с Агатой, я видела это по его расширенным глазам.
– Она разозлилась, потому что я не позволила ей проникнуть в мой разум.
– Хорошо, – кивнул Оуэн, отодвигаясь.
Он принялся листать блокнот Роланда, но делала это на удивление бережно.
– Даже странно, – пробурчал он себе под нос, – что, мы так привязываемся к вещам. Мой дядя не мог расстаться со своим армейским жетоном. Носил его на шее, не снимая, вместе с ключом, как напоминание. Он участвовал в обеих войнах, мой дядя. Героем был. Потом вступил в Отряд. Отличался редкой преданностью. Когда дядя вернулся со второй войны, мне исполнилось одиннадцать, и он начал меня тренировать. Добрым и ласковым он никогда не был, войны и Архив вытравили из него всю мягкость, но я всегда верил в него. – Оуэн закрыл блокнот Роланда и провел пальцем по обложке. – В четырнадцать меня приняли в Архив. В ту же ночь дядя пришел домой и выстрелил себе в голову.
У меня перехватило горло, но я заставила себя промолчать.
– Я никак не мог понять, – Оуэн говорил как будто с самим собой, – почему человек, который столько всего сумел выдержать, совершил такое. Он оставил записку. «Я – это я». Вот и все, что он написал. Я не видел в ней никакого смысла, пока два года спустя не узнал о политике Архива: форматировать тех, кто прожил довольно долго и вынужден уйти в отставку. Он предпочел умереть, лишь бы не позволить им выпотрошить его жизнь и вырезать из нее все, что может раскрыть их секреты. – Он поднял глаза от блокнота. Их синева казалась темнее и ярче, чем обычно. – Но грядут перемены. Скоро не будет никаких тайн, которые нужно оберегать. Ты как-то обвинила меня в том, что я хочу только сеять хаос, но это не так. Я просто делаю свою работу. Я защищаю прошлое.
Он вернул мне блокнот, и я испытала облегчение.
– Очень кстати, что ты выбрала именно эту книжицу, – добавил он, пока я убирала блокнот в сумку. – Мы должны будем украсть кое-что еще, похожее на нее.
– И что же это? – спросила я, пытаясь скрыть нетерпение в голосе.
– Архивный фолиант.
Я нахмурилась.
– Я не… – Начала я, но осеклась. Дверь распахнулась и вошла Даллас, держа в руках блокнот, сотовый телефон и кружку кофе. Даллас пристально посмотрела на меня, и на долю секунды мне показалось, что она взглянула и на Оуэна. Во всяком случае, на то место, где он находился. Но затем она моргнула и улыбнулась.
– Прости, я опоздала, – извинилась она. Оуэн поднялся и отошел в угол комнаты, а она села в опустевшее кресло. – О чем хочешь поговорить? С кем ты пойдешь на Осенний фестиваль? Похоже, все о нем только и говорят.
Она взяла свой блокнот и стала листать страницы. К моему удивления, там и в самом деле имелись какие-то записи. Прежде я видела только, как она рисовала в уголках страниц каракули, похожие на цветочные узоры.
– О, я знаю, – воскликнула она, остановившись на одной из страниц. – Я хочу поговорить с тобой о твоем дедушке.
Я застыла. Вот уж о дедушке мне меньше всего хотелось сейчас говорить, особенно в присутствии Оуэна. Но встретив его взгляд, я прочла в нем напряженный интерес и кое-что вспомнила. Накануне ночью он обронил фразу: «Архиву приходит конец. Твой дед это знал, не мог не знать, и все равно отправил тебя к ним». Я только-только начала завоевывать доверие Оуэна (во всяком случае, интерес), так что если моя задумка верна и это сыграет мне на руку, то стоило попробовать.
– Почему о нем? – настороженно спросила я.
– Не знаю, – пожала плечами Даллас. – Но ты часто его цитируешь. Мне хочется знать, почему.
Я слегка нахмурилась, обдумывая, что сказать.
– Маленькой, – начала я, глядя на руки, – я его обожала. Думала, что он знает все на свете, потому что о чем его ни спроси – у него на все найдется ответ. Мне никогда не приходило на ум, что он может чего-то не знать. Что он может лгать или придумывать на ходу. – Я разглядывала палец, где обычно носила кольцо. – Я считала, что он все знает. И верила каждому его слову… – я на миг смолкла и подняла глаза. – Я только сейчас начала узнавать, как мало правды он мне рассказывал.
Мне самой удивительно было слышать от себя такие слова. И не потому, что ложь давалась очень легко, а потому, что это вовсе и не было ложью. Даллас смотрела на меня так, будто видела меня насквозь. Я натянула рукава пониже.
– Видимо, это слишком. Мне, наверное, следовало сказать, что скучаю по нему. Что он был для меня очень важен.
Даллас покачала головой.
– Нет, все хорошо. Но о своих чувствах к людям мы не говорим в прошедшем времени, Маккензи. Мы продолжаем испытывать к ним чувства и в настоящем. Ты перестала любить своего брата после его смерти?
Я чувствовала на себе взгляд Оуэна, он придавливал меня, словно каменная плита. Мне пришлось вцепиться в сиденье кушетки, чтобы успокоиться.
– Нет.
– Поэтому не совсем верно говорить, что ты любила его, – продолжила она. – Ты его все еще любишь. И неверно говорить, что твой дедушка был для тебя важен. Он таким и остается. Ведь никто не исчезает насовсем, верно?
Голос деда прозвучал в голове как колокол.
«– Чего ты боишься, Кензи?
– Потерять тебя.
– Никто и ничто не исчезает насовсем. Никогда».
– Дед не верил в Небеса, – я поймала себя на том, что снова заговорила. – Но думаю, его пугала мысль потерять все: близких, знания, воспоминания. То, чем он дорожил всю жизнь. Он не раз повторял мне, что верит в некое место. Место, где спокойно и мирно, где жизнь твоя в безопасности, даже когда она закончилась.
– А ты веришь в такое место? – спросила она.
Я не стала сразу же отвечать на этот вопрос, выждала несколько секунд.
– Мне бы хотелось в это верить.
Боковым зрением я увидела, что Оуэн улыбнулся. Грузило. Леска. Крючок.
* * *
– Почему фолиант? – спросила я, как только мы покинули кабинет Даллас.
Все шли на обед, и чтобы поговорить без помех, я выбрала тропинку, огибавшую кампус – кружной путь, по которому мало кто ходил, ведь можно срезать через двор.
– Что ты вообще о нем знаешь? – спросил он.
– Он лежит на столе в приемной. Каждому члену Ветки посвящена одна страница фолианта – так Архив связывается с Хранителями и Отрядами.
– Именно, – заметил Оуэн. – Но в самом начале, до страниц Хранителей и членов Отряда, есть одна страница с надписью «ВСЕМ». Сообщение, написанное на этой странице, уйдет каждому, кто есть в фолианте.
– Вот поэтому она тебе и нужна, – поняла я. – Тебе надо связаться со всеми сразу.
– Это единственное связующее звено в мире, разбитом надвое, – сказал Оуэн. – Архив может заглушить один голос, но с тем, что написано на этой странице, они ничего не смогут поделать. Не смогут остановить послание.
– Это твоя спичка, – прошептала я, – от которой вспыхнет пламя.
Оуэн кивнул, его глаза загорелись надеждой.
– Кармен должна была забрать ее, но, очевидно, не сумела.
– И когда мы за ней пойдем?
– Сегодня ночью, – ответил он.
– Зачем ждать?
Оуэн взглянул на меня с жалостью.
– Мы ведь не можем просто подойти к столу в приемной и вырвать страницу из книги. Нам надо как-то отвлечь Архив. Какое-то событие небольшое, но яркое. – Он указал на двор, где все еще возводили палатки и крепили украшения.
– Осенний фестиваль? – спросила я. – Но как событие во Внешнем мире сможет отвлечь Архив?
– Сможет, – сказал он, – доверься мне.
Довериться. Вот уж доверять Оуэну я точно никогда не буду. В голове зазвучали тревожные звоночки. Чем больше условий, тем сложнее мне будет контролировать ситуацию.
– Маккензи, мы с тобой одинаковые. – Когда-то за эти слова я попыталась на него наброситься, но сейчас придержала язык. – Каждого, кто служит Архиву, одолевают сомнения, но их шепот сольется с нашим в единый крик. Мы – те, кто потребует ответов. Мы – те, кто несет перемены. Управляющие Архивом цепляются за свои правила, и они боятся нас. Так и должно быть.
В душе у меня потеплело при мысли, что не я, а меня будут боятся, но я тотчас себя одернула.
– Сегодня вечером мы… – Он осекся, увидев что-то на тропинке. Не что-то, поняла я. А кого-то. Уэсли.
Он стоял, держа в руках поднос с обедом, и беседовал с Эмбер. Я понадеялась, что даже если Оуэн и увидел его, то, возможно, не узнал. Парень, которого он подрезал на крыше Коронадо, выглядел совсем иначе: волосы торчком, подведенные глаза, да и манеры другие. Но Оуэн, нахмурившись, спросил:
– Разве я не убил его?
– Пытался, – признала я, когда, к моему ужасу, Уэсли заметил меня и помахал рукой.
– Я видел его образы в твоей голове, но не понял, что они свежие, – произнес Оуэн, вынимая нож из ножен. – Ты это скрыла.
– Он не имеет ничего общего с нашими планами, – встревожилась я. Но на этот раз Оуэн не клюнул на местоимение «наши».
– Он привязывает тебя к той жизни, от которой ты собралась уйти, – заявил он, вертя ножом. – А узы необходимо перерезать.
– Нет, – возразила я. Мысли лихорадочно крутились вместе с его лезвием. – Он может измениться. Если твой великий план состоит в том, чтобы Хранители и Отряд восстали против Архива, то тебе нужен каждый, чьей поддержкой ты можешь заручиться. И когда ты разошлешь свое послание с призывом, он встанет рядом со мной. – Говоря это, я вдруг поняла, что отнюдь не уверена, поступит ли Уэс так. Затем напомнила себе, что мне и не придется это выяснять. – Убить его значит лишиться союзника.
– Меня это не убедило, – фыркнул Оуэн. – И не притворяйся прагматичной там, где дело касается его.
– Прекрасно, – не сдавалась я, – если ты не хочешь слушать доводы логики, тогда послушай вот что: Уэсли здесь ни при чем. Я его сюда не втягивала, и ты не станешь. Если ты причинишь ему зло, то никогда не получишь мою помощь. Уж поверь мне.
Взгляд Оуэна ожесточился. Он перестал вертеть в руках нож и крепко сжал рукоятку, но лишь на секунду. Затем, к моему облегчению, убрал оружие и, отстав на шаг, пошел позади меня.
– Привет, – поздоровался Уэсли. Они с Эмбер подождали, когда я к ним подойду и направились к беседке. Я бросила взгляд на руку Уэсли, проверяя, есть ли на нем кольцо. Оно оказалось на месте. – Мы только что говорили о том, что по кампусу ходят копы. Ты их видела?
На самом деле за этими словами скрывался другой вопрос: «Ты знаешь, зачем они здесь?»
– Нет, – покачала я головой. – Эмбер, а ты не знаешь, что случилось?
– Без понятия, – простонала она. – Папа ничего мне не говорит.
– Неуловимая Маккензи Бишоп! – воскликнул Кэш, когда мы подошли к беседке. – Ты сегодня без обеда?
– Я не голодна, – ответила я.
Прислонившись к Алхимику, Оуэн наблюдал за происходящим. И все, что я могла сейчас поделать – это не смотреть на него.
– Тебя не было в спортзале, – заметил Кэш, – еще одна встреча?
– Ну надо же! Из-за каких таких встреч ты не ходишь в спортзал несколько дней подряд? – поинтересовалась Сафия.
– Не будь дурой, Саф, – одернул ее брат. – Тебя отправляли к Даллас раз семь в прошлом году.
– Всего три раза, придурок.
Кэш снова посмотрел на меня.
– Ничего страшного в этом нет. Мы все у нее побывали. В конце концов, твои родители придумают какое-нибудь оправдание… или сама школа.
– А вас за что отправляли? – спросила я.
– Гиперактивность, – объявил Кэш с гордостью.
– Перфекционизм, – фыркнула Саф.
– Тревожность на почве стресса, – добавила Эмбер.
– Антисоциальные наклонности, – сказал Гевин.
Все посмотрела на Уэсли.
– Депрессия, – заметил он, рассеянно крутя в пальцах соломинку. У меня сердце сжималось при мысли о его страданиях. Я представила нас в постели, представила как прижимаю его к себе и крепко обнимаю, прогоняя его демонов.
«Он того стоит», – вспомнила я. Я не могу и не буду втягивать его в эту заварушку.
– А ты, Маккензи? – вывел меня из раздумий Кэш. – Что ты сделала такого, что попала к Даллас?
Я бросила взгляд на Оуэна.
– Сложности с полицией, – вздохнула я.
– И поэтому ты не можешь пойти на танцы? – спросил Гевин. Оуэн нахмурился.
– На самом деле, – сказала я непринужденно, – я все же пойду.
Глаза Уэсли загорелись.
– Правда? – спросил он, улыбаясь. Это разбило мое сердце.
– Да, – кивнула я, через силу ответив на его радостную улыбку. – Правда.
Я испытала облегчение, когда разговор свернул на безобидные темы. Например, о том, будут ли Саф и Кэш вплетать в волосы золотые ленточки или какого цвета очки наденет Гевин. Я больше не смотрела на Оуэна или Уэса, но не могла избавиться от ощущения, что оба пристально меня разглядывают. Уэсли притворялся, что слушает Эмбер, но стоило мне поднять глаза, я замечала, что он смотрит в мою сторону. Оуэн же и вовсе следил за мной точно ястреб.
А потом Уэсли вдруг перевел взгляд с меня на Алхимика, и мне пришло на ум, что пусть даже он его и не видит, но вполне может чувствовать. Оуэн, похоже, тоже это понял. Он замер рядом со статуей и, прищурившись, уставился на Уэсли. Уэс отвел взгляд, так ничего и не увидев, но оба при этом нахмурились. К счастью, прозвенел звонок.
Я буквально подскочила на ноги, но когда шла в класс, почувствовала, как меня догнал Уэс. Он легонько толкнул плечом, но вместо привычного шума меня словно волной окатило: «…что-то не так что происходит я сделал что-то не то и она отстранилась знает ли она, как сильно я скучаю по ее шуму не мог уснуть». Я поспешно от него отодвинулась и осторожно спрятала руку, пока он не заметил, что на пальце у меня нет кольца.
– Ты и правда придешь сегодня вечером? – спросил он. С другой стороны от меня пристроился Оуэн.
– Ни за что не пропущу, – прошептал он.
– Ни за что не пропущу, – повторила я, чувствуя, как внутри меня все сжалось.
– Даже не верится, что твои надзиратели согласились уступить.
– Да, я умею быть убедительной.
Только вот на самом деле они не уступили.
Двое студентов окликнули Уэса с другого конца двора. Он замешкался.
– Иди, – сказала я. – Увидимся вечером?
– Жду не дождусь, – улыбнулся он и свернул на лужайку.
– Что сегодня вечером должно произойти, Оуэн? – спросила я, когда мы остались одни.
– А что? – спросил он с вызовом. – Передумала?
– Нет, – ответила я, пока еще могла скрывать сомнения. – И не передумаю до тех пор, пока мои друзья будут в целости и сохранности.
Пока он не успел дотронуться до меня и прочесть мои мысли, я развернулась и ушла, твердя себе, что смогу остановить его, прежде чем все зайдет слишком далеко. Но как далеко я готова зайти? И как я смогу его остановить, если даже не знаю, что он собирается сделать?
* * *
Полдня Оуэн ходил за мной тенью. Но я старалась сосредоточиться на времени, а не на его постоянном присутствии. Как только прозвенел последний звонок, я направилась к двери, ведущей в Коридоры, думая о том, что если он за мной последует, то…
– Сюда, – позвал он, пройдя полпути, и потянул меня в другую сторону.
У меня внутри все оборвалось, но я пошла за ним в сторону рощи. Я гадала, куда мы идем, пока он не достал из потайного кармана ключ Отряда. Я еле сдержалась, чтобы не броситься на него. Но нигде поблизости я не видела ни одной настоящей двери, а толкнуть его в бездну, как теперь ясно, – не выход. Его необходимо вернуть на полку, и сделать это можно только одним ключом. Этот довод показался мне убедительным. Он поднес ключ к еле заметному пятну прямо в воздухе. На миг бородка ключа исчезла, как будто растворилась. Короткий ход. Прямо там, в дальнем конце кампуса Гайд Скул. Это напомнило мне, что Оуэн тоже учился здесь. Он повернул ключ и подал мне руку. Я постаралась прогнать тревожные мысли, взялась за его руку и прошла в невидимую дверь.
Ступив ногой на твердую поверхность и подняв глаза, я вздрогнула. Горгульи. Мы оказались на крыше Коронадо. Я пыталась унять дрожь. Сколько ночных кошмаров связаны с этим местом? Если Оуэн и находил что-то особенное в том, что мы снова здесь оказались, то ни словом не обмолвился. Просто подошел к краю и посмотрел с крыши вниз.
– В день моей смерти, – произнес он, – Агата приказала отформатировать меня. Я помню, как убегал и в какой-то момент подумал, как странно – оказаться по другую сторону баррикад. А затем я попал на крышу и понял, что должен сделать. – Он оглянулся на меня. – Ты бы спрыгнула? – спросил он. – Чтобы остаться собой?
– Нет, – я покачала головой и повернулась к двери, ведущей вниз. – Я бы не спрыгнула без борьбы.
Оуэн подошел ко мне.
– Куда мы идем?
– У нас на пути есть одна помеха, – сказала я.
– Какая? – нахмурился он.
– Моя мать.
* * *
В кофейне Бишопов просто яблоку негде было упасть. Половину мест заняла группа студентов из государственной школы и, судя по лихорадочной суете мамы, они много всего назаказывали. Берк обслуживал посетителей на террасе, а она за стойкой готовила напитки. Оуэн прошел за мной в кафе и, увидев каменную розу на полу, замер. Я направилась к стойке, а он все так и стоял, разглядывая узор.
– Привет, мама, – поздоровалась я, кладя локти на мраморную столешницу.
– Ты рано вернулась, – заметила она. Я удивилась, как ей удается следить за временем, когда приходится одновременно выполнять целую кучу заказов.
– Да, на автобусе, оказывается, можно доехать довольно быстро. Там, конечно, грязно, но быстро.
– М-м-м, – протянула она рассеянно.
– Сегодня вечером в школе вечеринка, и я подумала…
В ту же секунду она вздернула голову, оторвавшись от работы.
– Ты, верно, шутишь?
– Просто подумала, может, я могла бы…
Она покачала головой.
– Ты знаешь ответ…
– Знаю, – оборвала я ее, стараясь говорить тихо, – и даже не стала бы тебя беспокоить, но Даллас сказала, что мне следует пойти. – Судя по тому, как часто она ссылается на своего психотерапевта, мнение моего тоже должно иметь для нее какой-то вес. Как я и ожидала, мама сразу притихла. – Знаю, шансов мало, – продолжила я, надеясь, что моя речь не выглядит отрепетированной. – Просто… мне хочется чувствовать себя такой, как все. Будто со мной все нормально. А домашний арест и слежка, хоть и заслуженные, постоянно напоминают, что я не в порядке. Я знаю, что так оно и есть. И давно. И что мне предстоит долгий путь, чтобы стать нормальной, но на одну ночь мне хотелось бы притвориться, что уже стала такой.
Я наблюдала, как в ней зародились сомнения.
– Ладно, забудь, – сказала я, добавив в голос немного дрожи. – Я понимаю…
– Хорошо, – оборвала она. – Ты можешь пойти.
Леска. Грузило. Крючок. Напряжение в груди почти исчезло.
– Спасибо, – поблагодарила я, надеясь, что выгляжу просто взволнованной. А затем я сделала нечто удивительное для нас обеих: я ее обняла. И на меня обрушилось: «…скажи ей скажи ей что тебе жаль что не можешь потерять ее что я только старалась не могу потерять и ее…». Только на этот раз я не стала отстраняться, а наоборот лишь крепче сжала объятия.
– Но ты должна звонить и держать нас в курсе, – добавила она, когда я наконец отпустила ее. – Я серьезно, Маккензи. Никаких исчезновений. Никаких выкрутасов.
– Обещаю, – сказала я, собираясь уходить.
– Впечатляющее выступление, – оценил Оуэн, пока мы поднимались по лестнице. Я ничего не ответила, опасаясь сказать что-нибудь не так. Осталось всего несколько часов. Еще несколько часов, и я верну Оуэна в Архив. Еще несколько часов, и все будет кончено.
– О, нет, опять он, – тихо, но сердито пробурчал Оуэн, когда мы поднялись на третий этаж. Я посмотрела вверх и через дверное стекло увидела причину его недовольства. Уэсли стоял возле нашей квартиры с коробкой в руках. У меня аж желудок скрутило. Ну почему все так? Изо всех сил пытаешься оградить его от беды, но он сам все осложняет.
– Выстави его, – велел Оуэн.
Я покачала головой.
– Не могу. Он заподозрит, что что-то не так. Просто дай мне немного времени…
– Нет, – отрезал Оуэн. – Ты сказала, что не желаешь вмешивать его в наши дела, вот и не вмешивай.
– Я не собираюсь ничего ему рассказывать. Просто хочу… – я осеклась. Оуэн вперился в меня взглядом, и я в тот момент дала бы что угодно, лишь бы прочесть его мысли.
– Сколько раз ты попрощался с Кармен? – спросила я. – Пожалуйста, позволь мне хоть раз.
Оуэн положил руку мне на плечо, и я почувствовала, что он читает мои мысли, проверяя, нет ли здесь подвоха. Но я уже научилась их скрывать. Я не История, я – живой человек, и мои воспоминания сумбурны и хаотичны. Я сосредоточилась на нескольких правдивых фактах:
Правда: Я боюсь за Уэсли.
Правда: Я не хочу причинить ему боль.
Правда: Он не должен быть замешан.
Правда: Я не могу защитить его от Архива, но могу защитить от себя.
Оуэн убрал руку.
– Прекрасно, – произнес он. Я возблагодарила небеса, что Оуэн не успел прочесть, какое облегчение меня охватило, хотя, уверена, он мог увидеть все на моем лице. – Я должен сделать последние приготовления к сегодняшнему вечеру. Побудь с ним, но не опаздывай. Вечер начнется в семь. Шоу – в восемь.
Я кивнула и направилась в холл, неотрывно чувствуя на себе его взгляд. Уэсли, увидев, как я вхожу в двери, улыбнулся.
– Что за коробка? – спросила я.
– Тебе нужно приготовиться к Осеннему фестивалю, – сообщил он. – Я пришел помочь. – Он нажал на кнопку, и коробка открылась. Внутри оказался весьма впечатляющий набор для маки-яжа.
– Так ты моя крестная фея? – спросила я, пропуская его в квартиру и запирая за нами дверь.
Он задумался над моими словами.
– Ну да. В этом случае, думаю, так можно сказать. Но только не говори Кэшу. Иначе мой авторитет упадет ниже плинтуса.
– Где ты вообще все это раздобыл? – спросила я, разглядывая коллекцию карандашей и теней.
– Стащил у Сафии, – он поставил коробку на кухонный стол и начал в ней рыться, затем воскликнул «ага» и выудил черный контурный карандаш. – Садись, – он похлопал по столешнице.
Я вскарабкалась на стол и слегка наклонилась вперед. Мое лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Уэсли. Его волосы все еще были гладко уложены, и глаза он не успел подвести. На таком близком расстоянии я разглядела в них золотые крапинки. Меня вдруг охватила странная паника. Я не знала, что именно произойдет. Но одно я знала наверняка: мне хотелось, чтобы Уэсли держался от этого как можно дальше.
– Пропусти их, – прошептала я, когда он снял с карандаша колпачок.
– Пропустить что?
– Танцы, – сказала я. – Не ходи. Останься дома.
– С тобой? – спросил он, криво улыбнувшись. Я покачала головой, и улыбка погасла. – Я не понимаю.
– Просто… – начала я. Но что я могла сказать, не подвергая при этом его опасности? – Забудь.
Поднырнув под его рукой, я спрыгнула со стола. Мне стало дурно. Я пошла в ванную и ополоснула лицо водой, затем схватилась за тумбу и вдохнула.
– Ты в порядке? – спросил Уэсли, когда я рылась в аптечке под раковиной в поисках аспирина.
– Рука болит, – отозвалась я, осматривая пузырьки с таблетками. Мне попался незнакомый пузырек с лекарством, которое отпускают только по рецепту. Я прочла этикетку и поняла, что это за маленькие голубые капсулы. Снотворное. И не самое легкое, которое можно купить без рецепта, а сильнейший препарат, который вырубает тебя всего за несколько минут. Почти что транквилизатор. Должно быть, его-то мама мне и подсунула. Я задумчиво разглядывала пузырек. Интересно, мама тоже так смотрела на него? Стояла тут в сомнениях прежде, чем подбросить таблетку мне в воду? Внутри у меня все сжалось, и я поставила пузырек на место. Я бы пошла на многое, чтобы защитить Уэса. Но только не на это. Он бы никогда меня не простил.
– Вот, – Уэс появился в дверях с маленьким флаконом. – Я всегда держу аспирин в сумке.
Дрожащей рукой я взяла пузырек и вытряхнула две таблетки, пока Уэс разглядывал себя в зеркале. Затем достал из кармана маленький круглый контейнер, открыл крышку и начал наносить гель на волосы, ставя их пиками, как панк. Кто-то постучал в дверь.
– Войдите, – крикнула я.
– Это пицца? – донесся из ванной голос Уэса. – Я бы убил за кусок пиццы.
– Не надейся, – хмыкнула я. – Наверное, мама забыла ключ.
Но как только дверь приоткрылась, кто-то схватил меня за ворот и грубо выволок в холл. Дверь захлопнулась, и меня буквально впечатали в нее спиной. И тут же в голову хлынул поток: «…время настало не могу ждать пришла пора маленький Хранитель…» Я едва успела сообразить, что это шум Сако, как она вставила ключ в замочную скважину и повернула. Открыв дверь, она втолкнула меня в приемную Архива с такой силой, что я не удержалась на ногах и упала на пол. Я больно ударилась, даже дыхание перехватило, но тут же поднялась на ноги и увидела Агату. Она мрачно улыбалась.
– Взять ее, – велела она, и стражники схватили меня. Она подошла ближе, сунув мне в лицо лист бумаги.
– Знаете, что это, мисс Бишоп?
Текст был написан на латыни и скреплен печатью Архива – тремя вертикальными золотыми линиями.
– Это разрешение, – сказала Агата и положила листок на стол. Она начала снимать черные перчатки, одну, затем вторую, и в груди у меня все сжалось.
– Сейчас, – сказала она, откладывая их в сторону, – мы увидим, что ты скрываешь.
