Глава двадцать четвертая

Прогремело где-то в другом конце спортзала. Звук донесся издалека и звучал приглушенно, но по спортзалу прокатилось гулкое эхо. Источник шума был в той стороне, куда ушел тренер Мец. Я бегом пересекла спортзал, распахнула дверь с табличкой «Офисы» и влетела в маленький коридорчик, заставленный стеллажами. На полках за стеклами красовались спортивные награды. Все казалось целым и невредимым. Впрочем, грохот и не был похож на звук бьющегося стекла. Скорее, как будто на пол упало что-то тяжелое. Вдоль коридорчика тянулись двери со стеклянными вставками. Я пошла по коридору, заглядывая в каждый кабинет и проверяя, все ли в порядке. Обойдя три кабинета, я остановилась у четвертого и оцепенела. Там находился склад. За стеклом было темно, и я различила лишь металлические стеллажи, часть из которых кто-то опрокинул. Натянув рукав на ладонь, я подергала ручку – дверь оказалась незапертой. Я вошла внутрь и нажала на один из трех выключателей. Тусклый свет позволил лучше разглядеть стеллажи. Два из них повалились вперед один на другой. По всему полу валялись мячи, биты, шлемы.

Я так старалась ни обо что не споткнуться, что едва не вступила в кровь. Уже занесла ногу над свежим, влажно блестевшим на бетонном полу пятном, но вовремя спохватилась и отошла в сторону. Я подняла глаза, и взгляд сам собой соскользнул. В воздухе, прямо над лужей крови угадывался новый разрыв, еще одна дверь в бездну. У меня перехватило горло. Задержав дыхание, я прислушалась к звукам вокруг, но слышала лишь стук собственного сердца. И все же это место преступления отличалось от предыдущих. В доме судьи Филлипа не было следов крови. Как и на дороге, где исчезла Бетани.

У моих ног лежала алюминиевая бейсбольная бита. Я присела и, натянув рукав до самых кончиков пальцев, осторожно взяла ее. Поднявшись, я медленно повернулась и осмотрела все темные углы, чтобы проверить, не затаился ли кто-нибудь в тени. Но нет, я была одна. Хотя меня и не покидало странное чувство, будто здесь что-то не так. Но это ощущение могла порождать бездна, потому что на складе и в самом деле кроме меня никого не было. По крайней мере, уже́ никого. Я снова взглянула на кровь. Рядом с пятном лежал планшет. Я перевернула его носком ботинка и увидела свое имя, написанное на листке бумаги моей же рукой. Внутри у меня все скрутило. С тревожащей ясностью я осознала, что это улика. Я вытянула листок из-под зажима и спрятала в карман, молча извинившись перед тренером.

Расчистив мусор с пола и отложив биту в сторону, я опустилась на колени в шаге от кровавого пятна. Я сняла кольцо и положила его на бетонный пол. Дверь в бездну уничтожает большую часть воспоминаний, но, может, хоть что-нибудь осталось. Приложив ладонь к холодному бетону, я почувствовала поднимающийся по руке гул. И вдруг за спиной у меня что-то шевельнулось. Я замерла.

Я ощутила чужое присутствие за секунду до того, как боковым зрением уловила движение, мелькнувшую тень и блеск металла. Я заставила себя сидеть на корточках и сохранять спокойствие. Одну руку я все так же прижимала к полу, а второй – потянулась к бите, лежавшей в нескольких дюймах от меня. Я схватила биту в тот же миг, когда тень бросилась на меня. Я вскочила, развернулась и блокировала нож, со свистом рассекший воздух. Металл ударился о металл с пронзительным скрежетом.

Я перевела взгляд с ножа на нападавшего и увидела серебристые волосы и холодные синие глаза, которые преследовали меня неделями. С легкой улыбкой он провел ножом по алюминиевой бите.

– Оуэн.

– Маккензи, – произнес он, задыхаясь. – Я искал тебя.

Лезвие коснулось моей руки, и мне пришлось передвинуть пальцы. И тотчас он сделал резкий выпад ногой и, ударив биту, подкинул ее в воздух. Пока она падала на пол, его нож исчез в ножнах, висевших за спиной на поясе. Я попыталась пнуть его в грудь, но он поймал мой ботинок и сильно вывернул ногу. Я потеряла равновесие, но успела подобрать биту. Тогда он вырвал ее из моих рук и с размаху ударил под колени, затем швырнул меня на бетонный пол. Я упала, но тотчас перевернулась и вскочила на ноги. Он бросился ко мне, и я отступила. Вернее, хотела отступить, но не рассчитала расстояние и уперлась плечами в опрокинутые стеллажи. Он размахнулся битой, целясь в мой подбородок. В последнюю секунду я выставила руки вперед – единственное, что смогла сделать, чтобы он не перебил мне горло. Впервые я увидела брызги крови на его пальцах.

– Или ты стала сильнее, – сказал он, – или я ослаб больше, чем думал.

– Ты не реален, – выдохнула я.

Оуэн в замешательстве наморщил бледный лоб.

– С чего бы это? – А затем прищурился. – Ты какая-то другая, – сказал он, – Что с тобой случилось?

Я попыталась оттолкнуть его, перехватить биту, но он пригвоздил меня к месту и прижался к моему лбу своим.

– Что они сделали? – спросил он. Его тишина проникала мне в голову. Во снах таких ярких, реалистичных ощущений я никогда не испытывала. Но это ведь все нереально. Его не существует.

Однако и Оуэн был не таким, каким являлся в ночных кошмарах. Когда он наконец отстранился, то выглядел… усталым. В синих глазах читалась озабоченность, челюсти напряженно сжались. Я снова попыталась оттолкнуть его, и на этот раз мне удалось.

– Пошел прочь! – зарычала я, ударив его коленом в грудь. Он отшатнулся, потирая ребра, а я схватила ближайшую биту и замахнулась, целясь ему в голову. Но в последний момент он успел поймать ее и вырвал биту из моих рук. Она с лязгом упала на пол и прокатилась по луже крови, оставляя за собой красные полосы.

– Ты могла бы как минимум спросить меня про мое путешествие, – заметил он холодно, вертя в руке биту. – Ты хоть представляешь, сколько нужно энергии, чтобы разорвать бездну с другой стороны?

Он не настоящий. Он не может быть настоящим. Он здесь только потому, что я о нем думала. Это галлюцинация… ведь правда? Трудно сказать, что хуже: возвращение Оуэна или помешательство.

– Как ты выбрался? – спросила я.

– Благодаря моему упорству, – ответил он. Он перестал крутить биту и оперся на нее. – В конце концов, у меня получилось разрывать бездну изнутри, но я все равно не мог выбраться. Вот такая проблема с этим делом. – Он кивнул на разрыв в воздухе и раздраженно фыркнул. – Эти двери открываются совсем не надолго. Как только кого-нибудь втягивает в них, они тут же закрываются. Я не мог выйти первым. И не мог обойти их. И я решил, что должен пройти сквозь них. – Он посмотрел на лужу крови. Я подумала о рассеченном надвое теле тренера Меца, плавающем где-то в бездне, и внутри у меня все сжалось. Я схватилась за металлическую полку за спиной.

– Неприятное дело, – вздохнул он, запустив окровавленные пальцы в серебристые волосы. – Но вот я здесь, и вопрос в том…

Я не дала Оуэну договорить. Я дернула полку на себя что есть сил и в последний миг отскочила в сторону. Стеллаж полетел прямо на него. Но даже такой, уставший и ослабленный, Оуэн среагировал молниеносно. Он отпрыгнул в сторону, и на пол посыпались металлические кубки. В следующую секунду погас свет, и склад погрузился в темноту.

– А ты стала напористей, чем прежде, – его голос приближался ко мне. – И еще…

Я отступила на шаг, но его рука обхватила мою шею.

– Стала другой. – Он резко дернул меня на себя и вверх. Ноги оторвались от пола, дыхание перехватило.

– Я должен убить тебя, – прошептал он. – И мог бы.

Я корчилась и брыкалась, но его рука держала меня словно тиски.

– Ты задыхаешься. – В груди у меня горело, в глазах все плыло. – Поверь, это довольно легкая смерть. Но вопрос в том, таким ли способом хочет умереть Маккензи Бишоп?

Я не могла вдохнуть и вымолвить хоть слово, но в мыслях кричала: «Нет!». Неожиданно Оуэн разжал пальцы. Я качнулась вперед и, ловя воздух ртом, повалилась на колени, упираясь ладонями в бетон в нескольких дюймах от лужи крови. Мое серебряное кольцо поблескивало на полу, я схватила его и надела на палец. Затем, шатаясь, поднялась на ноги и повернулась. Но Оуэн исчез. Остались лишь следы его пребывания: перевернутые полки и кровь. Но на складе я была одна. Вдалеке хлопнула дверь, я выскочила в ярко-освещенный коридор… но его и след простыл. Ни единого намека, что он вообще тут проходил. Я помчалась к выходу и выбежала на улицу. Снова ничего. Лишь издали доносился смех студентов, занимавшихся приготовлениями к фестивалю. Я видела второкурсниц на зеленой лужайке, какого-то первокурсника, двух преподавателей. Но Оуэн как сквозь землю провалился.

Кровь была настоящей, но больше я нигде никаких признаков Оуэна не заметила. Остались следы на мне. На моих руках, ладонях, шее алели отпечатки его пальцев. Десять минут я не выходила из женской раздевалки, пытаясь их смыть. А затем плескала в лицо холодной водой, снова и снова, как будто это могло помочь.

Я не могла заставить себя вернуться на склад. Там не осталось следов, которые могли бы связать меня с этим местом. Местом преступления. И чем больше проходило времени, тем выше становилась вероятность, что кто-нибудь туда зайдет и все обнаружит. А я не могла допустить, чтобы меня там застали.

Мама прислала сообщение, что ждет меня на парковке. Собравшись с силами, я вышла из спортивного центра и направилась к воротам. Я шла мимо студентов, которые еще не знали, что от тренера Меца осталось лишь подсыхающее на бетонном полу пятно крови.

Я заметила Сако. Привалившись к дереву, она пристально следила за мной. Теперь она не просто наблюдала, а, скорее, выжидала, как охотничий пес, которого удерживают за ошейник, пока не прогремит выстрел. Я видела, как сильно ей хочется услышать этот выстрел. На меня вновь накатила тошнота, когда я поняла, что если Оуэн и вправду реален, то вскоре ей представится такой шанс. Агата закончит проверку Отряда. И что тогда мне ей сказать? Что мне известно, кто открыл двери в никуда? Что та История, которую, как считалось, поглотила бездна, вырвалась во Внешний мир с помощью ключа, по сути переданного мной? В прошлый раз меня простили только потому, что Оуэн исчез. Он должен был исчезнуть навсегда. Так и случилось. Он не реален. Но кровь ведь настоящая? Я же ее видела. Как видела и Оуэна.

– Все нормально? – спросила мама, когда я плюхнулось на пассажирское сиденье.

– Тяжелый выдался денек, – пробормотала я. Слава богу, что мы не разговаривали. Я почувствовала, как в груди все онемело. Я смутно понимала, что это плохо, и дед наверняка сказал бы что-нибудь на этот счет. Но в сейчас мне стало легче – хоть какое-то спокойствие, пусть даже и такое неестественное.

Я закрыла глаза. Мама вела машину и, видимо, чтобы заполнить тишину, стала тихонько напевать. Я тотчас узнала мотив, и кровь заледенела в жилах. На свете сотни тысяч песен, но она выбрала именно эту. Песню Оуэна. Только он всегда напевал одну мелодию, а мама пела со словами: «…мое ты солнце, мое единственное солнце…». По коже побежали мурашки.

«…ты даришь мне счастье, когда хмуры небеса…»

– Откуда ты знаешь эту песню? – спросила я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Она помолчала и потом ответила:

– Я слышала, как ты ее напевала.

– Когда?

– Несколько дней назад. Славная песенка. Когда-то давно была популярна. Моя мать, случалось, пела ее, когда готовила. А ты где ее слышала?

В горле у меня пересохло, я отвернулась к окну.

– Я не помню.

Уже дома, где сами стены внушали чувство безопасности, я прошла на кухню, села за стол и, взяв телефон, написала сообщение Уэсли.

Мак: Сегодня ночевка отменяется.

Через минуту он ответил:

Уэс: Все хорошо?

Мне хотелось признаться, что все плохо. Что, возможно, вернулся Оуэн, а я не могу доложить об этом Архиву, поскольку это моя вина. Что мне нужна помощь. Но Уэсли нельзя находиться рядом со мной, потому что в любой миг может явиться Оуэн и обнаружит его. Если он и в самом деле реален.

Хотелось ли мне, чтобы он оказался реален? Что хуже: умопомешательство и галлюцинации или Оуэн из плоти и крови, вырвавшийся на свободу? Мне он казался совершенно реальным. Но люди не могут просто так появляться и исчезать. «Он не существует, – нашептывал голосок в голове, – ты просто сошла с ума».

«Чокнутая голова», – вспомнились слова Сако.

«Сломлена», – прошептал Оуэн.

«Слабая», – добавила Агата.

В конце концов я написала Уэсли ответ.

Мак: Я просто устала.

Мак: Не могу постоянно убегать.

Мак: Или прятаться.

Мак: Рано или поздно придется встретиться с моими кошмарами.

Весь ужас заключался в том, что я больше не боялась засыпать, потому что мой ночной кошмар воплотился в жизнь. Я сидела за столом и ждала от Уэсли ответа. Наконец он прислал сообщение:

Уэс: Буду скучать по твоему шуму.

Лед в груди постепенно начал таять, и я поскорее захлопнула телефон, пока не сорвалась и не написала ему лишнего. Все мои силы ушли на то, чтобы высидеть за столом во время ужина, изображая некое подобие спокойствия и отвечая на вопросы о школе. Я опасалась, что встревожу родителей, если раньше времени сбегу к себе. Но как только убрали тарелки, я ускользнула в свою комнату. Увидев, что окно открыто, я внутренне напряглась и решила его закрыть. Но взявшись за створку, вдруг замешкалась, терзаемая сомнениями. В моем списке было три имени. Часть меня считала, что они – меньшее из моих проблем. Но с другой стороны, это мои обязанности, то, над чем я еще властна, во всяком случае, пока. И мне хотелос, чтобы это так и было. Я стала обдумывать, как забраться в квартиру наверху и как потом спуститься. Я уже собралась рискнуть, как вдруг меня остановил голос.

– Маккензи? – я повернулась. В проеме двери стояла мать. Она смотрела прямо на меня и видела, что я собираюсь влезть на подоконник. – Что ты делаешь?

Я вернулась обратно в комнату.

– Ничего.

Я закрыла окно. Она не сводила с меня глаз, безмолвно открывая и закрывая рот, точно рыба. По-моему, она все еще пыталась произнести: «Прости меня». Но когда она наконец заговорила, то сказала лишь: «Лучше не открывать окно. Похоже, будет дождь».

Как только она ушла, я рухнула на постель. И о чем я только думала? Я едва смогла подняться по стене прошлой ночью при том, что мне помогал Уэсли. Ради трех имен уж точно не стоит так рисковать жизнью.

Я слышала, как родители за стеной негромко о чем-то разговаривали, ходили по квартире, а затем отправились спать. До меня доносились далекие звуки умолкающего Коронадо: жильцы расходились по своим квартирам, на улицах замирало движение, а потом и вовсе все стихло. Я остро ощутила, как тихо в моей комнате без Уэсли. Кто-то, может, и счел бы эту тишину умиротворяющей. Может, даже и я, если бы в моих мыслях не царила такая неразбериха. А сейчас тишина казалась тяжелой, давящей, и в конце концов меня потянуло в сон. Глаза начали слипаться, как вдруг само по себе включилось радио, стоящее на прикроватном столике.

Я резко дернула головой, когда неожиданно заиграла популярная песня. «Глюк, – сказала я себе. – Я не схожу с ума. Я не схожу с ума».

Я встала, собираясь выключить радио, но тумблер переключился на другую волну. Комнату наполнили резкие, стальные звуки рок-музыки. А затем полилась песня в стиле кантри. Я застыла посреди комнаты, затаив дыхание: приемник сме-нил шесть радиостанций, пока не остановился на ретро-fm, несмотря на слабый сигнал. Меня охватила дрожь, когда сквозь треск и помехи прорвался плавающий голос певца. Радио заиграло громче.

Я потянулась к выключателю, но тут окно рядом со столиком покрылось испариной. Не целиком – только маленькое облачко в самом центре. Мое сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда на запотевшем стекле стали появляться буквы:

«Кольцо».

Я посмотрела на мое серебряное кольцо, затем перевела взгляд на окно и увидела, как линия перечеркнула написанное слово.

«Кольцо».

Я смотрела на окно, терзаемая сомнением и недоверием, но затем сняла кольцо и положила его на подоконник. И тотчас увидела в стекле отражение Оуэна. Он стоял у меня за спиной. Развернувшись, я хотела его ударить, но он поймал мой кулак. Прижав меня к стеклу, он приставил нож к моему подбородку.

– Желаемое не всегда можно получить силой, – спокойно сказал он.

– Скажи это тому, кто держит нож у моего горла, – прошипела я.

Под его черной рубашкой проступали очертания ключа Отряда. Вот бы отобрать у него этот ключ, а затем метнуться к шкафу так, чтобы он не успел полоснуть меня по горлу, я могу…

Он предостерегающе надавил на лезвие, острие вдавилось в кожу. Я поморщилась. Еще немного и он меня порежет.

– Было бы неплохо, – заметил Оуэн, прочитав мои мысли. – Но это совсем другой ключ. – Придерживая нож у моего горла, другой рукой он снял шнурок с шеи, и я увидела до боли знакомый ржавый ключ. Это был вовсе не ключ Отряда. Это был ключ деда. Мой ключ.

– Возможно, если будешь вести себя хорошо, я тебе его верну.

Оуэн убрал нож, и я тут же поймала его запястье и резко вывернула. Нож упал на паркет, но поднять его я не успела – Оуэн отшвырнул его ногой в другой конец комнаты. Затем схватил меня за плечи и прижал спиной к стене рядом с окном.

– Да ты и впрямь заноза, – хмыкнул он.

– Тогда что ж ты не попытаешься убить меня? – с вызовом спросила я. Он отошел так же, как в прошлый раз. Оуэн из ночных кошмаров ни секунды бы не сомневался.

– Если ты и правда этого хочешь, буду рад помочь, но надеюсь, что сначала мы все же поговорим. Твой отец сидит в гостиной, уснул в кресле с книгой. Тебя я отпущу, а вот ему перережу горло, если ты попытаешься выкинуть какой-нибудь фокус.

Я напряглась, ощущая его прикосновения.

– Даже если ты закричишь и разбудишь его, – добавил Оуэн, – он не сможет меня увидеть, так что у него не будет ни малейшего шанса.

Оуэн убрал с моих плеч руки, и я с трудом сдержала порыв ударить его.

– Что происходит? – спросила я. – Почему он не может тебя видеть?

Оуэн взглянул на свои руки, размял пальцы.

– Это все бездна. Похоже, у нее есть побочный эффект. Ты помогла это понять, когда пришла на склад. Я был там, но ты даже не видела меня, пока не сняла…

– Кольцо, – догадалась я. В конце концов, это ведь буфер. Шоры, отгораживающие меня насколько возможно от звуков и образов.

– Впрочем, эта особенность, думаю, мне еще пригодится, – заметил Оуэн. – Самое главное – я здесь.

– Но как ты тут оказался? – рявкнула я. – Ты говорил, что просто прорвался сквозь того несчастного человека, но я не понимаю. Ты наделал уйму дверей в никуда, и они не случайны. Зачем ты нападал на тех людей?

Оуэн привалился плечом к стене. Он все еще выглядел… опустошенным.

– Я не хотел причинить им вред. Я просто искал тебя.

В горле у меня будто встал ком.

– Что ты имеешь в виду?

Песня, звучавшая по радио, закончилась, и началась другая, медленная и печальная.

– Как оказалось, – сказа Оуэн, – та бесконечная пустота, куда ты меня вытолкнула, на самом деле вовсе не пустота. Это больше похоже на короткий ход, который никуда не ведет. На дверь без обратной стороны. Но такая дверь тебе ничего не дает, – говорил он, водя из стороны в сторону синими глазами. – Тебе нужно место, куда ты хочешь попасть. Или человек, к которому идешь. Тот, на ком ты можешь сосредоточить всю свою силу. Я выбрал тебя.

– Но ты нашел не меня, Оуэн. Ты нашел пять ни в чем не повинных людей.

– В Архиве есть поговорка: самое странное светит ярче, – нахмурился Оуэн. – Ты наверняка это замечала, когда считывала воспоминания разных предметов. То же самое происходит с воспоминаниями и здесь, – он постучал пальцем по виску. – Порой мы производим неизгладимое впечатление на человека, сами того не подозревая. Не знаю, кем были те люди, но ты не просто им запомнилась. Ты запала им в душу. Оставила яркий след. Чем-то их потрясла.

Внутри у меня все перевернулось. Они вновь предстали перед моим мысленным взором: судья Филлип, который чуть не расплакался, почувствовав аромат свежего печенья; Бетани, зажавшая в руке серебряную подвеску; сбитый мной Джейсон, флиртующий, чтобы узнать мое имя и номер телефона; тренер Мец и его грубоватое «хорошо», когда я согласилась принять участие в забеге. А Кэш?

«Я ни на что не обращал внимания, потому что думал о тебе… Просто не могу перестать о тебе думать».

Я обхватила себя руками, чувствуя подступившую дурноту. Его тоже могло затянуть во тьму, как и остальных.

– Есть ли способ вернуть их обратно? – спросила я.

Оуэн покачал головой.

– Бездна не предназначена для живых. Как и для мертвых.

Даже в этом тусклом свете я видела, как он изнурен. Он выглядел непривычно хрупким, но я знала, что внешности доверять не стоит.

Пять человек погибли только потому, что думали обо мне, испытывали ко мне какие-то чувства. А сколько еще могли бы исчезнуть? Родители? Уэсли? И все из-за Оуэна. Все из-за меня.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я сквозь зубы.

– Я же сказал, пришел поговорить. – Оуэн оглядел комнату. – Ненавижу это место, – прошептал он. Я едва различила его слова сквозь звуки старенькой песни, льющейся из радио. А затем вспомнила, что эта комната не всегда была моей, раньше здесь жила Регина, сестра Оуэна. И здесь же погибла. Он подошел к выцветшему пятну на полу – там она истекла кровью.

– Забавно, что память не тускнеет… – произнес он, глядя на пятно.

Его руки сжались в кулаки. Будь он обычной Историей, он бы сорвался. Для этого хватило бы одного вида этой комнаты и воспоминаний о том, что здесь произошло. Зрачки в его глазах пульсировали бы и расширялись, поглощая холодную синеву. И в конце концов он сошел бы с ума от страха, гнева и вины. Но Оуэн не обычная История и никогда ею не был. Талантливый и умный, он стал блудным сыном Архива. Блистательным, но коварным членом Отряда. Манипулятором. Тем, кто решил спрыгнуть с крыши и разбиться насмерть, чтобы потом вернуться и отомстить системе, которую винил в своем горе.

Он обошел пятно на полу, как будто там все еще лежало тело.

– Как долго я пробыл в бездне? – спросил он, подобрав свой нож.

– Четыре недели, три дня, пять часов, – выпалила я, досадуя, что вела подсчет и готовый ответ так легко слетел с языка.

– А что случилось с Кармен? – спросил он, выпрямившись.

– Ее снова вернули на полку, – ответила я, – после того, как она, желая за тебя отомстить, попыталась меня задушить.

Сунув нож в ножны за спиной, Оуэн повернулся ко мне.

– Она еще что-нибудь сделала?

– Кроме того, что разбудила половину ветки? Нет.

На его губах мелькнула мрачная улыбка.

– И Архив просто оставил тебя в покое?

Я ничего не ответила, и он подошел ближе.

– Нет, – ответил он за меня. – Они не оставили тебя в покое. В тебе что-то изменилось, Маккензи. Что-то не так. Может, они и позволили сохранить твои воспоминания, но жить по-прежнему тебе не дадут.

– Ну, зато я жива, – бросила я с вызовом.

– Зато в голове творится черт те что, – заметил он, запустив пальцы в мои волосы и прижавшись ко мне щекой. – Горечь разочарования и дурные сны, страх и сомнения, – шептал он мне на ухо. – Такая путаница, что ты даже не можешь отличить, где реальность, а где – нет. Скажи, это Архив с тобой сделал?

– Нет, – возразила я, – это все ты.

Он убрал руку, отстранился и посмотрел на меня.

– Я открыл тебе глаза, – произнес он с неожиданной искренностью. – Я сказал тебе правду. Не моя вина, что ты не в силах с ней справиться.

– Ты лгал, использовал меня и пытался убить.

– А ты столкнула меня в бездну, – заметил он. – Как по мне, мы оба делали то, что должны были. Мне не нравилось лгать, и убивать тебя мне не хотелось – я это уже говорил. Но ты стояла у меня на пути. И сюда я пришел, чтобы проверить, будешь ли ты снова для меня помехой.

– Я всегда буду стоять на твоем пути, Оуэн.

Он поднял брови, и на бледном лбу появилась складка.

– Если бы только ты и в мыслях была такая же уверенная, как на словах, Маккензи. Соврать-то легко, но разум не обманешь. И знаешь, что я вижу у тебя в голове? Сомнения. А прежде ты ничуть не сомневалась в своих идеалах. Считала Архив добром. Почитала его, как бога. Ты безоговорочно верила в него, в свое дело, и законы Архива были для тебя непреложны. Но теперь все разваливается. Архиву приходит конец. Твой дед это знал, не мог не знать, и все равно отправил тебя к ним. В твоей голове сплошные вопросы, страхи и сомнения, такие острые, неотвязные, что сквозь них едва ли можно еще что-нибудь в тебе услышать. И когда Агата это обнаружит, то станет обращаться с тобой, как будто ты плесень на стенах Архива, и нужно ее извести, пока зараза не распространилась дальше Вот тогда даже твой драгоценный Роланд не сможет остановить ее.

Он уперся руками в стену по обе стороны от моей головы и навис надо мной.

– Хочешь знать, почему я здесь? Почему просто не перерезал тебе горло? Потому что в отличие от Архива я верю в спасение тех, кого можно спасти. А ты, мисс Бишоп… В общем, это было бы преступлением позволить тебе умереть впустую. Я хочу, чтобы ты мне помогла.

– Помогла сделать что?

Еле заметная улыбка тронула его губы.

– Закончить то, что я начал.