Утром в субботу Гибсон вышел прогуляться. Светило солнце. Ему было приятно вновь оказаться на свежем воздухе. В четверг вечером Джордж Абэ почти насильно выдворил его из офиса и недвусмысленно попросил не показываться до понедельника. Уступить было нелегко; это вызвало у Гибсона чувство вины. Но у него была еще одна маленькая девочка, которой он был нужен. К тому же сегодня она собиралась на футбольный матч.

За последние недели они с Элли почти не виделись. Эта мысль просто бесила его, не давала покоя. Но приходилось мириться и терпеть. Деньги Джорджа Абэ позволили погасить долг по ипотеке за дом, в котором Элли жила вместе с матерью. Дом, в котором они все вместе жили до развода…

Сейчас, оглядываясь назад, Гибсон понимал, что им с Николь, вероятно, не стоило вообще покупать этот дом. Они приобрели его, по сути, на пике цен, прямо перед обвалом рынка недвижимости. Конечно, поспешили – однако Гибсон решил, что после окончания службы в морской пехоте у него будет масса возможностей найти себе приличную работу. Такое предположение нельзя было счесть неблагоразумным. Он видел, что частные фирмы с готовностью приглашают к себе таких, как он, парней, как только те возвращались на родину. Даже за тех, кто имел за плечами куда более скромный, чем у него, опыт, разгорелись настоящие войны среди крупных оборонных подрядчиков. Их просто раздирали на части. А с его-то резюме, как он полагал, можно было вообще ни о чем не волноваться.

Однако он совершенно не рассчитывал, что окажется в «черном» списке у Бенджамина Ломбарда. И не знал, чем это для него обернется. Много месяцев Гибсон безуспешно искал себе работу. Поначалу он ограничился, что называется, «крупной рыбой», эдакими китами оборонной промышленности, которым всегда требовались парни с такими, как у него, навыками. Когда он наконец признал, что они не собираются брать его на работу, то взялся за второстепенные компании. Однако постепенно понял, что и здесь ему, по сути, ловить нечего.

Вон устроился в сетевой магазин электроники и продавал бытовые компьютеры. Но это только для того, чтобы хоть как-то себя обеспечить. Он ожесточился, стал раздражительным. Для него наступили плохие времена. Гибсон редко выходил из квартиры, а если и делал это, то лишь для того, чтобы в очередной раз сорваться на жену и дочь. К своему стыду, он спорил с Николь по любому поводу. О чем угодно. И не дай бог, если она поднимала тему продажи дома. Это лишь разжигало споры, которые длились по несколько дней, а потом наступала сердитая, натянутая, как струна, тишина, готовая в любую минуту взорваться новыми взаимными упреками. Гибсон знал, что ничего так не добьется. И боялся, что Николь вручила свое счастье не тому человеку. Понимая, что она тоже об этом догадывается, он читал негодование в каждом ее поступке…

Так продолжалось много месяцев. Все закрутилось, когда его бывший командир сообщил, что «Потестас», местная биотехнологичная компания, подыскивает себе директора по информационным технологиям. И замолвил за него доброе словечко. «Потестас» оказалась не настолько большой фирмой, чтобы привлечь внимание Бенджамина Ломбарда. Или, по крайней мере, так Вон думал еще месяц назад. Работа оказалась простой и скучной, требовала минимальных навыков владения компьютерной техникой. Гибсон с легкостью прошел собеседование и с благодарностью принял предложенную зарплату, которая еще годом ранее вызвала бы у него лишь язвительную усмешку. Но в ситуации, когда на его плечах были жена и дочь и когда над ними, словно дамоклов меч, повисла эта злополучная ипотека, Гибсон не рискнул спорить и просить работодателей оценить себя побольше. В одночасье медицинская страховка и стабильная зарплата стали казаться ему даром свыше. А о том, чтобы получать от работы удовольствие, теперь можно было забыть. Равно как и о том, чтобы чем-то побаловать жену…

Бывшую жену, напомнил он себе. Они развелись почти год назад, и тем не менее это пока никак не укладывалось у него в голове.

Нет, не то чтобы он сознательно искал себе проблемы, но если проблема находила его сама, не оказывал сопротивления. Он оставлял все на самотек. Несмотря на отправку в Корпус морской пехоты, мысль об измене никогда не приходила ему в голову. Как ни странно, все началось после того, как Гибсон получил место в «Потестас». Работа отнюдь не стала тем средством, которое, словно по волшебству, залатало трещины, наметившиеся в их браке, к тому же он был для этого слишком упрям и горд. Зато закрутил роман с коллегой по работе – симпатяшкой Леей. Она работала торговым представителем.

Оглядываясь назад, Вон понимал, почему так произошло: он искал себе временное убежище. Элементарная трусость. Лее он нравился, и ей с ним было хорошо. Ей не было нужно от него ничего, кроме выпивки и смеха. Человек, который спал с Леей, был для него самого загадкой. Даже сейчас было трудно примирить себя нынешнего с тем, кем он был тогда…

Гибсон испытывал бесконечную благодарность Николь за то, что она не стала мстить. Ее адвокат был справедлив, и, несмотря на то что брак распался, это никак не распространялось на его отношения с дочерью. По сравнению с тем, что Вон слышал о тех, кто оказывался в подобных ситуациях, он считал, что ему очень повезло. Вообще повезло всем, кто знал Николь…

Тяжелее всего было видеть, как жена постепенно прекратила с ним общаться. Все ее переживания происходили за закрытыми дверьми. И так случалось всегда. Поэтому не было никаких ссор. Никаких слез. Между ними возникла дистанция. Дистанция молчания. Она, видимо, сделала свои выводы об их браке задолго до того, как подала на развод. Все остальное стало простой формальностью…

Гибсон просил ее дать ему еще один шанс, но Николь была не из тех, кто прощает измены. Они знали друг друга еще со средней школы, и он понимал, что Николь ему не переубедить. Если речь шла о верности, то она никому не давала вторых шансов. Ты либо верен, либо нет; этому нельзя научиться. Если он перестал быть мужчиной, которому она может доверять, значит, он не мог оставаться ее мужем. Гибсона всегда подкупала ее уверенность в собственном адвокате, но совсем другое дело, если ты окажешься у нее на пути…

По сути, он теперь был холостым мужчиной. Разведенный отец, который живет в одной из квартир многоэтажной высотки. Шесть лет брака – коту под хвост. И нужно было платить алименты, выделять полдня на свидание с дочерью и продолжать жить с обостренным ощущением того, что он самый непутевый сукин сын на свете…

Вот почему дом имел для него такое значение.

Это был хороший дом – крепкий, двухэтажный коттедж на полуострове Кейп-Код. Вдали от вашингтонской суеты, в тиши и безопасности. Здесь были хорошие школы. Однажды 1 июля, во время отпуска, Гибсон посадил у дороги азалии. А потом они с Николь сидели на шезлонгах, потягивая пиво и обсуждая планировку сада, пока назойливые насекомые не загнали их внутрь. А через девять месяцев родилась Элли. Это было самое счастливое время в его жизни, и он не сожалел, что купил тот дом. Даже сейчас. Даже если сами мысли о нем, о том, что нужно за него держаться, подтачивали его изнутри. Этот дом олицетворял собой жизнь, которую он задолжал Николь и Элли. И он лучше бы умер, чем увидел, что они потеряют этот дом из-за него.

Когда Гибсон пришел, футбольный матч уже начался. Мяч подпрыгнул к боковой линии, и толпа девчонок из обеих команд с радостными воплями бросилась за ним. Вон быстро разыскал взглядом Элли. Она находилась на противоположной стороне поля и, склонившись, внимательно разглядывала что-то в траве. Гибсон усмехнулся. Вполне возможно, что его дочь была наименее талантливой футболисткой в мировой истории. Но дело было не только в отсутствии координации или неспособности следить за полетом мяча. Просто она совершенно не обращала внимания и, по сути, игнорировала футбольные правила. Сама идея игры на позиции отдельного игрока ей надоела, и она просто бродила по своему сектору. Без униформы было даже трудно сказать, за какую команду она играет.

Заметив подруг по команде, Элли побежала, раскинув руки и поглядывая на небо. А потом, видно, голова у нее закружилась, и она шлепнулась на траву.

Гибсон не мог сдержать улыбку. Он все время твердил себе, что эта девочка с какой-то другой планеты, но любил ее так, что страдал и сильно переживал всякий раз, когда вечером ему не удавалось уложить ее спать. Конечно, чтобы быть полноценным отцом, мало читать сказки на ночь с экрана компьютера…

Элли, довольная, вскочила на ноги и бросилась через поле, тем самым постоянно напоминая, сколько радости дает человеку обычная, незатейливая жизнь. Стоило ли ему стесняться, признавая, что для него образцом для подражания является именно его шестилетняя дочь?

Мяч отскочил к Элли, и девочка изо всей силы ударила по нему ногой. Тот отлетел на пару десятков метров. Гибсон захлопал так, как будто дочь только что забила победный гол на чемпионате мира. Девочка остановилась, чтобы помахать отцу, а в это время мимо нее с визгом пронеслись другие игроки.

Жена, наблюдавшая за игрой неподалеку от боковой линии, посмотрела на него. Бывшая жена, напомнил он себе. Николь сидела в составе группы родителей, которые сделали себе небольшой «оазис» из складных стульев и кулеров. Гибсон обычно старался держаться от них подальше. Достаточно далеко, чтобы не стеснять Николь, но и не так, чтобы это выглядело, будто он нарочито раздувает проблему. Она подружилась кое с кем из других родителей, и Гибсон был рад уступить ей эту территорию. Она кивнула ему – он ответил – и снова принялась наблюдать за игрой. И больше не поворачивалась в его сторону.

В перерыве между таймами игроки собрались у противоположных ворот, посасывая кусочки апельсина, в то время как тренеры обсуждали стратегии дальнейшей игры. Родители болтали между собой, кое-кто из них отправился на поиски биотуалета. Николь подошла к нему. На ней был один из просторных сарафанов, которые она полюбила еще со школы. В лучах солнца бывшая жена смотрелась великолепно.

– Привет, – сказала она.

– Привет.

На этом любезности были исчерпаны, и оба воспользовались паузой, чтобы «перегруппировать» силы. Говорить с Николь всегда было намного проще, если темой беседы становилась Элли. Друг другу они уже высказали множество всяких гадостей, но если речь заходила о дочери, то оба демонстрировали редкое единодушие.

– Похоже, у Эл есть все шансы стать самым ценным игроком, – сказал Гибсон и улыбнулся.

– Да уж, сами бразильцы уже раздирают меня на части бесконечными звонками.

– Потребуй ей зарплату побольше. Пусть не скупятся.

– Будь уверен, не прогадаем, – усмехнулась она.

– Деньги получила?

– Да, спасибо. А почему тебе платят наличными, Гиб?

– Это был подписной бонус.

– Наличными. – Она искоса посмотрела на него. – С ними все в порядке? Я могу внести эти деньги на депозит?

– Конечно. – Гибсон почувствовал, что начинает нервничать, но Николь, по сути, была права. Кому сейчас платят наличными?

– Что происходит?

– Да ничего. Все хорошо.

– Хорошо? И ты считаешь, что я поверила?

– Но нам же нужны деньги. Поверь, здесь нет никаких подводных камней. Гарантирую.

– Только прошу, ничего не гарантируй, Гиб. Ладно?

Она произнесла это спокойно и без каких-либо угроз, однако слова больно ужалили его, и он отвернулся. Они стояли молча, как будто любые внезапные движения могли интерпретироваться как враждебный акт. Такие моменты были худшими в его жизни. Гибсон стоял рядом с единственным человеком, с которым мог говорить открыто, – и вынужден был опускаться до осторожных, тщательно подобранных фраз или вообще до неловкого и бездушного молчания.

– В понедельник я верну тебе эти деньги.

– Николь!

– Гибсон! – ответила она тоном, не терпящим возражений.

– Речь идет о Сюзанне. И это новая работа. Деньги оттуда. Это ради Сюзанны.

При одном упоминании имени Сюзанны поведение Николь разом переменилось. Привычная маска безразличия исчезла, и впервые за год Гибсон увидел в ее глазах неприкрытое беспокойство. Как будто тучи, застилающие ее лицо, ненадолго рассеялись.

– Сюзанна? – Она пристально посмотрела в его глаза, словно ища там правду. – Ты что же, пытаешься разыскать ее?

Он кивнул.

– Господи Иисусе!

– Я мог бы многое рассказать тебе. Но сейчас я у них на коротком поводке. Только ты не волнуйся. Я уверяю, что деньги абсолютно законные.

– Да ладно, всё в порядке. Мне не нужно ничего знать.

– Спасибо.

– А там всё в порядке, Гиб? Я имею в виду… с Сюзанной?

– Думаю, что так.

– После игры Элли собирается на вечеринку. У ее подруги сегодня день рождения. Родители тоже приглашены. Будут пицца и пунш. Мне кажется, они даже пригласили клоуна. Тебе тоже не мешало бы сходить.

– Я бы с удовольствием…

Гибсон обернулся, увидев, что Николь смотрит куда-то в сторону. К ним в костюме и на каблуках уверенной походкой направлялась Дженн Чарльз. Даже несмотря на солнцезащитные очки, одного взгляда на лицо Дженн было достаточно, чтобы понять: что-то произошло.

– Что? Что случилось? – спросил Вон, когда она подошла.

– Мы выследили его, – немного задыхаясь, ответила Дженн.

– Когда? Где?

Дженн посмотрела на Николь и промолчала.

– Мне-то ехать с вами? – спросил он.

– Сначала с тобой хочет поговорить босс. Он там, на парковке.

Гибсон бросил взгляд на стоявшие в отдалении машины, затем повернулся к Дженн и Николь.

– Я должен идти, – сказал он.

– Ладно, иди, – тихо ответила Николь.

– Но как же Элли?..

– Она поймет. Просто не забудь позвонить. Она становится смешной, если не поговорит с тобой.

– Хорошо, обязательно позвоню.

Он уже направился вслед за Дженн на парковку, когда Николь остановила его:

– Гиб!

– Да?

– Удачной охоты.