За фасадом неизменной иерархии, культивируемой церемониями имперского двора, во власти Византии имели место существенная гибкость, социальная мобильность и инновационный потенциал. И до и после 1204 г. «знатное происхождение» считалось обязательным условием для элитной категории правителей – и гражданских, и церковных – и образованных администраторов. В свою очередь, власть имущие полагали, что люди низкого происхождения, семьи которых заняты сельскохозяйственным трудом или торговлей, должны продолжать семейные традиции. Образование и армия обеспечивали возможность восхождения по лестнице социальной иерархии. Другим путем достижения такого же результата являлся выгодный брак. Однако право императора конфисковать собственность оппозиционеров и отправить их в изгнание создавало предпосылки для нисходящей мобильности. Но для неимущих членов византийского общества более высокий статус – предел всех их стремлений – оставался недосягаемым.

Имперское понятие taxis (порядок) не предусматривало перемен в правлении элитой. При первых признаках народных беспорядков авторы того времени немедленно обвиняли во всем толпу и ее амбиции, используя такие термины, как демократия (правление народа) и охлократия (правление толпы). В Константинополе толпы были организованы «голубыми» и «зелеными», но они могли также выйти на улицу спонтанно, чтобы выразить протест против непопулярной политики. Говорят, что в 1203 г., убегая из города, Алексей III Ангел заявил, что люди «склонны к беспорядку» и «заражены нестабильностью». Эти же люди первыми приветствовали византийские силы, вернувшиеся в город в июле 1261 г. Латинский император Балдуин II и латинский патриарх немедленно отбыли на Запад вместе с доминиканцами и францисканцами.

Так в Константинополе было восстановлено византийское правление. Месяцем позже Михаил VIII Палеолог, узурпировавший власть, вошел в город Константина за иконой Богоматери и вознес благодарственную молитву в церкви Св. Софии за освобождение Константинополя от латинского правления. Это было 15 августа – в день Успения Богоматери. Новый правитель никогда не видел Царьграда, к которому латиняне относились с пренебрежением. Михаил и его супруга Феодора были коронованы вторично в церкви Св. Софии, восстановленной патриархом Арсением Авторианом, и император поручил выполнить новую мозаику для церковной галереи – изображение Христа с Богородицей и Иоанном Крестителем. Следуя императорской традиции, он воздвиг свою колонну в церкви Св. Апостолов. Храмы, которые использовали латинские священники, вернули ортодоксии, городские стены существенно укрепили. Венецианские купцы подверглись наказанию за свою роль в событиях 1204 г. – их изгнали из города, а генуэзцы обосновались в своем квартале в Пере и взяли на себя контроль над международной торговлей.

После триумфального возвращения Михаил ослепил законного императора Иоанна IV Ласкариса, лишив его возможности управлять империей, хотя слепой император прожил еще 40 лет. Узурпатор, как и Василий I, пришел к власти насильственным путем, но основал династию Палеологов, которая просуществовала почти две сотни лет. Несмотря на гражданские войны в 1320 и 1340 гг., Палеологи занимали византийский трон до оттоманского захвата города в 1453 г. Они покровительствовали искусству, строили новые церкви, монастыри и замки. Многие из правителей становились учеными. Мануил II написал несколько трактатов, в том числе «Диалог» – о религии между греком и турком, и еще один труд – о преимуществах брака. Во время правления этой династии процветало византийское искусство и культура – признак поздней империи. Хотя Михаил VIII Палеолог в 1261 г. восстановил византийскую власть в Константинополе, императоры Эпира и Трабзона вовсе не собирались ему подчиняться. Он мог претендовать на власть только над западными провинциями – Фракией, Македонией, частями Мореи (Пелопоннеса) и территорией Никейской империи (запад Малой Азии). Его главным активом был контроль над морским участком, соединявшим Эгейское и Черное моря, что позволяло Византии облагать данью все торговое судоходство в обоих направлениях – отсюда название Империя пролива. Существенно уменьшившаяся империя не могла устоять перед натиском турок, которые стали еще одним разделяющим фактором и без того раздробленной Византии. После 1204 г. у Византийской империи не было шансов возродиться в прежнем виде.

Многие группы турок все еще оставались пастухами, а примерно с 1282 г. племя, возглавленное Османом (он же Отман, Усман), начало кампанию против Византии в традициях священной войны. Впоследствии именно это племя стало называться оттоманами (оттоманскими турками). Преодолев межплеменную вражду, Осман сумел убедить глав маленьких эмиратов присоединиться к нему в нападении на византийскую провинцию Вифиния. Некоторые землевладельцы Византии, не считавшие своим долгом хранить верность Михаилу VIII, тоже перешли на сторону Османа при условии, что их собственность останется при них. Некоторые христианские наемники служили у турок в отрядах, которыми командовали такие же христиане. Они носили византийскую форму и были вооружены в греческом стиле. Имея такие крупные силы, Осман сумел атаковать сильно укрепленные древние города – Никея, Никомедия и Пруса. В 1302 г. победа в Вифинии открыла регион для турецких поселений, а перед смертью Османа в 1326 г. его сын Орхан после продолжительной осады захватил Прусу.

Орхан сделал город своей столицей, назвав Бурса, и продолжал угрожать оставшимся византийским регионам в Малой Азии. Никея капитулировала в марте 1331 г., а Никомедия шестью годами позже. Орхан перенес останки своего отца в великолепный новый мавзолей (turbe), пристроенный к церкви Св. Илии, теперь переделанной в мечеть. Многие более поздние эмиры и султаны тоже строили мечети и склепы в Бурсе. Турецкая администрация захваченных византийских территорий обычно следовала установившейся византийской практике, часто используя тех же христианских чиновников. Установив стратегический контроль над восточными подходами к Византии, Орхан вынудил империю еще больше полагаться на европейские провинции. Но не всегда его отношения с Византией были враждебными. Он сотрудничал с Андроником III (1328–1341), когда тот пытался вернуть себе Фокайю (Фочу), которая при семействе Заккариев из Генуи стала центром производства квасцов. Это вещество, которое фиксирует цвета и является незаменимым при любом окрашивании, поэтому шахты, где оно добывалось, приносили очень большой доход. Позже Орхан заключил союз с Иоанном VI Кантакузином и женился на его дочери Феодоре. Это оказался лишь один из многих политических браков, которые объединили турок и византийцев. Но во время гражданской войны, начавшейся в 1341 г., турки и другие соседи Византии, до поры до времени мирные, не замедлили вмешаться.

Когда Андроник III умер, его старшему сыну Иоанну исполнилось только девять лет. Относительно регентства никаких указаний оставлено не было. Вдовствующую императрицу Анну Савойскую, исполненную решимости защитить наследство своего сына, на первых порах поддерживал Иоанн Кантакузин, ближайший советник ее мужа, взявший на себя роль регента. Но патриарх Иоанн Калека также заявил о праве на регентство. Возникла вражда, которой воспользовались сербы, болгары и турки. Когда в июле 1341 г. Кантакузин покинул столицу и отправился на защиту империи, Калека устроил заговор против него и убедил императрицу в предательстве соперника. Владения Кантакузина в Константинополе подверглись нападению, и Анна приказала распустить армию. Стремление Калеки контролировать юного императора поддержал великий Алексей Апокавк, глава флота и эпарх Константинополя.

В ответ Кантакузин в октябре 1341 г. объявил себя императором в Дидимотейхоне (Фракия), положив начало гражданской войне, которая характеризовалась традиционной аристократической междоусобицей. В Константинополе патриарх Калека отлучил от церкви «претендента» – Иоанна VI Кантакузина и короновал императором Иоанна V Палеолога. Новости об угрозе правившей династии со стороны Кантакузина вызвали беспорядки. Люди выбирали, на чью сторону стать. Возникла и относительно новая тенденция – волна насилия, направленная против аристократов, захлестнула Адрианополь. Ее лидером стал Бранос – рабочий, подстрекавший народ грабить богатых. А поскольку Кантакузины были очень богаты, к ним многие втайне испытывали недобрые чувства. Бедняки увидели отличную возможность взять верх. Проявив расчетливость, Апокавк поддержал их и назначил своего сына Мануила правителем Адрианополя. Сам Апокавк сумел приобрести влияние только благодаря покровительству Кантакузина, который поощрял его честолюбие и позволил разбогатеть (между прочим, часть этого богатства он употребил на заказ манускриптов: известная копия труда Гиппократа, которая сейчас хранится в Париже (graecus 2144), имеет портрет жертвователя; Апокавк также поддерживал медицинскую практику, и знаменитый придворный врач Иоанн Актуарий посвятил ему свой труд «Метод медицины»).

В это время Фессалоники были главным портом и важным центром науки и культуры XIV в. Здесь трудились многие ученые и художники, такие, например, как аноним, расписавший церковь Св. Николая Орфаноса. Заявление Кантакузина спровоцировало волну недовольства в городе, направленную против аристократов. Мятежники, назвавшие себя зилотами (буквально – «энтузиастами»), свергли губернатора и создали совет из 12 архонтов для управления городом. При захвате политической власти они опирались на хорошо организованную гильдию моряков, имевшую большое влияние в порту – своеобразном «городе в городе». Их мятеж, вероятно, поддержали некоторые mesoi – средний класс домовладельцев и собственников, в том числе еврейских купцов. В течение следующих семи лет зилоты эффективно управляли городом, и даже нашли поддержку в других центрах. Поскольку они официально поддержали Иоанна V Палеолога, Апокавк снова попытался взять контроль над городом, назначив губернатором еще одного своего сына. Но на совет 12-ти это не произвело видимого эффекта.

Кто были эти неожиданно успешные мятежники? Имена некоторых лидеров сохранились в документах: Андрей Палеолог, глава гильдии моряков; Алексей Метохит; Михаил Палеолог, который был архонтом до того момента, как был убит по приказу Апокавка. Самым радикальным из всех оказался Георгий Кокала, чей род был хорошо известен в регионе. Хотя Андрей и Михаил носили имена членов императорской семьи, они не принадлежали к правящим кругам, а об отношениях Алексея Метохита с другими членами этого клана ничего не известно. Представляется, что лишь немногие зилоты являлись выходцами из низших слоев общества, но они утверждали, что представляют бедных, выступая против разорения их богатыми. Возможно, они преуспели, потому что Фессалоники – крупный порт с большим числом моряков, которые для защиты своего жизненного уровня образовали нечто вроде гильдии. Они сумели сформировать милицию, которую возглавил Андрей Палеолог, чтобы разгромить сторонников Кантакузина.

Административные меры, принятые мятежниками, остаются неизвестными, но очевидно, что они организовали оборону города против внешних врагов, равно как и сторонников Кантакузина. В 1343 г., когда оттоманский эмир Айдины (Айдына) Умур послал 6 тыс. солдат, чтобы помочь осаде города, мятежники держались твердо. Спустя два года убийства Михаила Палеолога в Фессалониках и Апокавка в Константинополе подсказали сторонникам Кантакузина, что настало время попытаться свергнуть совет зилотов. Но те в ответ убили сына Апокавка и союзников Кантакузина. Кровопролитие осудили, но в способности мятежников удержать город больше никто не сомневался. Когда в 1347 г. Григорий Палама был назначен в Фессалоники митрополитом, зилоты не позволили ему войти. Сейчас невозможно с уверенностью сказать, выступали они против исихазма, который Палама поддерживал, или просто отказались принять клирика, выбранного Константинополем, но войти в город ему не удалось, и зилоты оставались у власти еще два года.

Поскольку авторами большинства источников, описавших зилотов, являлись их противники, трудно утверждать с полной уверенностью, за что они выступали. Никифор Григора клеймит мятежное правительство, называя его охлократией – властью толпы, и утверждает, что оно стало кошмаром для византийцев, всегда бывших приверженцами традиций. Другой рассказ нам оставил Димитрий Кидонис, уроженец Фессалоник, который написал оду убитым в восстании 1345 г. Согласно этому произведению, зилоты создали перевернутый мир, в котором рабы и крестьяне нападали на хозяев. Понятно, что автор принял сторону тех аристократов, которые больше всех пострадали, хотя упомянул, что даже радикальный зилот Кокала не смог спасти своего зятя, которого растерзала толпа. Некоторая информация содержится в письмах Фомы Магистра, долго жившего в Фессалониках, – их он посылал друзьям в Константинополь. Будучи ученым и педагогом консервативных взглядов, Фома был раздосадован беспорядком, устроенным зилотами, считал их никчемными людишками, не стоящими и трех оболов (пенни). Он осуждал их неуважение к честным домовладельцам, людям, которые вкладывали деньги в земельную собственность и ухаживали за могилами своих предков.

В противоположность этим предсказуемым жалобам Алексей Макремволит написал «Разговор богатых и бедных», в котором привел ряд идей, которые вполне могли мотивировать фанатиков-зилотов. В этом интереснейшем тексте оратор от бедных обвиняет богатых в недолжном отношении и злых поступках: жадность, эгоистичная эксплуатация природы, ненасытная жажда хватать и накапливать как можно больше, предпочтение телесных ценностей духовным. В ответ оратор от богатых обвиняет бедных в воровстве, пьянстве, распущенности, клевете, зависти и убийстве. Бедный комментирует: «Средства приобретения денег ясны для умного человека: одни становятся богатыми благодаря знанию или торговле, другие – через воздержанность или грабеж, многим помогает разбогатеть власть, отцовское наследство или иные подобные средства. Другие же беднеют, наоборот, вследствие противоположных причин».

Но его раздражают унизительные социальные меры, такие как отказ сидеть за одним столом, вести беседу с бедным, разрешение заключать браки богатым и бедным – последние уверены, что такая стратегия поможет бедности исчезнуть. Необходимо разделить изобилие богатых: «…смешением противоположностей можно было бы избежать этих крайностей и достичь необычайно целительной середины». Крайности он перечисляет: «Вашим является тонкое вино в золотых кубках, а нашим – прокислое старое вино в глиняных кружках. Вам – прекрасные златотканые одежды, нам – власяницы. Вам – различные изысканные кушанья, нам – грубый хлеб и соленая рыба. Вам – золотые монеты наилучшего качества, накопленные в изобилии в деревянных ларцах, нам – оболы из серебра и меди, да и те рассчитаны на каждодневное пропитание. …Вы имеете дорогие купальни; о вашей жизни заботятся лучшие врачи, для вас – лучшие лекарства, благовонные мази и душистые коренья из Египта. …У вас – первые места в собраниях, изобилие вещей и связанные с ними наслаждения, всеобщее благоговение и почитание, немедленное исполнение ваших желаний и множество всякого добра со всех концов земли и моря. Мы же, проводящие свою жизнь в постоянной нищете и бедности, не принимаем участия ни в одном из этих [удовольствий]. Ваша одежда меняется в соответствии со временем года и погодой, на нас же всегда одни и те же нищенские рубища, которые мы случайно имеем, – грязные и кишащие паразитами». Упоминает бедный и о пышных похоронах богатых с роскошными могилами, псалмами и песнопениями, горюющими родственниками и плачущими женщинами. А бедняка кое-как зароют в землю. Зато «скромные похороны являются предвестником прекрасного воскресения». Бедный упрекает богатого, говоря, что даже «евреи и магометане человеколюбивы и милосердны, а ученики Христа… бессердечны и скупы по отношению к единоплеменникам» и заслуживают того, чтобы их лишили благ в будущей жизни.

Макремволит никоим образом не был мятежником. Как и другие авторы XIV в., он принадлежал к группе литераторов, которые писали речи для произнесения при дворе и работали в гражданской администрации. Но его трактовка происходивших событий XIV в., особенно успеха турок, сделала его больше реалистом, чем всех остальных. Он интерпретировал разрушение купола церкви Св. Софии в 1346 г. как знак конца света (хотя купол быстро отремонтировали) и винил византийцев в греховной жадности и аморальном поведении.

«Разговор» – вымышленный текст, а вовсе не прямой рассказ о бедности в Византии. Но скорбные жалобы, вложенные в уста бедняка, так же как презрение богатея, не могли не отражать современные автору реалии. Многие из тех, кто присоединились к зилотам и другим силам, выступавшим против знати, недовольным чрезмерными богатствами, накопленными такими семействами, как Кантакузины, реагировали бы так же, как бедняк из «Разговора», на глубокую пропасть между имущими и неимущими. Исключительным является, пожалуй, продолжительный эффект восстания зилотов, которое вывело Фессалоники из-под контроля империи на семь долгих лет.

Со временем, однако, совет 12-ти разделился в вопросе о том, как быть с очевидным итогом гражданской войны. В феврале 1347 г. Иоанн Кантакузин вошел в Константинополь и заставил императрицу Анну пойти на компромисс, которым являлись отставка патриарха Калеки и женитьба юного Иоанна V Палеолога на дочери Иоанна VI Елене Кантакузине. Таким образом объединились две соперничавших семьи. Хотя некоторые сторонники Кантакузина были разочарованы тем, что император не основал свою династию. Оказавшись перед лицом таких перемен, зилоты продемонстрировали свою враждебность, предав публичному сожжению все приказы из столицы. Они предложили пригласить на роль лидера императора Стефана Уроша IV Душана, который уже называл себя императором сербов и греков, решив, что их собственная независимость будет под меньшей угрозой, если они примут сербского короля, чем если признают правителем Иоанна VI Кантакузина. Стефан Душан с большой радостью ввязался в склоку и отправил войска, чтобы взять под контроль город.

Это приглашение вызвало среди зилотов раскол, который подтолкнул Алексея Метохита к действиям против Андрея Палеолога. Он разгромил гильдию моряков, объявил о своей поддержке Кантакузина и отказался впустить сербов в город. Получив такую новость, Иоанн VI отплыл из столицы вместе со своим юным соправителем и выслал своего сына Матвея с армией, усиленной турецкими вспомогательными войсками. С помощью недовольного сербского офицера и турецких моряков он в 1350 г. вошел в Фессалоники, вынудив Андрея Палеолога искать убежища на горе Афон. Зилотов арестовали и выслали из города или отправили в Константинополь для суда. Иоанн V Палеолог, которого зилоты поддерживали, был объявлен императором, а Григорий Палама стал митрополитом города. В одной из первых проповедей он заклеймил мятежников, назвав их дикими зверями, и призвал к миру и гармонии под управлением династии Палеологов.

Иоанн VI Кантакузин был вынужден отказаться от общественной жизни – народ продемонстрировал явное неодобрение его политики – союза с турками. Он принял в монашестве имя Иоасаф и написал «Историю». Стараясь оправдать собственную роль в гражданской войне, он обвинил зилотов в чрезмерном насилии и представил их мятеж так: «Он распространился как ужасная зловредная болезнь, вызывающая такие же чрезмерности даже в тех, кто раньше были умеренными и разумными людьми… Все города присоединились к этому мятежу против аристократии, а те, кто задержались, старались наверстать упущенное, превзойдя примеры, показанные им другими. Они сохранили всю бесчеловечность и даже убийства. Бессмысленный порыв назывался бесстрашием, а отсутствие сочувствия и человеческой симпатии – верностью императору».

Аристократов он характеризовал как истинную элиту, избранную по признаку хорошего происхождения бедняками, жаждавшими мести. Он также заявил, что средний класс был принужден поддержать мятежников. Полностью осудил насилие городской толпы константинопольский чиновник Феодор Метохит, который лишился почти всего имущества, когда его дворец подвергся нападению в 1328 г., то есть задолго до событий в Фессалониках. Позднее он восстановил и украсил церковь Спасителя в Хоре, где он изображен покровителем, облаченным в придворный костюм. Ясно, что зилоты сумели использовать народный гнев к людям, считавшимся в Византии супербогатыми. Но предсказуемым был и итог: богатейшие смогли восстановить свое богатство.

В последующей истории Фессалоник мать Иоанна V Палеолога Анна Савойская восстановила правление элиты. Эта женщина с 1351 г. до самой своей смерти в 1365 г. управляла городом, словно он принадлежал ей. Во время гражданской войны, когда ей не хватало денег, она заложила венецианцам драгоценности короны и получила ссуду в 30 тыс. дукатов, которые так никогда и не были возвращены. Среди последующих правителей города можно назвать юного Мануила II (император в 1391–1425 гг.), который был вынужден бежать в 1387 г., и его сына Андроника, который передал защиту города венецианцам в 1422 г. К этому времени Фессалоники находились в практически непрерывной блокаде турок, и венецианские чиновники оказались не более успешными, чем византийские, – в 1430 г. город пал. Практический опыт зилотов больше не использовался, но их семилетний эксперимент с более коллективной и народной формой правительства положил начало тенденции будущего: несколько итальянских городов уже приняли республиканские формы, и некоторые западные центры, такие как Барселона и Гданьск, следовали по их стопам. Торговая деятельность Фессалоник и гильдия моряков облегчили свержение естественного порядка, когда богатые правили бедными, а зилоты доказали, что Византия может порождать и мятежников, способных «отодвинуть» традиционное правительство, воспользовавшись социальными проблемами.

Почти в то же самое время, когда мятежники овладели Фессалониками, эффектный франкский замок Мистра, стоявший близ древней Спарты, стал новым центром византийской культуры. В 1348–1460 гг. Мистра была столицей Мореи и управлялась сыновьями императоров Константинополя, которые именовались деспотами. Гийом (Вильгельм) II Виллардуэн, четвертый правитель Ахейского княжества, основал этот замок в 1247 г. на горе Тайгет, возвышавшейся над средневековой Лакедемонией (Лаконией). В течение последующих сорока лет он неоднократно переходил из рук в руки. Следуя установившейся практике призыва внешних сил для поддержки государств крестоносцев, Гийом заключил союз с Карлом Анжуйским, правителем Неаполя и Сицилии, который унаследовал княжество после смерти Гийома в 1278 г. Чтобы противостоять серьезной угрозе, которую представляло такое развитие событий, Михаил VIII Палеолог организовал разные европейские союзы, которые в конечном счете привели к уничтожению французских войск в 1282 г. на Сицилии. Интриги, обеспечившие Верди великолепным либретто к его знаменитой опере «Сицилийская вечерня» (1855), также вызвали конкуренцию между Византией и Западом за контроль над Мореей. Но Мистра осталась византийским владением.

Начиная с конца XIV в. и далее жители средневековой Лакедемонии постепенно двигались вверх по склону горы, чтобы оказаться ближе к фортификационным сооружениям Мистры, создавая рядом с замком новый город. В нем самыми высокими были губернаторский дворец, возможно построенный на франкском фундаменте, и церкви, включая собор, посвященный св. Димитрию, к которому впоследствии делались пристройки. Константинополь держал здесь губернатора (стратега, которого также называли kephale, что в буквальном переводе означает «голова»), и город мало-помалу расширялся. Один из губернаторов был Кантакузин, отец Иоанна VI. При содействии местных покровителей процветали монастыри: в одних имелись портреты жертвователей, в других – только надписи о них. Комплекс монастыря Бронтохион с двумя церквами, построенными между 1290 и 1310 гг. (их отличают разнообразные архитектурные украшения и роскошные фрески), предполагает длительную работу множества умелых ремесленников – перечень предоставленных им привилегий сохранился в копиях императорских хрисовулов.

Отрезанный от столицы франкскими герцогствами Афины и Фивы, которые продолжали занимать центральную часть Греции, постоянно ощущавший угрозу со стороны других представителей Запада – банд арагонских и каталонских наемников, итальянских семейств Токко и Аккиаджуоли, и ахейских князей, – Пелопоннес со временем стал явным византийским регионом. В 1349 г. Иоанн VI Кантакузин назначил своего сына Михаила деспотом этой автономной провинции. Она стала называться «деспотатом Мореи», и обычно ею управлял младший член династии Кантакузинов или Палеологов. Длительное пребывание Мануила (1349–1380) в роли деспота принесло провинции стабильность и процветание. Вероятно, он построил большую часть дворца, двухэтажную резиденцию с просторными комнатами на верхнем этаже над центральным двором с окнами, выходящими на равнину Спарты. Он также возвел местную церковь Св. Софии, которая служила и придворной церковью, а позднее вошла в монастырь. В 1361 г. его отец, бывший император Иоанн VI Кантакузин, теперь монах Иоасаф, после начала эпидемии чумы бежал с горы Афон и укрылся в Мистре. После смерти Мануила в 1380 г. Иоанн V Палеолог назначил деспотом своего сына Феодора, и Мистра оставалась территорией правящей династии еще 80 лет.

Как и любая часть византийского мира в XIV в., Мистра находилась под угрозой оттоманского нападения. Первое вторжение на Пелопоннес имело место в 1388 г., а следующие набеги в 1390-х гг. включали и осаду Мистры. Помня о турецкой военной угрозе, деспоты искали союза с западными силами, чтобы привлечь латинян на защиту своей страны. Они женились на благородных и очень богатых дамах, таких как Изабелла де Лузиньян, Бартоломеа Аккиаджуоли, Клеопа Малатеста, Маддалена Феодора Токко и Катерина Заккария, и потом обнаруживали, что получили в придачу весьма амбициозных тестей. Все же к 1430 г. деспотат положил конец требованиям Токко и Заккарии и включил в свою территорию Ахейское княжество и венецианский город Патры, расположенный на северо-западной оконечности Пелопоннеса. Изрядно укрепившаяся и расширившаяся Мистра также высоко ценилась как мирное убежище. Так, Мануил II оставил жену и детей на Пелопоннесе, когда отправился в долгое путешествие на запад. Когда в Константинополе в 1417–1418 гг. началась эпидемия, Мистру тоже использовали как безопасную гавань, а пятью годами позже туда удалился Андроник Палеолог, последний византийский правитель Фессалоник, сдав город венецианцам. Неприступная крепость деспотата, судя по всему, считалась гарантией безопасности, даже если угроза исходила от находившихся внутри его и враждовавших конкурирующих сил.

Хотя Мистра никогда не была важным городским центром (ее территорию ограничивали природные условия), но она стала богатой и многонациональной. Маленький, окруженный стенами город напоминал древние города-государства, да и присутствие в непосредственной близости Спарты тоже многое значило. Население проживало на плодородной земле, где буйно разрастались виноградники, оливковые рощи и шелковица. Здесь же была небольшая еврейская община, занимавшаяся ткачеством, изготовлением тканей и шелка и делавшая ковры. Этот регион был чрезвычайно привлекательным для купцов – генуэзцев, венецианцев, испанцев и флорентийцев. Сообщение с западом по реке Эвротас (Эврот, Еврот) и морю оказывалось легче, чем с Константинополем, и многие посольства из столицы ехали через Мистру. Этот город – воплощение удивительной жизнеспособности Византии, даже раздробленной.

В ранние века византийцы использовали термин «эллины» (ellenes) для обозначения язычников, однако в конце XII – начале XIII в. он изменил значение, преобразовавшись в особый способ выражения греческого культурного превосходства над латинянами. Благодаря усилиям литераторов при никейском императорском дворе древняя эллинская мудрость – прежде всего философия – стала одной из отличительных черт Византии. Иоанн III Ватац говорил об «эллинском» происхождении. Конечно, все византийские ученые чувствовали близость к греческому Древнему миру, и даже монахи, такие как Исидор (позднее ставший киевским епископом и римским кардиналом), Виссарион, епископ Никеи (затем тоже кардинал) и Георгий (Геннадий) Схоларий, впоследствии патриарх, живший некоторое время в Мистре, не видели никаких сложностей в совмещении его с христианским воспитанием. Во время позднего византийского периода педагоги из Константинополя, Трабзона и Фессалоник сохранили и углубили древние знания. Но в Мистре близость к эллинскому миру была особенно очевидна – благодаря цивилизации Спарты. Димитрий Кидонис писал неизвестному философу по имени Георгий: «В своей избыточной любви к эллинизму ты представлял, что сама земля Спарты поможет тебе увидеть Ликурга» (законодателя древней Спарты).

В таком окружении оказался Георгий Гемист, также известный как Плифон, примерно в 1410 г., когда был выслан императором Мануилом II из Константинополя в Мистру за ересь. Его настоящее имя – Гемист, Плифон – псевдоним, под которым он написал свой великий философский труд «О том, чем отличается Аристотель от Платона». Оба имени означают «полный», но второе предполагает связь с древним философом Платоном. Его враги возмущались, «что он называет себя Плифоном, словно намекая на связь с душой Платона», а сторонники называли «вторым Платоном» или «вторым после Платона». Двор деспотов Мистры всегда привлекал ученых и художников, которые создали духовный центр византийской и эллинской культуры. Плифон был педагогом в столице и принес этот опыт на Пелопоннес. Больше, чем другие философы, он лелеял идею, что греческие ученые XV в. воплощали древнюю эллинскую мудрость, которая может служить практическим целям. В Мистре он постоянно вносил радикальные предложения относительно административных и политических преобразований. Сам он был судьей. Деспоты вознаграждали его землей, а его советы ценились правителями и Константинополя, и Мистры.

Мануилу Палеологу Плифон рекомендовал радикальные изменения, которые перекликались с целями зилотов:

«Вся земля, как это дано природой, должна быть общей для всех на ней живущих, и никто не должен превращать ее в личную собственность. Каждый может… на ней выращивать плоды, строить жилища и возделывать почву. Каждый должен считаться хозяином возделываемого им участка до тех пор, пока он не оставляет работы на нем…

Плоды трудов всех по справедливости разделяются на три части: первую часть – тем, кто производит работу, вторую – тем, кто доставляет работающим средства производства, и третью – тем, кто обеспечивает безопасность».

По мнению Плифона, «тот… кто служит в армии или на государственной службе, должен быть свободен от всяких повинностей, за исключением службы, которая на него возложена». Его должно поддерживать государство и налогоплательщики – илоты: «Каждому пешему воину нужно дать одного илота, всаднику же – двух. Каждый воин будет иметь возможность пользоваться плодами своего хозяйства и получать долю от илота, будет ли последний работать на собственные или на государственные средства. Таким образом, это не будет мешать воину нести военную службу, и он сможет оставаться на своем посту».

Плифон также хотел реформировать денежную систему: «Чрезвычайно неразумно пользоваться плохими сортами чужеземных монет, – ведь это приносит выгоду иностранцам, а нам – обидные насмешки». Он дал еще и дополнительные рекомендации относительно контроля торговли, чтобы обеспечить самодостаточность. Плифон надеялся увидеть создание эффективной армии и хорошо организованной налоговой базы, что обеспечило бы лучшее управление и военные успехи. Как и в других регионах, имевших целью независимость, Плифон видел в Мистре необходимость сделать правительство более отзывчивым, быстрее реагирующим на народные требования.

В связи с этими предложениями – создать общество в спартанском стиле – Плифон хотел возродить древние греческие социальные ценности и – религию. Его «Законы», должно быть, содержали полную литургию для поклонения Зевсу, но только 16 из 100 глав в трех книгах уцелели, причем некоторые только частично. Однако заголовки глав отражают широкий охват проблем этого труда – теология, этика, политика, церемонии, естественные науки. Здесь же можно прочесть и молитву богам рассудка: «Придите же, о боги рассудка, какие вы и сколько вас, вы, которые ведаете науками и истинными мнениями и распределяете их, кому пожелаете, в соответствии с замыслами отца всех вещей – царя Зевса. Ибо без вас нам не завершить столь великое произведение. …Дайте данному сочинению стать как можно более удачным достоянием, которое всегда будет в наличии у тех людей, которые хотят и назначают себе, быть может, в собственных интересах и в интересах общественных, жить наипрекраснейшей и наилучшей жизнью».

Зевс у Плифона – абсолютное добро; он не рожден, вечен, отец себе, отец и верховный творец всего сущего. Олимпийских богов мало, и все они небожители; у них нет тел, и существуют они где-то в пространстве. Низших, менее значительных богов намного больше, как и земных демонов.

Многие главы, судя по всему, посвящались религиозным обрядам (молитвам на утро, день и вечер), функциям священнослужителей и именам богов, но также были разделы, касающиеся метафизики (абстрактные вопросы, относящиеся к вечности вселенной), этики (против инцеста и полигамии) и практических вопросов управления (административных, судебных, экономических). Плифон имел конкретные предложения по усовершенствованию поздневизантийского общества. Отметим, что непристойное сексуальное поведение, по его мнению, можно было ликвидировать только угрозой страшного наказания – смертью сожжением. Женщинам, обвиненным в адюльтере, следовало выбривать головы, после чего заставлять продолжать жизнь проституток. Насилие, гомосексуализм и скотоложство должны были наказываться сожжением в специальных местах, расположенных в районе кладбища, где должны были хоронить отдельно священнослужителей, обычных граждан и преступников. В приложении к «Законам» Плифон взывал к силам богов и призывал использовать доктрины Пифагора, Платона и Зороастра, которые превосходят любые другие. Он отверг учения некоторых софистов, которые, по его мнению, вводили людей в заблуждение. Он верил, что философия, сформулированная в его книге законов, предлагает душе абсолютную вечность, прошлую и будущую, – ссылка на доктрину непрерывной и повторяющейся реинкарнации душ.

В 1438 г. начались переговоры о единстве церкви, и Плифон отправился в Феррару и дальше во Флоренцию, где установил контакт с итальянскими учеными. Его интерес к христианской теологии, возможно, не был глубоким и всеобъемлющим, но он мог при необходимости урегулировать спор, используя логику и изобретательность. Один раз он с блеском вмешался и доказал, что латинский документ, якобы принятый VII Вселенским собором 787 г., содержавший формулировку Символа веры с оговоркой filioque, не мог быть аутентичным. Он указал, что, если бы документ был достоверен и все – латиняне и греки – его тогда приняли, проблем бы не было. Но не имелось свидетельств того, что дополнительная оговорка filioque упоминалась в тот год. Наоборот, папы Адриан I и Лев III, приветствовавшие конец иконоборчества, формулировали Символ веры без нее. Только в XI в. папство приняло то, что стало стандартной практикой во всей Европе – символ веры с filioque.

Лекции Плифона о платонизме, которые он читал итальянским ученым во Флоренции, произвели большое впечатление на современников. Те принялись с энтузиазмом идентифицировать, переводить и читать все древние тексты Платона, которые сумели найти. Их относительное невежество стимулировало написание главной работы Плифона «О том, чем отличается Аристотель от Платона». В ней он нападает на Аристотеля и превозносит Платона. Его лекции вызвали подъем в изучении платоновской философии на Западе, что впоследствии – в 1460 г. – принесло плоды в виде основания флорентийской академии Козимо Медичи. Под руководством Марсилио Фичино, который перевел платоновский «Симпосий» на латынь и написал к нему важное введение, изучение платоновских текстов велось очень широко. Плифон интересовался географией, и его обсуждение «Географии» Страбона, вероятнее всего, сыграло важную роль в дебатах ученых Ренессанса в 1430-х гг. Паоло Тосканелли был одним из тех, кто встречал Плифона и показывал ему новые карты самых северных островов на земле: Скандинавии, Гренландии и Туле, которые тогда активно исследовались. В 1474 г. Тосканелли написал, что самый быстрый путь на Дальний Восток – на запад из Европы. Страбона определенно считали надежным гидом для величайшего исследовательского путешествия того времени – попытки Христофора Колумба в 1492 г. достичь Индии, двигаясь через Атлантику.

До своей смерти в 1452 г. Плифон продолжал защищать Платона от аристотелизма Георгия Трапезундского и Георгия Схолария. Его преданные ученики Михаил Апостолис и Иоанн Аргиропул и покровители, включая кардинала Виссариона, продолжили изучение платоновских текстов, хотя и оставались в меньшинстве. Аристотелевские аргументы были включены в христианскую теологию еще в VI в. и стали признанной частью византийской учености. На Западе изучение логики в средневековых школах и труд Фомы Аквинского Summa contra gentiles (1259–1264) сделали аристотелизм точным инструментом рационального мышления. Схоларий всячески поддерживал этот новый западный схоластицизм, который он старался ввести в традиционную византийскую программу. Он также перевел труды Фомы Аквинского и написал к ним комментарии. Его оппозиция Плифону была вызвана не только его нападками на Аристотеля, но также книгой «Законы», которая была прислана ему после захвата Константинополя турками. Схолария, к тому времени ставшего монахом и принявшего имя Геннадий, султан Мехмед II назначил патриархом. В этом качестве Схоларий осудил ярую приверженность Плифона эллинской религии, назвав это ересью, и приказал уничтожить все копии «Законов». Так он мог быть уверенным, что остальные труды Плифона тоже останутся мало кому известными.

Через несколько лет после этого насильственного акта цензуры Сигизмондо Малатеста возглавил кампанию против турок, которые вынудили деспота Димитрия и его супругу Феодору в 1460 г., когда была захвачена Мистра, бежать в Константинополь. В 1464 г. Малатеста взял нижний город, где обнаружил могилу Плифона. За много лет до этого он пытался убедить Плифона возглавить придворную школу в Римини, но тщетно. Теперь все, что он мог сделать, – это обеспечить для своего героя достойные похороны. И он перенес останки Плифона из Мистры, чтобы похоронить со всеми должными почестями в стене Темпио Малатестиано, где до сих пор можно прочитать надпись: «Останки Гемиста Византийского, князя философов своего времени».

Мистра лишилась могилы своего самого известного философа. Во время турецкого господства на Пелопоннесе Мистра по большей части опустела. Многие церкви, монастыри и городские постройки превратились в руины. Но теперь их восстанавливают, фрески и надписи реставрируют. Дворец деспотов нуждается в новой крыше, после чего он может служить главной достопримечательностью нового центра византийских исследований. Чтобы отдать должное огромной преданности историка Стивена Рунсимана этому месту, выразившейся в его блестящей книге о Мистре, одна из городских улиц названа его именем. Возможно, когда-нибудь в этом удивительно красивом византийском городе улица или площадь будут названы именем Георгия Гемиста Плифона.